Вавилон

                                                       «…и всё мое твое, а о том надобно было                                                        радоваться и веселиться, что брат твой сей                                                        был мертв и ожил, пропадал и нашелся».                                                                                      Притча о блудном сыне       Кабинет Джона Винчестера — место, которое в памяти Сэма отложилось чем-то, сродни логову Цербера, где человека в любой момент может растерзать свирепый зверь. Несмотря на то что последний раз Сэм находился в этом помещении в очень даже сознательном возрасте, впечатления, полученные ребенком, были намного ярче остальных и подрывали любые потуги Винчестера убедить себя в том, что сейчас в них нет ничего рационального.       Помещение было широким и длинным. Заканчивалось оно одним большим, в пол, окном, изредка закрывающимся дорогими портьерами темно-синего цвета. От окна и до середины комнаты продолжался стол с десятком стульев по обе его стороны. В его всегда вычищенную столешницу можно было смотреть чуть ли не как в зеркало, если она не была завалена бумагами докладывающих членов организации.       Пространство справа от двери занималось двумя разлапистыми белыми креслами и расположившимся на шкуре белого медведя журнальным столиком. Ощущая под ногами противно натуральный мех, Сэм рассматривал ничуть не изменившийся кабинет, неудобно присев на краешек одного из кресел. Они тоже почти не отличались от тех, что стояли там при Джоне: качественная кожа, мягкий наполнитель, заставляющий расслабиться, откинувшись на мягкую спинку. Разве что подлокотники были уже да деревянные вставки под ними — с отличающимся узором.       По другую сторону от двери стояли шкафы, заставленные какими-то папками, пестреющими своими корешками за стеклом. К ним прилагался такой же высоты винный шкаф, в котором, переливаясь своим стеклом, висели бокалы и виднелись разноцветные пробки бутылок — любимая вещица Джона после старой Импалы 67-го года. С каждым примеченным сходством с тем, каким это место было при его отце, Сэм все сильнее впивался ногтями в подлокотники.       Почему ты ничего не менял, Дин? Зачем оставил все так, как было?       На мгновение Винчестеру даже показалось, что ничего не было: ни отъезда в Стэнфорд, ни размолвки с отцом, ни его смерти…       Ему будто бы опять пятнадцать, он будто бы опять пытается доказать Джону, что гуманизм — клевая штука, на самом-то деле. Он будто бы опять…       Хватит! Прекрати, Сэм! Его здесь нет. Джон мертв.       Но как бы сильно Винчестер ни пытался убедить себя в этом, противная пелена тихого ужаса охватывала его с каждой минутой, проведенной в этой сине-белой коробке.       Ну, почему ты и здесь ничего не поменял, Дин? Почему?       Сэм немного ослабил туго завязанный на шее галстук. Винчестер был один, потому что Бобби лишь провел его к кабинету через несколько постов охраны и оставил дожидаться брата наедине со своими самыми темными воспоминаниями, сославшись на то, что сам он нужен где-то в Квинсе. Тишина, стоявшая в кабинете, убивала — напоминала тишину в гробу. А за панорамным окном виднелись огни большого города — тысячи тысяч огней…       Вдруг послышался звук открывающейся двери и быстрые шаги. Сэм невольно подскочил на ноги и обернулся. Вошедшим в кабинет был Дин. Застегивая на ходу запонки на белоснежной рубашке, он выглядел раздраженным и уставшим. Сэм нервно сглотнул, гоня от себя все самые плохие ассоциации, которые появлялись у него в связи с таким видом брата.       