Пентхаус

(За три месяца до событий, описанных в первой главе) ...Удар в голову. Сантиметров на пять выше виска. Ощущение, будто ехал на мотоцикле со скоростью за двести – представим, что без шлема – повернулся посмотреть налево и словил шершня. Тяжелого, тупоконечного шершня из поливинилхлорида, судя по пробивной силе – с металлическим стабилизирующим сердечником.       Тьма упала перед глазами, будто набросили на лицо вуаль из сложенной в несколько слоев плотной органзы. Контуры предметов расплылись, руки ослабли и сами собой выпустили руль… Нет же, не руль! Какой, к черту, руль? Карниз! Руки выпустили гребаный карниз, как ни силилась воля запретить мышцам обмякать. Не дошел сигнал по месту назначения, застопорилось нейронное возбуждение в моторной коре… Лишь запечатлелось в памяти, что пытался не упасть. Брусчатый тротуар между тем вздыбился и врезал по спине со всей своей бетонной мощью. Как в анекдоте про мужика, который выходит из паба и упирается лбом в стену асфальта и начинает по ней вверх карабкаться, карабкаться… Так некоторые романтические натуры под «стеклопорошком» ползают вдоль железнодорожных путей, будучи уверены, что взбираются на Эйфелеву башню.       Верх и низ перемешались. Ударился левым боком о тротуар, но успел на автопилоте сгруппироваться… Орут как оглашенные на улице, душераздирающий бедлам в автомобильном тоннеле под мостом, в ушах стоит лязг и стон растревоженного человеческого улья. Визжат самодельные сирены из баллончиков со сжатым газом. Кто-то взорвал гранату. Не дымовой снаряд, как пацаны обычно делают, а кинул в гвардейцев настоящий боевой «брандскугель», как их называют в шутку. Неясно, имеются ли раненые, но спецназовцев, пытавшихся в последний момент защититься от осколков прозрачными щитами, швырнуло назад. Граната у демонстрантов, по всей видимости, оказалась одна-единственная, других взрывов не последовало, и гвардейцы в отместку открыли огонь резиновыми пулями по толпе, повалили вдоль узкой улицы, сминая всех на своем пути. На кой черт вообще нужна была эта сиротливая граната? Смахивает на провокацию. Власти используют дешевую двухходовку раз за разом, чтобы устроить облаву в городе. Если они и так творят, что хотят, можно было бы и не размениваться на политические жесты. Впрочем, телезрителей это умиротворяет. Сейчас будут цементировать всех подряд, кто попадется под руку… или ногу...       Раз полез на стену, естественно, кто-то из «робокопов» шмальнул, потому что идентифицировал практикующего паркурщика… Хорошо, в глаз не попал… Фрираннера сразу видно по сноровке, ее никуда не спрячешь, особенно если торопишься взодраться по фасаду на крышу. А спецназ учат издалека распознавать тех, кто занимается запрещенными видами спорта. Фрираннерам, как потенциальным грабителям, вандалам и вуайеристам-извращенцам – именно такие диагнозы нравятся телезрителям – дают от трех до пяти.       Однако существует в природе еще особый класс граждан, в лице вашего покорного слуги, для которых любое задержание – это билет в небытие. Неприятный, прямо скажем, складывается пасьянс. По крайней мере, попытался решить вопрос мирно. Если бы не получил по голове и не разжались бы предательски пальцы, ушел бы крышами из этой чертовой воронки. Но выстрелом господа гвардейцы выбора не оставили никакого. Безнадежность… Истошные выплески агрессии. Пацаны пытаются доказать, что у них еще осталось самоуважение… Не государству, не гвардии – самим себе пытаются внушить, что способны поднять голову. Сейчас будут лупить дубинками по этим поднятым нервным головам.       Притвориться мертвым? Или поздно уже? Увидели, что зашевелился… Органы на дух не переносят паркурщиков, поскольку они правоохранителям непонятны: люди, готовые сломать себе шею по идеологическим соображениям… ради чего? Во фриране есть символические черты, которые на подкорковом уровне вызывают недоуменный гнев любого доброго пастыря, когда тот видит козла, балансирующего на верхушке акации. Копытным место на земле. Немедленно слезай оттуда, тварь! Овечки по деревьям не лазают. Добрый пастырь любит овечек и не терпит смешения агнцев и козлищ, потому как последние умнее и изобретательнее... Sicut pastor segregat oves ab haedis.       