Вавилон

      С утра Стайлз не мог соскрести себя с кровати. Он проснулся еще на рассвете, но так и не встал, даже когда начались занятия. Щека, отлеженная за ночь, казалась онемевшей и требовала сменить положение, однако Стайлз не двигался, тупо глядя на пустующую соседнюю кровать.       Ничего из того, что происходило, не должно было происходить. Мысленно Стилински не раз возвращался к тому, что, если бы план Дерека сработал, все были бы счастливы: Скотт — с деньгами и далеко-далеко от Нью-Йорка, Эллисон с живым и здоровым парнем, а сам он хоть с какими-то перспективами. Когда и что конкретно пошло не так?        Может быть, он сам во всем виноват? Может быть, то, что он вмешался, оказался тогда у того злополучного ресторана, и повлияло на исход этого всего? А может быть, все пошло по известному месту, когда он завалился пьяным к Дереку и начал нести всякую чушь? Этого-то можно было избежать, верно? И самое главное — Сэма можно было обмануть. Стайлз точно знал, что можно. Он бы смог. Смог, но не захотел.       Если бы бабочка не взмахнула крыльями, планета бы не взорвалась.       Интересно, а сколько таких бабочек было в жизни Дерека?       Стайлз лениво отмахнулся от этого вопроса. В случае Хейла эта бабочка была, по крайней мере, птеродактилем, иначе как еще объяснить, что он, с его этими эмпанадами и приятными улыбками, стреляет в полицейских и бьется не на жизнь, а на смерть с лицемерным психопатом-благотворителем?       Другая назойливая мысль поселилась у него в голове: а может, все полетело к чертям, когда он начал его оправдывать?       К обеду лежать стало невыносимо. Стилински буквально сам себя сводил с ума этим бесконечным потоком мыслей. Накинув на себя толстовку, Стайлз вышел из общежития и двинулся к метро.       Нью-Йорк захватил пришедший с океана циклон. Город тонул в небесных слезах. Небоскребы цепляли шпилями объемные тучи. Небо было серым, и к вечеру стало сизовато-фиолетовым. Вновь пахло тиной, с Гудзона тянуло чем-то тухлым. Ноги то и дело попадали в лужи, загребая старыми кедами холодную воду. Струи нежно хлестали ледяными плетьми по лицу и заползали под плотную ткань. Зонт Стайлз даже не думал брать с собой, поэтому промок еще до того, как успел пройти и полпути к метро.       Качаясь в смердящем потом и нечистотами вагоне, Стилински достал из кармана полуразряженный телефон и уныло посмотрел на дисплей. 5 пропущенных от Эллисон и куча сообщений от нее же.       Который день он начинал именно с этого — с сожалеющего взгляда на экран и бездействия. Он не находил в себе сил ни перезвонить ей, ни отправить хоть какую-то смс-ку. Рука просто не поднималась. Он очень не хотел ей врать, а по-другому делать было просто… опасно?       Стайлз поджал губы и сунул телефон обратно в карман. Он мог придумать тысячу и одну причину, почему не собирался ставить в известность о происходящем Эллисон, но ни одна из них не была бы истинной — той, которую он всеми силами пытался подавить в себе, игнорировать, упорно отрицать.       Когда Стайлз оказался у ветеринарной клиники Др. Дитона, дождь стал тише, но и не думал прекращаться. Стилински промок до нитки: его красная толстовка стала больше похожа на бордовую, волосы прилипли ко лбу, в кедах противно хлюпало. А в клинике горел свет, сидели в холле люди.       Стайлз видел сквозь стеклянные двери, как какая-то милая старушка держала у себя на руках черного толстого кота, как девушка у стены чесала за ухом большого лабрадора — тот лежал на полу с очень грустными глазами, как высокий мужчина заглядывал в переноску с какой-то мелкой живностью. И на контрасте со всеми ними пришел туда Стайлз.       Стилински почувствовал себя очень несчастным: без какого бы то ни было плана, потерянный, по собственной воле одинокий. В голове было пусто, потому что мыслей и вопросов одновременно было столько, что он потерялся в них еще ночью. А человека, который помог бы их как-то разложить по полочкам, не было. Скотта не было.       