Дин посмотрел на него, лишь когда достиг середины комнаты: — А, Сэмми, — нехотя усмехнулся он. Хлопнула дверь, будто бы намеренно извещая о своем закрытии, и Сэм невольно сжал кулаки, подобно загнанной в клетку зверушке, готовящейся к схватке. Дин смерил брата оценивающим взглядом, — Пришел-таки… — Ты не оставил мне выбора, — холодно отчеканил Сэм. Винчестер-старший прищурился, спрятав руки в карманы синих брюк, и посмотрел ему в глаза: — Выбор есть всегда, Сэмми. Тебе ли этого не знать? — не дожидаясь ответа, Дин развернулся и большими шагами пошел к столу, — Я, конечно, рад тебя видеть, но ты сейчас немного не вовремя, — Винчестер опустился в темное, кожаное, офисное кресло и сосредоточенно посмотрел на экран своего ноутбука, делая вид, что всецело поглощен работой, — Так что, старик, боюсь, что посиделки под пивко и старые-добрые вестерны откладываются. — Хватит паясничать, Дин! Ты прекрасно знаешь, что я здесь не за этим, — Сэм нахмурился и решительно посмотрел на брата. В ярко-белом свете электрических ламп, делающем все вокруг на пару тонов бледнее, Дин походил на призрака — мертвого и холодного.       Как отец…       Сэм сам испугался такого сравнения. Озноб пробежал у него по коже, и он плотнее сжал губы. Это место, подобно дементору, высасывало из него всю «радость».        Дин откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу: — Что это с тобой, Сэмми? На тебе лица нет, — съязвил он, выжидательно глядя на брата. Сэму стоило больших усилий не поддаться панике и вернуться к тому, ради чего он проделал этот нелегкий путь. Он прочистил горло, скрывая за этим невольно начавшуюся дрожь, и решительно спросил: — Зачем ты сделал это, Дин? Чем он заслужил смерть? Винчестер-старший кинул на него заинтересованный взгляд, который, правда, тут же отвел. Задумчиво потирая подбородок, он с пару мгновений молчал, смотря куда-то в сторону. На его губах играла непроницаемая вежливая ухмылка, но Сэм видел, насколько он напряжен: ходящие желваки и слегка нахмуренные брови выдавали его. — Кто? Назови имя — я сверюсь с документами, — наконец усмехнулся Дин и подался вперед, опираясь локтями о стол. — Прекрати… — болезненно прошипел Сэм и, нахмурившись, решительным шагом двинулся к столу, — ты приказал убить его! Ты! Я знаю! — его вдруг начала охватывать совершенно неконтролируемая, дикая ярость, поэтому он уже почти кричал, — зачем?! Зачем ты это сделал?! — Ух ты, старик, что это с тобой? — наигранно удивился Дин, приподнимая брови, — не бредишь ли ты? Потому что, честно, я не понимаю, о чем речь. — О! Оставь этот цирк для копов! — гневно выпалил Сэм, с силой упираясь руками в блестящую столешницу. Он исподлобья глянул на брата и, едва сдерживаясь, прошипел, — это ты, Дин, я знаю… — Все еще не понимаю, о чем ты, — невинно развел руками тот, неубедительно округляя глаза. — Да неужели! — к горлу вдруг подступил противный комок слез. Сэм плотнее сжал кулаки, будто бы таким образом пытался удержать слезы в себе, и подался вперед. Между ним и Дином оставалось расстояние, равное всего одному шагу, — дистанция, которую Сэм ни за что не хотел нарушать, — Скотт МакКолл. Сегодня его, на мотоцикле, сбили в Астории. Водитель скрылся. Скотт — при смерти. — Бедный парень! — театрально вздохнул Винчестер-старший, — соболезную его родным, но… — Что ты наделал, Дин?! — стараясь поймать его взгляд, гаркнул Сэм, — Он же еще совсем ребенок! — Ребенок? — вдруг удивленно протянул тот и посмотрел на брата — колко, зло, с ощущением своей полной правоты, — этот сукин сын месяц морочил мне голову! — То, что тебя обманул вчерашний школьник, не его проблема, а твоя! — выпалил на одном дыхании Сэм. С каждым мгновением он все больше терял над собой контроль: на лбу выступила испарина, волосы сбились, а все лицо было изрезано хмурыми морщинами. — Именно! И я решаю ее единственным верным способом! — гневно взревел Дин. — Каким?! Убийством?! — возмущенно и с глубоким отвращением крикнул Сэм, и страшное слово повисло в воздухе, эхом отражаясь от стен злополучного кабинета.       