roommates: relationship psychology

В семи из десяти случаев, покидая дом Нобары, Мегуми зарекался еще хоть раз притрагиваться к странным бутылкам в её доме, но в десяти из десяти случаев не сдерживал собственное слово, что всегда приводило его к одному и тому же исходу. Ну, к тому, в котором он был пьяным, тихим и безопасным. Агрессия под градусом - неожиданно - не была его сильной стороной уже давно: ровно с того момента, когда он понял, что намного приятнее было заглушить свою противную сторону хотя бы на какое-то время и просто плыть на волнах, тестируя бесплатную демоверсию спокойного человека. Его не гнуло к земле, не тошнило, не водило из стороны в сторону, ему просто было феерически, безмятежно и абсолютно поебать. — Что ты чудишь? — Фушигуро стоял возле мокрой скамейки, не решаясь на неё сесть, чтобы не идти всю оставшуюся дорогу с влажными штанами, и смотрел на то, как Сукуна, выбросив пакет в мусорный бак, вместо того, чтобы обойти дождевые лужи, перепрыгивал через них, держась одной рукой за лямку висящего на плече рюкзака. Ну что за кадр, блять. — Упадаешь в лужу, я тебя не пущу в свой дом.  — Впустишь. У меня там связи, — он широко перешагнул еще одно крошечное болото и, преувеличенно подмигнув, скривив половину лица, лёгким шагом поплелся вперед, проигнорировав озадаченного Мегуми. Фушигуро специально остался стоять на месте, чтобы в полной мере, не отвлекаясь, прочувствовать момент, когда до Рёмена наконец-то дошло бы, что он понятия не имел, в каком направлении следует двигаться. — Мы кого-то еще ждем? Или тебя тошнит? — Смотрю, куда ты нас заведешь: налево, прямиком в тупик между жилыми многоквартирными домами или направо - в абсолютно противоположную сторону от моего дома. — Я вообще планирую прямо идти. — Значит, в ещё один тупик, я понял.  Распрощавшись с Нобарой, они, спускаясь по лестнице - Мегуми почти бежал, чтобы добраться до свежего воздуха, перед этим пять минут заёбывая Кугисаки цепочкой на двери, а Сукуна пытался его догнать - обоюдно решили не возвращаться в общежитие, а переночевать у Фушигуро, дабы не тратить деньги на такси и не кошмарить управляющую своим поздним визитом. Она и так была не особо человеколюбивой женщиной, а после случая с велосипедом и кучи мелких нарушений, замеченными за ними двумя, её доброта и вовсе закончилась, трансформируясь в доебчивость и вечные напоминания, что если их поймают ещё хотя бы на чем-то, она тут же подпишет документы на выселение. И хоть «ещё хотя бы что-то» произошло уже как минимум раз двадцать, а последствия их так и не настигли, оставаясь лишь обещаниями, но встречаться с ней в коридорах всё равно было пренеприятнейшим событием. — А как нам тогда вообще выйти в сторону твоей улицы? Вверх подпрыгнуть? Или нужно искать самую большую трещину в асфальте и в нее лезть? — Просто иди за мной, мальчик гений, — Мегуми почти полностью подавил своё высокомерие по поводу внезапно открывшейся вакансии главного путеводителя, на которую он тут же примостился даже без самого паршивого резюме, и, щелкнув Рёмена по носу, - так как успел дойти до него, воспользовавшись его заминкой - кивнул в сторону небольшого проулка между двумя высотками. — Надеюсь, ты не боишься темноты, а то на этом районе большая проблема с освещением. — Как я могу чего-либо бояться в компании… какой там у тебя точный рост? — Метр восемьдесят семь. — Стовосьмидесятисемисантиметрового воплощения чистой ярости, — было слышно, как Рёмену тяжеловато оказалось произнести все цифры, не сбившись ни на одной связке, но он справился замечательно. — Я уверен, у тебя в портфельчике ещё какая-то околонезаконная хуйня для самообороны есть, поэтому я не знаю, что такое страх. Только, чур, ты сам с собаками будешь драться, если что. — И здесь наступает момент, когда ты продавливаешь тему о защите животных? — Нет, я боюсь собак. Иногда у вещей есть более простые объяснения, Мегуми, — поступая вразрез своим же словам об отсутствии каких-либо опасений, Рёмен старался сильно не отставать, пока они шествовали по темному закоулку, освещенному лишь парой тусклых ночников, что горели в окнах квартир на первых этажах. О функции фонарика на телефоне, само собой, ни один из них даже не вспомнил, потому что с суровым миром необходимо было бороться ещё более суровыми методами, а идти, прислушиваясь к каждому шороху и в таком напряжении, что было тяжело вдохнуть, - именно то, что доктор прописал.  — Так, представь: сейчас на нас выбежит мужик в маске. Твои действия. — М-м-м, ты решил быстренько придумать ситуацию, на которую будешь дрочить перед сном? — О чем ты говоришь? — Ну, люди в масках разве не твой грязный секретик? — Твои действия, Сукуна, — Фушигуро обошел стороной целый участок слякоти под ногами и очень надеялся, что Рёмену хватит смекалки последовать за ним, а не исполнять зрелищные трюки.  — Я бы вымазал пальцы в грязи, нарисовал бы себе на щеках две полоски для лучшей маскировки, крикнул бы что-то, чтобы разбудить людей в округе и убежал бы прочь. — Маскировка тебе зачем? — Мегуми был почти счастлив, что Сукуна продолжал идти рядом, упустив возможность навернуться на ровном месте, но при этом его выражение лица всё равно не пророчило стопроцентную адекватность в дальнейшем. Все же дождь шёл всю неделю, а у Рёмена был нескончаемый потенциал.  — Я не все вещи, которые говорю в моменте, могу потом объяснить, ясно тебе? И вообще, ты мог проявить порядочность и хотя бы немного похихикать. — Я воспользуюсь этим, когда ты окончательно разленишься даже перешагивать через лужи, не говоря уже о том, чтобы вести себя, как здравомыслящий человек, и навернешься, не оставив мне другого выбора, кроме как ехидно посмеиваться, показывая на тебя пальцем. — Думаю, если я погрязну в этом болоте и вымажу свою курточку, то ты будешь вторым на очереди в принятии грязевых ванн, — они невзначай касались руками каждый раз, когда Сукуну вело в сторону и он мягко врезался в плечо Мегуми, на что Фушигуро, не видя иного исхода, продолжал идти ещё более устойчиво, чтобы не терять мимолетный контакт. Решение пользоваться всеми возможностями сложившихся обстоятельств было принято молниеносно.  — Почему ты раньше не картавил? — Я не картавлю, — Рёмен пнул Мегуми в предплечье кулаком, но быстро схватился за рукав, когда подошва его кроссовок проиграла в неравной борьбе скользкому асфальту. — Мы с тобой никогда вместе не пили семь часов кряду, поэтому такая мелочь, как заплетающийся язык, прошла мимо тебя.  Да, он действительно никогда не видел Сукуну, медленно пьянеющего. Затариваясь пивом по пятницам или субботам, они пытались уложиться в час-два, чтобы его уничтожить, и беззаботно лечь спать, либо, - что случалось лишь дважды - когда у Рёмена не было работы на выходных, а Мегуми не хотел ехать домой, они растягивали несколько банок на целый день, каждый занимаясь своими делами и не вовлекая друг друга в обсуждение чего-либо. Первый раз Рёмен красил волосы, завоняв всю комнату химозным запахом окислителя, а Мегуми, демонстративно кривя на это лицо, ел мармеладных червей, а второй прошёл в абсолютной тишине, пока Рёмен обклеивал свой чехол стикерами и читал какую-то муть, не обращая никакого внимания на увлеченно смотрящего сериал Фушигуро. С этих двух моментов, произошедший в начале второго курса Мегуми, к слову, и начались их совместные вечера, потому как, очевидно, Рёмен, наконец-то запомнивший имя своего соседа, решил не только перестать его тотально игнорировать, но и использовать в качестве компаньона для укрепления своего алкоголизма. Чему Фушигуро чисто из эгоистичных соображений не стал противиться и принял как должное. Как должное, в дальнейшем превратившееся в необходимое, а еще чуть позже - в обязательное. Они вдвоем негласно пришли к этому, и хоть инициатива всегда исходила от Рёмена, Мегуми никогда не чувствовал себя странно, руша свои планы на вечер только ради того, чтобы в очередной раз обхуесосить своих одногруппников и послушать расплывчатые истории об одногруппниках Сукуны, которыми тот делился с большим удовольствием, совершенно не выбирая выражений. Ну, и, естественно, тема секса, как и упоминалось гораздо раньше, входила в их топ три, часто забираясь на первое место, потому что обсудить было много чего и чаще всего не в позитивном ключе, а с налетом стыдливости и ахуя от тех ситуаций, в которые они себя сами загоняли. Но сейчас это больше воспринималось так, будто это была подготовка. Как прощупывание почвы и исследование границ друг друга в деле, которое на тот момент было ничем большим, чем бесстыдным трепом и в какой-то мере показухой, скрывающей за надменными достижениями ебучую безысходность и разочарование. Мда, лучше бы Рёмен вместо своей ссаной руминации поболтал бы с ним о сублимации, что и по сути и по смыслу подходило гораздо больше ко всему, что было между ними все три года и, блядское все, - Фушигуро очень надеялся - подходило к логическому завершению. Потому что, если нет, то он сам разрешил бы Маки сделать с ним всё, что она представляла в самых кровожадных фантазиях, - потому что зафиналиться самому у него явно не хватило бы смелости - подписав документ об отсутствии любых претензий и жалоб. И о просьбе не притягивать Зенин к какой-либо криминальной ответственности за содеянное. Фамилия, дата, подпись, печать с дурацкой рожицей, что была у него в детстве, прифигаченная к другому концу маркера.  — Ты реально, пока спал с другими мальчиками, представлял меня? — Сукуна рылся во внутреннем кармане расстегнутой куртки, тщетно пытаясь это делать таким образом, чтобы портфель при каждом движении руки не соскальзывал с плеча, и, вероятно, решил распечатать заново всё, что услышал за вечер. И, понятное дело, именно тема его непосредственного участия в половых связях Фушигуро в качестве бесплотного помощника стала первым, к чему ему нужно было услышать уточнения. По-другому и быть не могло.  — М-м-мгм-м-м, — опровергать тему, на почве которой он развел самый настоящий фарс, было даже не то что просто глупо, а трагически нелепо. Уже все и так поняли, что он являлся тем ещё позорником, поэтому незачем было отступать назад.  — И что именно ты себе придумывал? — бессмысленный набор звуков, именующий себя треком, который Мегуми почему-то случайно вспомнил и который заел у него в голове, играя последние минут пять на надоевшем повторе, притуплял возможный стыд за то, что он хотел вывалить на Рёмена дальше.  — Так, ладно, пока я пьяный, у меня есть все оправдания для себя из будущего, чтобы рассказать тебе ещё кое-чё. Да, все-таки раньше такие вещи обсуждать было проще. Беззаботнее. Не имея на заднем фоне мысль о том, обидит ли Сукуну дурацкое описание близости с кем-то другим. Не вызовет ли это вопросы? Ревность? Тяжеловато.  — Раньше со мной в тренажерный зал ходил один парень, который, как мне казалось, был похож на тебя. Ну, знаешь, татуировки, блядство в глазах, всё вот это. — Блядство в глазах? — Рёмен удивленно вжал голову в плечи, и его лицо буквально стало олицетворением вопроса «какого хуя?». — Что? Почему ты на меня смотришь так, будто этот факт не первое, что люди думают, вспоминая о тебе? — Откуда мне, блять, знать, о чём думают люди, вспоминая обо мне? Что за блядство в глазах? Объясни мне сейчас же, — пьяный Сукуна всегда нравился Мегуми чуточку больше, чем трезвый. Он терял свою хроническую серьезность и напускное, как считал Фушигуро, безразличие, трансформируясь в по-простецки смешного парня. И нравился он Мегуми больше не только потому, что с ним становилось гораздо проще коммуницировать, не боясь нарваться на притворное непонимание, а ещё и из-за того, что он прекращал корчить из себя ебучего мудреца, знающего ответы на все вопросы в мире. Это была работа Фушигуро. В любой кондиции. — Да как мне это тебе объяснить? Когда смотришь тебе в глаза, хочется раздеться и потерять все самоуважение, — Мегуми почувствовал, как у него начали теплеть щеки от подобранных выражений, но ещё больше они нагрелись из-за сучьего Рёмена, который в прямом смысле этого слова боролся за жизнь, скорчившись от смеха. Фушигуро тоже ощущал, будто его внутри что-то сдавливало, но сдержал даже самое мелкое фырканье, закатив глаза. — Я всё равно, ох, блять, — Сукуна разогнулся, поправив лямку на плече, которая скатилась до локтя, пока он своим поведением поддавал сомнению адекватность слов Мегуми, но, очевидно, поймав новую волну веселья, уперся ладонями в колени. Фушигуро молча наблюдал за этим. — Я всё равно не понимаю, о чем ты говоришь. — Открой прямо сейчас свою фотку в той дебильной старперской шляпе, которую ты мне кидал месяца два назад, уточняя, идет ли тебе такой фасончик. — Вряд ли она у меня осталась, — Мегуми закатил глаза ещё раз, демонстративно возмущенно разблокировав свой телефон и быстро пролистал переписку вверх, удивляясь тому, сколько всего успело произойти за указанный период и сохраниться приятным физическим подтверждением в дебрях их чата. Нет, серьезно, они всегда так часто болтали? — Вот, иди сюда, Сукуна, — найдя то, о чем он говорил, Фушигуро ткнул экраном в лицо Рёмена, старающегося одолеть неработающую зажигалку и поджечь сигарету, зажатую зубами, на что Сукуна прищурился из-за резкого света от телефона, вглядываясь в свою же фотку. — И что я должен здесь увидеть? — Свой блядский взгляд. — То есть, ты называешь блядским взглядом мой взгляд, когда я просто… смотрю? — Не смей прикидываться дурачком, — Мегуми не верил, что Рёмен не понимал, о чем тот толкует, потому что все было ясно, как белый день, но для расширения исследовательских данных он всё равно открыл еще одно изображение, отправленное Сукуной, на котором он якобы складывал его вещи, чтобы выселить из комнаты после неудачной шутки. — Вот, ты видишь это? Блядский взгляд. — Я всегда так выгляжу. — Да нет же! — до потери терпения было ещё очень далеко, но Мегуми решил прогнуть свою линию во что бы то ни стало. Следующим на очереди был снимок, сохраненный в галерею, - чем Фушигуро гордился, потому что часто Рёмен удалял из чата некоторые свои фотки спустя пару минут, как самый подлый человек в мире - где Сукуна, идя из университета, сфотографировал себя на фронтальную камеру вместе с дурацкой рекламой пива. — Вот здесь он не только блядский, а ещё и… зазывающий. Вот, точно. Зазывающий. А вот здесь, — Мегуми перелистнул окно галереи на окно заранее открытого профиля Рёмена в Инстаграме, тыкая на первую попавшуюся публикацию, — здесь ты просто смотришь. — Я не вижу разницы, — Сукуна щурился одним глазом, держа сигарету зажатой во рту, хотя обе руки были свободными, и Фушигуро захотелось его треснуть. — Потому что, вероятно, ты просто слепой болван, — Мегуми заблокировал телефон, разочарованно убирая его в карман, и продолжил идти вперед, чтобы не злить себя ещё больше. — Даже если бы у меня было плохое зрение, им нельзя было бы оправдать то, что на всех этих фотках я отличаюсь только степенью заёбанности, — Фушигуро обернулся посмотреть, следует ли за ним Рёмен, ради отвлечения - и развлечения - выхватывая у него сигарету из зубов. — Какая тогда у тебя степень заёбанности во время секса? — Мегуми увернулся от руки, которая пыталась отнять у него сворованное обратно, отходя на шаг в сторону. — Очевидно, если ебут меня, то максимальная. — Вау, ох уж эти шутки, которые сами собой напрашиваются. Сукуна, я знаю, что ты можешь лучше. — Так что там с тем парнем из тренажерки? Ты тоже испытывал непреодолимое желание перед ним раздеться и потерять всё самоуважение? — Нет, он просто был симпатичным и с татуировками. А ещё у вас стрижки были похожи. — Страшно представить, сколько ещё таких, похожих на меня, ходит в этом мире, даже не думая, что в какой-то момент они окажутся атакованы будущим детективом. Бедные ребята, — он начинал паясничать просто потому, что мог себе позволить, так как знал, что месть Мегуми не так уж и ужасна, как тот сам о ней рассказывал. Назойливый трек продолжал играть в голове Фушигуро, а желание делиться грязными подробностями всё угасало. — Ладно, прости. Я уже забыл, о чем спрашивал, но там точно что-то было обо мне и твоих фантазиях. — Нравится трепаться о себе? — А кому такое не нравится? Давай, расскажи мне хотя бы что-то. Ты сам сказал, что пьяный достаточно, чтобы потом этим себя оправдать, — у Мегуми было так много ситуаций, подходящих под этот разговор, что он не знал, детали которой из них разболтать прямо сейчас. — Ты мне уже настроение испортил, так что обойдешься без… пикантных подробностей, которые могли бы повысить твою самооценку и прибавить поводов для доёбывания меня в дальнейшем.  — Так дела не делаются. Что там с мальчиком из зала? Мне теперь жизненно важно узнать его дальнейшую судьбу. — Не уверен, что обоюдная быстрая дрочка в пустой душевой оставила ахуенно сильный отпечаток на нём. Переживания в сторону.  — А, так ты рассказывал об этом, — Рёмен снял с плеча рюкзак, ставя его на колено одной подогнутой ноги и балансируя на второй, чтобы достать жвачку и, выдавив себе на ладонь пару штук, протянуть упаковку Мегуми. — То есть, главным в этой истории был не твой внезапно раскрывшийся фетиш на секс в публичных местах, а то, что этот мальчик был похож на меня? — У меня нет фетиша на секс в публичных местах, Сукуна. Ты слышишь то, что хочешь слышать. — Вот блин, а я уже хотел предложить тебе оформить минет в кустах, — арбузный вкус подушечки ярко раскрылся во рту, как только Фушигуро сомкнул на ней зубы, и он снова, как и всегда это бывало, задумался на несколько секунд, что бы ответить Рёмену. Это было минное поле, где каждый ход нужно было просчитывать заранее, чтобы не загнать себя в новую ловушку, наполненную сарказмом и язвительными шутками. Естественно, с обеих сторон. — Ты бесстыжий придурок. Сатана. — Я Сукуна, — Рёмен широко ухмыльнулся, чавкая жвачкой, — боже, у тебя ещё и дислексия. — Отвали. Я больше не собираюсь обнажать перед тобой душу, — фонари на улице, на которую они вышли, работали исправно, освещая всю дорогу и позволяя расслабиться, не думая больше о том, какому идиоту в темноте из переулка могло бы стрельнуть в голову развлечься среди ночи, кошмаря заблудших путников. Помимо того, конечно, что шёл под боком и мычал какую-то мелодию, рассматривая жилые, одноэтажные дома.  — Как долго продолжались твои грёзы? — Сукуна поравнялся с Мегуми, снова врезаясь в него плечом.  — Та блять, проще спросить, когда этого не было, — Фушигуро глубоко вдохнул и то, с какой обреченностью он выдохнул, ужаснуло даже его самого.  — Ладно. И когда этого не было? — Когда я еще не поступил в универ и не заселился в общежитие. Сублимация. Отличное слово.  — Это немного, как бы так сказать, ну… безумно, — Рёмен хмыкнул, совершенно беззлобно продолжая. — Я же говорил, что ты помешанный. — Это было моим хобби, — Мегуми действительно развлекал себя своими фантазиями. Не было такого, что он безостановочно страдал или был в перманентном состоянии печали, нет. Ему нравилось развивать сценарии в голове, не всегда даже делая себя главным героем. Он просто думал о Сукуне, как о парне, который отлично подходил под его критерии, вовлекаясь лишь тогда, когда у него не было другого повода отвлечься. Это было его безопасным занятием, поднимающим настроение, но точно не являющимся поводом для вечных душевных терзаний. Естественно, он хотел Рёмена. Он давно принял эту свою сторону.  Постоянно, гундя на своих одногруппников, Сукуна оправдывал себя тем, что он «принял свою брюзжащую сторону», поэтому сам себе же дал полное право оскорблять их так, как он того хотел, и не чувствовать при этом ни грамма вины. — Я не несу ответственности за их дебилизм, но могу ответить за все свои слова в их сторону, но что-то мне, блять, подсказывает, что у них не хватит яиц меня об этом попросить, — Рёмен не часто был злым. Злость в исполнении Сукуны казалась Мегуми чем-то неправильным, но в моменты, когда эта эмоция была направлена на других студентов, Фушигуро нравилось за ним наблюдать, вбрасывая свои замечания, чтобы в полной мере раскрыть потенциал Рёмена в его ядовитости. Мегуми подначивал его. Провоцировал. Выводил на конфликт с оппонентом, которого не существовало в их поле зрения, и потом наблюдал, как после подобных вспышек слепого возмущения Сукуна остывал, расслаблялся и с выражением тотального спокойствия допивал свое пиво и ложился спать, напоследок выдавая своё фирменное: — А вообще, знаешь, не мне их судить, — что означало «пошли они все нахуй до следующего раза, пока моё терпение не разорвется в клочья, и я снова не потрачу весь вечер на то, чтобы тебе, Мегуми, рассказать, в чем именно они проебались на этой неделе». И вот здесь-то точно не Фушигуро с его врожденным талантом осуждать вообще всех позволено было порицать ещё и это.   И так же, как Рёмен принял своё брюзжание, Фушигуро, в свою очередь, смирился с собственными фантазиями и с их завидной регулярностью. Это было целым сериалом; шоу, которое можно было отснять и опубликовать на высокорейтинговых сайтах, заработав неприличную сумму, но Мегуми был ревнивцем и собственником, поэтому мечты оставались мечтами. Его и только его. И если он бы дожил до будущего, в котором было бы как нехуй делать оцифровывать свои ментальные картинки, то засудил бы каждого уёбка, который захотел бы слить в общий доступ его вымышленную порнушку с Сукуной. Так-то.  — Помешанный я, а говорил о том, что думал обо мне, пока себя растягивал, ты.  — Я реально такое говорил? — Да. — Я был не в себе. — Вранье. Как ты себя тогда растянул? — Шутки, основанные на том, что ты меня притягиваешь за слова и конструкции предложений, не входят в список моих любимых каламбуров, если честно. — Ты так часто изводил меня своим «формулируй вопрос правильно», что я теперь не могу упустить ни одной возможности, чтобы не отплатить тебе тем же. — Сколько ещё у тебя осталось незакрытых моментов, за которые ты мне не вернул сдачу?  — Вернемся в общагу, я сверюсь по экселевской таблице.  Мелкая мошкара облепила несколько фонарей, отчего создавалось мерцание и впечатление, будто улица была собрана из мелких пикселей или на неё наложили фильтр с визуальным шумом. Зима подходила к концу, сменяя вечный холод с утра до вечера на редкие проблески приемлемой температуры, и эта ночь была именно такой. Абсолютная тишина, нарушаемая лаем собак вдалеке и звуками их ленивой прогулки, придавала моменту особой атмосферы неспешной жизни. Всё казалось правильным, таким, каким оно и должно было быть в своём первичном виде. И если бы не мельтешение чего-то под ногами, Фушигуро и дальше шёл бы молча, наконец-то избавившись от навязчивого трека. У него было предположение, что он прилип к нему, потому что Сукуна весь вечер в перерывах между накачиванием себя алкоголем мычал что-то неразборчивое, но сейчас Мегуми было не до этого. — У тебя развязался кроссовок, — он ткнул на шнурок, из стороны в сторону болтающийся при каждом шаге, ожидая реакции Рёмена. — Блять, — Сукуна, не останавливаясь, страдальчески следил за своей ногой, словно у него не было никаких сил, чтобы исправить ситуацию. — Если я сейчас нагнусь, меня затошнит, поэтому похуй. — Ты точно решил навернуться сегодня, да? — Даже если я разобью себе нос, то блядский взгляд всё равно останется при мне, так что я спокоен. Склеить тебя у меня получится в любом случае. — Отлично, теперь я буду слушать это ещё примерно месяц, пока ты не зацепишься за что-то другое. Я сам себе вырыл эту могилу. — Фушигуро начинала раздражать беспечность Рёмена, потому что в своей голове он уже успел продумать несколько развитий данного события, и одно из них, в котором Сукуну увозят на скорой, закошмарило его больше всего. — Остановись, — он вытянул руку вперед, преграждая путь и, развернув Рёмена к себе, опустился вниз, не понимая, как вообще можно было так завязывать шнурки, чтобы они расплелись при ходьбе. Это, конечно, была не та ситуация, в которой он хотел бы стоять перед Сукуной на коленях, ну, почти на коленях, но хихикающий сверху Рёмен и пока ещё не забытые надуманные трагедии не позволяли ему увести себя в более приятную сторону накручивания.  — Нет, Мегуми, послушай, это, конечно, интересно, но можно не приклонять передо мной колени. Просто попроси, и я больше не буду шутить про блядский взгляд. — Жаль, что сейчас зима и нет сверчков. Они бы отлично вписались в твой юмористический кружок в качестве звукового сопровождения, — петля заходила за петлю, легко преобразовываясь в бантик и, затолкав своё творение в пространство между щиколоткой и кроссовком, как всегда и делал Сукуна, чтобы шнурки не болтались в воздухе, Мегуми заметил, что на второй ноге дела обстояли точно так же. — Ты что, блять, их даже не завязывал?  — У меня не было времени на это, меня задержала Нобара, что-то рассказывая про мои ресницы. Я не смог отнестись неуважительно, не выслушав её, — Рёмен спокойно стоял, со стоицизмом принимая все манипуляции со своей обувью, которые Мегуми проворачивал с легким раздражением. — Какой ты злющий.  — Не нужно говорить это человеку, который сидит перед тобой на корточках и завязывает твои гадские шнурки. — Так и знал, что нужно было брать обувь на липучках. — Резиновые сапоги себе купи и не парься, — укомплектовав Сукуну так, как он должен был позаботиться о себе сам перед выходом, Фушигуро, уже вставая, заметил, что этот безответственный болван, плескаясь в лужах, успел себе дополнительно засрать штаны грязевыми каплями. — У меня кроссовки на липучках ассоциируются с детьми, у которых вечно под носом блестит, — натянув рукав куртки на пальцы, Мегуми в несколько жестких движений, придерживая Рёмена за ногу, чтобы тот не шатался, протер штанину и наконец-то разогнулся, оставшись довольным своей работой.  — Я буду тем, из-за кого твои стереотипы сломаются, — Сукуна осмотрел, скорее, ради приличия, а не из-за реального интереса, то, что наворотил Фушигуро, и, озадачено кивнул.  — Всё, теперь я намного спокойнее, что твой нос останется целым. — Мгм, значит, ты на сто процентов уверен, что не услышишь сегодня от меня больше шуток про мои глаза. — Именно так. — Спасибо, чемпион, — похлопывание по плечу было явно лишним, но Мегуми не стал заострять на этом внимание. — Буду должен.  — Если твоё предложение про кусты ещё в силе, то даже расписку не придется писать, — сосредоточенность на лице Сукуны после сказанного придала ему особого шарма, который, если бы Фушигуро не знал, сколько кисло-сладкой бурды тот выпил, могла бы сойти за трезвость. Но она не сошла. — Ты уже забыл, что говорил двадцать минут назад? — М-м-м, — Рёмен вперился взглядом куда-то в темноту между домами, а потом, вытянув руку на всю длину, медленно поднес ладонь к глазам, указательным и большим пальцами надавливая на них. — Ты прав, — он резко опустил руку, уверенно кивая. — Но, думаю, я сказал что-то смешное, раз ты это запомнил. Тем более, там фигурировали кусты. Я абсолютно точно уверен, что сморозил невероятно остроумную шутку.  