Стайлз не решался зайти — переминался с ноги на ногу под навесом, дрожа от холода, как бездомный пес. Дело было даже не в том, что он не был уверен, что Дитон пустит его к Скотту без Хейла, а в том, что Стайлз боялся остаться с полуживым Скоттом без какой-либо поддержки рядом. Но Скотта ему нужно было видеть. Просто жизненно необходимо было видеть. — Мистер Стилински, — раздалось сзади. Стайлз обернулся и увидел перед собой обеспокоенного Дитона. — Зря вы здесь стоите. Коек у меня немного — боюсь, бронхит вам лечить будет негде… — врач мягко улыбнулся и сверкнул проницательными глазами. — Вы к Скотту МакКоллу? — Да, я хотел бы… — Стайлз замялся и почему-то отвел глаза. — Я могу его видеть?       Дитон, как гостеприимный хозяин, указал на дверь и мягко подтолкнул Стилински ко входу: — Разумеется. — Приобняв его за плечи, врач повел его внутрь клиники. — Дерек предупреждал, что вы приедете. — Да неужели, — презрительно фыркнул Стайлз, про себя начиная злиться: как будто бы без разрешения этого напыщенного индюка его бы кто-то посмел не пустить к Скотту. Посмел бы, мысленно одергивал себя Стилински. Но раздражения это не умаляло.       Дитон пропустил это мимо ушей.       В клинике было чуть душно. Больше, чем в выходные, пахло шерстью и какими-то цветами. Должно быть, это были запахи шампуней для животных. На ресепшене стояла и улыбалась темнокожая девушка, объяснявшая что-то пожилому мужчине не то с хомяком, не то с крысой в переноске. Когда Дитон проходил мимо нее, она посерьезнела и почти незаметно кивнула ему. — Может быть, вам стоит немного просушить одежду? — вежливо спросил врач, не понимая, чем еще заполнить тишину, пока он вел Стайлза по неизменному светло-салатовому коридору. — Нет, спасибо, — отмахнулся Стилински и еще больше посерьезнел. Когда они уже спускались по крутой винтовой лестнице, Стайлз не сдержался и спросил: — скажите, док, а он… он меня слышит?       Если бы Стилински обернулся в тот момент, то увидел бы, что врач, спускающийся за ним, ни чуть не удивился вопросу. Напротив, Дитон постарался не медлить с ответом: — К сожалению, я не могу этого утверждать. Но, признайтесь, сейчас вам этот разговор нужнее, чем ему. Важно не то, что он услышит, а то, что вы почувствуете, задав ему ваш вопрос. — Голос врача звучал сдержанно, но содержал ровно то количество участия и сожаления, который заставляли немного расслабиться и хоть на секунду перестать чувствовать себя в окружении одних врагов.       Они уже стояли у белоснежной двери. В полутьме коридора, уходящего вдаль, Стайлз ощущал себя в странном муравейнике, пахнущем моющим средством и антисептиком. Или даже хуже — кротом, которому вот-вот насильно должны разлепить глаза. Стилински поежился и, сглотнув противный холод в горле, посмотрел на не изменившуюся за это время дверь. — Вы уверены? — заметив его нерешительность, спросил Дитон. — Я уже был там. Да. — Тихо ответил Стайлз и нервным движением толкнул дверь в палату.       Он думал, что его вот-вот ослепит яркое освещение, но свет был приглушен. Мерно пикал прибор, на котором разноцветными квадратиками отображались показатели Скотта — все до жуткого в норме. Тихо бурчал аппарат жизнеобеспечения, встроенный в стену. С далеким шуршанием работала вентиляция под потолком.       Скотт лежал все так же - недвижим. Большой пластырь на голове закрывал недавно полученную травму, ближе к виску была заметна потемневшая ссадина. В ноздри был вставлен кислородный шнур, к телу шли еще несколько трубок: все они соединялись в одну у рта и уходили куда-то в глотку. Шея была спрятана за поддерживающим воротником, правая рука и правая нога — в гипсе. Стайлз представил себе, как в момент падения у Скотта ломались кости, и его немедленно затошнило.       Как он не заметил ничего из этого, когда был там с Дереком в прошлый раз, Стайлз понять не мог, но мысленно винил за это Хейла. Как и за многое другое. — Мистер Стилински…        Стайлз даже не сразу понял, что Дитон его зовет. Вздрогнув, он очнулся от своих мыслей и, бледный и позеленевший, повернулся к врачу. Дитон выглядел уставшим и сожалеющим. — Я где-то читал, что чем больше дней человек проводит в коме, тем хуже он будет восстанавливаться. — Потускневшим голосом произнес Стайлз и всмотрелся в лицо Дитона. — Это так?       