С мгновение оба молчали. Сэм, тяжело дыша, хмурился и не сводил с брата какого-то растерянно-обозленного взгляда. Тот смотрел на него исподлобья и с напором, будто бы пытался расплющить одними глазами, сломать тот и так уже раскрашивающийся стержень внутри него. Тишину нарушало лишь тиканье часов, стоявших где-то не столе.       Первым молчание нарушил Дин. Цокнув языком, он вновь откинулся на спинку кресла и сложил руки в замок: — Да. Именно так, — произнес он даже с какой-то гордостью в голосе, потом помолчал, делая задумчивый вид, и медленно, будто бы пытаясь уловить все оттенки этой мысли, сказал, — но знаешь, что интересно? — он устремил на брата цепкий взгляд, — ты ведь знал, что я это сделаю. И ты знал, как этого избежать.       Сэм почувствовал, как похолодели руки. В голову будто бы впились тысячи маленьких иголок, а внизу живота начал скручиваться противный комок. Он больше не в силах был опираться на кулаки, поэтому выпрямился и смотрел на Винчестера-старшего уже без прежнего запала — как-то испуганно и с непониманием. — Тебе нужно было лишь вовремя сказать мне, за кем тогда в Академию приходил Хейл. Всего лишь сказать, назвать имя… — продолжал Дин. С каждым словом он звучал все угрожающе, — но ты… Ты предпочел не лезть, не марать руки, — Дин свирепел с каждым мгновением, — так же проще, не правда ли? Ты — белый и пушистый, ты тут ни при чем, да? Спокойная жизнь, она ведь такая, да, Сэмми?!       Винчестер-младший уже еле держался на ногах, но, с силой сжав кулаки, твердо прошипел: — Не смей обвинять в этом меня! То, что ты не контролируешь себя, — не моя вина. — Это я-то себя не контролирую? Да я единственный, кто, черт побери, понимает, что происходит! — Дин поднялся на ноги и уперся руками в стол, подаваясь вперед, — зачем ты здесь? Чтобы еще раз показать, какой ты правильный и благородный? Черта с два! Ты такой же, как я или… — Не смей… — Сэм угрожающе насупился и сжал кулаки, будто бы вот-вот должен был кинуться на брата.       Глаза Дина сверкнули злобой и уверенностью. Он, несмотря на значительную разницу в росте, смотрел на Сэма будто бы свысока, с ощущением своей правоты и весомости своего слова.       Как отец…        Безжалостно буравя его взглядом, Дин будто бы пытался прожечь в нем дыру, чтобы добраться до оставшихся внутри Сэма осколках от души, но сделать это только ради одного: чтобы вырвать их с мясом — жестоко и беспощадно.       Как Джон… — Ты такой же, — наконец констатировал Дин, будто бы забивая грубые гвозди в неотесанную деревянную крышку гроба, — иначе помешал бы мне, — он вышел из-за стола и сделал шаг к брату. Сэму пришлось сделать над собой усилие, чтобы не сделать тот же шаг, но назад, — ты такой же, иначе остановил бы меня! — Дин сделал еще один шаг вперед, а Сэм плотнее сжал губы, — ты такой же, иначе сделал бы хоть что-нибудь, чтобы прекратить..! — Скотт жив, — будто бы пытаясь выбить эту холодную жестокость из голоса брата, негромко возразил Сэм. — Надолго ли? — Дин распрямил плечи, выпячивая вперед грудь. Он стоял всего в шаге от Сэмюэля — так, что тот мог видеть каждую морщинку на его лице. Отвечая на собственный вопрос, Дин отрицательно покачал головой и развел руками, показывая, как, вероятно, ему казалось, свое могущество, — и знаешь, что? Когда труп этого сученыша МакКолла будет гнить где-нибудь на окраине Гарлема, я буду благодарить тебя. Тебя — за то, что помог мне в этом.       