Пентхаус

Это тебе аванс… Позже расплатишься… Йорн проснулся оттого, что ему приснился бестелесный голос Джорджа, интимно шепчущий на ухо, причем дыхание хозяина, показалось, пахнýло из огненной адовой пещи. Йорн хотел поскорее отпрянуть, перевернулся на другой бок и в результате этого маневра свалился на пол. — Как-ого… — прошипело чудовище. Эпизоды выпадения из кровати в его памяти связывались исключительно с эпизодами пьянства. В трезвом состоянии он мог мирно спать на древесном суку и, не приходя в сознание, удерживать равновесие — проверял не раз, когда был подростком. Через пару секунд, пытаясь подняться, он осознал, что действительно пьян уже несвежей, успевшей основательно встроиться в метаболизм интоксикацией. Йорн огляделся, выискивая подвох. Понял, что находится один в малой гостиной, и, также, как в то жуткое утро, когда он последний раз здесь просыпался, солнечный свет заливает комнату, продираясь через джунгли в гигантской стеклянной колбе зимнего сада. На кресло аккуратно была положена Йорнова теорба, рядом, прислоненная грифом к подлокотнику, стояла акустическая гитара — Йорн даже помнил, как шел вчера за ней в студию, уже слегка раскоординированно. На кофейном столике весело подмигивали свинцовым сверканием два стакана для виски, а над ними возвышалась почти пустая бутылка джина. Присмотревшись повнимательнее, Йорн увидел, что под столиком наличествовало еще три бутылки «Бомбейского сапфира». Возник адекватный наблюдаемому феномену вопрос: в одно ли жало Йорн все это выжрал, или же получил посильное содействие со стороны господина Бейли? Но то, что он нажрался вчера так, как не нажирался со времен Брайанова «Синюшного Братства Улисса Хитрожопого-Полиметиса», сомнению не подлежало. Он не ведал, как лег спать, что было вполне типично — после определенной дозы крепкого алкоголя, варьировавшейся от двух до двух с половиной литров, у Йорна часто отшибало память, и он узнавал, насколько плохо себя вел, от собутыльников. Одним из последних воспоминаний, что сохранилось в архивных файлах, относящихся к прошлому вечеру, было распевание едва слушающимся голосом «Big Rock Candy Mountains»… вместе с Джорджем. Причем Йорн пел, изображая американский акцент… Или почудилось? Верил бы Йорн в бога, он бы осенил себя троекратно крестным знамением. Нет, ведь не почудилось же. Джордж точно же сидел, обняв его за плечи, держал планшет с текстом перед окосевшими глазами и бодро каркал в унисон. …In the Big Rock Candy Mountains You never change your socks And the little streams of alcohol Come trickling down the rocks… Джордж признался, что очень любил песенку в детстве, и, когда матушка ее ставила послушать перед сном, он погружался в грезы, представлял, что живет в таком мире, где можно отламывать куски от подушки и их жевать, как сахарную вату или меренги… Йорн, кажется, рассказывал в ответ на это признание об общей индоевропейской мифологии, о волшебной стране Кокань с молочными реками и кисельными берегами, а также жареными гусями, ширяющими по небу. Потом перешли на Шамбалу, Джордж что-то бубнил про гитлеровскую эзотерику, а также грубость фюрера и недальновидность в политике узаконивания рабства… Потом, размечтавшись о нацистской Шамбале, Джордж еще спросил, бывал ли Йорн на исторической родине своего вида, тот ответил, что бывал, и зачем-то рассказывал хозяину о путешествии в Гималаи, о своем шерпе, о ледниках, о нелегальном переходе через китайскую границу, где его чуть не подстрелили, и о том, как впервые в жизни подцепил какой-то иноземный вирус и чуть не принял ислам, забившись с температурой за сорок в спальный мешок в палатке во время шторма, буйствовавшего двое суток… На кой дьявол он все это рассказывал Джорджу, мать его, Бейли?.. Он почти неделю не мог заставить себя подойти к Лизбет и хотя бы поздороваться, теперь живо воображал, каково было ей слушать пьяные рулады в гостиной. С Джорджем он почему-то нашел в себе силы устроить психотерапевтическое возлияние… Почему он так поступил, Йорн не имел пока даже смутной догадки. А начиналось-то все очень чопорно, в придворном стиле, когда музыкант- невольник, прилично одетый и причесанный, явился ровно в семь часов пред очи господина дабы усладить музыкой. И Йорн услаждал гальярдами и паванами своего хозяина, каковой подчеркнуто вальяжно развалился на ложе и слушал, полузакрыв глаза, как красивый мальчик из Кембриджа извлекает с помощью струн звуки, кристальным дождем омывавшие нервную систему господина Бейли, порядком подуставшую за прошедшую неделю от череды стрессов. В какой-то момент он поднял на Йорна глаза и подумал, как же это удивительно получается, что из-под пальцев его бесперебойно струится поток благолепия, разливающийся по гостиной и плещущий золотыми волнами о стеклянные стены? И это после того, как мальчика нещадно трахали несколько суток, после грязи, мерзости, крови, спермы, уродливого насилия — негигиеничного, скотьего, скучного, тупого насилия, которое Джордж терпеть не мог. Неужели тот, у кого теперь мозг запятнан вдоль и поперек этими воспоминаниями, в состоянии производить такую хрустальную прозрачность? От одного Йорнова прикосновения цветы должны были вянуть, а девы терять девство просто потому, что биополе его изгажено и оплевано отборнейшей мерзотой. Ан нет, раб сидел с ровной спиной, строгое, сосредоточенное и вместе с тем лирическое выражение запечатлелось на его красивом демонском лице, хирургические скобы поблескивали в особенно пострадавшей левой брови, а руки осторожно и ловко перемещались по струнам и грифу теорбы, будто по живому телу. Что-то опять шевельнулось в хозяйской груди, животе и немного распаленных чреслах, прямо как в достопамятный томительный вечер в Кенсингтонских апартаментах. Черный змей разрастающейся страсти так же ползал по его организму, когда Джордж в эйфорическом настроении вернулся после судебного заседания, спрятался в спальне, тайно надел латексные невольничьи джинсы на голое тело и долго пересматривал записи, присланные агентом. Особенно ему приглянулись две. На одной его будущий сексуальный раб танцевал буги-вуги с какой-то фигуристой рыжей девицей в группе других участников соревнований, и у господина Бейли аж ком в горле встал от мелькания длинных стройных ног в черных узких брюках — отнюдь не девициных ног. К счастью, качество операторской работы было крайне неудовлетворительным, иначе Джордж не дожил бы до утра. Другая запись была, очевидно, сделана на выступлении художественной самодеятельности в каком-то из колледжей. Сценка была неоригинальная, но довольно забавная. Сначала к зрителям выходила девчонка в бесформенном длинном платье, с пучком и в гигантских карнавальных очках. В руках она несла электровиолончель, которая сильно контрастировала с ее гиперболизированно синечулочным обликом. Девица садилась на табурет и, громко высморкавшись в платок размером с наволочку, приступала к музыкальным штудиям. Она исполняла «Pepperland Suite» Джорджа Мартина, экзальтированно отдаваясь счастью музицирования — очевидно, единственному ей доступному, согласно задумке режиссера. Где-то через минуту объявлялся Йорн в рокерской косухе, с бутылкой пива и гитарой за плечом. Он 