Пентхаус

      Джорджа трясло, когда он вылетел из офиса доктора Шварца, по-хамски хлопнув дверью. Имел право, в конце концов. Джордж не помнил, чтобы его когда-нибудь так колотило от негодования. Даже когда глобальная ассамблея приняла решение обложить корпоративным налогом государствообразующие структуры, подобные «Паноптикуму», Джордж не испытал такого демонического гнева, какой завладел им после разговора с хирургом. Плевать Джорджу было на то, что он подписал бумаги, частично освобождающие Шварца и его команду от ответственности за исход операции. Он доверился Шварцу! Как друга послушал!       Барри убеждал господина Бейли в том, что нет никакой принципиальной разницы между операцией над ракшасом или человеком — анатомия и физиология сходны. Взял две недели на подготовку, слетал в Китай за счет компании.       Консилиум собирал в Синьхуа! Обещал, что он все, сука, сделает в лучшем виде!       Джорджу было плевать на то, что от подобных реакций организма не застрахован никто. Да и что за парадокс такой: вмешательство ничем не отличается от стандартного, отработанного на человеке, однако повышенную оплату и особые условия Барри выбил. Джорджа выводили из себя не триста тысяч, которые он выделил на бонус Шварцу и остальным членам бригады. Господин Бейли воспринимал случившееся как предательство (Джордж, правда, использовал в разговоре с Шварцем другое слово — нецензурное). Джордж сознательно не стал заострять внимание на стремлении главного хирурга получить дополнительную оплату за работу, которая якобы ничем принципиально не отличается от ежедневной практики.       Господин Бейли хотел мотивировать, отблагодарить ценного работника, с которым его связывали многолетние дружеские отношения. А теперь гендиректор попросил у Демьена Келли видеозаписи из операционной и увидел, с какими рожами врачи заметались, когда поняли, что происходит.       Не ожидали, не планировали. Наркоз! Неправильно рассчитали первейшую вещь!       Джорджу очень хотелось разбить кулаком зеркало в лифте, пока он поднимался из клиники на пятидесятый этаж в апартаменты. А ведь ракшас предупреждал, что у него проблемы с общей анестезией. Шипел, рычал в отчаянии и бессилии. Шварц сделал вид, что принял к сведению, но не утрудил себя выяснением точного характера проблем. Для этого надо было окольными путями искать концы в частной клинике, где главврачом работал приемный отец Йорна Аланда. Связываться с "семьей" после покупки категорически воспрещалось, но, имея под рукой службу безопасности «Паноптикума», можно было раздобыть необходимые сведения. Стоило только напрячься, сделать пару звонков и подождать. А Барри решил, что уже достаточно напрягся и безукоризненно разбирается в вопросе после обучения у китайцев. У них, видите ли, данные систематически накоплены и проанализированы, зачем ему конкретный анамнез конкретного ракшаса?       У него уже, видите ли, все было подготовлено к операции! Заторопился! Задницу не захотел лишний раз оторвать от массажного кресла, хрен старый!       Теперь Барри клятвенно обещал, что они восстановят речь за пару месяцев. Организм у химеры крепкий, повреждения нейронов из-за гипоксии незначительные, доступ к препаратам имеется. Джордж в ответ орал на почтенное светило науки, не стесняясь в выражениях. Если бы не седины доктора Шварца, господин Бейли, наверное, ему втащил бы по физиономии, а тот бы заткнулся и стерпел. Барри уже обещал, что имплантация «Скорпиона» пройдет без сучка и задоринки, а закончилось все отеком мозга и ишемией, как в захолустной плебейской больничке.       Джордж чувствовал себя так, словно дал сыну едва приобретенный «Мурсьелаго» семнадцатого поколения на вечеринку, и ему среди ночи позвонили из дорожной полиции доложить, что сынуля слегка задел фонарный столб на скорости.       Теперь господин Бейли с отвращением перебирал в голове свой последний разговор с ракшасом. Какое-то противное аморфное чувство, отдававшее кислятиной стыда, мучило гендиректора, когда он вспоминал, как вальяжно пришел к своей новой jouet побеседовать перед недолгим расставанием на пороге новой жизни. Джордж почти на две недели передал химеру в руки врачей и лишь два раза за это время появился на сорок седьмом этаже в клинике. Перед операцией, в предвкушении будущей игры, Джорджу вздумалось пообщаться, начать понемногу «пристреливаться», как он это называл.       У Джорджа так заломило слева под лопаткой, что он даже скривил лицо в болезненной гримасе. Он тоскливо посмотрел на колодец «Паноптикума», словно пробуривший пространство у него под ногами. Джорджу представился Йорн Аланд, каким он его видел в последний раз — не поломанным. Ракшас был уязвим и прекрасен, крепко притянутый фиксирующими ремнями к больничной койке. По спине и животу Джорджа бежали ливни мурашек, когда он с близкого расстояния изучал существо и понимал, что может делать с ним все, что захочет. Но господин Бейли решил также, что сдержится и добровольно откажется от многих желаний, которые словно бесовня осадили его при виде стройно очерченных плеч и высоких аристократических скул. Мимолетная, но обжигающая фантазия слегка надрезать длинной тонкой полосой аспидную кожу на скуле химеры, а потом сладострастно целовать его бледноватые губы, размазывая по щеке кровь, была тем более дразнящей, что господин гендиректор прекрасно знал: никогда такого не допустит. Либо качественная лазерная скарификация у специалиста — желательно, у