Неплен

Большой прямоугольник солнца медленно скользил по полу, проникая через огромное окно библиотеки. Звуки внутреннего двора, приглушенные стеклами, долетали до книг тихим шепотом. Прохлада шла об руку с тишиной, отодвигая тени в дальние углы. Ваня, взобравшись ногами на мягкое, широкое кресло, погрузился в мир мифов и легенд, населяющих Древнюю Русь. Эта тема была близка ему, еще с университета, который миражом погрузился в туман прошлого. Пусть настоящее так резко поменялось, будто кто-то переключил канал, но сам юноша остался прежним, с теми же мыслями, с теми же интересами. К тому же, в этой библиотеке имелось множество материалов, именно по его увлечению, на разных языках мира. Неужели Кощеев тоже увлекается славянской мифологией? Хотя, с его фамилией это выглядит более чем логично. Васильки внимательно ступали по строчкам, вникая в каждую возложенную на них мысль. Юноша уже совсем забыл об утреннем видении, ушел от тревожных мыслей об отце и дяде, отпустил руку образа сестры. Время растворилось для Ивана, превращаясь в одно мгновение голоса книги. Рядом с креслом, вытянув передние лапы, и положил на них голову, лежал доберман. Пёс не шевелился, только мерное дыхание и изредка открывающиеся глаза не давали спутать его с каменным изваянием. Пока Ваня ходил от стеллажа к стеллажу, рассматривая корешки, собираясь с мыслями, пытаясь сконцентрироваться на том, чего он действительно хочет почитать, доберман сидел статуэткой в середине комнаты и вертел мордой, следя за человеком. Ни звука, только наблюдение. - И тебе со мной тут не скучно? - все же сделав свой выбор, Иван, с улыбкой, глянул на собаку. Та моргнул, но не двинулся с места. - Ну, как знаешь, - пожал плечами юноша, направляясь с книгой к креслу. – Мог бы со своим другом или братом порезвиться. Я никуда не убегу, честное слово, - погрузившись в мягкие объятия светлой обивки, еще раз глянул на животное Ваня. Доберман зевнул, обнажая белоснежный ряд острых клыков и алую пасть с длинным розовым языком, потянулся и, тихонько цокая когтями, тоже прошел к креслу. Еще раз глянув на человека, пёс улегся рядом и прикрыл глаза, слегка поводя ушами. Ваня удивленно поднял брови. Неужели и вправду это его охрана, а вернее надзиратель? А с чего возникли мысли, что юноша захочет бежать? Он же, вроде бы, гость, или догадка Ивана о своем истинном положении в этом доме, все же, верна? День плыл мимо, заглядывая в окна, но не отвлекая. Стрелки часов перевалили за полдень, взобравшись в гору, и сейчас намеревались катиться к вечеру, ускоряя движение жизни. За все это время в библиотеке никто не появился, никто не проверил, на месте ли юноша, поэтому, когда за дверью послышались шаги, отражаясь от стен стуком каблуков, Ваня вздрогнул. Доберман, резко подняв голову, потянул мокрым носом воздух. Да, этот запах животное узнает из тысячи. Пес вскочил на лапы и, подстраиваясь под звуки шагов, в такт стуча когтями, приблизился к двери. Резко, будто кто-то выключил все звуки, цокот по ту и эту сторону двери оборвался. Та тихонько отворилась, и в библиотеку вошел Константин. Черные волосы, высоко собранные, обвивались змеей и высвобождали только блестящий хвост, спадающий короткой лентой по шее. Рубашка под горло, с широкими рукавами, переливалась золотой вышивкой на манжетах. Свободного покроя, такие же черные, штаны перехвачены кожаным ремнем, на котором блеском драгоценных монет отливала пряжка в виде короны с острыми, колкими зубьями. Блеск перламутра, обрамленного пушистыми ресницами, заставил Ваню оторваться от книги и замереть. Вокруг Кощея была аура уверенности и превосходства. Казалось, что даже мимолетное движение тонкой линии брови есть сама истина. - Вазир сказал, что ты просидел здесь практически весь день, - мягкий бархат ароматным вином разлился по комнате. - А мне нельзя? – напрягся юноша. Сколько еще правил в этом доме? - Я этого не говорил, - хмурый взгляд и стук каблуков разбил палантин спокойствия и тишины библиотеки. – Это, конечно, хорошо, что ты нашел себе занятие. Значит, не будешь скучать, когда я уеду. - Уедешь? – ноги