219/297 останавливался на краю сцены, неподалеку от виолончелистки, косился на нее с до боли теперь знакомым Джорджу кривым смешком, что-то говорил издевательское зрителям, указывая на девчонку, старательно водившую смычком и испепеляюще зыркавшую на него из-за ветровых стекол. Потом Йорн зажигал сигарету — охотничьей спичкой! — перекидывал ремень гитары, подкручивал слегка колок, делал вид, что сплевывает на пол, после чего раздавались первые аккорды, и за барабанной установкой в глубине сцены материализовывался ударник. Йорн отыгрывал вступление к «You Shook Me All night Long», а музыкантша, как бы против воли, не контролируя свои руки, начинала играть с ним дуэтом. На лице ее вереницей, как в волшебном фонаре, сменяли друг друга выражения пантомимического удивления, негодования, колоссальной внутренней моральной борьбы, но в конце концов либидо торжествовало, заколка выстреливала из пучка, освобождая из фарисейского плена длинные волосы, платье с девицы слетало на пол, и заканчивала выступление девушка, стоя на сцене в лаковых туфельках, трусиках и кружевном корсаже. Мораль данной фабулы в духе «Rocky Horror Show» была более, чем ясна, но сыграли ребята неплохо. Йорн мило так, галантно накидывал виолончелистке куртку на плечи, когда они кланялись зрителям… Джордж едва ли не силой заставил себя в ту ночь не рукоблудить, потому как почти чернокнижная мысль, что скоро он этого мальчика сможет поиметь не только в воображении, металась от мозга к простате и обратно, не давая заснуть. Нынче, три года спустя Йорн все так же хорошо играл, смотрелся, пожалуй, лучше, чем в двадцать, был сексуально выдрессирован в рамках возможного и находился на расстоянии вытянутой руки. Чего еще Джорджу желалось?.. Девственности! Нетронутости! Чтобы только его и ничей больше! Чтобы неопороченный был! Чтобы эту темную душу-луковицу можно было и дальше раздевать слой за слоем, постепенно подбираясь к драгоценной сердцевине… А тут все расколошматили сапожищами! С этой мысли господина Бейли, собственно, закончилась его легкая эрекция и началась тяжелая пьянка. Джордж дослушал грустную барочную композицию Джона Доуланда и молча встал, пошел за джином. В голове непрестанно крутилась чья-то чужая старинная мука, которую Йорн исполнял непривычным и не совсем приятным для хозяйского уха, тревожащим самые фибры души голосом: In darkness let me dwell, the ground shall sorrow be, The roof despair to bar all cheerful light from me, The walls of marble black that moisten'd still shall weep, My music hellish jarring sounds, to banish friendly sleep. Thus wedded to my woes, and bedded to my tomb, O, let me, living, living, die, till death do come… Ну и понеслось после этого. Каждый сначала заливал свое личное горе, и пили почти в полном молчании, но беспрестанно поглядывая друг на друга. Через два стакана языки у обоих развязались. Начались шуточки, английские и американские народные песенки про морячков и проституток, вспомнили старую добрую дедовскую попсу, которой Йорн знал несметное количество, а под конец деградировали до детских стишков, которые Джордж, не имея, в отличие от Йорна, филологического интереса, тем не менее, неплохо помнил сызмальства. Но в пьяных устах господина и его невольника истории про мышат и котят принимали неизменно неприличное истолкование и ужасно забавляли: I love little pussy, Her coat is so warm, And if I don't hurt her, 220/297 She'll do me no harm. So I'll not pull her tail, Nor drive her away, But pussy and I, Very gently will play… Вот только что происходило после песни про киску, с которой два окосевших певуна обещали нежно играть, черный ящик Йорна не зафиксировал. Во всяком случае, проснулся он в брюках. «Какбэ…» — подумал Йорн подозрительно, застегивая верхнюю пуговицу. Столкнувшись в дверях с горничной, которая очень недоброжелательно глянула на химеру и не ответила на приветствие, Йорн, слегка пошатываясь, побрел приводить себя в порядок. Пошел он в дальнюю «парадную» ванную комнату, где проходили процедуры с участием приглашенных рок-звезд косметологии и куафюра. Отправился он туда, потому что не хотел встретиться с Лиз. Он прекрасно понимал, что ведет себя как свинота. Но в голове стояла такая каша из нерадужных эмоциональных состояний, что Йорн просто не мог и не хотел нынче подбирать слова, дабы говорить с Лизбет про студию на вилле господина Ги. Ему не хотелось никаких ласковых объятий и ободряющих слов, но особенно химера опасалась искреннего сочувствия Лизбет. Он смог вчера набухаться с Джорджем прежде всего потому, что видел: жалости и сострадания хозяин не знает. Джордж был ужасно расстроен, горел ненавистью и жаждой мести, только к переживаниям Йорна настрой хозяина имел весьма опосредованное отношение. Джордж бы сам рано или поздно с ним это сделал, только без троих помощников и с предварительными ласками, о чем безо всякого смущения говорил рабу прямо в лицо. Сексуальный раб обязан заниматься сексом с хозяином, он его в этом направлении все время двигал. Джорджа беспокоило только то, что его обокрали, вандализировали собственность — хотя ущерб был восстановим и воспринимался, как наименьшее из зол — и порушили всю программу психологической подготовки ракшаса к полноценному функционированию в роли сексуального объекта. Больше чувств господина Бейли ничто глубоко не затрагивало. По этой причине с Джорджем чудовищу было сейчас удобно. Лизбет, которая испытывала искренний ужас перед тем, что происходило, сама требовала поддержки, но Йорн понимал, что с двумя покореженными психиками он не справится. Поэтому скрывался, усугубляя ситуацию. Лиз было одиноко, неуютно, страшновато, потому что среди персонала попадались экземпляры погаже, чем Винс, и очень тоскливо. Йорн все понимал… — Йорн! — Джордж поймал химеру в холле. — Быстро, за мной! — он многозначительно кивнул и сосредоточенно посмотрел на зверя. Йорн, ничего не спрашивая, пошел за хозяином к лифтам. Он все понял. Понял по горящим тусклым, напряженно-лихорадочным огоньком глазам, по тому, что в лифте Бейли нажал на кнопку сорок седьмого этажа. Пока ехали, Джордж молчал, потирал голову и время от времени морщился, так, словно у него болел зуб или десна. Еще он внимательно следил за Йорном и вглядывался в его глаза в отражении зеркала, полагая, что тот не заметит. Что-то он в Йорне высматривал. Выглядел Джордж с бодуна довольно неплохо. Йорн тоже после ледяного душа и горячего супа на завтрак почти полностью протрезвел. Выйдя на этаже, Джордж отправился не туда, куда водил Йорна сечь и трахаться с рабынями. Он прошел по застекленному с одной стороны коридору, полукругом огибавшему гигантский колодец Паноптикума. Где-то внизу, на двадцать пятом в своей клетке ютился уже неделю безвылазно Дэйв, скорее всего, мучаясь тоской неизвестности и тягостными предчувствиями. Джордж и Йорн дошли до конца коридора, и хозяин открыл карточкой массивную дверь. Еще какие-то помещения. Наконец, подошли к залу, дверь в который была открыта. Внутри Йорн увидел прежде всего целую толпу народа: очень довольный почему-то доктор Барри Шварц, начальник службы безопасности Келли и его заместитель, какие-то ассистенты, охрана в черной