Пентхаус

*Это последняя глава* - Йо-орн! А чего делать, если я очку-ую? Интонация Джона прозвучала одновременно и плаксиво, и надменно. - Расслабься и думай об Англии, что я еще могу тебе посоветовать? Йорн, встав на одно колено, собирает осколки стакана, который только что уронил. Уронил намеренно. Ему нужен осколок. В идеале с острым бритвенным краем, не слишком большой и не слишком маленький, плоский, чтобы один конец был заостренный, а противоположный – округлый и широкий. Он необходим ему сегодня. Потому что сегодня та самая ночь. «Tonight is the night» - этими словами, кажется, открывался один сериал дремучих годов, который Йорн откопал подростком и смотрел взахлеб, пытаясь понять, кто он сам такой. В честь этой ночи они сегодня завтракают все вместе: Йорн, юный господин Бейли, Лизбет и даже Дэйв. В честь этой ночи Джордж стоит недалеко от парадной столовой и ругается со стилистом. Он хочет, чтобы все его зверушки блистали, чтобы девушки и юноши из уважаемых семей падали на колени (а еще лучше ниц) перед Джорджем и его свитой, умоляя их трахнуть или хотя бы одарить взглядом, словно серебряным долларом. За это Джордж заплатил «четверть ярда». Он требует сделать ему безумно сексуально, но интеллигентно, ослепительно ярко, но ненавязчиво, последний писк моды, но при этом бессмертную классику, латекс, но чтобы пушистый из льна, и, самое главное, чтобы все смотрелось мягко, но твердо. Стилист уже прибегал на кухню и закидывал в себя в тайне от господина Бейли успокоительные пилюли. - Не, ну серье-езно…- канючит Джон. - А че ты очкуешь-то? – вмешивается Дэйв. Тортилью с картошкой он уплетает с немного даже неблагопристойным наслаждением, но если учесть условия его существования в Паноптикуме, страсть к еде понятна и простительна. Он как-то обмолвился, что совершенно не страдает из-за отсутствия женщин, но гадюшная жрачка и невозможность принять душ, когда хочется, его доканывают. Йорн поговорил на эту тему с Бейли, и Дэйву позволили мыться в душевой для сотрудников перед началом занятий каждое утро. Чтобы ученика психически не травмировать. - Ну, если я налажаю…- пожимает плечами Джон. - И чего? – подначивает сенсей. - А че, непонятно, чего? - Джон, сколько раз тебе говорили эксплицитно мысли формулировать? – бросает Йорн замечание через плечо. Он, наконец, выбрал себе подходящий инструмент и незаметно спрятал в карман спортивных домашних брюк. Когда пойдет бриться, он его продезинфицирует, завернет в вату и положит в один из эротичных кармашков на блестящих кожаных боксерах, которые рабу предписаны протоколом. – Никогда не замечал, что, если напрячься и суть предмета изложить в связном тексте, предмет становится менее кабалистическим? - Ну… - Джон задумывается на несколько секунд. – Я не хочу, чтобы «Пантеры» на меня типа посмотрели такие…ну типа, это… такой мажор, играть ни хера не умеет, но батя платит, че не постебаться? Вот я и очкую. - А ты играть ни хера не умеешь? – Дэйв делает строгое лицо. – Опять? После всего, что между нами было? - После всей пропедевтики? – вставляет химера, выбрасывая отбракованные осколки. - Пропиздевтика с пиздагогами… - Джон неприятно хихикает и принимается за жульен. 271/297 - Джон! – окрик Йорна заставляет его вздрогнуть. – Ты говори, да не заговаривайся. Здесь вообще-то дама присутствует. Лизбет посмеивается и с лукавым намеком бросает многозначительный взгляд на любимое чудовище, мол, сам-то тоже хорош. - Не смотри на меня так! Не согрешишь – не покаешься, - ракшас скалит клыки в улыбке. Он садится рядом с девушкой, напротив Джона и Дэйва, кладет руку на спинку ее стула. – К тому же, одно дело крикнуть в вечность «блудоебливый афедрон» - здесь хоть требуется минимальная степень лингвистической изощренности, а другое – скомпоновать примитивный каламбур навроде Джонова. - Йорн, тебя послушать – у тебя и матюки самые матерные, и шутки самые смешные, и вообще ты неебический красавец, - Джон слегка обиделся, хотя Йорн его за три месяца выдрессировал знать свое салажье место. - Разве я что-то позволил себе сказать касаемо красавца? – чудовище выгибает удивленно правую бровь. – Нет, Джон, моя задача, как педагога – это подталкивать тебя к выходу из зоны комфорта в зону ближайшего развития, проблематизировать твое сознание. Вот ты даже не спросил, что такое «афедрон». - А я знаю, - нервно хихикает Джон. - Да не пизди, - Йорн отрезает кусок от стейка с кровью. - Вот! – Джон тычет вилкой в воздух, грозя ракшасу. – Вот! - Что «вот»? - Все вот! – юный господин Бейли и злится, и смеется. – Вот оно все! - Джон, мне придется на некоторое время погрузиться в раздумье, чтобы осмыслить твое последнее послание. Из всего английского языка ты выбрал три слова с наиболее размытой семантикой. - Не, ну ты сам говоришь одно, а делаешь другое. - Все мы люди. Эрраре гуманум эст. - Ты – не человек, - у Джона в лице появляется какая-то кровожадная тень. - Почему? У меня частично человеческий геном, - невозмутимо возражает химера. – Простите за спишисизм, но не исключено, что все, что во мне есть гнусного и мерзкого, проистекает именно из этих восьми процентов, - он снова скалит клыки в саркастической ухмылке. - Йорн, я знаю, как стереть эту самодовольную улыбочку с твоей ажурной физиономии, - снова подает голос Дэйв. Интонацией он пародирует классического виллана из голливудского боевика. - Ну попробуй, - отвечает ракшас с вызовом. - А у тебя шпинат в зубах. - Правда, что ли? – оскал исчезает, и Йорн с рефлекторным смущением отворачивается, притом, что ему на завтрак шпинат не подали. - Йес! Сработало, - веселится Дэйв. - Подлец ты, господин Дюмонт…Я тебе, пожалуй, толченого стекла в пуанты насую. - Ну что, Джон? Успокоился? Развлекли тебя дяди? – снова хихикает Дэйв, но уже с легкой саркастической шпилькой. М-да. Два дрессированных дяди, два королевских шута, которым позволено стебаться над принцем исключительно в воспитательных целях. Чтобы наследник престола мозоли на нужных местах отращивал и выпестовал в себе Хозяина, Господина, которому рабские шуточки нипочем. Которому чьи угодно язвительные подколки и открытые нападения нипочем, ибо он – Джон Бейли. Должен учиться извлекать ценные уроки из общения и с врагом, и с низшим сословием, а раба чтобы не боялся и умел заставить отдать все, что невольник имеет пользительного и усладительного. - Может, бахнуть перед выходом? – с притворным хныканьем предлагает Джон, опять вспомнив про нервы. 272/297 - Не надо тебе ни бахнуть, ни пыхнуть, - серьезно отвечает на идею Дэйв. – Ты помнишь, как пришел бухой на занятие? - Я только немного опохмелился утром… - Ага, у тебя полный разбаланс был за установкой. И мертвый пук вместо высекалова. А сегодня надо, чтобы таз раскалывало у публики! И вообще тебе по закону не положено… Физиономия мальчишки, похожая в чем-то и на папашину, и на дядькину одновременно, вдруг расползается в змеиной ухмылке, которую Йорн ни у первого, ни у второго не замечал. Что-то знакомое мелькает, но все же не то. Бейливский дьявол сидит в деталях. Йорн очень хорошо помнит, что один из парадоксов, врезавшихся ему в память еще при первой встрече с господином Бейли, заключался в том, что даже гладя новоприобретенного раба ниже пояса, Джордж был странным образом серьезен и невероятно доволен, но никак не бесстыж, не похабен в полном смысле этого слова. А вот у Джона во взгляде то и дело мелькает нечто блудливое, и к сексу этот блуд не имеет отношения. - Закон – это для тебя и Йорна, Дэйв. - Цинизм, как норма жизни? – хмыкает Дэйв, стараясь скрыть раздражение, и опускает глаза в тарелку. Йорн откладывает приборы на стол и некоторое время рассматривает Джона с тем хищным прищуром, которого все сапиенсы инстинктивно боятся до дрожи. - Джон, если уж ты, семнадцатилетний пацан без выдающихся пока достижений, так рассуждаешь, то представь себе, как рассуждает президент твоей страны или глава глобальной правительственной ассамблеи, которые ворочают квадриллионами долларов и миллиардами жизней. Как ты думаешь, они на тебя самого посмотрят, как на кишечную палочку или повысят в правах до одноклеточного эукариота типа инфузории? - Ну, уж повыше, чем тебя, Йорн, повысят, - отзывается юный Бейли, пытаясь нагло смотреть ракшасу в лицо. - Что ж, с этим не буду спорить, Джон. - Йо-орн! – голос Джорджа громыхает где-то рядом в холле. – Живо подошел сюда! Мать вашу… - Позавтракать не дадут… - химера встает из-за стола и отправляется на зов своего господина. Стейк придется снова разогревать. Йорн сначала сражался за черную рубашку. Ракшас грызся и царапался, но не отстоял право на черноту. Потому как стилист заявил, что с его внешностью тогда одни зубы будет видно в темноте концертного зала. А дракона должно быть видно полностью, во всем великолепии. Потом Йорн попробовал побороться за пиджак или куртку (ему было все равно какие, не в фасоне дело) и почти выиграл битву, но господин Бейли внезапно переменился во мнении, сказал, что скучно. Все рокеры ходят в куртках. Остановились после мучительного, тягучего и никчемного спора на белой рубашке со свободно завязанным галстуком, шоколадного цвета кожаном жилете, который максимально подчеркивал узкую талию и широкую грудную клетку зверя, кожаных брюках, очень убедительно имитировавших потертые синие джинсы, и грубоватых невысоких сапогах, которые Йорн отметил как вещь сегодня ночью наиболее полезную и практичную. Еще навешали дополнительных кожаных и платиновых браслетов на руки, что тоже могло сослужить кое-какую службу. Каждый кусок платины стоил весьма прилично. Йорну очень желалось пойти и пятьсот раз отжаться, чтобы снять напряжение после часа, проведенного с воодушевленным Джорджем и его расстроенным стилистом. Но расслабляться было рано, потому как второй важнейшей задачей стояло отвоевать для Лизбет обувь на плоской подошве. И чтобы никакой резины. Джордж относился к костюму девчонки, в целом, индифферентно, посему пришлось упражняться в 273/297 словесном фехтовании наедине дизайнером, который обувь без каблуков не считал за обувь, особенно на маленьких девочках. На кону стояла его профессиональная гордость, но с утонченной небрежностью наряженный мальчик из преисподней задавил непоколебимым напором – у него на кону стояло кое-что поважнее. В результате непримиримой идеологической борьбы Йорнова игрушка получила готическую черную блузку с пышным жабо, чокером и камеей, черный кожаный жилет, чтобы соответствовать «хозяину», сверкающие виниловые брючки, высокие глянцевые ботфорты до бедра и кожаные митенки. Ведьма, но до чего хорошенькая… Затем наступил черед Бьерна и его фенов, плоек, спреев, расчесок, зажимов и восков, палеток и тюбиков, кистей и спонжей, блесток, помад, пудр, кремов, баз под тени, хайлайтеров, консилеров, карандашей, тушей, накладных ресниц и заколок. Йорн бы с удовольствием любовался своей девочкой, преображенной в готическую принцессу, однако голова была занята роящимися мыслями и расчетами. Ракшас перебирал в памяти раз за разом план помещения, который ему показывал гордый детищем Джордж. Господину Бейли льстило то, что Йорн валялся, обнявшись с хозяином, перед телевизором, и с живейшим интересом рассматривал фотографии и спецификации развлекательного центра. Йорн был восхищен размахом фантазии и грандиозностью амбиции. Джордж рассказывал подробно и с иллюстрациями. Он испытывал нестерпимое блаженство оттого, что Йорн впервые прижался грудью к его груди и как будто с опаской положил голову на его плечо, даже уткнулся лицом в его рубашку. Удалось-таки Джорджу переломить ситуацию бесстыдством, которое он себе позволил! Змей подлизывался к нему. Периодически шипел для порядка под плохое настроение, но хотелось, подлецу, снова адского удовольствия, которое испытал с господином. Иногда Джорджу даже