Ничего другого, кроме фыркнуть и медленно поплестись вперед, чтобы побыстрее добраться домой, Мегуми не смог придумать. Он мог бы дословно пересказать их диалог, меняя голос для лучшего погружения в сценку, и также мог бы подъебнуть Сукуну в ответ, но славная обстановка на улице в какой-то момент начала его заботить куда больше, чем пьяные пререкания. Он истратил почти все запасы, отбиваясь от Маки, поэтому для Рёмена у него осталось только редкое бурчание, что в своем роде являлось почти единственной линией поведения, идеально подходящей для попыток Сукуны его задеть.  — Что с волейболом? — андеркат на голове Рёмена медленно превращался во что-то непонятное: волосы ещё не успели отрасти настолько, чтобы лезть на уши, но длина уже была достаточной, чтобы тот тратил куда больше усилий на попытки держать укладку в аккуратном виде и не выглядеть, как семнадцатилетний шалопай. Миссия оказалась бы удачно выполненной, если бы он был трезвым и держал своё лицо в пределах обычного состояния, а не менял выражение с растерянной задумчивости на наглые ухмылки, словно всё озвученное им заведомо говорилось с подтекстом. — А что с волейболом? — Почему тебя хватило только на две тренировки? Ты выполнял какое-то секретное задание и быстро с ним справился? — Да, оно было под кодовым названием «заеби себя поисками хобби, прекрасно зная, что командные игры не твоё». — Блин, какое-то странное название. Разве оно должно подчистую вываливать всю суть? — последние две минуты, что они шли в тишине, Мегуми искоса наблюдал за Сукуной, который концентрировал всё своё внимание на кроссовках, видимо, пытаясь там найти новые темы для разговора. — Ты мог бы быть хорошим капитаном, я думаю. — Это полная чушь. — Думаешь, безграничная любовь к людям плохо бы сказалась на твоих лидерских качествах? — он старался незаметно фыркнуть, но его конспирация была, мягко сказать, отвратительной. — Да, точно, ты бы всем всё прощал, и сокомандники в какой-то момент начали бы пользоваться твоим мягкосердечным характером.  — Я примерно то же самое понял за две тренировки. Решил, что никто из них ещё не готов к экспериментальным методам решения проблем, — если проблемами можно было назвать тогдашний нескончаемый ахуй из-за абсолютно нелогичного распределения тренировочного времени. Тридцать минут из шестидесяти приседать и бросать мячи в стену вместо игры? Спасибо, но нет. — Так ты играл Ромео или нет? — Блять, а почему ты не хочешь спросить про мою коллекцию разноцветных жуков или деревянных палок, похожих на оружие? Почему именно театральный кружок? — Потому что твои разноцветные жуки и палки и так преспокойно уложились у меня в голове, — Рёмен цыкнул на это и провел с закрытым ртом языком по верхним зубам. — Пу-пу-пу. — Это не ответ. — Фу, ты давишь на меня. Я сейчас не в ресурсе обсуждать это, — он медленно качал головой, будто то, что он сказал, было настолько точной и безоговорочной отмазкой, что все вопросы Мегуми должны были в тот же миг испариться. Но Фушигуро был другого мнения. — То есть, сидеть и читать лекции про сексуальное образование с почти потухшим светом в глазах ресурс у тебя был, а как поделиться сейчас частью своих школьных лет, так он резко закончился. — О, я и сейчас могу развить то, что рассказывал тогда. Вообще запросто, — он несколько раз несильно ударил себя в грудь кулаком, прочищая горло, и с деланной серьезностью продолжил. — Какая-либо психологическая травма в половой сфере может привести человека, получившего эту травму в ходе нездоровых отношений, к множеству последствий. Таких, как… — Нет, ну ты точно шут гороховый. — Так, тихо, — Сукуна резко изменился в лице, начиная смеяться, но, выставив указательный палец, снова нахмурил брови. — Блять, ты меня сбил. Короче, этот кусок мы упустим, в интернете погуглишь, — Рёмен, прищурив веки, будто это помогало ему настроиться на прежнюю волну, спустя мгновение округлил глаза, как человек, который, поставив бутылку с водой в морозилку для охлаждения, вспомнил об этом спустя неделю. — А, мгм. Так же к последствиям психологической травмы в сексуальной сфере можно отнести нескончаемый поиск чего-то, что сможет принести ему, то есть человеку, столько же эмоций, сколько и то, что случилось с ним, то есть с человеком, в прошлом. — Типа, заменить? — заткнуть Сукуну другим способом Мегуми не посчитал нужным, поэтому решил подыграть.  — Нет, это опять звучит так, будто всё в этой жизни поддается контролю, и можно просто вырвать из себя кусок и поставить на его место что-то более прикольное. — Очень научная формулировка, благодарю, профессор. — Всё, вводный курс закончился. Следующие лекции начнутся по старому графику по заблаговременной оплате. — Как же хорошо, что у меня нет привычки тратить деньги на бесполезные вещи. — Да, как же хорошо, что ты сам себе и швец, и жнец, и на дуде игрец. Просто универсальный солдат. Твой мозг должны в будущем рассматривать на лекциях, как пример самого умного мальчика, жившего на этой планете. — Я глупый.  — Что? — Я глупый. Всегда считал, что ум - мое преимущество, но это, как оказалось, тоже было под влиянием глупости. — Мне даже немного страшно лезть в эти дебри анализа и спрашивать о причинах, по которым ты начал так считать, — Рёмен демонстративно отошёл в сторону, с опаской поглядывая на Фушигуро, но быстро отмахнулся от этой роли, снова подходя вплотную. Их куртки издавали шуршащий звук из-за трения, и Сукуна, как понял Мегуми, специально чуть активнее мотал рукой, слушая эти великолепные напевы дикой природы. — Если тебе интересно, то твоё «я» гораздо больше твоего понимания и знания о себе. — Я абсолютно нихуя не понял.  — Ты же сам говорил, что я шарлатан, так что не вникай, — Рёмен немного замедлил шаг, отрывая ногу от асфальта и, продолжая пытаться вприпрыжку догонять Мегуми, поправлял шнурки, которые, вероятно, давили ему в кость.  — Тю, опять дождь, походу, начинается. — Не, это я смотрю на твои ноги и у меня слюни текут.  — О, так вот, как работает твой флирт. — Один из нескольких видов, которые есть у меня в арсенале, да, — Сукуна натурально прогоготал, укрепляя мнение Фушигуро о том, что пьяный Рёмен не только был веселее, но ещё и гораздо страннее. — Хорошая совместимость, Мегуми? То есть, ты, не веря в астрологию, спрашивал у Нобары, хорошая ли у нас совместимость? — Я не спрашивал у нее об этом. У нее ведь, как она выражается, профдеформация, ей важно знать такие вещи обо всех людях, чтобы находить применение своим знаниям. Ну, и чтобы думать, что она читает людей гораздо лучше, чем это есть на самом деле.  — Как ты смог так долго хранить от нее в тайне мою дату рождения? — То есть? — Когда вы сидели вдвоем в кафе, и я пришел туда… чтобы не промокнуть под дождем, она спрашивала, когда я родился. — Вау, ты организовал новый повод, чтобы я в очередной раз опозорился. Хотя, если ты забыл шутку про кусты, то я надеюсь, что и это забудешь тоже. — Так и будет, — верилось с трудом.  — Ты помнишь, как отрыл у меня дома на полке журнал десятилетней давности и начал читать про совместимость? — Мгм, твою с Юджи. — Неважно. И вот тогда я написал Нобаре, мол, что она может мне поведать о пятнадцатом ноября. А потом в кафе она меня доставала с вопросами, чья это дата рождения, и пришел ты, своими завуалированными ответами про конец осени к чертям поломав мой тайный план. — Что еще входило в этот тайный план? — Он на то и тайный, Сукуна, — Мегуми покачал головой из стороны в сторону, отрицательно мыча. Он пока ещё не был готов к откровениям такого рода, чтобы вывалить Рёмену все как на духу, полностью ослабляя защиту. — А знаешь, чем больше всего я горжусь в этой ситуации? — Расскажи мне, пожалуйста.  — Я вместе с ней выбирал тебе подарок в прошлом году на день рождение, но умудрился не спалить точную дату. Я до сих пор в восторге от самого себя. — Блять, теперь уже лично зная Нобару, я тоже испытал гордость за тебя и за твой навык красиво шифроваться. Как ты это провернул?  — Потому что я… это делал в марте, августе и октябре. — Зачем? — Чтобы запутать её. — Это настолько гениально, что я просто тебе похлопаю, — Сукуна поджал губы, действительно аплодируя, и Фушигуро цокнул, закатив глаза. — Как ты вообще объяснил ей то, что трижды выбирал мне подарок? — Потому что я не говорил про конкретных людей и также не говорил, что это подгон на чей-то день рождение. Она просто ходила со мной по магазинам под предлогом «присмотреть мне что-то интересное». — Подожди, ты реально больше полугода думал о том, что мне подарить? — У меня много свободного времени, которое я трачу по своему усмотрению, в чем дело? — Ладно, неважно, — Рёмен всё ещё продолжал выглядеть слегка шокировано, - в чем Мегуми не мог его винить, так как знал, что границы его личного безумия с каждым годом лишь расширялись - но, свернув на соседнюю улицу, его лицо окрасилось ещё большим непониманием. — Как мы вообще здесь оказались?  — Пока ты тратил все свои силы на то, чтобы как можно больше намочить свои кроссовки, я нас телепортировал. — Почему тогда не сразу домой? Хуёво у тебя эта дьявольская машина работает, как-то непродуманно, — Сукуна не отошел в сторону после очередного заноса, и Фушигуро - пиздец какой-то, господи, у него поднялось давление - сдвинул руку в направлении ладони Сукуны и мизинцем обхватил его средний палец.  Рёмен топал под боком в своей распахнутой куртке, постоянно поправляя рюкзак, - в чем была проблема надеть его сразу на два плеча, Мегуми не до конца понимал - и Фушигуро, попав под влияние момента, думал о куче проебанного ими времени. Так, конечно, было выражаться не совсем уместно, потому что работа на протяжении трех лет по части их сближения была проделана колоссальная, но Мегуми был в каком-то роде категоричным и радикальным идиотом, частенько зацикливающимся на чем-то одном, не беря во внимание целостную картину происходящего. Но ночь всегда влияла позитивно. Ночью было легче показывать своё мягкое нутро, не боясь остаться осужденным или непонятым, потому что ночью разговоры происходили в первую очередь для себя. Для того, чтобы понять, что за человек жил под кучей слоев защитного, бронированного материала. Для того, чтобы понять, какие ценности действительно были твоими, а какие - позаимствованными или, еще хуже, навязанными кем-то, чье мнение было по ошибке принято за более авторитетное, чем собственное. Для того, чтобы разобраться в более мягких и зыбких вещах, которые днём казались неважными и скрытыми более насущными и конкретными проблемами. Для того, чтобы просто быть. Быть тем, кем был на самом деле, а не продолжать отыгрывать ебануто надоевшую и удобную для остальных роль. Мегуми бы хотелось жить только по ночам.  