форме, сержант Дэн. Джек Бейли! Йорн был поражен появлением еще одного своего дрессировщика, потому что младший брат Джорджа не показывался в пентхаусе года полтора. Джордж говорил, что он занимается каким-то невероятным проектом в Сингапуре. — Йорн, красавчик! — возбужденно вскричал Джек и полез его лапать по старой привычке. — Где? Что за…? — он потрепал химеру по затылку. — Где твое мужское достоинство? Ухватиться даже не за что! — возможно, Джордж поделился с братом фотографиями чудовища без косы, за которую так удобно было его держать во время различного рода эротических издевательств, но живьем с новой прической Йорна Джек еще не видел. — Здравствуйте, Джек, — сухо сказал Йорн, стараясь не злиться. Джек полгода спал с ним в обнимку, и Йорн много неделикатностей испытал от младшего Бейли, более взбалмошного и липучего, чем Джордж. То, что он делал сейчас, было сущей ерундой. Впрочем, с Джеком ему было чуть проще общаться, он был — как бы это сказать? — повеселее Джорджа. Но и садист при этом отборный. Ему, например, доставляло немалое удовольствие устраивать сексуальные сессии именно в те периоды, когда у Йорна раскалывалась башка и никакие лекарства не помогали. С лукавым и сладострастным видом Джек объяснял, что разрядка стимулирует выброс эндорфинов, каковые являются эффективными обезболивающим. И действительно помогало — секунд десять, пока длился оргазм. Потом хотелось лишь одного: сунуться в ведро со льдом и отморозить себе голову, чтобы отвалилась к чертям. — Чего, не рад? — хитро спросил Джек, подначивая. Естественно, Джек понимал, что особой радости химера не испытывает. — Повод не очень радостный, — проговорил Йорн, всматриваясь через голову Джека в дальний конец комнаты. Там происходило какое-то движение, которое он не мог толком рассмотреть без очков. — Да что ты как на похоронах? Я смотрю, ты неплохо выглядишь, — Джек взял химеру за челюсть и повернул к себе сначала левой, потом правой щекой. Йорн подчинился и тут же осознал, что сделал это рефлекторно. Его дрессировали, чтобы он не пытался отшатнуться, когда хозяин желает прикоснуться к лицу. Джек сам же его и приучал терпеть. Если бы кто-то другой попробовал химеру вот так самовольно взять за подбородок, Йорн бы точно не позволил. А Джек его выдрессировал в свое время, да… — Скарификацию не попортили…ссадины-то заживут, ничего не останется… Бровь всю, заразы, рассекли, я смотрю. Повторно придется пирсинг делать… Ничего тебе не сломали? Сильно избили? — Ну…так, — Йорн покривился. — Ушибы в основном в изрядных количествах. Снаружи и изнутри. — Ногами долбили? — серьезно поинтересовался Джек, гладя зверю поясницу знакомой приятной ладонью. — Не могу знать. Меня очень удобно для них упаковали. Я ничего не видел, был обездвижен и сопротивления никакого оказать не мог. — Здесь, к сожалению, не угадаешь, — деловито отвечал младший Бейли. — За всю историю нашей тусовки ни разу ничего подобного не происходило. Более того, никогда не было никаких нападений в этом городе на элиту, поэтому как- то подрасслабились, должно это признать, — он притянул к себе химеру и обнял одной рукой. — Черт…а я соскучился по этой сексуальной спине… К сожалению, сейчас что-то активировались активисты, извиняюсь за каламбур, некоторые много стали себе позволять. Видимо на этом фоне еще и вот этот придурок решил повыкрутасить. Ладно, пошли, подарочек тебе твой Господин приготовил, — Джек знал, как Джордж недолюбливает обращение Господин, поэтому особенно выделил его интонацией. — Йорн! — раздался снова громкий голос Джорджа. — Давай, иди. Система отключена. У Йорна заколотилось сердце и закружилась голова от прилива крови. Он знал, что Джордж имеет в виду. Йорн хотел встретиться с «подарком» лицом к лицу, и в то же время боялся, потому что испытываемые им желания были столь же чудовищны, что и неосуществимы. Он сжал челюсти и направился в смежное с залом помещение твердым, хотя и несколько торопливым шагом. Трое. Руки подняты, напряжены, пальцы перебирают нервно воздух, хватаются за уходящую в чернеющий потолок цепь, которая тянет их вверх. Глаза. У одного мрачные, выглядывают из-под выступающих надбровных дуг. Глаза другого бегают от одного лица к другому, выдавая панику. Третий дергается, но хорохорится, обуздывает чувства самовнушением. И все трое узнают Йорна. У всех выражение меняется в той или иной степени. Все понимают в той или иной степени, что их ждет. Йорн сложил руки на груди, встал перед прикованной троицей и бесконечно долго на них смотрел, медленно переводя кошачьи глаза с одного на другого. Длилась эта предварительная небольшая пытка не меньше пяти минут, и первым ее не выдержал Джордж. — Ну, что? Они? — А вы ДНК экспертизу не провели разве? — ответила Химера, в задумчивости смотря на одного из пленников, стоявшего левее с края. — Сделали, конечно. — Так, что? Они? — Ну…они, — слегка смешался господин Бейли. — Я не хотел бы наносить тяжкие увечья человеку, ориентируясь только на вонь изо рта, — проговорил Йорн, щурясь на крайнего все больше. Затем он снялся с места и подошел к нему вплотную, встал, едва ли не положив подбородок к нему на плечо. И опять замер, сверля взглядом, к чему-то то ли присматриваясь, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь, похожий на замершего в траве пойнтера, почувствовавшего дичь. Прикованный минуты две стоял, уставившись в одну точку, отвернувшись от Йорна, потом не выдержал и постарался отступить на полшага, чтобы хоть как-то нарушить это недвижное странное молчание. Чудовище сделало полшага следом и опять встало на том же минимальном расстоянии. Прошло еще некоторое количество времени, парень медленно попытался отстраниться, потом повернулся к химере лицом уставился на Йорна в ответ, пытаясь состроить на лице выражение «Ну, че те надо уже?» Йорн не повел бровью, неподвижно стоял и смотрел живым изучающим взглядом. — Что ты хочешь? — выдавил из себя, наконец, прикованный парень. — Запомнить хочу, — спокойным тоном ответил Йорн. — Что? — Твое лицо. Джордж, познакомьте нас, если вам не трудно, — обратился Йорн к господину Бейли. Джордж выступил вперед и подошел к своему зверю поближе. У него тоже почему-то заколотилось сердце от наблюдения за странной игрой, с которой начал Йорн. — Твой несостоявшийся хозяин это, — сказал Бейли насмешливо. — Алекс. Браун. Его агент опередил моего поначалу. Он, оказывается, вел переговоры в Лондоне за два дня до моего прибытия. Только ему как сумму назвали, он и скис. Он взял на день тайм-аут, чтобы типа подумать. Однако в таких случаях либо ты берешь товар сразу, не глядя, либо отваливаешь. Не на базаре. Так он еще 223/297 потом какие-то петиции отправлял по поводу непомерно раздутых цен и грозился бриттам подать на них в суд. — То есть…- начал Йорн, хмурясь и заглядывая снова в бледнеющую физиономию Алекса Брауна. — Я правильно понимаю, что вы это сделали, потому что безответно в меня влюблены? — он приоскалил белые гладкие клыки перед его лицом. — Так не доставайся же ты никому? — Очень жалею, что не задушил тебя нахер. — Нет, дорогой мой. Сейчас ты еще даже не начинал жалеть. Ты пока храбришься и думаешь, что с тобой-то ничего плохого не произойдет, даже