приходила крамольная мысль, что изнасилование совсем не так повлияло на химеру, как должно было. Не исключено, что вкупе со справедливым возмездием, которое Йорна умиротворило и успокоило, этот опыт открыл перед ним кое-какие новые горизонты. В конце концов, все, что нас не убивает, делает наш член тверже. И Йорн стал не только принимать приставания хозяина, но и кое-какие должки возвращать. Хоть он сам не начинал никогда эротическую возню, ракшас совершенно по-новому реагировал на ласку. Он нарушал правила и сам трогал Джорджа в ответ на его касания, с каждым разом все активнее и воодушевленнее, кусал, прихватывал его, оставлял синячищи на боках, руках и шее, любил почему-то хватать за запястья и давить так, что искры из глаз. Умудренный опытом рабовладелец в голове Джорджа Бейли вопил, что оба наплевали на непреложные правила, Протокол смешали с навозом, молитву превратили в фарс, что Йорн совершает непозволительное, что Джордж размяк и добровольно сдался на милость раба ради одного лишь его поцелуя. Но он не мог противиться. Ему нравилось, когда немного больно. Он чувствовал, что вот- вот произойдет долгожданное, и химера сама попросит нового приключения. Поэтому Джордж не удивился, а лишь поплыл на волнах удовольствия, когда Йорн взял в очередной раз инициативу в свои руки по дороге на место назначения. Автомобиль Джорджа Бейли с сопровождением выехал из Бейли Тауэр в пять часов вечера. На заднем сиденье разместились втроем: господин, раб и игрушка. Джордж придвинулся к Йорну и, занимаясь своими организационными мыслями о предстоящем торжестве и отвечая на звонки, рассеянно ласкал раба по внутренней стороне бедра. Кожаные джинсы от «Житруа» были сделаны и впрямь примечательно, требовалось натурально присматриваться, чтобы понять, что это не хлопковая ткань. Но стоило положиться на тактильные ощущения – примитивные, примордиальные и оттого правдивые – как обман немедленно раскрывался, и воспитанный мальчик из Кембриджа оказывался 274/297 еще тем развратником, натянувшим на стройные литые ноги шкурки невинных овечьих младенцев, чтобы так спрятать свою железную задницу и космические гениталии, чтобы всем было видно, чем владеет господин Бейли. Йорн не возражал против нескромного хозяйского прикосновения. Он даже сел поудобнее, незаметно раздвинув ноги. От наблюдательного Джорджа это движение не ускользнуло. Хозяин коварно улыбнулся про себя, убрал руку от паха химеры и, неожиданно взяв его левую ладонь, прижал артерию большого пальца. О, да! Пульс-то у мальчика подскочил. Хочет хозяйского внимания, пиявка гремучая! Йорн в своей хищной манере глянул на Джорджа сквозь стекла очков, из-под надменно и томно полуопущенных ресниц, и вдруг отвернулся, притянул к себе девчонку. И впился ей в губы, стал вызывающе ласкать и тискать. Та всем телом подалась к чудовищу, вцепилась в уложенную прическу, в шею, в ошейник, тихо застонала под пластичным телом химеры. Йорн показал хозяину, что у него, типа, выбор есть, с кем миловаться. Как бы не так! Играет мальчик. Прошли уже те времена, когда Джордж привел ему девчонку, чтобы лишь смотреть на занимающихся сексом рабов. Господин Бейли сделал паузу, вынул из дверного ящичка медицинские перчатки, которые у него были рассованы повсюду, как у белки орехи на зиму, и надел одну на правую руку. Потом резко и авторитарно вынул кольцо из углубления на ошейнике лобзающегося Йорна, застегнул карабин короткого поводка, который не преминул захватить с собой на вечеринку, после чего потащил раба к себе, бесцеремонно снимая с его носа очки. Мальчик-то, поди, вовсе отвык уже от цепи. Нехорошо, надо иногда напоминать. Йорн перевалился обратно к хозяину, одной рукой не переставая ласкать грудь девчонки. И понеслось. В какой-то момент этого душного безумствования Джордж осознал, что раб его, словно падишах, полулежит на сиденье, ласкаемый со всех флангов жаждущими внимания обожателями. Джордж, чтобы несколько восстановить баланс власти, заставил Йорна взять в рот и облизывать его резиновые пальцы, пока сам кусал прочную кожу на его шее и оставлял засосы. Йорну можно, у него на шкуре особо не видно. Химера вздрагивала, жмурилась, но лишь еще больше распалялась, когда две руки одновременно – девчонкины и хозяина – расстегнули его молнию на брюках и проникли под их защитные покровы. Йорн выгибался и стонал от напряжения, стараясь не прикусить хозяйские пальцы, льнул к Джорджу – господин Бейли ничего подобного от него не ожидал. Чушь все-таки Алекс нес про то, что химера хуже бревна. А ведь Джордж хоть и не поверил, но в глубине души посеял айтишный гаденыш плесневые споры сомнения. И все же тревоги относительно холодности ракшаса оказались глупостью. Уметь надо! Господин Бейли умел. Он еще и не такое умел! А с оборудованием Йорн просто умрет под ним, и снова возродится, и снова умрет! Раб тем временем решил переключить полностью внимание на хозяина. Уже давно пора. Поигрался с девочкой в качестве аперитива, подразнил своего господина, и достаточно, пора к серьезному мужскому занятию приступать. Химера подмяла под себя Джорджа, инициируя неистовое лобзание и до крови кусая его губы не по-человечески остро заточенными резцами. Чувство было, откровенно говоря, гадкое, но до чего возбуждающее. Джорджу казалось, что чудовище хочет одновременно и задушить, и поиметь, и сожрать, и слиться воедино со своим господином. И еще ему подумалось, что, не дай бог, Йорну сейчас взбредет в голову стащить с президента корпорации «Паноптикум» штаны и его трахнуть – ведь он позволит! При том, что скорее всего химера будет с ним груба и неумела. Все равно позволит! Проклянет все на свете потом, но прямо сейчас сдастся на растерзание. Вот это будет уже ни в какие ворота… дочего пошлый каламбур … Скорее бы приехать, пока оба совсем не обезумели от взаимного желания и не натворили лишнего при свидетелях. 275/297 Руки Йорна повсюду. Джордж хватает его за твердые накачанные бока, срывает перчатку и водит пальцами по сухим, резко очерченным, будто на экорше, кубикам твердого пресса, тот выгибается, сжимает его бедра коленями, так что кости хрустят. Красивые руки раба шарят по одежде, по спине, обласкивают тело хозяина, тешат и услаждают его сильными и беззастенчивыми касаниями. Опять синяков наставит… Потом Йорн вдруг отрывается от Джорджева торса, хватает его за запястья, подается вперед, вжимает в пружинящее сиденье с кожаной обивкой так, что почти душит своими нелишними килограммами, тянет руки Джорджа, держащегося за поводок, куда-то вверх и сдавливает до хруста, до боли, словно хочет тисками сломать. Джордж мужественно старается не вскрикнуть, чтобы не создавать у врага чувство физического превосходства, но на правой руке какая-то кость издает недвусмысленный треск. Впрочем, когда химера отпускает, Джорджу уже не больно, а сладостно и жарко. - Господин Бейли! Мы на месте! – передает шофер. Джордж оглядывается из-под сидящего на его коленях Йорна и видит за затемненными стеклами железобетонные джунгли и великолепие сверкающей внешней отделки его личного левиафана. Сейчас Йорн прифигеет… И надо бы продолжить начатое непотребство, как только выпадет свободная минута, пока мальчик тепленький… Джордж отпускает Йорна с поводка. Йорн выходит из машины вслед за Лизбет так, словно ничего не происходило на заднем сидении минуту назад. Одергивает рубашку, приглаживает волосы, центрирует слегка сместившийся ошейник. Пока Джордж обходит автомобиль, Йорн переламывает пополам тонкий пластмассовый корпус небольшого прибора, наподобие брелка от автомобильной сигнализации, который сжимает в руке. От осколков нужно скорее избавиться. Они падают под переднее сиденье. Он очень надеется, что завернутый в вату кусок стекла, спрятанный в кожаном белье, не пострадал от напора хозяйской похоти. Йорн достает из жилетного кармана жвачку, чтобы заесть вкус поцелуев господина Бейли и окидывает ледяным взглядом громаду следующего противника. Теперь химере нужно предельно сосредоточиться на предстоящей задаче. Развлекательный центр «Платинум» назван в честь любимого металла господина Бейли. В честь его любимого вида кредитных и членских карточек. В честь пирсинга «Принц Альберт» у любимого раба в члене. Название подчеркивает благородство и изысканность, дороговизну и пошлость. Расположен в северо- восточном округе Айрон Маунтин. Два миллиона квадратных метров. Больше, чем в Дубаях, в Токио или Москве. Два долбаных миллиона. К счастью, Йорну предстоит встреча только с одним их этих миллионов, ибо центр разделен на две неравные части, и только одна из них станет полем последней битвы. Развлекательный центр имеет двойную функцию: он должен заработать господину Бейли немалые деньги, а также превратиться в одно из самых шикарных мест для остросюжетного рабовладельческого отдыха. Огромный сектор для плебса, скучающего в компании собственных внутренних переживаний, предлагает старые развлечения на качественно новом техническом уровне. Здесь построен гигантский лягушатник с имитацией морской волны, с виртуальными коралловыми рифами, подводными пещерами и катанием на робо-дельфинах. Для удовольствия простых граждан развертываются грандиозные залы дополненной реальности, населенные динозаврами, пришельцами, террористами, оборотнями и проститутками; повсюду натыкано бесконечное число заведений, где можно набить желудок и порадовать вкусовые сосочки, а также предлагается еще бог знает сколько вариантов пребывания в ипостаси Homo Ludens, человека играющего, который создает эскапистские миры где-то на границе Метцигеровского «тоннеля эго» и 276/297 электронного протеза сознания. Впрочем, не изобрело человечество ничего серьезнее игры. Люди ради игры ставили на кон короны, любовниц, собственных детей, да и самих себя продавали в рабство. Человечество не знает имен великих землепашцев или ассенизаторов, без которых бы сдохло от голода, сидя в выгребной яме. Зато теперь будет помнить господина Бейли, подарившего ему новую игрушку и присоединившегося таким способом к сонму иллюзионистов, чьими фикциями человеческая раса питается и гадит… К незаметному VIP входу в здание подкатывают еще два автомобиля, паркуются рядом с «Майбахом» Джорджа на выложенной каменными плитами площадке. Из их чрева появляются Джон и Дэйв, несколько сотрудников охраны. Йорн смотрит на затянутое легкой облачностью небо, на наскоро сконструированный, довольно избитый ландшафтный дизайн около центра с тонкими деревцами в бетонных урнах и зелеными бритыми лобками газонных полосок. Он старается сориентироваться на местности, рассмотреть и запомнить прилегающие улицы и здания. Ему надо успокоиться. Ему страшно, потому что он не о себе одном должен печься. Девочка отказалась уходить, когда неделю назад закончился ее контракт, и подписала с Бейли новый. Йорн мог ее сам вытурить, ради ее же блага, но, когда намекнул, Лизбет так вцепилась ему ногтями в ухо и так зашипела, что казалось расцарапает физиономию похуже всякого Джованни Пацци. Фурия рычала шепотом, что лучше сдохнет вместе с ним, нежели проведет оставшуюся жизнь так, как провела последние два с половиной года. И еще шипела, что если он ее сейчас выгонит, то никогда больше не увидит. Или даже нет, она скажет Джорджу! Лизбет путалась в показаниях и откровенно запугивала тем, чего никогда бы в жизни не сделала, но ее ярость и решимость идти вместе с химерой до конца были непреклонны. Они поругались – жестами, пантомимикой, театральной пластикой. У Йорна было много аргументов практического плана в пользу того, чтобы Лизбет ушла и дожидалась его «снаружи», готовила плацдарм для отступления, не рисковала получить пулю в спину, не засвечивалась в роли соучастницы, не рисковала оказаться в такой же клетке, что и Дэйв, связалась заранее с Брайаном и организовала