спущены на пол, в глазах непонимание. Почему-то перспектива остаться одному, хоть и с прислугой, в таком большом доме, казалась Ване гнетущей. - Надолго? – не удержался он от вопроса, хотя помнил, что, вроде как, на сегодня их лимит исчерпан. Кощей остановился рядом с креслом и, нависнув над ним черной тенью, внимательно вглядывался в васильки. Быть может, не случись того, что было, он никогда бы больше не увидел этих глаз. Но, именно, как раз они и являлись воспоминанием темных кошмаров. А ты думал, что легко будет? Думал, что, если заберешь его к себе, посеешь ужас и бессилие в душе врага своего, то монстр, пожирающий изнутри, исчезнет? - На три дня, - сухо, обламывая ветвь. Точно так же, что-то обломилось внутри Ивана. Он хотел поговорить, хотел хоть немного пролить свет на ситуацию, а теперь все уходило в неизвестность. - Три дня…, - как эхо отозвался юноша и опустил голову, скользя ладонью по страницам. Чувство одиночества снова проснулось в глубине ощущений. Снова потерянный, оставленный на пустой дороге, должен продолжать путь, думая, как дальше поступить. Но, быть может, лучше так, чем невозможность получить ответы, когда мужчина рядом. - Что читаешь? – запах гвоздики спустился с плеч Кощеева, рассыпаясь по Ваниным коленям. Холодные пальцы скользнули к раскрытой книге и замерли. Юноша поднял голову. Осколками боли и сожаления устремились перламутры на обруч синяка, плотно обхватывающего запястье Ивана. Стоило спросить на счет того, что было сегодня утром в комнате, но юноша не мог. Язык будто онемел, не в силах четко излить мысль. Быстро придя в себя, Константин аккуратно выудил книгу из-под рук Вани. Выпрямившись, он развернул темно-синюю обложку к глазам и те вспыхнули любопытством. - Неужели современная молодёжь интересуется этим? – ухмылка, легкая, непринужденная. - Так говоришь, будто ты древний старик, которому пора на покой, - склонив голову на бок, глянул снизу вверх юноша. Перламутр соскочил с книги на его лицо, касаясь нежно взглядом. Ладно, эти глаза, цвета василька, не могут его помнить, но глаза Вячеслава и Алексея, все это время затуманенные личными проблемами и вознесением своего дела, не смогли угадать того, кто был вынужден искупить их грех своим страданием. Что же сейчас чувствуют эти люди? Если бы они узнали, а они узнают в ближайшее время, кем является их мстительный добродетель, то живо нарисуют себе картину, в которой Кощей содержит их сына и племянника в том же положении и в тех же условиях, как когда-то …. - Я уже давно мертв, - от голоса повеяло холодом. Перламутр покрылся матовыми светом надгробных плит. Ваня ощутил, как липкий страх обволок желудок и обронил лед на каждый участок тела. Как же этот человек может говорить сейчас о смерти, когда сегодня утром просто дышал жаром, сжигая юношу изнутри. - Почему? – снова вопрос вне расписания. Тишина. Ване казалось, что стук его сердца слышит весь дом. Кощей резко наклонился. Юноша не успел ничего сообразить, как запах гвоздики проник под кожу, заставляя ту гореть огнем. Лицо мужчины, гладкая нежная кожа молочного шоколада, дыхание с привкусом кофе, все как сегодня утром. Вот только взгляд серьезный, без похоти и желания. Васильковые глаза, невольно, скользнули к губам напротив. Юноше казалось, что его собственные губы еще горят от поцелуев. Щеки зарделись румянцем. Ваня чувствовал себя очень глупо, и думал, что все его мысли отображаются у него на лице. Боже мой, что подумает Кощеев, прочитав их?! - Ты, действительно хочешь это знать? – в голосе еле уловимая дрожь, отдающая надеждой. - Да, – шепот в ответ и щеки просто горят от стыда. Зачем так близко? - Вазир! – властный оклик. Константин выпрямился. Доберман лег у выхода, где возник слуга с клиновидной бородкой. Взгляд Вазира колючий, пристальный, будто он чувствовал напряжение в голосе хозяина. - Принеси мне «Отреченную книгу», - мужчина не сводил глаз с Ивана, тот тоже не отводил взгляда, хотя все внутри жгло от нетерпения и смущения. Вазир, призраком, растворился в дверном проеме. Кощеев тяжело выдохнул и, смягчив взгляд, протянул книгу обратно