Сэм был бледен, как самый слабый лунный свет. Чем больше он смотрел в лихорадочно блестящие гневом, жестокостью и злостью зеленые глаза, тем больше терял связь с реальностью. Его била дрожь, и он никак не мог избавиться от ощущения, что говорит с тем самым призраком из прошлого, которого попытался оставить в этом пышущем неуютом отеле еще десять лет назад.       Джон мертв. Дин не Джон.       Сэму очень хотелось сорваться с места и броситься прочь — просто бежать, не оглядываясь. Бежать так далеко, как его только смогли бы унести ноги. Ничего не изменилось. Все, как и прежде. На смену одному Винчестеру пришел другой, но такой же, абсолютно такой же!       Его здесь нет, Сэм! Ни в каких обличиях! Джона здесь нет.       Но как же это было на него похоже… Этот беспощадный взгляд, ощущение полной вседозволенности и неограниченной безнаказанности — вывихнутый мир этой сгнившей сердцевины Большого яблока!       Мне здесь не место… — Ты ведь знал, не правда ли? — продолжал Дин, медленно обходя брата кругом, — ты ведь все проверил еще в тот день, когда я пришел к тебе, так? И просто подумай: расскажи ты мне это еще пару недель назад — кто знает — может быть, сейчас малютка МакКолл сидел в своей комнатке и зубрил бы какой-нибудь из наших сраных законов, но вместо этого… — Псих! — будто бы выплюнув слово, кинул ему в лицо Сэм и, резко развернувшись, бросился к двери. — Трус! — выпалил ему в спину Дин.       Сэм вдруг остановился и окаменел. Он не знал, почему эта фраза его так задела, но, подобно надежному гарпуну, она вошла ему под кожу и пригвоздила к полу. — Твой брат в беде, а ты боишься крови и бежишь. Что бы на это сказала мама? — Дин так не считал. По крайней мере, первая часть фразы даже им самим считалась ложью. Сэм слышал это по тем едва уловимым насмешливым ноткам в его голосе. И это заставило веревку невидимого гарпуна натянутся до такой степени, что, казалось, она вот-вот лопнет.       И лопнула: — Ты — «в беде»?! — взорвался Сэм и, повернувшись к брату лицом, кинул на него испепеляющий взгляд, — не смей приплетать сюда маму! Сегодня ты чуть не убил моего ученика, Дин! Ты хоть представляешь, что это значит для его родных? А для друзей? Хотя как же ты можешь это знать — тебе же нет до этого никакого дела! — Сэм знал, что бесполезно говорить все то, что он говорил, но продолжал, просто потому что не мог больше держать это в себе, — а между тем у него есть родители. И лучший друг — Стайлз. И ты бы знал, как он за него держится! — Ладно! Все, Сэмми, хватит! — наконец устало прервал брата Винчестер-старший, и в его речи проявился вдруг тон измученного заботами человека, — я понимаю, что ты не в восторге от всего этого. Но мне правда нужна твоя помощь, — его тело как-то обмякло и приобрело округлые черты. Очевидно, Дин выходил из образа, который позаимствовал у Джона, — видит бог, не я это начал. И если Хейла не остановить сейчас, все, что строил отец, рухнет. А ты знаешь, на что ему пришлось пойти, чтобы… — Знаю, — мрачно отрезал Сэм. Он серьезно посмотрел на брата, — но ты же не думаешь, что Дереку действительно удастся все это разрушить! Дин, Волки — маленькая банда, так что нет никакой нужды…       Дин кинул на него колючий взгляд: — Сколько тебя не было здесь, Сэмми? — Десять лет. — Вот именно, — кивнул Дин и, будто бы пробуя слова на вкус, повторил, — десять лет… Все изменилось, — он отошел от брата и посмотрел в окно, на светящийся тысячью огней город, — и Волками уже давно управляет не Питер, и Дереку не семнадцать… — Дин вновь повернулся к брату, — нужно отдать ему должное, при нем Волки стали сильнее. Питеру никогда бы не удалось построить то, что построил он. — И ты считаешь, что сейчас он готов играть на равных? — будто бы сопоставляя свои возможности, нерешительно поинтересовался Сэм.       