вторую часть побега… Но Лизбет была настолько травмирована его исчезновением и безпроглядной неизвестностью, которая наступила после вынесения приговора, что не могла заставить себя покинуть химеру и ждать, получится у него или нет. А Йорн не решался поступить с ведьмой так, как поступил бы с неразумным ребенком, не знающим, на что напрашивается. Для Лизбет это было бы подлым оскорблением. Она требовала, чтобы Йорн не смел ее недооценивать и ударила по бицепсу… А, может, он сам боялся выпустить эту тоненькую ручку, которая святым духом каким-то держала его на плаву? Йорн вдруг осознал с болезненной остротой, что во всех передрягах, в которых он побывал, он оставался всегда один и отвечал только за себя. - Ну, что, дети мои! – радостно объявляет Джордж. – Прошу в мой Ад! …Desine sperare qui hic intras… Дружной компанией они входят в неприметные двери, которые для них открывает форменный швейцар, и направляются по очень странному короткому коридору, который выглядит словно временная техническая конструкция для безопасности строителей из алюминиевого каркаса, накрытого со всех сторон черной пленкой. Коридор заканчивается неприметной металлической дверью, которую перед господином Бейли распахивает парень из службы безопасности, и вся праздничная компания вступает в новый мир. Нартекс храма Бейли высится перед вошедшими огромным и узким каньоном, через него перекинут широкий мост с коваными перилами метров пятнадцать в длину. Мост упирается в грандиозный неоготический портал с тимпаном. На тимпане, в соответствии с традицией, сцены Страшного Суда, только вместо Вседержителя на троне в 277/297 центре восседает козлоголовый демон с огромным эрегированным фаллосом и тугими, поджатыми, до блеска отполированными яичками, словно их уже хватали ладони тысяч мимо проходящих туристов. Впрочем, сатанинский трон находится метрах в пяти от пола, и ухватиться за его бронзовые причиндалы никак невозможно, если только ты не сотрудник клининговой компании, вооруженный телескопической лестницей. Одесную дьявола нет никаких праведников, отправляющихся в Небесный Иерусалим. На рельефе одни лишь грешники, с большим энтузиазмом предаются всем видам сексуальных извращений, которые только сумел вместить в архитектурное пространство художник. Бейли и его свита пересекают мост, обнаруживая на дне «каньона» бурлящие волны с черным красителем для пущего устрашения, проходят мимо обнаженных и жаждущих полового сношения атлантов и кариатид, поддерживающих своды портала, и вступают в Большой Зал. Своды Большого Зала, никак не меньше тридцати метров в высоту. Дизайн весьма напоминает Адскую Капеллу, только все его элементы укрупнены и пропитаны претенциозностью, словно Капелла была лишь наброском, bozzetto, для полномасштабного шедевра господина Бейли. На стенах огромные рельефы на все ту же сексуально-инфернальную тематику, декоративные колонны как будто собраны из пучков фаллосов, из ниш выглядывают полнощекие адские младенцы, в темноте псевдоготического свода поблескивают панцирями непомерной величины застывшие в причудливых позах хтонические порождения хаоса. В центре зала располагается нечто наподобие алтаря со скульптурной группой из отполированного и сверкающего в неоновом освещении литого алюминия: космическое чудовище наподобие Гигеровского «чужого» трахает в рот рогатую демоницу. Скульптура плавно и неспешно движется. Йорну ее возвратно-поступательное движение чем-то смутно напоминает «Хронофага» в нише колледжа Корпус Кристи. И точно: Бейли обнимает любимого раба за талию и приглашает обратить внимание на произведение, объясняя, что оное представляет собою часовой механизм. Интерес Йорна, несмотря на чувствительность к прекрасному, в большей мере, возбуждается нынче изучением расположения пожарных выходов. На плане их отмечено четыре, включая центральный вход с мостом. Тот, которым он намерен воспользоваться, расположен против главного входа и ведет как на пожарную лестницу, так и в коридор через офисные помещения. В зале имеются еще два масштабных портала со стрельчатыми арками, которые открывают дорогу в недра здания, в сокровищницы нездоровых фантазий и катакомбы изысканных перверсий. Там есть все, в том числе и пространство многопалубного инопланетного корабля для прохождения квестов, где расплатой за ошибку будет причудливый, извращенный и очень недобровольный секс. Бейли заметил некоторое время назад, когда отдыхал вечером перед телевизором, положив голову к чудовищу на колени – не очень-то господская поза, прямо скажем– что ждет не дождется первого соревнования для рабов. Может быть, он даже сам поучаствует в качестве «экзекутора», если Йорн не будет ревновать. В Большом Зале довольно шумно. Повсюду сотрудники устанавливают фуршетные столы, украшают их аксессуарами в виде массивных канделябров и сосудов с гиперреалистичными имитациями анатомических препаратов – в основном вариациями на тему эмбрионов-мутантов и инопланетных половых органов. Уроды и члены – прямое отражение содержимого мозговой субстанции главного создателя сего художества. Но самая сложная техническая составляющая вечера – это небольшая, но сверхпрофессиональная концертная сцена, которую уже с утра, не покладая рук, собирают инженеры, рабочие сцены, осветители, пиротехники и прочие служки сего храма. Люди бегают туда- сюда со звуковым и световым оборудованием, таскают кабели, покрикивают 278/297 друг на друга, смеются, настраивают аппаратуру. Работа кипит. Йорн обращает внимание на Дэйва. Глаза у того горят. После долгих месяцев заключения в тесноте и безмолвии клеток, сам простор помещения и наэлектризованная суета вызывают у него животный восторг. Он втихаря отделяется от группы и подходит рассмотреть декоративных уродцев в банках. Йорну вспомнилась вековая шутка про анатомический музей Хантера в Лондоне: «- Тебя это беспокоит, дорогой? - Да, очень, мама. -Ты хочешь уйти? - Ни в коем случае!» Йорн опять осматривается. Неподалеку от каждого входа прохаживаются по два охранника, стараясь не слишком обращать на себя внимание. Вооружены пистолетами и электрошокерами. Йорн собирается уходить во время второй половины концерта «Dead Panther», когда народ расслабится и подбухнет. У Йорна опять леденеют ладони от напряжения, и он очень надеется, что Джорджу не взбредет в голову взять его за руку. Он не уверен в плане, не уверен в том, что действительно раздавил второй активатор внутреннего шокера, который Бейли носит на запястье как часы, не уверен, что справится с вооруженными сотрудниками службы безопасности – бывшими спецназовцами и морпехами... Джон тем временем оживляется и почти бегом подходит к сцене и запрыгивает на нее, летит осматривать ударную установку. - Дэ-эйв! А чего делать, если Шрэд по-другому барабаны сказал поставить? – кричит он испуганным голосом. - Господи Иисусе…- Дэйв закатывает глаза. – Да не поставили они еще ничего! Йорн, поможешь малого успокоить? - Титьку опять просит? – отвечает химера рассеянно. – Сейчас… - Эй, змей! Вы куда направились-то? – Йорн вздрагивает от подозрительного окрика господина Бейли. Вздрагивает, потому что этот окрик встает на пути первого, подготовительного, этапа операции. Джордж никогда не забывает о своем любимом рабе, он все время отслеживает его перемещения. - Я хочу ее трахнуть, - очень вульгарным тоном отвечает химера, останавливаясь на полушаге и вполоборота косясь на хозяина. Он не замечает, как до боли сжимает руку Лизбет. - А она хочет, чтобы ты ее трахнул? – насмешливо интересуется Джордж. - А ее мнение засчитывается? – Йорн нервно и без улыбки скалится. - Какой ты, а! Замашки не иначе, как у египетского принца, - смеется Джордж благосклонно и успокоенно. – Чтобы сунул-вынул и обратно, а то уже эти через полчаса подкатят, черти лохматые с кортежем. - Насчет «сунул» не уверен, а на «вынул» я очень рассчитываю…- шепчет чудовище на ухо Лизбет. Та хмыкает с невеселой усмешкой ему в ответ. Ей тоже страшно до чертиков, но ее решимость будто косматая ведьма вцепилась в горло нежной фиалке Лиз и повторяет, что сучка либо сделает то, что от нее требуется, либо сдохнет. - Йорн, дорогой, левая рука у меня второстепенная, но отнюдь не лишняя, - говорит Лизбет чудовищу с многозначительным намеком. - Черт, извини! – он выпускает ее, Лиз морщится и потирает пальцы. Через полминуты двое вваливаются в шикарный, темный, таинственно мерцающий кристаллами отделки туалет. Страстно целуются на камеры, у них уже выработалась нездоровая привычка сниматься в домашнем порно. Йорн даже сажает Лизбет на несколько минут на каменную столешницу умывальника, 279/297 расстегивает ее готическую блузку, зарывается лицом в кружево и целует грудь. Потом он подхватывает ее и на руках вносит в одну из кабинок. - Романтик…- шепчет Лизбет ему на ухо. Йорн захлопывает и запирает дверь, осматривается. Простор для подрывной деятельности, есть и раковина, и зеркало, но освещение неважное – кругом чернота и глянец. - Все, за дело! - он принимается нервно расстегивать жилет, отбрасывает его на бархатный пуф у стенки. Вслед за ним следует рубашка. – В обморок точно не упадешь? – он расстегивает брюки и достает спрятанный кусок стекла, пропитанную антисептиком вату и несколько украденных пластырей, раскладывает на полочке под зеркалом. - Я настроена решительно, - с виду сухо отвечает ведьма, стягивает митенки и закатывает рукава, открывает воду, мылит почти до локтя руки, в пятый раз за день вычищает ногти – они ей понадобятся вместо пинцета. - На издаваемые мной звуки строго наказываю не обращать внимания. Если что- то действительно пойдет не так, я скажу прямо. Но все же постарайся распилить побыстрее – стекляха реально бритвенная, особенно на острие. Главное узкий конец не сломай, - Лиз уже обтирает ему кожу под лопаткой остатками антисептика. Йорн ложится локтями на раковину. Лизбет зажимает ватой широкий конец хирургического инструмента, нащупывает твердое уплотнение под прочной, хорошо защищающей Йорна от факторов агрессивной внешней среды кожей – будь она неладна! Сначала Лиз никак не может приспособиться, примитивное лезвие почти не берет аспидную шкуру с эластичными, но твердыми микрочешуйками. Йорн слегка вздрагивает, напрягается, разводит лопатки, чтобы натянуть кожу под скальпелем, и громко, почти развратно, выдыхает. Лиз догадывается встать с другой стороны. Приходится тянуться через Йорнову спину к левой лопатке, но зато теперь ей не мешает собственная тень, она видит, наконец, под каким углом скошено лезвие осколка и делает первый надрез, пропарывает смотрящий в бездну пустой глаз вытатуированного уродца. Животом она чувствует, как вздрагивает теплое тело ее любимого зверя. - А-а-а…матушка моя! – вскрикивает чудовище, Лиз рефлекторно отдергивает руку, несмотря на наказ не обращать внимания. – Да, детка! Поднажми! - Не переигрывай…- цедит она еле слышно. Рана немного удлиняется, и «ланцет» каменного века проникает вглубь, распарывая нижние слои кожи. На краях двухсантиметрового разреза выступают росой капельки крови и брызгают совсем немного на спину Йорна и пальцы Лиз. Чуть показывается желтая жировая ткань – самый отталкивающий элемент зрелища. Еще одно движение острого осколка, и инструмент упирается в твердую капсулу. Лизбет приходится голыми пальцами залезать в рану и подцеплять инородное тело. Однако ее не мутит, и голова не кружится, она – ведьма, готовая на все, чтобы вытащить своего дьявола из преисподней. Единственное чего она боится – это занести демону инфекцию. - Господи, да! – причитает Йорн, принимая темную блестящую капсулу. Пока чип должен быть при нем и в рабочем состоянии. Как только побегут, химера от передатчика избавится. Лизбет уже прилаживает примитивную повязку и закрепляет полосками пластыря. Держаться будет плохо, и вся надежда