если кажется, что все безнадежно. Ты либо что-нибудь придумаешь, либо к господину Бейли нагрянет Инспектор, и тебя со товарищи освободят, и ты еще плюнешь мне в харю. Ох уж это американское позитивное мышление. Впрочем, у меня, представь себе, тоже была дурная привычка так думать… Господа, а вам не кажется, что у нас какая-то унылая вечеринка? Музычку нельзя какую-нибудь организовать? Йорн заметил, как оба Бейли расплылись в хищных улыбочках, посмотрев друг на друга, после чего Джек отдал распоряжение одному из ассистентов. — Хорошо, а это кто у нас тут? — поинтересовалась химера, оставляя пока Алекса и подходя к высокому костлявому шатену с испуганной физиономией. — А это его два школьных дружка, — пояснил Джордж. — Этот…господин Келли, как его? — Ленни Шонгауэр, оргтехнику оптом продает. А этот — Айван Егорофф, бывший боксер, сейчас частный тренер у некоторых известных довольно-таки особ. — Прямо как в анекдоте: встречаются в баре американец, немец и русский… А где четвертый? — Четвертый сейчас на Бали полетел отдыхать. Утомился. Ассистент принес тем временем компактную стереосистему с небольшими, но мощными колонками. — О, благодарю! — Йорн сложил ладони и поклонился. — А ты чем занимаешься, Алекс, что решил игрушки покупать? — он открыл поисковик на системе. — Алекс, ты как относишься к 1980-м? Веселая музычка, по-моему, была тогда. Как раз, чтобы оживить микроклимат, — он нажал на тачскрин, и заиграл знакомый проигрыш. Алекс аж посерел. …I made it through the wilderness Somehow I made it through Didn't know how lost I was Until I found you… — Ребят, не одолжите? — спросил Йорн у охраны, указывая на резиновую дубинку и пластично пританцовывая. Охранник, естественно, посмотрел вопросительно на Джорджа, тот кивнул. Тогда один из черноформенных парней снял дубинку с пояса и кинул чудовищу. Тот поймал и, ловко крутя ее в пальцах, двинулся к Алексу Брауну. — Так, чем на жизнь-то зарабатываешь? — Да пош-шел ты…- прорычал Алекс, втягивая голову в плечи и напрягая пресс. — Компьютерные игры-симуляции он делает и аппаратуру к ним, — сказал Джордж, напряженно следивший за Йорном. — Особенно сексуальной направленности. «Идеальный Гарем» — это его известная игруха. Симуляция для стимуляции, — хохотнул хозяин, категорически презиравший виртуальную реальность в качестве сексуальной практики. …I was beat Incomplete 224/297 I'd been had, I was sad and blue But you made me feel Yeah, you made me feel Shiny and new… — Какой ты интересный творческий перец. Только бескровный что-то. Тебе музон не нравится? Мне казалось, всех прям перло от Мадонны буквально еще на прошлой неделе. Или тебя периодами накрывает? Ты пока подумай, какая тебя песня больше устраивает… Йорн резко сорвался с места и подскочил к высокому шатену, который зажмурился и превентивно закричал сквозь зубы. …Hoo, like a virgin Touched for the very first time Like a virgin When your heart beats Next to mine… Йорн размахнулся и врезал ему дубинкой в солнечное сплетение, сразу выбив все дыхание. Вопль заткнуло словно пробкой. — …Gonna give you all my love, boy… — подпевал Йорн стиснув зубы, продолжая охаживать Ленни по дергающимся ногам и слабо извивающемуся корпусу. — … My fear is fading fast…Been saving it all for you… А чего, они все это сами провернули? — неожиданно Йорн оторвался от своего занятия, чуть-чуть запыхавшись. — Нет, наняли типа профессионалов. Сейчас выясняем, кого, — ответил Джордж. — Пожа-а-алуйста-а!!! — взвыл Ленни. Йорн смачно заехал ему по колену, и что- то довольно громко хрустнуло, как сучок дерева в тишине леса. Вой стал еще громче. — Что? Что такое? Что не так? — спросил Йорн мягким голосом, кладя руку ему на плечо. Он прекрасно осознавал, что копирует интонацию похитителей, с которой они к нему обращались во время вакханалии, а также отчасти поведение Джорджа и Джека во время «гигиеничного» сексуального насилия, из которого состояла добрая половина дрессировочной программы ракшаса. Йорн вел себя так же, как абьюзеры, потому что выступал перед зрителями, а также понятия не имел, что он сам лично имел уродам сказать. Ему хотелось бы причинить им долгое и мучительное страдание, но на практике фантазия отказывалась работать. Он осознавал, что не испытывает того удовольствия, которое от него ожидалось, а дюжина пар жадно впивающих сцену глаз не давала разобраться в том, что он на самом деле чувствует и хочет от разработчика игр и его школьных товарищей. Была бы воля Йорна, он бы этих поодиночке в безлюдном месте у теплой стенки заколол, и все. Однако Джордж старался для своего любимого раба, теперь желал какого-никакого развлечения. …Господи, какой кайф… Йорн даже вздрогнул, потому что неизвестно откуда в голове раздался громкий шепот Джорджа, словно он стоял, обняв химеру, и говорил ему что-то на ухо. — Го-о-осподи…не убивай меня… Пожалуйста!!! Прости меня, прости, прости, прости! Я не знаю, что на меня нашло! Прости-и-и-и!!! — Ленни натурально заверещал в истерическом припадке, раскачиваясь на одной ноге. На запястьях он уже содрал кожу о браслеты наручников, выступили красные кровавые полосы. — Отпустить тебя? — сочувствующе спросил Йорн. — Да…пожалуйста…я больше…никогда в жизни… Я клянусь… Это было как 225/297 наваждение… Я просто не знаю, почему я это сделал! Пожалуйста, не трогайте мен-я-я-я-я!!! Йорну пришлось даже отшатнуться от крика, который исторг из себя продавец принтеров. — Интересный ты тип. И часто у тебя такое бывает, что ты что-то делаешь, а не знаешь почему? Обычно так себя ведут птички-бабочки и прочия бессловесныя твари божия. Термиты, например, строят поразительные сооружения: сложнейшая коммуникационная структура, система вентиляции — Заха Хадид обзавидуется. И все это они делают, не приходя в сознание. Ты что, человек- муравей? — Н-нет… Я не знаю… Ты просто наваждение какое-то…. — Я? Я во всем виноват? Чары я на тебя совратительные наслал? Как еврейская женщина? Инородцы-то во всякие времена почитались колдунами и блудодеями. Ленни разрыдался, на что чудовище закатило глаза в раздражении. — Просто из жалости тебя не отпустят. Однако, если дашь рациональное обоснование для петиции об освобождении, я замолвлю словечко перед главным пострадавшим, — Йорн повернулся в сторону зрителей и подмигнул хозяину, что было в этикетном плане не то верхом, не то дном неприличия. — Но ничего не обещаю. Ну-с? — У меня дети…- простонал Ленни. — Дети в качестве живого щита, симпатичнейший господин Ленни, а? Где-то я уже подобное слышал. Думаешь, на паперть пойдут? — Йорн нахмурился. — Насколько известно мне, у вас тут неплохо работают государственные службы. Вот в Великобритании, для примера, еще на моей памяти покончили с социальным раем и конфискацию имущества ввели, чтобы дополнительные деньги шли в бюджет. — И цены поэтому на рабов живодерские, — вставил Джек. — С этой несправедливостью больше вы сталкиваетесь, Джек. Я всю жизнь прожил, не зная, что есть рабы и цены на них. — Ну, так ваши ребята оборзели чуток, — опять вставил Джек реплику из зала. — Если нужен эксклюзив — это к ним или в Эмираты. Англикосы что покруче собирают по старой колониальной привычке со всего мира и продают за бешеные