Дин неопределенно повел плечами: — Нет. Но он сможет, если вовремя его не остановить. — А «остановить» — значит убить Скотта? — без вызова, а только лишь с суровой мрачностью в голосе спросил Сэмюэль. — Парень и так уже не жилец, — вместо ответа произнес Дин и тут же добавил, — не будет его — мой агент не будет раскрыт. Не будет раскрыт он — у меня будет доступ ко всем планам Хейла. А если у меня будет доступ к ним — я уничтожу его, к делам вернется Питер, и все станет, как прежде, — он с надеждой посмотрел на брата, — ты только подумай, Сэмми: одна жизнь — в обмен на сотни. — Пока еще кто-нибудь не пострадал? — заискивающе вглядываясь в лицо брата, полувопросительно проговорил Сэм, будто бы ища в этом оправдание принятому решению.       Дин кинул на него удивленный взгляд и, немного подумав, кивнул: — Именно, — на мгновение в кабинете повисла звенящая тишина, — так, ты со мной? — Винчестер-старший протянул брату руку, старательно отводя глаза.       Сэм коротко вздохнул, устало прикрыл веки и наконец протянул ему руку в ответ: — Только если это поможет избежать жертв.       Дин довольно хмыкнул: — Разумеется. Ну, семейное дело? — Семейное дело, — и в тишине кабинета раздался глухой хлопок пожатых друг другу рук.                         

***

      Дом — как много скрыто в этом слове! Дом — место спокойствия, комфорта, любви и нежности. Дом — место, где тебя ждут. Дом — место, куда хочется возвращаться, потому что там пахнет родными и знакомыми булочками с изюмом и слышатся голоса счастливой, большой семьи. Но, если смотреть на вещи объективно, дом — всего лишь строение. Бросишь спичку на его деревянный пол, облитый бензином, — и он загорится. Вспыхнет — и через пару часов от него останутся лишь угольки.       Дерек брел по прогнившему паркету, почерневшему от пепла и времени. Под ногами неприятно хрустела осыпавшаяся штукатурка и мелкий мусор. Сквозь выбитые окна на пол и облезшие стены падал тусклый, холодный свет, будто от пасмурного неба.       С каждым сделанным шагом Дереку становилось все тревожнее. Чувство беспокойства, незащищенности и печали обволакивало его сердце, по мере того как он продвигался в глубь дома.       Он не знал, куда и зачем шел, но продолжал слышать под собственными ногами скрежет маленьких камешков и тонкого слоя мелкого песка. Внезапно Хейл понял, что к звуку его шагов добавился еще один. В звенящей тишине опустевшего дома он слышался особенно отчетливо — скрип.       У Дерека перехватило дыхание. Он знал, что это было. Сердце застучало быстрее, и он на ватных ногах пошел к источнику звука.       Остановившись у одной из комнат, он нерешительно заглянул в нее и встал как вкопанный, с полными непонимания глазами.       Через большое окно в комнату пробивался далекий солнечный свет. Но освещал он не все помещение, а только лишь центр комнаты, оставляя все остальное в тени. Он будто бы был специально направлен на кресло-качалку, стоявшую у самого окна. И Дерек знал почему: кресло не переставало качаться, издавая этот когда-то родной уху скрип. Повернутое к двери спинкой, оно скрывало сидящего в нем — огонек надежды вспыхнул в груди Дерека. — Мама? — одними губами произнес он, едва слыша собственный голос.       