на жилет, который должен скрыть пятно крови. В пиджаке было бы удобнее. - Ты как себя чувствуешь, прелесть моя? – чудовище обнимает на несколько мгновений Лизбет и чмокает в висок. - Если бы мне в сей момент предложили выбрать суперспособность, я бы выбрала умение убивать и калечить силой мысли и давать в морду по интернету, - мрачно шепчет Лизбет, прижимаясь к химере. - Черт… тогда я попозже с этим предложением подойду, - со смешком отвечает 280/297 Йорн. – Кстати, «в- морду-по-интернету» был у Брайана любимый мем лет в четырнадцать. - Да, он рассказывал, помню… Ну и? Ты бы вытащил чип сам? – с упреком вклеивает она, памятуя пантомимический скандал недельной давности. - Дай, я тебя хоть в кое-то веки нормально поцелую, - Йорн берет ее исхудавшее лицо в ладони. – Без слюней этих показных… Несколько минут они стоят, тихо обнявшись, и настраиваются на следующий этап. Все, что они проделали на данный момент – детские игры в шпионов, по сравнению с тем, что им предстояло осуществить теперь. - Начиная с сего момента, Лизбет, находишься по возможности постоянно как можно ближе ко мне, следишь внимательно за малейшими жестами и делаешь строго то, что я говорю. Хорошо? – безжалостные руки Йорна с нежностью гладят по ее запавшим, нарумяненным скулам. Он боится до безумия, что это может быть последний раз, когда он прикасается к своей девочке. - Да, Йорн. Когда чудовище и его ведьма, слегка растрепанные и возбужденные сеансом кровопускания, снова появляются в зале, народу там уже прибавляется. По всей видимости, это не столько приглашенные гости, сколько люди из окружения Джорджа, имеющие непосредственное отношение к проекту. Бейли приятно общается с группой джентльменов, держа в руках стакан виски. Джентльмены похожи на высокопоставленных чиновников осанкой и сознанием собственной значительности, отраженным в ухоженных стареющих лицах, и на всех клубные пиджаки. Йорн размышляет, как бы ему с Лизбет прошмыгнуть мимо Бейли, оставшись незамеченными, но хромоногий хмырь опять его замечает периферийным зрением. - Йорн! Подойди на секунду! – Джордж машет ему рукой. - Ч-черт бы тебя побрал…тройным перебором…- цедит чудовище. - Лиз, постой пока здесь, будь любезна. Он поправляет еще раз на себе одежду, воротник рубашки и стильно подвернутые рукава, твердым шагом подходит к господам, ожидая примерно такого же непотребства, что и с Айзеком – вероятнее всего, в более мягкой форме, которую господин Бейли одобрит. - Вот и мой любвеобильный зверь, господа, - Джордж широко улыбается, подмигивает со значением, и сует руку в задний карман Йорновых брюк, сладострастно сжимает пальцы на его ягодице. Йорну джентльменов, естественно, не представляют – Протоколом запрещено господ представлять рабам без конкретной какой-то надобности. Их личности так и остаются загадкой. – Ну, чего, наказал я тебя? –говорит Джордж, заглядывая чудовищу в глаза, и Йорн буквально читает в них, как проносятся у хозяина манящие мысли о наказаниях, которые он мог бы определить для желанного раба, если б сам не был заказчиком убийства. - Да, сэр, - бесцветно отвечает химера. - Нет больше желания устраивать черт знает, что? - Нет, сэр. Господа с любопытством разглядывают хищника в ошейнике и понимающе кивают. - Его прямо как провидение покарало, сукина сына эдакого! – любовно говорит Джордж. Особенно ему слух ласкают слова «сукин сын». - Ну и я потом добавил, когда задница зажила, – хозяин вытаскивает руку из кармана и кладет ладонь Йорну на плечо вальяжно. – В первый раз после всей этой катавасии выпускаю, считаю, что пока заслужил. Посмотрим, как дальше будет искупать и отрабатывать. 281/297 - Ну, ты уж слишком не репрессируй тигра, а то шкурка блестеть перестанет, – издает короткий хохот один из джентльменов, ястребиными умными глазками рассматривавший Йорна. – С него спрос маленький, главное, чтобы трахался с самоотдачей. - В этом плане он меня бо-олее, чем устраивает, - плотоядно лыбится Бейли и проводит рукой по вороному затылку химеры. - А что это ты вдруг, Джо, в биотехнологии решил ввязаться? Денег некуда девать? – вдруг бухает второй господин, очевидно, давно желавший высказаться по данному поводу. — Это безумные инвестиции, скажу я тебе без обиняков. - Ну, оно уже мне безумных вложений стоило, - самодовольно отвечает Бейли, обнимая химеру за талию и подталкивая к себе. – Сначала Оно, - Джордж кивает на Йорна и ласково треплет ему бок, - а теперь целый институт в Сингапуре строим. Жил я безмятежно без змея, а тут вот подбросил мне проблем. Как такой ресурс не эксплуатировать, скажите на милость? – Джордж уже почти обнял Йорна обеими руками, ему до чертиков хочется его раздеть и завалить на шкуру медведя в уютной гостиной. – Но если говорить по делу, я уже очень давно интересуюсь идеями Оскара Осткампа… - Это который ксенофилию пропагандировал? – вставил третий джентльмен с пышными седыми усами. - Он самый, но никогда не нравилось мне это слово, - кокетливо возражает Джордж. – Звучит как диагноз. У меня замысел скромный, всего лишь хочу немного изменить мир и создать альтернативу современному бизнесу работорговли, неприятные нюансы и подводные камни которого вам хорошо известны. Избавляться уже давно пора от первичного скупщика, который в большинстве стран-поставщиков, сами знаете, что за мразь, - джентльмены понимающе поморщились. – Бандиты, головорезы, содержатели притонов. Вроде, какая разница, если их правительства этому попустительствуют? Но мне уже давно не нравится, что элита находится в зависимости у черт знает каких варваров. Не должно такого быть. Чтобы перевернуть ситуацию, надо начинать производить товар самим. Естественно, людей мы не можем выращивать для сексуальных нужд, а вот такие красивые штуковины нам вполне подойдут. Верно, Йорн? – он с ядовитейшей издевкой гладит химеру. – У Осткампа все загнулось, потому что не было подходящего генетического материала, чтобы синтезировать геномы существ чуждых, но в то же время сексуально привлекательных. Неандертальцы – они страшненькие и простоватые. А у этого идеальный баланс рапакса и сапиенса – совсем немного потребовалось человеческой ДНК, чтобы получилось какое-никакое, а общественное животное. Однако при этом какая стать! Крадущийся тигр! Затаившийся дракон! Его генетика вполне может послужить основой для выведения породы, специально приспособленной исполнять роль сексуального объекта - я бы даже сказал, компаньона, не только для сексуальной эксплуатации свободной от этических проблем, но интеллектуального собеседника. С ракшасом очень интересно, но он должен надлежащим образом воспитываться, - серьезно уточняет Джордж. - Если бы Йорн был с детства правильно вышколен, он бы сейчас стоял на коленях и благоговейно массировал хозяину коленку, которая хозяина достала с самой аварии, случившейся из-за Змея…Верно, Змей? – Джордж слегка встряхивает химеру. Йорн не проронил ни звука. – Все равно гада обожаю… - Кстати, не нашли этих-то? Похитителей? – интересуется джентльмен с сигарой. - Нет, Пол, - Джордж сразу изображает серьезность и сожаление. - Наняли профессионалов, а кто и что – пока глухо. Однако во всем надо искать позитивные стороны, - он снова переводит разговор на тему Йорнова поведения. - Ему пришлось не сладко, зато теперь, как шелковый стал. Ей богу! Сразу оценил, что такое настоящий хороший хозяин, а не урод-насильник. Ластится, 282/297 как котенок. Разговор в таком духе продолжается еще несколько минут, но Йорн не чувствует ни обычного в таких случаях омерзения, ни глухого, подавленного роптания. Джордж – психически нездоровый человек, ракшас давно это понял. Друзья и приятели миллиардера Джорджа Бейли –люди, которым требуется серьезное стационарное лечение в психиатрической клинике… Также как древним египтянам, грекам, римлянам, германцам, скандинавам и славянам… Потом джентльмены узнают вдруг среди прибывающих еще какого-то солидного джентльмена с мальчиком в кожаных трусиках и на поводке, который мерзопакостно контрастирует с изысканным и сдержанным черным фраком хозяина, создавая впечатление самой настоящей песочного цвета левретки в шлейке. Джентльмен во фраке – это председатель правления Федерального Резерва. Всем, в том числе и Джорджу, необходимо срочно засвидетельствовать почтение, поэтому господин Бейли со словами «Молодец, что помолчал!» тянет Йорна вниз за фронтальное кольцо ошейника, кратко целует в губы и убегает привечать важного гостя. Издалека Йорн видит, как джентльмены чинно здороваются с влиятельным бюрократом, а потом щекочут и гладят мальчика, который изображает радость и льнет к ногам хозяйских приятелей. Пара рук уже трогают его ниже пояса, неприкрыто стараясь возбудить. Йорн остается без компании посреди зала, обводит глазами пространство вокруг себя. Публика стекается тонким ручейком через адские врата со стрельчатыми арками в форме вульвы. Джон и Дэйв около сцены знакомятся и оживленно болтают с прибывшими музыкантами – наполовину уже загримированными суперзвездами, собирающими многотысячные залы, которые сегодня будут выступать для рабовладельцев и посадят за ударную установку сына одного из столпов Системы. А ведь «Dead Panther» делают очень качественный техно-рок… У Йорна не шевельнулось ни малейшего желания подойти к команде. Вместо того, химеру накрывает острое, режущее, как удар сабли осознание того, что сегодня все решится, и, если Йорн не сможет вырваться из этого помещения, он убьет себя. Он больше не может находиться рядом с Джорджем, терпеть его прикосновения, поцелуи и омерзительные сальные разговоры про генерацию сексуальных рабов специально выращенных из его, Йорна, генома. Ракшас ощущает, как все, кроме внешней перцепции и двигательной функции в нем отмирает и распадается, словно шелуха, словно тысячелетний пергамент или переживший зиму прошлогодний палый лист, рассыпается в прах. Побеждает самурай, который идет в бой мертвым. Он чувствует, как умирает, стоя около алтаря с демоницей, делающей минет монстру. Он выгорел. Сегодня ночью наступит либо конец, либо новое начало. И если он вырвется, то за нормальную жизнь ему придется бороться, словно партизану в лесах, еще не один год. Неужели Лизбет и через это с ним решится пройти?.. - Лажает, бля. Ой, лажает… - твердит Дэйв на ухо Йорну. – Под конец поплыл. Либо асом себя почувствовал, либо перенервничал… «Пантеры» доигрывают последний номер перед перерывом. Йорн под руку с Лизбет и Дэйв стоят в первом ряду перед сценой и слушают выступление. Дэйв в язвительно-взволнованном расположении, отпускает множество колких замечаний по поводу своего ученика, но, чувствуется, что переживает искренне. Йорну откровенно наплевать. Джон, вернее, занятия музыкой с Джоном и подготовка к большому выступлению были искусственно созданными смыслозаменителями, точкой кристаллизации, вокруг которой он договорился сам собой строить свою внешнюю жизнь. И договор действовал три месяца, сегодня его срок истек. Йорн только жалеет, что подводит Дэйва, потому как, 283/297 скорее всего, его отправят обратно в клетку, а Джону наймут кого-то из именитых. А Дэйву до конца дней сидеть…Может, и неплохо было бы, если б Дэйва, довольно симпатичного и живого, кто-то заметил на этой гребаной вечеринке и решил купить? Сейчас он как раз выглядит особенно товарно. У сексуального раба в жизни хоть пытки разнообразные… I need your discipline I need your help I need your discipline You know once I start, I cannot help myself «Пантеры» довольно талантливо перепевают одну из любимых композиций Йорна, «Discipline» NIN, которую Дэйв находит не самой удачной, но крайне интересной с точки зрения партии ударных. И сложной для начинающего, Джон еле-еле держится на плаву. Наконец, издевательство над ребенком закончилось, мелкого Бейли подводят к краю сцены и