Врач замялся, на его лбу появилась морщинка — след тревоги и искреннего сочувствия. Дитон был морально очень сильным, и это качество всегда помогало ему в его непростой работе: сообщать плохие новости хозяевам умирающих шиншилл и котиков было почти так же трудно, как близким умирающего человека — в любом случае умирал кто-то очень важный. В его случае это выражалось в том, что, каким бы трудным разговор ни был, он никогда не отводил глаз от собеседника. — Да, к сожалению. — Негромко подтвердил он. — И какие у него перспективы? — До боли сжимая кулаки, охрипшим голосом спросил Стилински. Дитон хотел было ответить ему сразу, но тут же прикусил язык. Стайлз заметил это и, нахмурившись, решительно произнес: — я готов, док. Мне просто нужно знать…       Дитон тяжело вздохнул и сожалеюще покачал головой: — В случае вашего друга, основную проблему может составлять даже не кома… Вернее, не только она. — А что? Только не молчите. — Чуть громче потребовал Стайлз, чувствуя, как учащается сердцебиение.       Дитон глазами указал ему куда-то в сторону головы Скотта: — Видите? У него сломана шея. И есть все основания полагать… — Дитон повернулся лицом к Стайлзу и осторожно, будто боясь разрушить хрупкий фарфор неведения, закончил фразу: — что он никогда не сможет в полной мере восстановиться… Я не эксперт, чтобы утверждать. Тут нужен хороший специалист именно в этой области, и я говорил об этом Дереку. — Дитон выдохнул и, почти по-родительски посмотрев на Стайлза, коротко произнес: — я боюсь, Скотт никогда больше не сможет ходить.       Стилински почувствовал, как у него из легких будто бы выбили весь воздух. Он застыл на месте, руки за секунду дрогнули от напряжения — кулаки пришлось разжать. Стайлз смотрел куда-то в пустоту. Посеревший от ярости и отчаяния, он покачнулся на месте и процедил сквозь зубы: — Я убью его.       После этого Стилински сорвался с места и ринулся по лестнице наверх. Дитон растерянно окликнул: — Стайлз! — но тот его уже не слышал.                         

***

            Ночь впервые с начала осени выдалась такой холодной, что промозглый ветер, преодолевая препятствие в виде сырой толстовки и тонкой футболки, пробирал до костей. Пахнущая дождем и осенней свежестью парковка у Полицейской академии была пустынной и в свете редких фонарей казалась млечным путем — так блестел в их отсветах мокрый асфальт. Машин почти не было — только пара служебных, которые использовали на разных инструктажах, и черное «БМВ».       Стайлз мерно ступал по мокрому асфальту, глядя прямо перед собой. Накинутый на голову капюшон скрывал его горящие праведным гневом глаза. На плече покоилась старая бита — вся в царапинах, с перемотанной эластичным бинтом ручкой. Каждый свой шаг Стилински слышал, будто сквозь толщу воды. Каждый метр давался ему не легко — он шел, будто в слоумо, и мог поклясться, что слышит скрип всех мелких камешков под ногами.       У «БМВ» он с самого начала заметил движение, будто кто-то перекладывал что-то из багажника в салон. Стайлз точно знал, кто это был. Точно знал, чья это машина. И еще точнее знал, что будет делать, когда подойдет достаточно близко.       Стайлз ничего не чувствовал. Ему казалось, что злость выжгла в нем все остальные чувства — бескрайнее поле, полное всевозможных растений, стало каменистым пустырем. Еще ни разу он не чувствовал себя таким хладнокровным — он видел цель, не видел препятствий и совершенно не задумывался о последствиях. Он даже не знал, есть ли на парковке камеры и работают ли они. Все тогда не имело смысла, кроме одного.       Когда Стайлз подошел к «БМВ» так близко, что смог услышать, как залезший наполовину в багажник человек чем-то там шуршит, он нарочито небрежно снял с плеча биту, покрепче ухватился за рукоять и холодно позвал: — Мистер Винчестер!       Сэмюэль вздрогнул, попробовал выпрямиться, забыл про крышу, ударился. Чертыхнувшись, он наконец вылез из багажника и начал поворачиваться в сторону Стайлза.       Все было как в замедленной съемке: Винчестер повернулся к нему, бита взмыла в воздух — удар.       Стайлз почувствовал, как потертое гладкое дерево врезалась в скулу Сэмюэля — бита врезалась во что-то противно твердое, движение отдалось в окаменевшую руку. Стилински замер, почти с ужасом глядя на Винчестера.       Я его убил.?       Дыхание сперло. В голову будто вонзилась тысяча мелких булавок. Наваждение прошло — хладнокровие пропало.       