Сукуна, в свою очередь, указательным зацепился за средний палец Мегуми, укрепляя их связку, и Фушигуро захотелось покрутиться, как идиот, по всей ширине улицы, подпрыгивая на каждом обороте вокруг себя. Вау, оказывается, он был тем еще тактильным дурачком. Тактильным дурачком, которому было достаточно полукасания лишь руками, чтобы ощутить ебануто сильный прилив эйфории.  — Всё нормально? — Сукуна свел брови к переносице, но на его лице не было даже одного процента серьезности, чтобы такое небольшое изменение могло стереть его беззаботность. Он выглядел хитрым и ровно так, как человек, который точно знал, по какому поводу Мегуми начал идти, слегка пружиня на носках. — В тебя стреляли? — Фушигуро опустил взгляд на тоннели в ушах Рёмена, чтобы не продолжать смотреть на его лицо и не усиливать тем самым желание ляпнуть что-то невообразимо неподходящее. — М? — Смотри, — Мегуми остановился, ожесточив предплечье, чтобы удержать Сукуну рядом с собой, и, нехотя отпустив его ладонь, поднес свою к его уху, объясняя, что имел в виду. — Да тут сквозное. В тебя пальнули с этой стороны, — Фушигуро коснулся мочки Рёмена, в которую было вставлено металическое украшение и, заведя руку за его затылок, дотронулся до второго тоннеля, — пуля обогнула твою голову и вышла отсюда, — мысль «ты хоть и хотел уберечь себя от того, чтобы не сказать какую-то чушь, но сейчас явно делаешь что-то не так» была надоедливым тиканьем среди симфонии его пьяной головы, но другая, орущая на всю громкость и заглушающая первую «боже, как же ты хорош», оказалась для Мегуми более верным спутником в сложившейся ситуации. — Я… ты… — Сукуна дышал, приоткрыв рот, и из-за чудовищно незначительного пространства, что оставалось между их лицами, Фушигуро ощущал теплый воздух на своём подбородке. — Какой же это бестолковый подкат, — он сомкнул губы, сглатывая слюну и, очевидно, всё то, что так и не смог сформулировать в слова, вызывая у Мегуми тихий смех. — Но он же работает, — Фушигуро приподнял брови и провел языком по своей нижней губе, все также не убирая руку с затылка Рёмена, а лишь постепенно усиливая давление. Сукуна был в ловушке, состоящей из длинных, упрямых пальцев Мегуми, его обезоруживающего заигрывания и алкоголя, что не успел бесследно исчезнуть за такой короткий промежуток времени, но сопротивления он не демонстрировал. Фушигуро видел лишь то, как Рёмен не отводил взгляд от его рта и как он почти не дышал, ожидая дальнейших действий: то ли Мегуми, то ли своих собственных. — Работает ведь? — Абсолютно точно, — Мегуми на секунду перестал чувствовать под пальцами тепло тела Сукуны, потому как Рёмен, быстро прошептав свои слова, буквально врезался своими губами в его лицо, но, резво сориентировавшись, Фушигуро снова вжал ладонь в заднюю часть шеи, придерживая голову Рёмена и задавая свой темп их поцелую. Мегуми гладил подушечкой большого пальца место за ухом, ведя им выше - к линии мягких, коротких волос; останавливался, вспушивая густоту прядей ближе к макушке; обратно вел вниз, прослеживая указательным и средним твердые позвонки под мягкой кожей. Сукуна мычал в его губы, когда он сдавливал его затылок чуть сильнее, целуя ещё глубже, и рвано выдыхал, когда он разжимал руку, позволяя отстраниться, чтобы набрать воздух и влажно провести языком в углах его приоткрытого рта. У Фушигуро щекотало в мозгах и горело в груди, поэтому он не видел смысла прерывать их занятие, тем более Рёмен фактически впечатался своей грудной клеткой в его, что могло говорить только о том, что ему нравилось всё так же сильно, как и Мегуми. Из-под распахнутой верхней одежды естественный жар от туловища Сукуны был таким интенсивным, что Фушигуро ощущал его даже через несколько слоев собственных вещей. Руки Рёмена спокойно висели по бокам от его тела: Мегуми чувствовал небольшое натяжение на плечах из-за того, что Сукуна держался за край его куртки внизу, сосредотачивая всё внимание на том, чтобы не упустить ни единого движения и изменения со стороны Фушигуро. — Дай мне секунду, — Мегуми мягко потянул Рёмена за волосы, отодвигая от своего лица, чтобы немного уменьшить головокружение, нарастающее из-за закрытых глаз, настойчивых губ Рёмена и, вероятно, действительно поднявшегося давления. — Надо было раньше использовать этот разработанный лично мной прием флирта. — Ты ещё и продумывал его? — Сукуна уткнулся лбом в щеку Фушигуро, прерывисто вдыхая, — бля, ты такой прохладный. — Я, скажем так, работал над ним несколько лет. На него ушел не один час и не один лист блокнота остался исписан, — Мегуми сместил голову и потерся виском о макушку Рёмена, чувствуя, что ему стало лучше. — Я гоню. Не записывал я это нигде. В целях безопасности решил хранить в более надежном месте. — Ну, очевидно, я должен поблагодарить тебя за то, что ты решил держать это в памяти, а не на обрывке с тетради среди пустых упаковок желейных червей, — Сукуна глубоко вдохнул, проведя носом по шее Фушигуро, и сделал шаг назад, улыбаясь одной частью рта. — Это было невообразимо странно, но так никто не делал до тебя. — Потому что не всем дарован талант так галантно ухаживать, — Мегуми провел пальцами по боковой части горла Рёмена, ощутив под подушечками его быстрый пульс, и убрал руку с затылка, кивая в направлении дома. — Нам осталось идти минут семь. — Надеюсь, у меня спадёт стояк за это время. — Какой же ты испорченный.