Фрираннер вырывается за пределы двухмерного пространства, он избегает предсказуемого узора дорожной разметки и пешеходных тропинок, утыканнных камерами наблюдения. Паркурщик – это индивид, который не хочет водить пальцем по строкам выданной ему сокращенной пользовательской инструкции. Ему скучно, и он перескакивает со строчки на строчку, читает задом наперед, сверху вниз и снизу вверх и неожиданно отгадывает кроссворд Рабана Мавра, на котором с виду несвязанные буквы вдруг складываются в космогоническую картинку. Паркурщик – это тот, кто умеет читать урбанистическое пространство лучше, чем дозволяется. Он управляется со своим телом эффективнее, нежели приличествует благонадежному гражданину, и подрывает тем самым официальную politique du corps. Он отвоевывает обратно преданную забвению способность двигаться в объемном трехмерном мире. Беда в том, что вернувший себе способность оторваться от плоскости гражданин первым делом начинает карабкаться вверх, а ходить по вертикальным поверхностям - варварство и кощунство в одном флаконе. Les corps dociles цивилизованных граждан не приспособлены выдерживать подобные перегрузки. Это удел маргиналов и отбросов общества.       На самом же деле нет ничего неудобнее для управленца, чем человек, воспаривший хотя бы на несколько метров от асфальта. Человек, видевший забор только с земли, принимает его за естественный ландшафт, как элемент тектоники, занявший предписанное ему место во вселенной. Он имеет склонность одухотворять - а то и обожествлять! - стены, когда смотрит на них, задрав голову. Лишь усевшись на заборе верхом, можно заметить условность и проницаемость преграды. Никто никогда не должен видеть забор с компрометирующего ракурса.       Неспроста первые паркурщики объявились еще лет двести назад в Кембридже. Тогда, правда, слова «фрираннер» не существовало. Зато была извечная тяга оторваться от земли физически и метафизически. Из поколения в поколение «The Senate House Leap» - между зданиями Сената и Гонвиль-эн-Кис колледжа – был любимой разминкой для вестибулярного аппарата отчаянных (чтоб не сказать «отбитых») интеллектуалов. Менеджмент распоряжался втыкать острые шипы в пинакли и башенки; кое-где подло сыпали битое стекло на выступы особенно лакомых архитектурных конструкций, чтобы не сверлить старинный камень, но родная alma mater словно самими стенами помогала «Найт клаймерз». У вашего покорного слуги за восемь лет ни одной серьезной травмы. И ни разу не поймали… Если бы сейчас удержался, то тоже бы ушел… Ведь не планировалось же ничего в Челси, вашу мать! Откуда взялось это нашествие?..       Дикий грохот захлестнул улицу и заглушил топот людей, загоняемых в бутылочное горло. Стук копыт. Знаменитая лондонская конная полиция. Всадники апокалипсиса верхом на бесстрашных и безжалостных животных с частично человеческим геномом. Кони демонстрируют чудеса дрессировки. Сбруя не нужна, только защитная экипировка. Знают, как спасать наездника от обстрела, как давить толпу и как зубами раздробить плечевой сустав тому, кто попытается стащить гвардейца с седла. Эти очеловеченные лошади вызывают суеверный страх в большей мере, нежели киборгоподобные гвардейцы. У них злой и странно осмысленный взгляд, горящий за прозрачными пластиковыми козырьками, защищающими длинные темные морды. Почему-то у всех служебных животных с когнитивными способностями, улучшенными за счет встроенных человеческих генов, странный и страшный взгляд. Словно демон заперт в мохнатом четвероногом теле… преданный хозяину, хоть и уязвленный судьбой… Et similitudines lucustarum similes equis paratis in proelium et super capita earum tamquam coronae similes auro et facies earum sicut facies hominum…       Крик и вой где-то на противоположной стороне. Кавалерия пронеслась мимо, пешие «ангелы смерти» – наверняка сами распространили это дурно-романтическое прозвище – рассредоточиваются группами по четыре человека и начинают облаву. Зудящие над головами дроны снимают демонстрантов, передают мини-отрядам данные о тех, кого заваливать на