Сэмюэль оступился, осел на багажник и медленным движением потер длинными узловатыми пальцами пострадавшую щеку. На ней вмиг образовалась ссадина, состоящая из десятка красных ниточек проступившей крови. Стайлз пораженно смотрел на нее и не мог поверить, что это сделал он.       Сэмюэль поднял него сверкнувшие холодом глаза. Исподлобья глядя на Стилински, он едва заметно покачал головой и оттолкнулся от края багажника, твердо вставая на ноги. Только в этот момент Стайлз понял, насколько Винчестер был высоким. Раньше эта разница в росте особо не ощущалась, потому что Сэмюэль в любом случае казался каким-то чересчур возвышенным и недосягаемым. Теперь же Стайлз видел, что, несмотря на все свои страхи, все-таки проглядел в этом образцовом интеллектуале настоящую двухметровую угрозу. — Не стоило этого делать, — опасно прохрипел Сэмюэль, пытаясь заправить за ухо выбившуюся из прилизанной прически прядь, и сделал шаг в его сторону.       Инстинкт самосохранения взял верх над рациональностью. Дело было куда хуже, чем Стилински предполагал.       Стайлз вновь вцепился в биту, занес ее для удара. Он слышал, как старое дерево рассекло воздух с едва уловимым звуком, как скрипнули камешки под кедами. Но хуже всего было то, что он отчетливо почувствовал, как дрогнула рука. Он промахнулся — и бита проскользила по скуле — всего в паре сантиметров от желаемого виска.       Сэм поморщился. Его голова по инерции отлетела подбородком к плечу, но почти тут же вернулась в исходное положение. Его глаза вновь проскользили по Стайлзу острыми лезвиями.       Стилински нервно сглотнул, проклиная себя за то, что пошел на эту авантюру, и вновь попытался его ударить. Однако в этот раз Сэмюэль перехватил биту — всего одной рукой, трясущейся от напряжения и раздражения. Стайлз вздрогнул и на секунду показался себе таким ничтожно маленьким и никчемным, что захотелось просто убежать.       Бита выскользнула из рук Стилински, будто масляная. Стайлз застыл: спина напряжена, а руки безвольно мотаются по бокам. Будто сквозь пелену, он видел, как Сэмюэль перехватил в воздухе биту. — Дерьмо… — неслышно выдохнул Стайлз, почти вросший в землю.       В следующий момент бита врезалась ему в правую бровь. Стайлз охнул, оступился. Голова закружилась. К горлу подступила тошнота. Следующий удар пришелся ему в левый висок. Стайлз потерял равновесие и упал, больно ободрав о грубый асфальт подбородок.       От удара о землю в ушах звенело. В глаза потемнело. Но единственное, на что он обратил внимание, была тишина. Сначала он подумал, что оглох. А потом понял, что дело было в Сэме. Он не издал ни звука, будто специально старался не шуметь.       Он не хочет привлекать к себе внимание — внезапно промелькнула мысль в голове Стилински. Внутри все похолодело. Стайлз начал понимать, что к чему.       Бабочка вновь взмахнула крыльями. А дальше была темнота.       Он не мог точно сказать, как долго он пробыл без сознания. Но, когда он очнулся, к горлу подступила не только тошнота, но и совершенно безумная паника.       Открыв глаза, Стайлз сначала подумал, что оказался в закрытом гробу: было тесно, душно, жестко. Руки сдавливало что-то тонкое и очень крепкое. Голова кружилась и не давала сосредоточиться на происходящем. Звуки доносились до него, как из-за плотно закрытой двери — тягучие, приглушенные, далекие.       Стайлз попробовал вытянуть ноги, но тут же понял, что выпрямиться никак не может — ноги уперлись в что-то относительно полукруглое. Полукруглое и гладкое, как… как стенка багажника.       Дыхание участилось. Стайлз почувствовал, как сердце так ускорило ритм, будто он только что пробежал весенний марафон. К горлу подкатил ком.       Стилински забился, не разбирая, что делает, куда бьет и чем ударяется. Попытался закричать — понял, что рот чем-то заклеен. Паника охватила его всего, заключая в свои плотные оковы. Мозг перестал соображать абсолютно, и единственное, что тогда Стайлз мог понять в собственном рое беспорядочных мыслей — бежать. Ему нужно бежать.       Но бежать было некуда.       