Кресло вдруг остановилось. На мгновение воцарилась мертвая тишина, отдающая чем-то зловещим и замогильным. Сидевший в кресле медленно поднялся на ноги и обернулся: — Ну, что ты, Дерек! Талия давно мертва. Здесь только я.       Дереку вдруг очень захотелось исчезнуть. Убежать куда-нибудь, спрятаться — это было бы идеальным вариантом. Но вместо этого он лишь вцепился рукой в дверной косяк и заскрежетал зубами.       Перед ним стоял и притворно-приветливо улыбался мужчина в белом свитере: около сорока лет, голубые глаза, нос, до жути похожий на нос Дерека, идеально уложенные светлые волосы… — Питер, — с трудом выдавил из себя Дерек. — Рад встрече, дорогой племянник, — не сводя с него холодного взгляда, ответил тот и едко усмехнулся, — не думал, что убийство собственной матери так быстро тобой забудется.       Дерек почувствовал, как лютый ужас пополз по венам, будто бы сковывая тело изнутри. Потерянно глядя на дядю, Дерек отрицательно замотал головой: — Я не… Я не убивал… — О! Бога ради, Дерек! Не ври себе! — скучающе закатив глаза, перебил его Питер и медленно направился к нему, — ведь это ты привел к нам в дом смерть. А все из-за чего? — он остановился перед племянником. Дерек попробовал отвести от него взгляд, но Питер схватил его за подбородок и заставил смотреть себе в глаза. Они горели холодной яростью, гневом и злой усмешкой, — из-за того, что тебе просто захотелось потрахаться!       Дерек хотел возразить ему, сказать, что это не так, но вдруг понял, что не может произнести и слова. Подобно маленькому ребенку, он беспомощно смотрел на дядю. — Кейт была красивой. Горячей даже, я бы сказал, — Дерек вдруг понял, что стоит посередине комнаты, у кресла, а Питер, как готовящийся растерзать свою добычу волк, обходит его кругом, — но как ты мог повестись на весь этот бред? Что она говорила тебе? Что любит?! — Питер рассмеялся, — боже, Дерек! Ты наивнее ягненка! Или… — он остановился и посмотрел на племянника так, будто бы понял великую истину, — дело не в ней. Дело в тебе, — Питер поймал его взгляд и с отвращением прошипел, — ты слаб. Всегда был. И всегда будешь, — Дерек вновь нахмурился и хотел было ему что-то возразить, но опять не смог выдавить из себя и звука, — Потому что чувства, Дерек, в этом мире непростительны! — голос Питера начал звучать громче и угрожающе, — Они губительны и смертоносны! И сейчас ты совершаешь ту же ошибку, слышишь?!       Дерек вдруг оказался сидящим в кресле. Бегая по паркету полными ужаса глазами, он попытался подняться на ноги, но понял, что нечто будто бы пригвоздило его к деревянному сиденью. — Он должен был умереть. Еще два года назад — должен! — Дерек не видел, где был Питер, но его голос звучал у него в ушах — громко, четко, слишком правильно, — но ты дал волю жалости. И что из этого получилось? Жалость непростительна! Чувства непростительны! Посмотри, что сделала твоя слабость со мной! — лицо Питера вдруг появилось прямо перед носом Дерека: лопнувшая кожа, гноящиеся ожоги, кровь и спекшаяся плоть. Дерек в панике смотрел на это и физически не мог отвести взгляда, — это все ты! Ты и твоя человечность! Но я не позволю этому повториться! — непонятно откуда взявшейся рукой Питер вдруг ударил племянника в грудь, а уже в следующее мгновение в его руке появилось окровавленное и все еще бьющееся человеческое сердце, — к черту твои чувства!       Дерек вдруг услышал собственный крик и проснулся.