деньги. Шустрые они оказались больно в свое время, много эксклюзивных прав себе выбили. — Я понимаю, господин Браун именно с такой проблемой и столкнулся? Единственное, что могу предложить, искреннее извинение за всю нацию, — Йорн развел руками и поклонился. — И заодно за Эльгинский мрамор, чтобы не извиняться два раза. Однако, revenons à nos moutons. Вернее, agneaux. Разведен? — Нет, я с супругой живу…- проблеял Ленни. — Сколько детей? — Двое…четыре и шесть годика… девочка и…тоже девочка… — Ах, какая прелесть. Un cochon a donné naissance à deux agneaux. Это не знаменье божье ли?.. Думаешь, травма у них будет? Еще, вроде, мелкие…- чудовище перешло с сатирического на нейтрально деловой тон. — Не знаю…мой как бы биологический отец сам выпилился, да еще и матушку, как бы биологическую, за собой прихватил. А я почти неделю на улице обитал, чтобы полицаи не сгребли. Тоже мне шесть было… Тем не менее, по общему мнению, — Йорн саркастически оглядел слушателей, — я получился очень авантажен, хорошо одет и напомажен. Ты чему своих детей учишь? — Что? — прохрипел согнувшийся, висящий на наручниках шатен, уже не казавшийся высоким. — Чему учишь детей, говорю? — Я не понимаю… Что тебе надо от меня?! — закричал вдруг Ленни навзрыд. 226/297 — Что ты хочешь?! Что ты издеваешься-то надо мно-о-ой?! — если бы мог, он бы еще и затопал ногами. — Обоснование мне нужно, чтобы тебя в живых оставить. Меня оставили, потому что я красивый. Поскольку твой случай иной, мне нужны какие-то тропологические аргументы, которые я, встав на одно колено, смогу преподнести своему хозяину. Пока вижу только истекающий жалостью к себе кусок мяса, который думает, что, если он с-сказал «пожалуйста» и «детишки», любое каменное сердце извергнет из себя родник любви, аки под Моисеевым посохом. Детишки? Детишки это на десять лет. Ты был детишкой, я тоже был детишкой. Ты вырос и мне хуй в рот совал, а я вот-вот не сдержусь и тебя урою. Сейчас у тебя два маленьких ангелочка, но как гормональная перестройка начнется, могут переродиться в две инстаграмные блядины. А ты даже вопроса о принципах воспитания не понимаешь, друг мой сердечный. Я, например, достоверно знаю, как Джордж Бейли учит своего сына функционировать внутри системы, на которую вы трое заглядываетесь через з-замочную скважину. У Джона все в голове с некоторых пор аккуратно разложено: есть низшие сословия, есть высшие; все живут своей жизнью, не пересекаются; низшие не знают, кто и как ими управляет, от этого всем… с-стабильно. У высшего сословия есть зверушки, з-зверушками становятся согласно определенным законодательным статьям. Незаконно зверушкой делать плохо, но, если законно, то dura lex, sed lex. Если стал зверушкой, будь любезен раздвигай ноги и подавляй рвотный рефлекс. Все четко и по делу. Самое главное, что частная собственность — это сакральное, культуроформирующее понятие. А у тебя что за воспитательная программа, друг мой? — Я… я им про это не рассказываю… Я хочу… я бы… чтобы они были счастливыми… — Бля-ядь! — заорал вдруг Йорн довольно театрально ему в лицо и щелкнул громко зубами. — Я тебя сейчас лоботомирую, может быть, ты лучше соображать начнешь? Я даже пример правильного ответа привел, придурок ты с хрюкалом! — тут же, повернувшись к остолбеневшим на мгновение зрителям, пояснил: — Простите, вырвалось, мне пару раз на устных экзаменах очень это хотелось сказать, но у нас, все же, было приличное заведение. Однако подельничек у тебя, Алекс… — усмехнулся Йорн. — Ты его из жалости что ли приютил? — На себя посмотри, — вдруг ответил Алекс мрачно. — В смысле? — удивился Йорн. — Ты сам-то не визжал? Сам сопли-слюни не пускал? Чтобы тебя отпустили, не просил? От страха не писался, не какался? — Нет, не припомню. Тебя я в состоянии молча стерпеть, — ответило чудовище. — А вот подобные инсинуации — это что-то уже новенькое… Ну-ка, ну-ка? Давай, еще какие у тебя неосуществленные фантазии остались после «потерянного уикенда»? — Рассказывай своему хозяину про свою крутость, — Алекс с лживыми огоньком в глазах посмотрел на зрителей. — Я-то знаю, чего ты стоишь. — Джордж, по-моему, он пытается нас поссорить, — с нервным смехом сказал Йорн, заглушая в себе липкое гнилое чувство, окатившее его, словно расплавленная сера. — Джордж, я с рабом не собираюсь разговаривать. Вы не могли бы подойти? — сказал вдруг Алекс негромким голосом. Бейли поднял одну бровь в удивлении так высоко, как, кажется, мог, но отделился от зрителей и подошел ближе. Джек тоже к нему присоединился, немного замешкавшись. — Джордж, все же знают… — начал Алекс Браун интимно. — Все эту покупку века обсуждают. Подобная шумиха была только когда Френсис Яритз за госизмену продали. Помните, да? Голливудская красавица была… Ценник озвучили под миллиард. Там я могу 227/297 понять — топовая знаменитость, шикарная женщина, профессиональная соблазнительница. К тому же ее приобрел какой-то оголтелый фанат, он готов был любую сумму выложить. А вам я скажу честно: вы заплатили чудовищные деньги за кусок мертвечины. Я признаюсь, что сам сходил с ума несколько лет, и уже давно имел людей наготове, чтобы воспользоваться малейшей возможностью… И сейчас смотрю, думаю: зачем я это сделал? Оно, конечно, симпатичное, но я боюсь, что мы оба намечтали себе какого-то идеального раба, которым он не является даже в приближении. Я — потому что наблюдать мог только издалека, вы — потому что он вас так выдрессировал, что вы к нему притронуться испугались. Все только по одной причине: нам втирали, что редкий вид должен быть каким-то гребаным совершенством. На самом деле это как бутылка вина за тысячу долларов и за десять тысяч — во втором случае смесь маркетинга и самовнушения. Вы должны уже перестать заниматься ерундой с этим «особым отношением», Джордж, и поймете, что я имею в виду. Поймете также, насколько я раскаиваюсь. И…э-эм… Джордж, мне кажется, мы можем решить все по-джентльменски, — прибавил он осторожно и прочувствованно. — Я попортил вашу собственность и готов предоставить компенсацию… или элитного раба подыскать, без опыта. Что-нибудь, что вас сможет впечатлить. Джордж переглянулся с Джеком, они вместе бросили взгляд на Йорна, у которого на лице, кажется, вообще ничего не отражалось, даже желваки на челюстях не ходили, что недвусмысленно свидетельствовало о том, что в душе его происходила ковровая ядерная бомбежка. Джордж приулыбнулся и приблизился к Алексу, вслед за тем нахмурился, пожевал губами, что-то взвешивая в мыслях, потом достал из кармана универсальный ключ от наручников и освободил пленника. — Спасибо, господин Бейли. Я так могу гораздо лучше свои мысли выражать. — Послушай…- сказал Джордж очень тихо и интимно, так, чтобы другие участники не слышали. — Он…он чего, правда вообще, что ли… никакой? — Бейли подтолкнул Алекса Брауна отойти в сторону. — По-моему, у ракшаса просто что-то типа защитного рефлекса срабатывает, и он как труп становится, — серьезно и с готовностью поделился первопроходец. — Вы знаете, как опоссум…у многих животных такая реакция есть. — Правда, что ль? — физия Бейли скривилась в неприязненной и разочарованной гримасе. — Джордж, я в таком положении, что мне нет смысла врать. — Но послушай, ты