представляют еще раз публике. Гости, естественно, с воодушевлением отбивают себе ладони бурным аплодисментам, Джон счастлив и покрыт испариной, господин Бейли благосклонен. Команда объявляет получасовой перерыв, но не успевают взлохмаченные и подпитые музыканты свалить в специально оборудованную для них гримерную, как на сцену неожиданно взмывает Джордж, и оскал на его физии выражает оживленную веселость и хитрый подвох. - Господа! – объявляет он в микрофон, жестом останавливая сына, который собирается последовать за рокерами и обсудить с ними себя. – Пока великие восстанавливают силы и потенцию, - хохмит Джордж, он и на сцене перед многосотенной толпой чувствует себя по-хозяйски уверенно, - позвольте предложить вам еще кое-что не менее развлекательное и увлекательное. Дело в том, что мы совсем оставили без внимания, так сказать, наставников моего сына, которые не покладая рук вколачивали в Джона мастерство последние несколько месяцев. Я хочу их пригласить на сцену…Йорн! Дэн! - Дэйв! – шипит Джон, так что всем слышно в микрофоне. - Черт, оговорился, - не смущаясь совершенно исправляется Бейли. – Дэйв! Поднимитесь-ка сюда, голубчики. - Еб твою мать, Джордж…- рычит Йорн, которому вообще крайне нежелательно привлекать к себе внимание. А Дэйв явно доволен и с готовностью лихо заскакивает с небольшим разбегом на возвышение. Йорну приходится последовать его примеру. - Ребят, давайте, сбацайте и вы что-нибудь для почтенной публики, покажите, на что сами способны. Джон, а ты давай, за установку, - деловито распоряжается господин Бейли. - Джордж, зачем вы это со мной делаете? – рычит Йорн тихо, бросая на Бейли полыхающий злостью и раздражением взгляд. - Потому что я твой хозяин, а ты – мой раб, прелесть моя, - без обиняков отвечает Джордж. – Я хочу вас троих на сцене послушать. Хочется мне, и все тут. К тому же ты с инструментом возбуждающе выглядишь. - Может, я просто дома гитару принесу из студии и в углу постою во время вашего вечернего repos? - Не валяй дурака, Йорн. Давай, улыбочку и сделай нам всем красиво. - Делать мне больше нехрена, кроме как делать вам, уебкам, красиво… - полушепотом цедит Йорн сквозь стиснутые зубы. Он подходит к микрофону, не скрывая того, что крайне недоволен. – Окей, дамы и господа… Это Дэйв Дюмонт, его прошу любить и жаловать. - Это - Йорн…эм… - хотел, было, отзеркалить барабанщик и вдруг понимает, что не знает фамилию своего коллеги. 284/297 - Спасибо, Дэйв. Любить и жаловать меня не обязательно. Аплодисменты тоже опциональны, можете позвенеть драгоценностями…- Йорн скалит на зрителей клыки. Никогда он не думал, что выпадет шанс произнести знаменитую фразу не лишь ради пустой хохмы, а вкладывая в нее полную меру Ленноновского сарказма. В зале несколько сдержанных смешков и хлопки. – Поскольку мы тут в урезанном составе, на симфоническое звучание рассчитывать не приходится, но что-нибудь изобразим. Дэйв, - он отошел от микрофона, - Не против «Hurt»? Как мы с тобой делали тогда. Хорошо, вроде, получилось. - Мне за клавиши встать? А Джон? - Джон пускай отдохнет, - жестко и неприязненно бросил Йорн. – Мы и дуэтом можем. - Песня со смыслом? – подхихикнул Дэйв. – Ну попробуй, если до них дойдет. - Да мне глубоко параллельно, дойдет до них или нет, - обрубил Йорн. Йорн направляется в глубину сцены и снимает с подставки акустическую гитару, возвращается, перекидывая ремень через плечо, подключает к усилителю. С минуту они совещаются с Дэйвом, немного спорят, Дэйв что-то доказывает чудовищу и жестикулирует, вслед за тем Йорн кричит: - Джон! Подойди сюда! – Джон с несвойственной ему готовностью подбегает. - Ты все-таки нужен, мы по-другому решили сделать. Дэйв оставляет синтезатор, выбирает себе электрогитару, потом вдвоем сенсеи инструктируют Джона, как играть, Дэйв еще подбегает к инженеру и что-то у него спрашивает. Наконец, подошли к краю сцены. Холодной яростью полыхающим взором окидывает Йорн огромный зал с великолепной, но устрашающей в своем великолепии акустикой. Издалека со стен на него смотрят пронзительно скульптурные дьяволы с эрегированными членами всех мастей. В непосредственной близи расстилается человеческое многоголовье – блестящие гости, в основной массе, одетые не слишком эксцентрично, как на любом светском рауте. Это существа, сопровождающие их иногда целыми небольшими гаремами, на поводках и без оных, подобны каким- то инопланетным, человекообразным насекомым или прирученным демонам, или еще черт знает на что они похожи. Все в ошейниках, все в полупрозрачном или обтягивающем, половина в латексе, половина в коже, и еще половина без чего бы то ни было, только с железками на запертых гениталиях, чтоб не смели прятать то единственное, что у них есть полезного для высших слоев общества. Эти существа тоже смотрят на него, кто с живым любопытством, кто апатично, у некоторых взгляд лихорадочно бегает – таких Джордж презрительно называет «химиками». Их хозяева сажают на фарму, чтобы им постоянно и мучительно хотелось. В мозгу только мысли о совокуплении и ничего более. Йорна ледяная, могильная жуть охватывает при мысли, что таких зверушек здесь присутствует не один десяток, что они смотрят на него с Дэйвом, и у них крыша едет от сжирающей похоти. Йорн не чувствует к ним сострадания, но ощущение вселенской дисгармонии и искореженного естества разливается по залу. Йорну жалко землю, носящую на себе гроздья кровососущих насекомых, на каждом из которых висят собственные вши. Несмотря на все старания Джорджа, Системы и обстоятельств, Йорн ни на миллиметр не приблизился тому, чтобы воспринимать себя, как одну из этих зверушек. Он убийца, повелитель толпы, дрессировщик господ, и, если бы у него сейчас оказался автоматический ствол, он бы пустил очередь по всем без разбора. Он не может представить, что сойдет с этой сцены и снова встанет покорно около Джорджа, который будет радостно пощипывать его задницу. Он сойдет только в Ад, прихватив за собой любимую, как его биологический отец, либо, может быть, вырвется из элитной психушки. Йорн трогает струны. Начинает он один. Во вселенском одиночестве. Осветители быстро сориентировались и приглушают свет в зале. Только электрическое белое и холодное пятно ложится на солиста, резко выделяя 285/297 полностью восстановленный пирсинг на его лице, платиново-бриллиантовыми клещами вцепившийся в его иризирующую кожу. …I hurt myself today To see if I still feel… Струны в повторяющемся аккорде звучат рассогласованно, как сам распадающийся, разлагающийся универсум. Хороший пример остенсивной семантики… …I focus on the pain The only thing that's real… Голос Йорна почти дрожит от гнева и ненависти. До встречи с Системой это чувство было ракшасу столь же мало знакомо, что и желание убить просто так, потому что объект попадает в определенный ассоциативный ряд. Почему у него в руках гитара, а не автомат? Куда бы живее сейчас пошел концерт, ей богу! Йорн почти не поет, а, скорее читает стихи в микрофон. У некоторых зрителей на лицах поганенькие ухмылочки. …The needle tears a hole The old familiar sting Try to kill it all away But I remember everything… Дэйв вступает на своем инструменте. Необъяснимым образом становится не так холодно и одиноко. …What have I become My sweetest friend?... Йорн почти надрывно кричит в микрофон, обращаясь к одному лишь человеку в этом сборище Босхианских уродов. …Everyone I know Goes away in the end… Йорн автоматически, краем сознания отмечает, что Джон опять опаздывает на полтакта со вступлением. Йорну все равно. Контракт закончился. Музыкальные успехи и неудачи юного господина Бейли перестали в какой-либо мере волновать наставника. Он все равно разочарован, хотя и не был очарован ни мгновения. Пока длился эксперимент, у Йорна вполне органично получалось радоваться тем небольшим достижениям, которые демонстрировал ученик, как можно радоваться волшебным моментам, когда отстающее в развитии дитя в девять лет самостоятельно взяло ложку и накормило себя кашей. Но теперь Йорн написал заявление об увольнении, только еще не положил его на стол президенту корпорации «Паноптикум» (ох, и скандал же будет!) Джон его лишь раздражал, и неотвязно крутилась в голове мысль: «На кой черт пытаться из юного и уже морально покалеченного Калигулы сфабриковать человека против его воли и воли социума? Что, не нарожают бабы новых безусых юнцов? Поумнее да посимпатичнее?» Единственное, за что Йорн благодарен Джону – так это за встречу с Дэйвом. Но Дэйва Йорну мучительно жалко, причем если еще утром это чувство лишь показалось на горизонте, и Йорн его заткнул за край земли обратно, чтобы не отвлекало от дела, то теперь оно разрослось огромной 286/297 уродливой тучей. Играть с Дэйвом – вот это СЕКС! Если и было в Йорне что-то гомоэротическое, то шевелилось оно в глубине души именно, когда он слушал музыку осужденного пожизненно за двойное убийство Дэвида Дюмонта, а не хуйней занимался у Джорджа на заднем сиденье его гребаного бэтмобиля. …And you could have it all My empire of dirt… Йорн хрипло выкрикивает в зал слова, словно надеется, что они обломками рушащихся капителей и скульптурных архитравов собора несвятого Бейли падут на головы прихожан. …I will let you down I will make you hurt… Гитара Дэйва взгремела как армия всадников Апокалипсиса. А потом оборвала сама себя, и лишь одинокая акустика в черном пространстве нечистого собора прокалывает пелену тумана слабым золотым лучом. I wear this crown of thorns Upon my liar's chair Full of broken thoughts I cannot repair Beneath the stains of time The feelings disappear You are someone else I am still right here Йорн видит только Лизбет, стоящую слева от сцены. Он указал ей находиться с краю, на периферии, не мешаться с толпой и одновременно оставаться неприметной для охраны. По лицу Лиз текут слезы, скатывающиеся по водоотталкивающей поверхности Бьерновых косметических средств. Зачем она вопреки здравому смыслу хочет разделить его судьбу от начала и до конца? Неужели человек способен настолько любить инородное и чуждое существо? If I could start again A million miles away I will keep myself I would find a way Песня заканчивается тремя мощными аккордами Дэйва, которые еще с минуту вибрируют в струнах, в звуковых колонках и стенах здания, как мечущиеся под потолком нефа вспугнутые летучие мыши. Наступает тишина. Реакция у публики откровенно странная. Господа стоят в безмолвии, лишь некоторые переглядываются и перешептываются, а рабы, естественно, не смеют первыми нарушить молчание. Дэйв поражен и задет. Йорн холодно смотрит на толпу, потом оборачивается к Джону, но говорит громко в микрофон: - Эй, малой! Давай, пройдись-ка по рядам с шапкой! Зал как будто немного отпустило. Кто-то из господ в голос заржал. Йорн вдруг понимает, что не так с публикой. Джордж же говорил, что сексуальный раб никаким другим целям кроме сексуального рабства не служит. Это красивое, бессловесное и затраханное существо и таковым оно должно оставаться. Если 287/297 даже и допустить, что сексуальный раб поднялся на сцену, которую за пять минут до него топтали мировые знаменитости, как ни в чем ни бывало взял в свои рабские руки, каковые должны быть, строго говоря, в наручниках, гитару самого Блейна Розетти, и спел в разы лучше солиста знаменитой группы – что с ним после этого делать публике? Йорн вдруг понял в каком хрупком психологическом равновесии пребывает собравшаяся в концертном зале «Платинума» элита, для которой кроме нее самой существует лишь два вида людей: рабы и все остальные, кто по какому-то недоразумению рабами официально до сих пор еще не стали. А тут вдруг Оно в прожигающей душу лирической форме ставит перед господами экзистенциальные вопросы. Зрители загомонили, захлопали, хотя и не дружно, зашевелились. - Йорн! – голос Джорджа. Хозяин