мостовую. Ч-черт, не надо было шевелиться. С трупами разбираются потом. Впрочем, спецназ тоже не идиоты... Хотя бы воротник водолазки натянуть на лицо... … Спокойно… ребят, спокойно… Случайно здесь оказался… Полез, чтобы не сбили и не затоптали… Откуда я знаю? На адреналине как-то само собой получилось… Ничем я не занимаюсь… Подождите, ничего не соображаю, по башке попали… Я на два метра залез-то… Ну, потому что… если меня сейчас заснимут, у меня автоматически участие в беспорядках в досье появится, я потом не отмоюсь… В серьезном госучреждении… Так, тихо! Без рук, очень прошу… Я повторяю, я здесь случайно, вышел из офиса редакции, потом как из-под земли вижу: толпа повалила из тоннеля с той стороны…Пришлось что-то предпринимать… А почему вы не хотите выслушать?.. Вы совсем не можете по-человечески рассмотреть ситуацию?.. Один привод – и я потом работу не найду ни в одном учебном заведении… Я восемь лет…       Вынуждают… Вынуждают… Вынуждают… Вынуждают… Вынуждают… Вынуждают, сука, тем, что пофиг, не собираются разбираться… Очень плохо, что господа гвардейцы относятся к гражданам как к крепостным. Господам гвардейцам плевать... Вынуждают господа гвардейцы идти на крайние меры…       И не в работе дело, а в стальной клетке... Господа гвардейцы не знают, с чем связываются... Господа гвардейцы забывают, что в доспехах спецназа есть незащищенные участки, и что они обусловлены анатомически, сиречь человеческими слабостями и несовершенствами. Когда гомо эректус, от которого все мы, в том числе и сапиенсы, произошли, решил перейти на, простите за выражение, бипедальную локомоцию, он открыл миру самые уязвимые места. Попробуйте пробейте феморальную артерию антилопе гну! У гвардейцев плохо защищены подвижные части костюма – под коленями, в паху, сгиб локтя, есть зазор на боку и на шее – если хорошо прицелиться и попасть между шлемом и выступающим пластиковым воротником. Лет двенадцать назад трофейная спецназовская амуниция была изучена лондонской группой анархистов вдоль и поперек. Каждый, кому костюм подошел по размеру, примерил его и в нем дрался. Черт его знает, откуда он взялся у Полосатого, но от него и через два года активного использования несло кровью. Никто из ребят запаха не замечал, но это было именно то амбре, которое появляется, когда организм в экстренном порядке накачивает все системы гормонами, пытаясь перераспределить ресурсы и не помереть.       Если бы гвардейцы знали, какое учебное пособие прогадил их коллега! Потеря одного единственного комплекта амуниции повлекла за собой гораздо больше непредсказуемых последствий, чем можно было представить. Анархисты стали чаще убивать правоохранителей, и далеко не всех бунтовщиков смогли арестовать. У пацанов пропала робость, которую невольно вызывает костюм сверхчеловека. Зрение – обманчивое чувство, хоть и ведущее у гоминидов. Оно порождает несметное количество иллюзий, оставляет разуму множество лазеек, чтобы сделать выбор, обусловленный предрассудками, а не логикой. Зрительное восприятие – источник страхов. Но надев кевларовые доспехи павшего рыцаря и вступив в схватку с товарищами, ребята вдруг осознавали, что стройные ряды безликих киборгов состоят вовсе не из гребаных апокалиптических существ, присланных высшими силами. За блестящим черным визором они вдруг рассмотрели глаза таких же вчерашних пацанов. А коленопреклоненная поза, в которую нарушитель обязан встать перед гвардейцами по первому требованию, превратилась вдруг из позы унижения и бессилия, в удобную позицию для того, чтобы бить в самое опасное место – паховую артерию. Этот фонтан жизни ничем не заткнуть, но, в отличие от райского fons vitae, выстреливать в небо живительной влагой он будет не веки вечные, а, максимум, две минуты. Вы действительно хотите посмотреть, как это выглядит, господа гвардейцы? Вы хотите, чтобы это увидели телезрители? …Господа, это по меньшей мере несправедливо, потому что у меня в любом случае будет задержание, даже если потом выяснится… Никто не будет смотреть, при каких обстоятельствах… в моей области это печать Каина… …Грызево завалил и воротник с ебала убрал!.. …Грызево, значит…