же его силой брал… — А вы что, как-то иначе собирались? — Алекс выразительно сделал большие глаза. — По-моему, это единственное, что с ним возможно. — Черт…то есть вообще никакого удовольствия? — обеспокоенно спросил Бейли. — А чего вы тогда три дня вокруг него пляски с бубнами устраивали? — почти шепотом спросил Джордж. — Я не знаю…думал, может быть как-то…- смутился Алекс, взгляд его метнулся к химере. — Ну, то есть удовольствие чисто такое…как бы это… — Садистское? — Ну…д…да, — Алекс немного скривил лицо в гримасе неохотного согласия. — Но вы же меня понимаете? Когда объект прикован, уязвим… Что я объясняю? — Алекс начал немного сбиваться. — Но это может быть кто угодно и не за такие деньги. — Так что вы хотите в итоге-то сказать? — поинтересовался господин Бейли, переходя вдруг на «вы». — Джордж…сэр, я признаю свою вину, идиотизм своего поступка, но мне бы очень хотелось решить все мирным путем и расстаться не-врагами. Просто согласитесь, что это существо не заслуживает того, чтобы джентльмены 228/297 устраивали из-за него войнушку. — В принципе, вы правы, это раб, терпеть — его обязанность. Просто вы в мою секс-игрушку влезли без моего разрешения. Более того, вы меня чуть не угробили, когда нам аварию устроили. — Признаю, да… Я готов компенсировать. — Но вы же понимаете, что деньгами здесь трудно расплатиться…- задумчиво произнес Джордж. — Надо подумать. Йорн, скажи, пожалуйста, — Джордж неожиданно обратился к химере, — у тебя все еще есть желание хребет кому- нибудь перешибить или ты наигрался? — Джордж, я не понял, — Йорн зажмурился и снова открыл глаза. — Он еще и не очень умный, — снисходительно заметил Бейли Алексу и засмеялся, тот засмеялся вместе с ним, но выражение лица было очень напряженное. — Я говорю, ты вот этого боксера сам хочешь ушатать? По- честному или пускай висит? — Джордж? — Алекс отступил от Бейли. — Мы же… — Я сказал, что подумаю…пардон, — господин Бейли сдержал благородную алкогольную отрыжку. — Извиняюсь. К тому же их вы не упомянули. — Естественно, я их имел в виду! — Ну, я мысли читать не умею. Йорн, чего молчишь-то? — Джордж ему подмигнул. Значит что-то задумал хозяин. Но до чего, падла, натурально играл всю дорогу! — По-честному, — коротко бросил тот сквозь зубы, поводя плечами и скалясь. — Зубы только смотри, чтобы он тебе не выбил. Подходящую капу на твою челюсть я сейчас не материализую. — А у меня была когда-то…- ностальгически сказало чудовище, рассматривая противника-средневеса. — Джордж, но… — Молчать! — рявкнул вдруг Бейли на Алекса. — Я сказал, что подумаю. Вот я и буду сейчас подумать. Алекс, начиная постепенно подозревать, что Бейли с ним забавляется, отступил в сторону. Ноги у него дрожали и подкашивались. Джордж между тем кивнул охране. Один освободил руки Ленни, и тот некоторое время стоял на одной ноге, окаменев от боли, с белым с прозеленью лицом, на каковом отобразились растерянность и скорбь. Он не знал, что ему делать с дарованной свободой, ибо ни идти, ни опуститься на пол он не мог. Йорн разнес ему коленный сустав полицейской дубикой. Потом он все же со стонами отпрыгал к стене и по ней сполз на пол. Вслед за Ленни последовал Айван. Он молча дождался, пока его освободят, деловито растер запястья, и было видно, как его корпус, плечи, шея и, наконец, ноги последовательно выстраиваются в привычную линию боксерской стойки. Он приготовился и угрюмо обвел взглядом смотрящих на него, как на зверя, жадных до зрелища господ. — Интересная у вас Диснеевская триада собралась, — произнес неожиданно Йорн, разминая шею и спину. — Один хитроумный, второй клоун, третий — тупой спортсмэн. И столь разных персонажей объединяет…как бы это научно выразиться? Трипофилия, что ли… До чего вам повезло друг друга встретить. Алекс отступил еще на шаг и схватился за волосы. Джордж Бейли над ним поглумился. Он был действительно влюблен, как и говорили, в свое чудовище кривой любовью, не требующей ни эмоционального, ни физического отклика от объекта. Или же интерпретация наблюдателей и осведомителей была неверной, а Бейли получал от химеры в ответ на обхаживания и приставания что-то такое, что лишь его извращенные разум и чувства могли запеленговать. Алекса переполняла дикая ненависть к ракшасу за огненные муки, которые ему пришлось претерпеть с самого момента, когда он замешкался с приобретением. 229/297 Впрочем, он не мог его купить, чертовы бритты требовали за чудовище больше, чем он получил бы, продав компанию, все оборудование вместе с персоналом, а также личное имущество, тем более что Алекс не окружал себя предметами роскоши, предпочитая инвестировать в жизненный опыт, как он это называл. Уже на следующий день высокомерные и алчные государственные дельцы подписали договор с Джорджем Бейли, который не брал тайм-аутов «на подумать». «Если вы спрашиваете о цене, вы не можете себе это позволить», — так Алексу и сказал министр юстиции лично в лицо. И уже к ночи Алекс понял, что непрестанно думает о чудовище и распаляется настолько, что не может стройно мыслить. Собственные три недорогих, но качественных раба казались ему нынче мерзкими и примитивными, неуклюжими, скучными, как сама жизнь, и столь же безлюбовными. Первые месяцы он лишь с трудом заставлял себя находить утешение и отвлечение в работе, но каждая незанятая минута отравлена была змеем с аспидной шкурой. Алекс Браун до дыр засмотрел примерно те же видео, что возбудили интерес Джорджа Бейли, и знал через некоторое время едва ли не наизусть несколько гостевых лекций и докладов, прочитанных Йорном Аландом на академических мероприятиях. Хотел устроить на работу в Паноптикум лазутчика, но после пяти туров интервью его кандидатуру отклонили. У Алекса вошло в привычку постоянно отслеживать всю небогатую информацию относительно закрытой приватной жизни Джорджа. Он жадно прислушивался к сплетням и рассказам о то ли удачном, то ли вовсе провальном, по различным версиям, приручении гибрида Homo Rapax в целях сексуального использования. Наконец, Алекс даже съездил в несколько исследовательских институтов и пронаблюдал там немногочисленные экземпляры второго поколения рапаксов, в целом напоминавших Джорджево чудовище чертами лица — как ни крути, генетический материал поступал всего от трех сохранившихся мумий. Однако Алекс был крайне разочарован этими поездками, потому как везде антропологи твердили: после пубертата общаться с ними становится почти невозможно. Животное очень интеллектуальное, хитрое, агрессивное и, если искать параллели с человеческими вариантами психической конституции, глубоко аутистическое. Они могут делать поразительной точности нетривиальные наблюдения о связи вещей и явлений в окружающей среде, но рапаксы совершенно не испытывают внутренней необходимости делиться содержимым сознания с себе подобными или кузенами-сапиенсами, поэтому у них даже языковая способность сильно редуцируется после подросткового периода. Они были ценны в основном как материал для нейробиологии. Неандерталец представлял собой для коммуникации гораздо более интересное существо. Ракшас Джорджа, очевидно, оказался каким-то крайне удачным вариантом сплайса с сильно очеловеченными когнитивно-аффективными