махает руками, пытаясь привлечь внимание своего невольника. – Слышь! Ну давай, чего-нибудь повеселее сделайте! Что ты за любитель всяких заунывных… Я и здесь тебя должен контролировать? – он весело грозит ракшасу кулаком. - Повеселее? А чего сразу не сказали? – издевательским и наглым тоном отвечает хозяину Йорн. – Я подумал, на похоронах самое то будет. А повеселее – это как два пальца об асфальт. Верно, Дэйв? - Твою мать, за языком следи! – Йорн скорее читает по губам любимую Джорджеву мантру, нежели слышит ее среди нарастающего шума. - Дэйв, поменяемся? На басу подыграешь? - Отчего же не подыграть? Поменяв инструменты и проинструктировав Джона, почувствовавшего себя гораздо более уверенно в компании сенсеев, подходят снова к микрофонам. - Ну а сейчас, - обращается Дэйв к публике, - давайте что-нибудь веселое из классики… - Бу-у-у-у!!! Кла-а-асика… – вдруг какая-то уже не вполне трезвая компашка мажористых и совсем еще юных рабовладельцев, окруженных полуголыми девочками и мальчиками, подает голос. Не то, чтобы настойчиво протестуя, а скорее, ради куражу, чтобы заставить зверьков подергаться. - Ты, блядь, мудак малолетний, корыто завали! – неожиданно рявкает прямо в микрофон бывший кембриджский докторант в стальном ошейнике. Дэйв белеет. Джордж в переднем ряду пунцовеет. По залу проносится волна оживленного и заинтригованного замешательства. - Чего за нахуй!? – парень распрямляется и выпячивает грудь. Все на него оборачиваются. - И это тоже часть шоу, господа, - говорит Йорн уже совсем другим, натурально бархатным и несвойственно низким голосом, скалит клыки. – «Do you wanna touch», господа! Знак Джону вступать, удар по струнам классического «Ибаньеса». Шуту довольно просто управлять толпой, толпа обожает резкие смены настроения, особенно когда чеховский удар по морде не заканчивает спектакль, а его начинает. Публика хочет посмотреть, как строптивый раб станет извиняться и выкручиваться после того, как сорвался. И два ничтожества, сильными, отлично поставленными, молодыми и по-хулигански привлекательными голосами орут в микрофоны: We've been here too long Tryin' to get along Pretendin' that you're oh so shy I'm a natural ma'am Doin' all I can My temperature is runnin' high 288/297 Публика в основной массе уже приплясывает под классику, лучше которой за сто лет мало что, пожалуй, придумали. Два с половиной музыканта звучат хоть и урезанно, но чисто, слаженно и задорно. Cry at night No one in sight An' we got so much to share Talking's fine If you got the time But I ain't got the time to spare Yeah Do you wanna touch (Yeah) Do you wanna touch (Yeah) Йорн и Дэйв многозначительно переглядываются. Do you wanna touch me there, where Не сговариваясь, оба делают неприличный жест, прихватывая себя ниже пояса. Йорн насмешливо и вызывающе смотрит в лицо своему господину, стоящему перед сценой, поражается тому, что, по всему, Джордж воспринял издевку буквально, как признание в любви. Об этом говорит его довольная рожа, притворяющаяся строгой и нахмуренной, а также с имитацией скепсиса приподнявшийся криво угол брезгливого рта. Do you wanna touch (Yeah) Do you wanna touch (Yeah) Do you wanna touch me there, where А публике уже нравятся дрессированные зверьки на сцене. Те, кто помоложе, прыгают, и у многих разряженных девиц Йорн видит хорошо знакомую по кембриджским, оксфордским и лондонским клубам зазывную улыбочку, которой обычно приглашают мальчиков с гитарами уединиться в уборной. За ревом гитары, собственными и Дэйва выкриками Йорн смутно обращает внимание на едва доносящиеся звуки где-то на противоположном конца зала, даже, пожалуй, раздающиеся из-за дверей портала, ведущего в нартекс с его мостом и адской речкой… То, что произошло через полминуты, когда Йорн и Дэйв были на втором куплете и уже порядком завели придирчивую аудиторию, заставляет его резко оборвать себя на полуслове. Затем Йорн кричит в зал «Лиз! На пол!» и сам бросается к Дэвиду, тащит его вниз. Немедленно по кораблю адского собора затрещала очередь. Из главного входа, а также из бокового, через который Йорн планировал уже в ближайшее время прорваться наружу, в зал вбегают одетые в маски и кевларовые бронежилеты люди, открывая стрельбу прежде всего по охране и телохранителям высокопоставленных особ. Также они быстро вычленяют сотрудников охраны в штатском и стреляют в толпу гостей, не очень- то заботясь о возможных случайных жертвах. По всей видимости, они знают, кто им нужен конкретно. Кого-то точно задели и Большой Зал оглашается надсадными воплями. Два сотрудника, слонявшихся около входа в «Игровое пространство», укрываются около сцены и пытаются связаться с органами, но к 289/297 ним уже бегут двое, вооруженные автоматическими штурмовыми винтовками и орут, чтобы те бросили оружие и встали на колени. « Черт…черт… черт… черт… черт… черт… черт!!!!» - звенит в голове у Йорна, пока он пытается переосмыслить ситуацию и сообразить, что делать, прячась с Дэйвом за концертной колонкой, стоящей у левого края сцены. Джон выглянул из-за ударной установки и с мольбой в глазах подал ему какие-то знаки, что-то пытался спросить. Видимо, хотел знать, как выжить, имея дело с людьми, для которых закона не существует, так же как для человека, носящего фамилию Бейли. - Господи…Что делать будем? – шепчет Дэйв. Его лоб покрыт нервной испариной, сердце так колотится, что Йорну видно, что под кожей пульсирует артерия у него на шее. - Сиди сейчас, не двигайся, - рычит Йорн сквозь зубы. Пока двое, занимающиеся разоружением охраны, не обратили на оставшихся на сцене музыкантов, Йорн выглядывает из-за колонки и оценивает количество, расположение и вооружение ворвавшихся. По залу разносятся крики нескольких подстреленных гостей и раненого в живот, но еще не испустившего дух телохранителя. Несколько бравых ребят в дешевых костюмах стоят у стены, держа руки на затылке, но большую часть перестреляли, как свиней. Ребята, похоже, по делу зашли, а не просто поболтать. Вопрос только, какого хрена им нужно. Остановить войну? Поменять президента? Получить выкуп в миллиард? На что они способны и как будут действовать, зависит от целей. У Йорна два пути. Либо традиционный: собрать информацию, понять, что происходит, разработать план и ждать подходящего момента. Либо… Он ищет глазами Лизбет, сжавшуюся на полу среди закрывающих головы и тихо рыдающих дамочек. Рядом с ней на коленях, пригнувшись, стоит Бейли. Идиотизм, но на каком-то рефлексе от этого становится на сотую долю процента спокойнее, потому как Лиз там не одна. Хотя ей рассчитывать на помощь Джорджа в экстренной ситуации – нонсенс. Йорн вдруг странно вытягивает ноги и вцепляется пальцами в левую лодыжку, закрывает глаза. - Эй! Чего расселись? – их заметили. – Ну-ка живо руки за голову и пошли ко всем перед сценой. - Я не могу. Я ногу сломал, - вдруг произносит Йорн. Дэйв понимает, что ракшас задумал неладное и смертельно пугается оттого, что Йорн вот-вот натворит что-то смертельно опасное в непосредственной близости от барабанщика. - Че-его? Я сказал, поднимайся! Как-нибудь доковыляешь! - Я не хочу, чтобы мне осколки в кровеносный сосуд попали, - четким мертвым голосом отвечает химера, так словно держится из последних сил. - Я вас обоих сейчас пристрелю нахрен, - один из двоих в масках вскакивает на сцену. - …Наша задача - это переговоры с правительством Соединенных Штатов… Мы будем требовать изменения в политическом режиме… отмены ряда поправок 2033-го года… - слышен откуда-то из дальнего конца зала негромкий и явно не имеющий обширного опыта в общении с аудиториями голос. Йорн краем глаза регистрирует движение за барабанами – Джон вжался в пол. - Быстро! Ты, помог ему встать… - Нет! – рявкает Йорн, когда Дэйв подчиняется и пытается потянуть химеру под руку. - Да блядь! – человек в маске берет свою винтовку и размахивается, чтобы ударить прикладом раба со странными телесными модификациями, думая, наверное, что разряженный невольник слегка потерял рассудок от страха. О, да! Винтовка развернута к Йорну прикладом. В следующую долю мгновения железные пальцы сомкнулись на корпусе винтовки. Он вырывает приклад к себе, зацепляя ремень для прочности, вскакивает, вцепляется в оружие, со всей 290/297 мощи разворачивает мужика и направляет ствол через его локоть на второго, прячась за первого, как за живой щит. Нажимает на курок, целясь выше кевларовой брони. Короткая очередь. Второй падает. - Дэйв!!! – орет Йорн. Тот колеблется секунду, но потом у него в голове проносится мгновенная вспышка картин той жизни, которую он надеется сохранить трусливым бездействием. И сразу бросается, выхватывает у террориста нож из ножен на бедре и бьет в горло. Йорн вырывает винтовку, Дэйв, пригибаясь, соскакивает со сцены и завладевает второй, отбирая ее у убитого. - К левой двери! По полу ползи!!! – сдавленно ревет Йорн на Лизбет. Он сваливается вслед за Дэйвом со сцены и снова дает очередь по всему, что движется в огромном зале. – Быстрее!!! – орет он Лиз. Джордж ползет за ней следом. Это хорошо, его задница слегка прикрывает девочку. Йорн смотрит на два трупа в бронежилетах, оценивая, кто из двоих тяжелее. Тот, у которого снесено полбашки, пожалуй, поизящнее будет. Через пару секунд Лиз и Джордж осмеливаются подняться на ноги и заныривают за угол сцены. Джон тоже змеей подползает к ним. - Ты оху… - открывает, было, рот Джордж, но его прерывает такой окрик, что он оседает на пол. - Заткнись с-сука, иначе я тебя пристрелю! – ревет Йорн, чувствуя, что их время уже выходит, и бандиты приходят в себя от неожиданности. – Сейчас Лиз впереди, потом вы двое, - он тыкает пальцем в Джорджа и Джона, а мы замыкаем, - Йорну нужно, чтобы господа Бейли загородили его девочку собой. - Чтобы за семь секунд максимум мне до дверей добежали. Дэйв, мы ведем непрерывный огонь, ты – по левому сектору, я – по правому. И я попробую компанию нам захватить, - он указал глазами на труп в луже крови. – Я надеюсь, им просто не захочется нарываться на пули непонятно ради чего. Ты умеешь обращаться? – Йорн кивает на оружие. - Более-менее, я два года водилой у военных работал. Общались с ребятами… Господи… - цедит Дэйв, - что мы творим… - Ничего особенного. Выживаем. По моему сигналу пригибаетесь как можно ниже и рвете когти. Йорн почти каким-то неестественно быстрым движением снимает с брюк мертвого ремень и протягивает его под спину, застегивает на груди. - Дэйв, приготовился… Лиз! Как можно ниже к полу! Пошли! – ревет Йорн. Пули выбивают куски бетона из колонн, по которым целится Йорн, и разносят в щепки накрытые черными скатертями столы, за из-за которых удобно стрелять. Взрываются банки с пластиковыми эмбрионами космических пришельцев, заливая все жидким силиконом. Левой рукой химера держит за ремень защищенный жилетом труп, тащит на себе и ведет непрерывный огонь из-за его плеча. Дэйв шарашит вдоль темного нефа с левой стороны, рассекая очередью скульптуры, за которыми тоже прячутся ребята в масках. Но ответа нет. Йорн мысленно хвалит себя за то, что в последнюю секунду передумал стрелять по тихоголосому человеку, который говорил с гостями. Хотя попасть в него Йорн мог вполне. Йорн дал главному возможность довести миссию, какой бы она ни была, до конца, а этот неизвестный позволил ему уйти. Ну, и конечно, люди в масках, наверняка просто охренели от дерзости группки разряженных заложников. - Быстро! Быстро! Быстро! – орет Йорн на остальных, выпуская из рук труп и врываясь следом за Бейли в дверь. – Дэйв! Давай вперед! Джордж! Куда идти, чтобы выбраться наружу? - Я чего тебе, наизусть здесь все знаю? – рычит Бейли. Он не знает, то ли раб его спас, то ли втянул в смертельно опасную ловушку. - А что ты вообще знаешь, кроме хуев, Джордж? – Йорн уже не может 291/297 сдерживаться. - Потом поговорим