юноше. - Пока меня не будет, можешь выходить во внутренний двор, - развернувшись к Ивану спиной, Кощей подошел к окну, засунув руки в карманы штанов. Ваня, растеряно, вертел в руках вернувшийся к нему предмет. Он не мог понять, что он сейчас чувствует. Складывалось ощущение, что Кощей пытается сгладить предстоящий отъезд, будто в этом есть его вина. - Вазир останется здесь, поэтому, по всем вопросам обращайся к нему. Он единственный из слуг, кто знает русский, – взгляд сквозь стекло, сквозь мысли. – Советую не пропускать впредь обеды, как ты сделал сегодня. Никто не будет подстраиваться, и накрывать на стол во внеурочное время. А, если решил объявить голодовку, то надо предупреждать. - Ничего я не объявлял, - буркнул Ваня. – Я просто зачитался. Кощей повернул голову, косясь на юношу. В обрамлении света окна четкий профиль мужчины походил на портрет древних царей, повелителей песков пустыни. Острая линия скул, блеск металла в мочке уха спорил с блеском глаз. Весь состоящий из прямых и сломанных, оборванных линий, он казался твердым камнем, творением рук мастера скульптуры. Ваня залюбовался представшей перед ним картиной. Страх, трепет и любопытство с каплей раздражения. Константин говорил, что не больше трех вопросов в день, а сам, только что, позволил озвучить еще два, и дал на них более чем исчерпывающие ответы. Или имелось в виду, что нельзя задавать более трех вопросов в день на счет причин и следствий, приведших юношу сюда? Тут в библиотеке снова возник Вазир. Слуга держал в руках ту самую «Отреченную книгу», которая больше походила на большую толстую тетрадь в черном кожаном переплете. На обложке серебряным теснением был изображен знак Алатырь, будто все, что хранилось в этой тетради, необходимо защитить. В то же время, как само название «Отреченная книга, и такой оберег на ней сражали дикой дисгармонией. - Отдай, - снова отвернувшись к окну, спокойно приказал Кощеев. Вазир, молча, протянул тетрадь юноше, слегка склонив голову в поклоне. Тот, озадаченный происходящим, взял «книгу» и во все глаза уставился на знак. Несомненно, Кощеев разбирается в этой символике, но зачем она ему? - Не жди от меня разъяснений, - мужчина резко развернулся. Несколько прядей темных волос выбились и легли на лицо, огибая линию скул, оттеняя блеск глаз. Ваня, сжав край «книги», веером прошуршал страницами. Это больше походило на дневник. Записи без дат, но с какими-то пометками, разбиты на небольшие абзацы и сопровождались мелкими зарисовками. Почерк красивый, витиеватый. Такой Иван видел только в учебниках, где помещались фото книг древности. - У тебя три дня, - направился на выход Кощей. – Когда приеду, ты вернешь мне ее и мы больше не будем возвращаться к этой теме. - Да, но…, - Иван хотел уточнить, а после прочтения они смогут хоть немного обсудить написанное, ведь, если это дневник самого Кощеева, то есть же причины, почему он внезапно доверил его незнакомому юноше. - Если ты поймешь, то и вопросов не будет, - не останавливаясь, отчеканил мужчина. – А, если, все же, они появятся, - Константин замер в дверях. – Значит, ты ничего не понял, и нет смысла это обсуждать. Иван сжал тетрадь и сердито посмотрел в широкую спину Кощеева. Не слишком ли много он от него хочет? Вначале накидывается с поцелуями, хотя они оба мужчины, потом отчитывает за несоблюдение режима, а теперь хочет, чтобы юноша за три дня вник в смысл личного дневника. - Ужин в шесть вечера. Не опаздывай, - и Константин покинул библиотеку. Голова у мужчины гудела, в груди щемило. Огонь и золото идут с разных сторон, подступают к ужасам прошлого. Вот только, они по-разному увидят эту картину. Девушка сама ввязалась в это, он ее не просил, а вот Ваня… У Кощея не так уж много времени, чтобы играть в прятки. Вывалить все факты сразу – не поверят, обозлятся. Он будет кидать им крошки к пряничному домику, чтобы в конце пути оба увидели, что за чудовище там скрывается. Возможно, зеленоглазая его осудит, но Кощею на это наплевать. Он забрал то, что по праву принадлежало ему всегда, остается только показать, кто он: враг или ангел-хранитель.