структурами, если мог полноценно и автономно функционировать среди людей на столь высоком уровне. Поэтому его, наверняка, было необыкновенно приятно трахать. Хотя с течением времени все больше поговаривали о том, что Бейли якобы бережет чудовище. Говорили, что Джордж относится к ракшасу так, как если бы тот был человеком, будто боится испортить налаженные долгой борьбой отношения, и прочие нелепицы, которые с трудом накладывались на публичный имидж главного тюремщика на континенте. Наконец, безумно фрустрировало Алекса то, что Бейли запер ракшаса в своей башне из слоновой кости и перекрыл к нему всякий доступ для сторонних лиц. Алекс Браун очень много ходил по рабовладельческим вечеринкам и мероприятиям, почти преследуя Бейли, в надежде, что он явит миру, наконец, вышколенного сексуального раба иного биологического вида. Но тот не являл. Диво случилось на последнем мероприятии. Был пущен официальный слух, что ракшаса покажут. Алекс в лепешку разбился сам, а также морально изнасиловал 230/297 всех своих личных помощников, чтобы раздобыть приглашение. С того злополучного мероприятия началась фантасмагория, тянувшаяся до сего момента. Весь вечер Алекс Браун наблюдал за существом, не ведая, куда спрятать стояк. Бейли знал, как одеть раба, чтобы выявить весь его потенциал эротичности, подчеркнуть все предрасположенные к фетишизации элементы фигуры, позволив при этом выглядеть, почти как свободный человек. Вкусы Джорджа в этом вопросе, определенно, совпадали со вкусами Алекса: тот тоже не любил вычур, излишнего обнажения и положительно относился к коже. Однако внешние украшения были лишь завершающей отделкой. Заводила в ракшасе стать, спокойные и плавные, как у тигра, движения, пронзительный, отстраненный, но активно изучающий взгляд арктических глаз. Алекс понял, что по-прежнему тяжело болен, и страданию его конца не предвидится, потому что раб был в жизни именно такой, каким он его себе измышлял… А поздно вечером случилось нападение на заместителя начальника службы по контролю за содержанием рабов, и Алекс, хорошо знавший правила, решил, что это его выстраданный, слезами и другими гуморами омытый уникальный шанс. Мелькнула даже мыслишка оставить ракшаса себе и сберечь от гнева Управления и Джорджа Бейли. Но Алекс убоялся. Такое шило в мешке невозможно утаить, даже если мешок латексный. Да и в доме у него практически не было охраны, не говоря уже о Системе контроля поведения. И вот час икс. Моби Дик запутался в сетях. Экзальтация. Экстаз. Апокалипсис. Чарта-биа-де-шаста. Распятый зверь. Полутьма. Запах кожи. Скрип кожи. Холодок кожи. Литое, пластичное, предположительно, нетронутое тело. Нижняя половина маски, покрывающей голову, откреплена. Отбеленный оскал ровных зубов, искусанный узкий ремень, натянутый вместо трензеля. Нервное дыхание. Судорожное сглатывание. Зверь ослеплен, он в оболочке кожаного костюма для безопасной перевозки. Он мертво молчит. Он готовится. Он надолго запомнит эти три дня, потому что Алекс запланировал сошествие в Ад и экскурсию по его кругам. Химера вызывает прилив ненависти, но это пьянящая злость, потому что она более не бесплодна. Мерзость. Желание влить в существо побольше помоев неодолимо. Особенно в этот рот, который даже с ремнем, натирающим и растягивающим углы, не кажется столь уж гротескно искаженным… Красивая тварь. Алексу ненавистны его губы. Если бы не вечное отражение собранности и глубоко вникающей в суть вещей серьезности, был бы такой же блядский любострастный ротик, как у любого люксового раба. Для люксового раба один из важнейших экстерьерных критериев — чувственность его губ, их неосознанное эротическое выражение. Глаза не важны, они меняются со временем, а вот ротик сразу выдает первоклассную шлюху, даже если перед господином только что отнятый у родителей ягненок или перепуганный, до безумия раскаивающийся в содеянном экзальтированный юнец, которому вменяют участие в анархическом движении… Анархисты в Европе регулярно поставляют очень дорогих рабов: за приверженность дают пожизненное, а осужденные все, как на подбор, молодые, активные ребята. Многие увлекаются нелегальным спортом вроде каратэ, запрещенного плебеям бокса. Паркурщики и скейтеры тоже весьма неплохо смотрятся. Анархистов хватают на демонстрациях. Очень прибыльный бизнес, особенно у англикосов и лягушатников… Этого тоже взяли на демонстрации… Рот химеры лишает Алекса спокойствия. По всем приметам природная сущность этих мягко очерченных скульптурных контуров в том, чтобы преобразоваться в эластичное кольцо ровно того диаметра, что охваченный ими член. Но Алекс Браун никак не может их представить иначе, нежели в этом сдержанном, хладнокровном выражении. Химера не позволяет. Останавливает. И не оставляет в покое воспоминание о ледяных, но чистых, как у полярного волка, 231/297 глазах первобытных и беспорочных, бесстрашных — глазах, которым не нужен другой, чтобы всматриваться в него, как в зеркало, и искать себя. Homo Rapax — уникальный, несоциальный гоминид, он закрыт для всепроникающей плесневой грибницы межличностных связей. Алекса давит гнев, потому что в темной глубине души голос интуиции шепчет, что у него не получится. Он может утопить чудовище в нечистотах, но даже наглотавшись спермы и дерьма, химера будет все так же проницательно и понимающе смотреть на него. Нечистоты как были, так и останутся принадлежностью человека. Но Алекс должен попробовать. Он включает веселую музыку почти столетней давности, чтобы стряхнуть ощущение растерянности и подавленности, внезапно на него навалившееся. …You're so fine And you're mine I'll be yours 'Til the end of time 'Cause you made me feel Like a virgin, hey Touched for the very first time… Инструменты. Из хирургической стали. Из силикона. Из пластика. Алексу жаль, что нельзя показать их химере перед использованием. Тогда чудовище увидит и четверых концессионеров, придется убить как свидетеля, а Алекс совершенно не планировал подобного исхода. Он не убийца. Он только хочет восстановить справедливость. Более того, он все больше укрепляется в желании возвратить Джорджеву игрушку обратно поломанной. Потом он будет с удовольствием собирать шепоты и сплетни, радоваться тому, как великий Бейли мечется в бессильном гневе, понимая невосполнимость потери. Вдвоем с Айваном он пытается вставить стоматологический фиксатор. Химера беззвучно сопротивляется. Боксер предлагает вывихнуть чудовищу челюсть. Но все же справляются в конечном итоге. Можно приступить. Металлический треск. Медицинский фиксатор ломается. Дуги во рту у химеры едва-едва спасают от смыкающихся зубов. Избивают. Новое устройство. Два припаянных друг к другу толстых кольца. Их не сломаешь и не согнешь. Просто Алексу такой фиксатор не нравится, мало очень места. Кольца встают за зубами. Из-за клыков извлекаются с большим трудом. Наконец-то. Да! Можно. Но химера мертва. Только хрипит, и Алексу неизвестно достоверно, что испытывает ракшас. Алексу нужно, чтобы он хоть что-нибудь делал. Он хочет знать точно, какой ад творится в его теле и сознании, но чудовище лишь следит за дыханием, контролирует мускулатуру, чтобы уменьшить боль, и мертво молчит. Алексу приходят на ум странные, идиотские и неуместные ассоциации. Не так ли мученики принимали пытки и смерть?.. — Тебе нравится «Хьюи Льюис энд зе Ньюз», Айван? — спросил Йорн, набирая название в поисковике стереосистемы. Джек Бейли натурально заржал. — Тебе плащ-дождевик не принести? — спросил он, пихая Джорджа локтем в бок. — Какой в нем смысл без топора? — сухо ответила химера. — Или топор идет в комплекте? — Йорн без улыбки глянул на братьев Бейли. — Не надо, еще порежешься, — сострил опять Джек. — О его зубы я тоже могу при неблагоприятном стечении обстоятельств порезаться. Что ж, приступим, пожалуй… У нас где-то три минуты пятьдесят. Прилипчивая и заводная мелодия зазвучала на заднем плане. 