Стайлз впился в ладони ногтями, но боль была слишком незначительной, чтобы привести его в чувства. Он вновь попытался считать в уме, но числа путались. Он посекундно сбивался и каждый раз начинал заново — так, он только сильнее загонял себя в панику. И вдруг невольно ему вспомнился Дерек.       Сначала Стайлз пытался всеми силами себя заставить не думать о нем. Но сил не было. И Хейл оказался первым и единственным, кто пришел ему на ум.       Ухватившись в своем сознании за его образ, Стайлз начал вспоминать их последние диалоги, стараясь воспроизвести их разговоры с точностью до слова. Это было трудно, учитывая его неспособность подолгу их помнить. Но потихоньку он выуживал из их из памяти и повторял про себя.       Мысль о том, что Дерек ему противен, померкла. Его бархатистый голос звучал у Стайлза в голове приятной мелодией, которая увлекала за собой и успокаивала. Стилински вспомнил его руки на своих щеках, то, как неуклюже, но отчаянно Хейл пытался ему помочь в прошлый раз, как смотрел на него в тот момент…       Надо посмотреть, какого цвета его глаза. Я никак не могу этого понять.       Стайлз тут же себя одернул, чувствуя, как начинает щипать в носу.       Я навряд ли переживу эту ночь. Какие, к чертовой матери, глаза?       Паника, однако, все же отступила. Приходя в себя, Стайлз сообразил, что машина едет. Еще через какое-то время понял, что они все еще в черте города: когда машину неловко мотнуло, послышался ответный автомобильный гудок. На одном из поворотов его опять затошнило, и Стайлз испугался, что захлебнется в собственной рвоте, прежде чем понял, что руки у него связаны спереди, а не за спиной.       На всякий случай отодрав со рта скотч, Стилински с удивлением подумал, что это странно. Голову саднило, перед глазами все еще плыло, но он был жив. Значит, он Сэму зачем-то нужен.       Зачем — понятно: Скотт. Но не проще ли было начать прессинг где-нибудь вне города, а не плутать по всему Нью-Йорку?       Дыхание перехватило от осознания: можно. Если только не везти его к кому-то другому.       Стайлз почти взвыл от отчаяния. И тут же подумал, что было бы куда лучше, знай он, что где-то в Гарлеме есть один непутевый мафиози, которому есть хоть какое-то дело до его безопасности. Но о Хейле с прошлого вечера можно было только с сожалением вздыхать. Стайлз был уверен, что вот теперь-то Дерек по крайней мере махнет на него рукой — и не будет больше никаких эмпанад, уютного ландромата, салата с тунцом, пледа и этого скользкого дивана. А самое главное — не будет никакого Стайлза. Потому что на спасение теперь не было даже шанса. — Ты сам в этом виноват, Стайлз. Никто не тянул тебя за язык.       Стилински попытался возразить самому себе: — Тянул. У меня есть принципы.       Получалось плохо: — Твои принципы сыпятся всякий раз, как ты его видишь. Признай это.       Машину в последний раз качнуло. Стайлз небольно ударился головой о стенку багажника. Наступила короткая тишина. Стилински слышал, как Сэм повернул ключ зажигания — и мотор перестал взволнованно бурчать. Стайлз прислушался: Винчестер, по ощущениям, сидел все так же на водительском месте и не выходил из машины. — Стайлз. — Негромко позвал он.       Стилински почувствовал подкатившую к горлу тошноту и пообещал сам себе не сдерживаться в случае чего — неплохо было бы напоследок хотя бы машину этой сволочи испортить. — Стайлз. — Требовательнее позвал Винчестер. — Как ты себя чувствуешь?       Стилински поперхнулся воздухом от возмущения. — Пошел ты. — Озлобленно прошипел он, позволяя себе забыть о субординации. — Значит, нормально. — Сдержанно прокомментировал Сэм. И Стайлз понял, что это напускное спокойствие, эта холодная отстраненность — все это было куда страшнее любой агрессии. — Когда за тобой сейчас придут, постарайся не сопротивляться. Это все равно бесполезно, а новые зубы вставлять нынче дорого.       Стайлз угрюмо усмехнулся: — Как будто бы они мне понадобятся… — Надеюсь, ты меня услышал. — Перебил его Сэмюэль и вышел из машины, нервно хлопнув дверью.       Стайлз с силой сжал кулаки, не давая слезам пробежаться по щекам. Он ощущал себя стоящим на краю пропасти, куда его вот-вот толкнут. Падать было бы не так страшно, если бы рядом был кто-то, кто смог бы его поймать.       Бабочка опять взмахнула крыльями, а я так и не узнаю, какого цвета его глаза.