по этому поводу, - рычит в ответ Бейли. - Поговорим. Непременно поговорим, - химера в ответ оскаливается в зловещей усмешке. – Дэйв, давай вперед, и смотри, чтобы никого не было, они могли своих ребят поставить на лестницах. Сейчас быстро! Не останавливаемся и тихо! Чтоб ни звука. Минуты несутся со невероятной скоростью, второй космической, никак не меньше. И пятеро несутся в водовороте страха и надежды вырваться. Они словно попали в компьютерную игру. В этой ассоциации ничего неожиданного, потому как пространство, в которое они проникли через южный портал, создавалось дизайнером как перенесенная в реальность виртуальная игра. Джордж недолюбливает все современные технологии, которые пытаются вытеснить реальный предметный мир из жизни человека. В его доме нет голографических проекторов, создающих очень даже реалистические иллюзии ландшафта, вместо них – старые добрые оранжереи с настоящими пальмами и банановыми растениями, которые дают не только лопухи, но и маленькие оранжевые бананы. Он терпеть не может разработки, которые нацелены на то, чтобы вытеснить живого партнера из сексуальных отношений – все эти гиперреалистичные андроиды, виртуальные очки, костюмы, имитирующие прикосновения любовника по интернету, и прочее. По этой же причине пустые просторы залов дополненной реальности он предложил плебсу в другой части здания, а для собственных остросюжетных забав создал осязаемый сюрреалистический кошмар, по мрачным коридорам которого они сейчас перемещались, с замиранием сердца ожидая услышать шум погони. К счастью, они не на квесте и оборудование, создающее дополнительные зловещие миражи отключено, на полу и стенах не разлиты лужи силиконовой художественной слизи, по потолку не бегают роботические уродцы. Они находятся внутри великолепных голливудских декораций, будто спящих и ждущих момента, чтобы разыграть искусственную драму из биопластика, которой так не хватает в жизни элитных, высокопородистых людей, восседающих в ратуше на рыночной площади глобальной деревни. Бейли правда, представлял, что не он сам, а красивые рабы с прекрасными фигурами и мягкой, блестящей, как у Йорна, кожей, наряженные в подчеркивающий их наготу латекс, будут бегать по этим зловещим залам-симулякрам, копиям межгалактических космолетов, разбившихся на мертвых экзопланетах, которых нет и никогда не было; прятаться будут по коридорам полуразвалившейся психбольницы с фантасмагорическими залами, где рядами стоят зловещие потрескавшиеся ванные и проржавевшие сквозь эмаль унитазы; затаиваться в биологических квази-лабораториях с муляжами мозгов и человеко-рептилий в гигантских колбах. Они будут спасаться, нежные, напуганные, нетронутые еще девочки, сексуальные и уязвимые мальчики со стройными женственными ножками и тугими попками. Убегать они будут от самых разнообразных персонажей: компании маньяков-насильников; от спецназовцев, загоняющих обратно разбежавшихся осужденных из исправительной колонии; от санитаров отряженных главврачом-извращенцем; от сумасшедших ученых, желающих поставить над беззащитными детьми изуверские опыты – мало ли, что можно придумать. Самое главное, что сексуальные пытки и замысловатые, экзотическими перверсиями приправленные половые акты, грозящие проигравшим в этом квесте, будут самые настоящие. И Бейли рассчитывал также, что страх, адреналин, мольбы о пощаде, стыд, трепет перед «первым разом» и оргазмы против воли будут здесь более, чем неподдельные. Ставшего циничным и отрастившего мощный панцирь Йорна господин Бейли до соревнования точно бы не допустил, чтобы тот не погубил всю вечеринку одной 292/297 своей клыкастой презрительной усмешкой. Может быть, в качестве палача? Наравне с Джорджем? Как бы он смотрелся в роли ассистента маньяка- гинеколога в закрытой частной школе для трудных подростков? Впрочем, Йорн сам говорил не раз, что он более примитивен, чем хозяин, и развернутый нарратив ему не нужен, чтобы вкусно потрахаться. Да и вообще Йорна самого надо отодрать сначала за хамство и чреватую последствиями безбашенность, а потом уже допускать до барских удовольствий… - Стоп! – шипит химера. Первый пожарный выход с зеленой светящейся табличкой, которая нарушает гармоничное погружение в иную реальность, как раздраженный голос матери, будящей по утру собираться в школу. Но согласно правилам безопасности пожарные выходы должны выглядеть недвусмысленно, а дизайн предупреждающих знаков соответствовать общепринятому стандарту. - Интересно, на парковку так выберемся или нет? – цедит Йорн. - На черта тебе парковка? Надо просто из здания выходить, - отвечает ему Джордж. – Кто-то из охраны наверняка успел передать тревожный сигнал… - Тихо! – рыкает на господина химера. Джордж слегка вздрагивает и косится на ствол в его руках. Мелькает сумасшедшая мысль включить на пару секунд шокер и забрать оружие себе от греха подальше, да только не выйдет из этого ни хрена. – Если есть соблазн нажать на кнопочку, - неожиданно произносит Йорн, не смотря на господина Бейли, - лучше воздержаться, а то я тебе руку отстрелю вместе с браслетом, Джо. Зараза! Все Джорджевы взгляды и выражения на лице замечает. И хозяину становится все непонятнее и подозрительнее то, что делает раб. Хорошо, что запасной пульт взял с собой, как выйдут, нужно будет оборзевшего мальчика выключить к чертям собачим. И уже дальше Джорджу представляется на мгновение сладостная картина, как Йорн в полуобморочном состоянии будет приходить в себя, лежа на заднем сидении, в кои-то веки с наручниками на запястьях, взлохмаченная голова у хозяина на коленях. А Джордж его точно накажет за это гребаное суперменство. Йорн стоит перед дверью и прислушивается с минуту, несколько раз оглядывается назад. Потом подходит к стене и прикладывает ухо к ее поверхности, оплетенной пластиковой имитацией то ли водоросли, то ли системы лимфатических протоков с навешанными на них узлами. - Внизу есть кто-то…- произносит он, наконец. – Пошли к следующему. - Так, может, это уже силы быстрого реагирования, - отвечает Джордж. - Может. А может, и нет. Пошли, я сказал! - Ты мне приказывать будешь, раб? – рычит Джордж, демонстративно берясь за браслет. Йорн смотрит на него в упор из-под полуопущенных ресниц, вдруг мгновенное движение, на которое хозяин никак не успевает отреагировать, и химера шарахает руку господина Бейли о стену. Если точнее, то окончательно разносит вдребезги пульт «Скорпиона», одновременно с костями запястья. Джордж вскрикивает, Йорн зажимает ему рот, припирает к стене. - Ты хочешь отсюда выйти живым? Тогда кончай выступать, Джо, и выложи телефон. Вот так. Хороший мальчик. - Йорн, хорошо. Только что бы ты не задумал, помни о последствиях, - говорит Джордж уже не раздраженно-капризным, а серьезным и почти деловым тоном, делая вид, что ищет во внутреннем кармане кожаного пиджака телефон. Дьявол! Пульта нет! Ему приходится вынуть телефон и положить на пол. - Джон! – рявкает чудовище. – К тебе тоже относится! - Я…я его в куртке оставил, - бледный наряженный в рокерские шмотки мальчишка переглядывается с отцом. - Не ври! С-сученок… - рычит Йорн. – Дебила нашел! Он у тебя в кармане штанов, - чудовище неузнаваемо и страшно. Джон подчиняется и оставляет телефон 293/297 рядом с отцовским. – Ну, и я свою контрибуцию, пожалуй, сделаю, - химера достает из кармана жилета капсулу чипа и выбрасывает. Лицо Джорджа даже в тусклом свете «космолетного» коридора бледнеет и превращается в почти серое. – Теперь пошли. Хотя, если совсем невмоготу, могу на месте расстрелять. - Джон, пошли. Держись около меня, - деревянным голосом произносит Бейли. Новый пожарный выход. Снова Йорн стоит и слушает шорохи в глубинах здания. Кажется, по лестнице в соседнем секторе поднимаются. Надо срочно исчезать из коридора. - Вперед, Джо, - говорит он господину Бейли, которому приходится теперь идти с сыном впереди остальных и подставлять собственную шкуру для проверки безопасности пути. Он уже решил, что сделает с Йорном, когда выберется из этой передряги. Он ему переломает кисти рук молотком. Когда заживут, выглядеть будет нормально, а вот играть, тварь, точно больше не сможет…надо только еще со Шварцем посоветоваться дополнительно, как бить, чтобы на внешнем виде не отразилось…А уж как он доктора Аланда выебет за это…и девку тоже, так, чтобы у химеры на глазах…А потом только в клетку…и только трахать, как Алекс тварину трахал…с кольцом во рту… Главное, ребята бы перехватили его вовремя… Главное его сейчас не провоцировать, ибо спустит курок без предварительных ласк… Осторожно в гробовом молчании впятером спускаются по хорошо освещенным бетонным пролетам. Джордж видит, что сына колотит дрожь, как в лихорадке. - Йорн! У него паническая атака начинается, - произносит Джордж ровным голосом. - Во-первых, тихо. А во-вторых, ты помнишь, что ты Алексу сказал, когда у него на твоей игрушке паническая атака началась? - Да блядь! Причем здесь он-то! – шепчет Бейли. - Ты ему сказал: «А кого это ебет?» Джон, давай, соберись, потом будет, что пацанам рассказать за чаем. Кое-как юный Бейли с почти покойницким лицом продолжает путь вниз, перебирая будто что-то невидимое в пальцах и шевеля губами. Смотрит только под ноги остекленевшим взглядом. Один пролет, второй, третий… Широкая двустворчатая металлическая дверь со знаком «Паркинг». - Дэйв, останься, - говорит Йорн. Сам бесшумно выскальзывает на парковку. Стоят в молчании и смотрят друг на друга ненавидящими взглядами: Дэйв и Лизбет против господина Бейли и его сына. - Ты-то чего? Тоже попал под влияние? – вдруг желчно шипит Джордж, сжирая глазами его винтовку и понимая свое бессилие. Он понимал, что у него ни ловкости, ни смелости не хватит броситься на дуло, как Йорн бросился в зале, и попытаться отнять оружие у мелкого, но жилистого парня. И на Джона наверняка рассчитывать не приходится. Он слаб, труслив и слишком трясется за свою задницу. Его основная реакция – замереть под гипнозом любого говнюка с пронзительным взглядом, навроде Йорна. – Думаешь, тебя не поймают? Этот, - он кивнул на дверь, - способен на все, что угодно, вплоть до массового расстрела посетителей в центре. Тебе дадут вышку, как соучастнику. А мог бы спокойно продолжать работать у меня. - Дешевый заход, Джо. Нахрен я тебе не сдался. Джон много болтает лишнего, зато я теперь не имею никаких иллюзий относительно своей ценности в глазах людей при власти. - Он просто выебывается…он еще дурак малолетний, - начал, было возражать, Джордж, но Дэйв его перебил. - Даже если то, что он говорил, поделить на двадцать, мы все для вас – пустое место. Я, собственно, и есть пустое место, поэтому мне тупо по кайфу посмотреть, как этот офигенный сукин сын с тобой разберется. Ничего личного, Джо, - и оскалился смешливо. – Просто, наверное, до некоторых состояний не 294/297 надо людей доводить. А этих-то, ракшасов, тем более. Дверь приоткрывается, и опять Йорн змеей проскальзывает между створками. - Я никого не вижу, - говорит он вполголоса. – Возможно, они все решили сосредоточиться в зале и поставят кого-то охранять подступы, может быть, даже минируют что-то. Дэйв, ты говорил, что тачки умеешь без инструмента заводить. - Только старые, которые до 2073 года выпуска. Их потом все перевели на новый противоугонный стандарт. - Мне кажется, я видел серый опель, который можно вскрыть. В третьем ряду отсюда. Попробуешь? И подгоняй сюда, если заведешь. - Окей, - Дэйв выскальзывает и, пригибаясь, лавирует между рядами автомобилей, разыскивая легкую добычу. Проходит минут пятнадцать мучительного ожидания в холодном бетонном молчании. Джордж не решается что-либо сказать рабу. Йорн не смотрит на двоих Бейли. Он только выглядывает из приоткрытой двери и периодически прислушивается, не раздастся ли шагов сверху на пожарной лестнице. Потом Джордж слышит