232/297 …I used to be a renegade, I used to fool around But I couldn't take the punishment, and had to settle down… — Согласись, это деморализует, когда знаешь, что даже если меня сейчас вырубишь, живым тебя отсюда не отпустят, — сказал Йорн, медленно обходя Айвана, который напряженно переступал с одной ноги на другую, поворачиваясь к химере лицом. — По крайней мере, я тебе башку о стену расколю, — были первые слова, которые изрек за все время Айван. — Откуда ж в вас всех столько з-злобы-то? — с искренним удивлением спросило чудовище. — Ситуация, кажется, по Достоевскому: сделать человеку паскудство и возненавидеть его за это. — Нехуя лезть было. Скажи спасибо, что в живых оставили урода. — Серьезно? — Серьезно. — Серьезно, что ли? Спасибо тебе сказать? — Ага, серьезно, шлюха, в рот ебаная… Йорн бесшумно рванул вперед. …I like my bands in business suits, I watch them on TV I'm working out 'most every day and watching what I eat They tell me that it's good for me, but I don't even care I know that it's crazy I know that it's nowhere But there is no denying that It's hip to be square… Айван, несмотря на свой подходяще свирепый облик, последние пятнадцать лет занимался тем, что снимался в рекламе спорттоваров и ставил обводящие удары состоятельным любителям, которым требовались общая физическая нагрузка и укрепление самооценки. Из профессионального бокса он ушел, как только заработал себе достаточно титулов, чтобы впечатлять клиентов посредством нэймдроппинга, вкупе с неторопливой речью и мужественной диагональной морщиной между бровей. В уличной драке участвовал последний раз, может быть, в старшей школе по пьянке. Его никто никогда не пытался убить. У него в голове не укладывалось, что его могут убить из-за раба, которого он одолжил на несколько дней попользоваться. Он не мог поверить, что его в принципе можно убить… От коронного кросса чудовище ушло резким молниеносным движением, мгновенно переходя к ближнему бою и намереваясь завалить на пол, выбивая ногу, пока боксер пытался его ударить ниже пояса. Айван успел достать химеру коленом, но сразу после этого почувствовал, как теряет равновесие, падает со всего маха на спину, и что с ним делают нечто непредвиденное и безумное, а именно зубами отделяют мягкие ткани от костей на правой стороне лица. Оторвавшись от лица наполовину ослепленного Айвана и выплевывая кровь, чудовище изо всей силы придавило его к полу, принялось бить кулаком по голове. Айван рычал, извивался, пытался изогнуться и достать химеру ногами, отрывал от горла схватившую его точеную руку с платиновыми браслетами. Окровавленный ошметок разодранной щеки бился и вздрагивал, словно второй язык. Он бил чудовище по лицу и корпусу, но получил в итоге удар в висок и уже не узнал, что еще через две или три секунды химера свернула ему шею. Поединок длился минуту двадцать. Йорн, учащенно дыша, выпустил обмякшее тело с неузнаваемым изуродованным лицом. Сначала сложился пополам и беззвучно оскалил зубы до десен от боли в паху, которую постепенно переставал анестезировать адреналин, затем, морщась, поднялся с пола. Стер, сколько мог, рукавом белой рубашки кровь. Боксер по новой рассек ему костяшками пальцев заштопанную левую бровь, а кровь противника залила, натурально, все лицо, когда чудовище разорвало Айвану щеку. Продавец оргтехники тихо выл и причитал, лежа у стены и закрывая голову руками. Алекс стоял, замерев, опять цеплялся в ужасе за волосы. — Он же с вами когда-нибудь то же самое сделает, Джордж…- пробормотал вдруг несостоявшийся владелец элитного раба, так, словно боговдохновенно прорицал. — Помяните мое слово… Он вас так же порвет… Разве вы не видите, что это за тварь?.. Джордж с полминуты в безмолвии смотрел на Йорна, упиваясь диким огнем, полыхавшим у ракшаса во взгляде. Тот сплюнул несколько раз остатки крови Айвана, провел языком по резцам и клыкам. — Ты — паршивый слизняк, Алекс, — веско озвучил свое заключение Бейли старший. — У тебя все познания в работе с рабом ограничиваются обездвиживанием и скотством. Если бы ты оказался на моем месте, тебя он бы точно порвал в первую же сессию без ограничителей. Ты своим скудным умишкой вывел, что жеребца можно либо загонять до смерти, либо стреножить и не подходить близко. Третьего для вас, завистливых идиотов, не дано. Ты не знаешь, что такое ласкать, сохраняя твердость, и добиваться беспрекословного подчинения, не теряя уважения. — Это ты, Джордж, кретин с манией величия, — ответил Алекс. — Джордж, что с этим вы собираетесь делать? — было поразительно слышать опять хрипловатый приятный тембр Йорнова голоса. На какой-то момент всем наблюдателям показалось, что в чудовище пропало все, что в нем было человеческого. — С главным генератором идей? — переспросил Бейли. — Нет, для него подготовим VIP обслуживание. Не обижайся, я не хочу сказать, что ты не VIP- обслуга. Тебе понравится. Вот этого сам добьешь? Крик, барахтанье, лужа на полу. Длинный Ленни попытался куда-то уползти вдоль стены. — Не убедил он вас? — морщась из-за полосующих слух истерических воплей рыдалицы, спросил Йорн. — Нет. Его никто не принуждал корежить тебе психику и наносить тяжкие телесные. Прощения просить, когда за яйца поймали, они все горазды. Ненавижу, когда оправдываются и выгораживают себя, особенно, когда мотивы и поступки как на ладони. — Ну, что ж… Не получилось. Йорн подобрал с пола отброшенную в сторону некоторое время назад дубинку. Продавца принтеров била крупная ознобная дрожь, он что-то непрестанно бормотал про своих девочек и заливался слезами, смотрел на химеру, как лошадь перед забоем — с упреком и тоской, большими реснитчатыми глазами. Чудовище размахнулось и ударило со всей силы, на которую было способно, в основание черепа. Чтобы сразу умер. Алекс всем телом дернулся от звука. Заиграл новый трек. …White shirt now red, my bloody nose Sleepin', you're on your tippy toes Creepin' around like no one knows Think you're so criminal Bruises on both my knees for you Don't say thank you or please 234/297 I do what I want when I'm wanting to My soul? So cynical… — Ребят, этого пока уведите, — сказал без каких-либо эмоций Джордж Бейли. — Завтра им займемся. И убраться здесь надо. «…Значит, еще завтра дьяволиада продолжится… Досмотрю я это кино когда- нибудь до конца? Или кино досмотрит меня?..» — Йорн, умой физию, ради бога. Смотреть на тебя страшно. Как этот… Ганнибал Лектер, — заметил Джек, подталкивая химеру к выходу. — Черт, и все перемесил он тебе. Опять чинить лицо надо, красавчик.