негромкое урчание мотора. - Вперед, мой господин, - с легкой иронией говорит Йорн, приоткрывая дверь. Дэйв подогнал тот самый серый опель, о котором ему сказало чудовище. – На переднее пассажирское сядешь, - Джордж выходит, озираясь, все еще в надежде увидеть темно-синие бронекостюмы спецназа. Джон пытается выскользнуть следом, но Йорн его отсекает. – Нет, сначала она, а ты – за мной. Господин Бейли обходит машину и садится, зло хлопает дверцей. - Дэйв, садись назад, я поведу, - нервно и с немного странной интонацией рявкает Йорн. Тот послушно выскакивает, пересаживается на заднее сиденье к Лизбет. Йорн уже стоит у открытой двери автомобиля, мотор работает. – Джон, - он вдруг оборачивается к юному господину Бейли и вскидывает винтовку, - извини. Короткая очередь. Слышен чей-то истерический вздох. Чудовище запрыгивает за непривычный левый руль и дает по газам. - Тварь… Гребаный урод… Гнида мерзкая…Ублюдок… Моральный урод… Психопат чертов… - Джордж, продолжай, не останавливайся. Ты знаешь, как меня это заводит. Они едут по пустынной ночной дороге, и у Джорджа нет более никаких сомнений относительно судьбы, которую для него готовит чудовище. Но он все еще надеется на современные технологии поиска, на камеры, на распознавания лиц, надеется на то, что ради господина Джорджа Бейли в дело уже брошены все силы - лучшие силы, охраняющие Систему. Он надеется на нелепую случайность, на бессмысленное, заранее никаким провидением не предопределенное стечение обстоятельств. Например, будет говнюк выходить из машины, споткнется и случайно выстрелит себе в голову из штурмовой винтовки… Также, как он выстрелил в голову его сыну – между делом, пока садился за руль, на секунду обернулся и нажал на курок. Джордж, правда, сам не знал, что почувствовал в тот момент, когда увидел алый всплеск и падающего навзничь Джона. Однажды он, выходя из ресторана после ужина, видел, как на переходе машина сбила человека. Вот, точно такое же чувство у него возникло. Словно внутри что-то толкнуло, ударило по какому-то центральному нерву, дернулось все существо его, и мгновенная тошнота после этого поступила к горлу. А между тем тварь уже вдавила педаль газа в пол и на всех лошадях, которые еще оставались в плебейской тачке, рванула в 295/297 неизвестность. Внутреннее око увозимого прочь Джорджа Бейли вперилось в собственные перспективы и ожидающую его участь. Джорджу оставалось только надеяться на бессмысленную случайность, ту же самую, что свела его с мерзкой бездушной тварью, с животным, которое искусно притворяется высокоразвитой личностью. Гнусное блестящее насекомое в светящихся стразах, не знающее ни жалости, ни сострадания, бессовестное и беспринципное существо, готовое физически устранить не только любого, кто у него на пути встанет, но и просто случайно вызовет раздражение. Убил Джона просто потому, что он его нервировал, подгадав момент, когда сможет сбежать. Ничего, урода все равно найдут… Джордж промокнул носовым платком разрезанную руку. Кажется, никогда он еще не чувствовал себя так одиноко. В темноте, на проселочной дороге, и ни одного человеческого существа рядом. Только этот и сумасшедшая. Дэйв их покинул. Они заехали на подземную парковку в каком-то захолустном районе Айрон Маунтин в западном секторе, и, пока барабанщик с ведьмой угоняли еще одну машину, ублюдок вырезал у Джорджа из-под кожи в складке на большом пальце левой руки его собственный «противоугонный» чип. Сказал, что либо перережет горло прямо сейчас, либо Джордж даст вынуть капсулу, и они вместе еще покатаются. Поскольку Джордж надеялся на чудо, он не сопротивлялся. Урод полоснул украденным у террориста ножом аккуратно, без садизма, надо отдать должное. Но невозможно было поверить, что еще утром эти красивые обсидиановые руки Джорджа обнимали, а точеные губы с возбуждающими белесоватыми шрамами, целовали его яростно и похотливо. И ластился, и прижимался к хозяину последнее время, улыбался с неподдельной веселостью, смеялся хозяйским шуткам… Джорджу невыносимо смотреть на микеланджеловские руки, обнаженные по локоть, исчерченные элегантными линиями шрамов, уверенно управляющие потрепанным автомобилем… Двуличная тварь…Теперь эту рожу было не узнать. Куда девалась столь ловко сыгранная доброжелательность и заговорщицкая хитринка. Холодная, застывшая, зловещая, мертвенная, как у чертовой тибетской мумии, из которой его сфабриковали. Дьявольское отродье без рода и племени. Кусок биомассы, который сдохнет безруким, безногим, безглазым, глухим и безъязыким, когда его поймают… Когда вынул чип и бросил его в бардачок, урод вытащил Джорджа за шкирку из первой машины и пересадил в черный джип посолиднее, который подогнал чертов сообщник-музыкант. Два мерзавца кратко обнялись и пожали руки. Как мило, блядь! А потом ракшас вскочил за руль и опять поволок Джорджа в никуда, постепенно набирая скорость до двухсот на шоссе. Зачем Джордж вздумал связаться с красивой тварью, которая уже один раз довела свою никчемную реликтовую жизнь до зала суда и высшей меры? Польстился на тело дряни. Теперь ублюдок утаскивал его за собой в тартарары, перекинул и на него заразу своей обреченности. Лишнее существо, без прошлого и будущего, старательно по нотам пытается выводить человеческую пьесу, изображает из себя сраного интеллигента, возвышенную душу, черт бы его побрал. Потому что знает прекрасно, что сам – ничто во вселенском смысле, тупиковая ветвь эволюции. - Меня тоже убьешь, да? – не выдерживает Джордж. - Помолчи, Джордж, - ублюдок в дорогих, на Джорджевы деньги купленных шмотках, с платиной и бриллиантах в морде, сосредоточенно ведет машину. В левой руке, лежащей на руле, он сжимает армейский нож. Винтовку поставил между своим сидением и дверью. - Хорошо, только помни, что лишь благодаря мне ты до сих пор живой. - Спасибо, Джордж. - «Спасибо», мать его… - фыркает Джордж и отворачивается к окну. – Свинья 296/297 неблагодарная! - У нас еще будет момент поговорить, - ровным голосом отвечает чудовище. Он высматривает что-то вдалеке. - Выходи, Джордж. Слова звучат, как последний треск бетонной стены, держащей воду в плотине, после которого поток вырывается наружу и сметает все на своем пути. Джордж не может сдвинуться с места. Он понимает, что это существо – никто иной, как его палач. - Я же тебе жизнь спас… - Джордж, выходи из машины, - спокойно, но жестко, как врач капризничающему пациенту, повторяет химера. Он не глушит мотор, стоит снаружи, облокотившись на приоткрытую водительскую дверь, смотрит внимательно на Джорджа. - Я не хочу… - еле слышно, не зная зачем, говорит Джордж. - Мне прямо сейчас по тебе очередь пустить? – до чего будничный тон у этого вопроса. - Скотина… - голос Джорджа срывается. Ему очень жаль себя, жаль пентхауса, уютной малой гостиной, где он столько раз возлежал с упырем. Ему больно и огорчительно сознавать, что не увидит результатов своего лучшего проекта. Если бы он мог сейчас связаться с Джеком, он бы сказал ему, чтобы тот непременно довел дело до конца, и вырастил маленьких ублюдков так, чтобы не смели даже думать, что у них может быть какая-то иная цель в жизни, кроме как подставлять хозяину свои дырки и глотать все, что он соблаговолит в них засунуть…Назло этой твари с автоматом. Как сильно Джордж хотел создать поколение зверенышей с физиономиями мерзавца, с его твердыми чертами, серьезными поджатыми губами, пронзительными глазами, но не знающих в жизни ничего, кроме хозяйского члена… На подкашивающихся, ватных ногах он бредет к зданию с выбитыми окнами, бывшему полуразрушенному складу, от которого осталась только железобетонная коробка. Чудовище сопровождает его на небольшом расстоянии. Ведьма вышла из автомобиля и провожает своего ублюдка страшным, болезненным, но понимающим взглядом. Из здания пахнуло прелым бетоном и сгнившей в труху, вымоченной и съеденной плесенью бумагой. - Тебе ведь совершенно необязательно это делать, - произносит Джордж. – Зачем ты хочешь меня убить? Какой в этом смысл? Когда тебя арестуют – а тебя непременно арестуют – твоя судьба будет, очень мягко выражаясь, незавидной. Если ты хотя бы уйдешь сейчас, и тебя поймают, принимать решение о наказании буду я, а я никогда не сделаю с тобой того, что сделает система правосудия с убийцей хозяина. - Джордж, ты знаешь, для меня это убийство имеет сакральный смысл. Я не смогу жить дальше, зная, что по земле ходит Свидетель, - очень буднично отвечает химера, будто объясняет Джорджу вполне обычные, бытовые вещи. - В смысле? Что ты такое говоришь? - Потому, что ты – свидетель, Джордж, - отвечает чудовище, оглядывая с подобием любопытства мерзкую внутренность заброшенного здания. - Свидетель чего? - Моего позора, Джордж. Моего бесчестия, унижения, оскорбления, обесчеловечивания, моего превращения в нечто настолько постыдное, что при всем разнообразии словарного запаса и культурных аллюзий в моей голове, я не знаю, как это назвать. У меня никогда и ни с кем не было таких близких отношений, как с тобой, и без преувеличения, без искусственного велеречия ради драматического эффекта я заявляю, что ты научил меня одной вещи, которая замыкает цикл моего превращения в человека, но при этом 297/297 парадоксальным образом возвращает в бестиальность. Я ненавижу, Джордж. Всеми фибрами я тебя ненавижу и желаю тебе смерти уже не один год. Я никогда ни с кем не срастался настолько, и психологически настолько не зависел, чтобы ненависть стала навязчивой идеей. Однако тебе удалось наладить со мной связь. Твое достижение не в том, что я теперь могу и с мальчиками, и с девочками, а в том, что я просыпаюсь по ночам и думаю, думаю, думаю часами напролет о том, как лишить другого жизни. Ты сделал из меня человека. Животные не умеют по-настоящему ненавидеть, они лишь узнают былого обидчика, после чего срабатывает рефлекторная связка со старым травматическим опытом. У рапаксов механизм тот же самый. А я благодаря тебе узнал, каково быть намертво прикованным в сознании своем к объекту пытающей, как вечный огонь, ненависти. И мне даже видится нечто мистическое в том, что у нас с тобой одно имя Георгия-Драконоборца. Ты в самом деле оказался чем-то наподобие моего доппельгангера, искривленного альтер эго, монстра из зазеркалья. Я сойду с ума, если оставлю тебя в живых. Ты будешь меня преследовать, как приступы малярии всю оставшуюся жизнь. Поэтому мне очень нужно тебя уничтожить. Прости, Джордж, но ты сам себе выбрал противника. - А я тебя любил, Йорн…- бесцветно произносит Джордж. - Я знаю. Впрочем, ты любил не меня, а свой макгаффин – ничто, nihilo, черную дыру, вокруг которой ты вращаешься, желая обладать. Но ты интуитивно понимаешь, что обладать невозможно. Ты меня не трахнул, потому что боялся, что я растаю, как утренний туман, а вовсе не из деликатности, уважения или любви. - Господи… чего же я тебе такого сделал-то? – неожиданно вскрикивает Джордж. - Ты украл у меня веру в человека. Я раньше полагал, что мое сознание в некоторых смыслах неполноценно, но надеялся, что главному смогу научиться у своих разумных кузенов. Теперь храм моей веры лежит в руинах. Согласись, что вера в человечество стоит двухсот восьмидесяти миллионов, плюс налоги. - Скотина! Неблагодарное животное…- Джордж стоит, не зная, дать ли волю или сдержать порыв ринуться прочь. Правая рука у него трясется, как у старика с Альцгеймером, он не может справиться с тремором, живот выворачивает наизнанку от страха. – Чтоб ты с-сдох, тварь… - шипит он, еле сдерживая душащие его рыдания. Ему очень жаль расставаться с миром. - Лучше закрой глаза, Джордж. Примечание к части Последнее музыко: https://www.youtube.com/watch?v=4R_I2G_mWsc https://www.youtube.com/watch?v=dhh21crSohs https://www.youtube.com/watch?v=DSqp-W1pWoU https://www.youtube.com/watch?v=UxnQ04PI2ps 298/297