Лео Кесслера или рок-звезды бодмода Джованни Пацци — либо вообще ничего, никакой самодеятельности. Однако возникновение людоедского желания радовало Джорджа — это значило, что питомец будоражил все его явные и потаенные страсти. К чуждому существу хотелось приблизиться вплотную, прикоснуться, запустить пальцы в черные, завязанные коротким хвостом волосы, дернуть его к себе и сжать горло над кадыком, укусить. Впрочем, до упоительного триумфа добираться предстояло долгим окольным путем. Просто так ракшас не подпустит. Человеческие мальчики даже не перечили, им одного зуба Бейли Тауэр, увиденного из окна автомобиля, хватало, чтобы разобраться, кто здесь — никто. Однако один взгляд на интеллигентное чудовище — и можно было с уверенностью сказать: этот упрется рогами и станет драться. Джордж надеялся, что сам акт установки травматического устройства внутри тела усмиряюще повлияет на химеру. Мальчику предстояло перетерпеть символическое изнасилование, и Джордж, как бережный хозяин, взял на себя ответственность за предварительную беседу. — Привет, — с искренней улыбкой сказал господин Бейли, ставя стул и усаживаясь рядом с обездвиженным чудовищем. Положив ногу на ногу, он облокотился локтем на край койки. — Доброе утро, — ответил ракшас.       Джордж в который раз отметил, что ему приятен голос ракшаса. Акцент, правда, неизменно вызывал у господина Бейли улыбку, хоть он и старался из вежливости не посмеиваться.        Ракшас полусидел, одетый в тонкую больничную тунику на голое тело. В разрезах между завязанными тесемками на бедрах виднелась аспидная, искусственно синтезированная кожа. Он почти не мог пошевелить головой, потому что пластиковый ошейник жестко закрепили на приподнятом изголовье кровати, памятуя о неприятности во время первой встречи с хозяином. Но даже в таком положении проступала грациозность в движении плеч чудовища, элегантном изгибе его шеи и в сдержанном повороте головы — изящество смонтированной из стальных деталей статуи. Джордж не удержался и с трепетным любопытством провел пальцами по его руке — разумеется, выше стянутого ремнем запястья, чтобы не схватил и не разодрал ногтями. Ракшас опустил взгляд и посмотрел из-под угольных ресниц на свою руку так, словно на нее нагадила ворона. — Йорни, хочу с тобой перекинуться парой слов… — Джордж, я могу вас попросить никогда меня так не называть? — перебил господина гендиректора ракшас. — А то что? — Джордж провокационно улыбнулся. — Любить перестану, — с сарказмом ответил тот. — Я могу вас просто по-дружески об этом попросить? — Попросить ты меня по-дружески можешь о чем угодно, красавчик мой. Но я симметрично могу тебе в чем угодно по-хозяйски отказать, — ракшас молчал, пристально смотря Джорджу в лицо. Глаза у чудовища были красивые, а вот взгляд упирался в собеседника как два зловещих строительных гвоздя, наподобие тех, которыми на картинах фламандских примитивов извечно прибивают Спасителя ко кресту. Казалось, что в любой момент раздастся удар молотка и металл войдет в тело, терзая кожу, сухожилия и кости. — Почему тебе так это не нравится? — Не надо со мной сюсюкаться, Джордж, мне не семь лет, — около завитков в уголках его губ периодически мелькало еле заметное нервическое подрагивание, но лицо застыло холодной, непроницаемой маской.       Джордж секунд десять выдержал паузу, любуясь благолепными, будто вырезанными из камня, чертами демона. Как же кто-то из великих говорил? Большинство скульпторов боятся подчинить себе мрамор, чтобы он в их руках был столь же податлив, что и глина… Бернини, кажется? У вице-президента Макса Бергера дома красовалась целая коллекция барочных оригиналов … Но кисти рук у химеры все равно были совершеннее, чем даже у Плутона с Виллы Боргезе. И их так же, как музейный экспонат, было опасно трогать. Впрочем, религиозное табу на прикосновение к предмету искусства возникло, когда произведение превратилось в продукт массового потребления. Если бы занять место ваятеля или хотя бы единоличного собственника, можно вернуть себе тактильное наслаждение шедевром. Джордж осторожно опять провел по теплому переливчатому обсидиану химерического предплечья. Ракшас молчал, но у него ходили желваки на челюстях. — А как тебя в семье называли? — по-прежнему снисходительно улыбаясь одним углом рта, поинтересовался господин Бейли. — Вольпертингером. — Это я не выговорю, — хохотнул Джордж. — Вот и не стоит себя утруждать. — Нет, ты серьезно? Так и называли? — Джорджу очень хотелось, чтобы ракшас улыбнулся, интересно было взглянуть на его клыки. — Да. — На мой взгляд это попадает под статью 803, первый параграф: «Жестокое обращение с ребенком», — опять пошутил Джордж. — Зато развивает артикуляционный аппарат. О чем вы хотели со мной поговорить, Джордж? — Ах да! Мне, кстати, нравится твой деловой подход, Йорн, — со смешком отметил господин Бейли, снисходительно позволяя мальчику покомандовать. Жеребчик пока еще не понял, что обязан себя держать скромно в беседе с хозяином, но Джорджа это развлекало. — Не буду скрывать, тебе предстоит достаточно сложная нейрохирургическая операция. К несчастью, есть некоторые факторы риска, которые ставят перед доктором Шварцем, нашим главным специалистом, нетривиальные задачи. Но я обещаю, что передаю тебя в надежные и опытные руки, волноваться повода нет, — господин Бейли поймал себя на том, что говорит фразами Барри. Слово в слово. Его это наблюдение неприятно кольнуло: он повторял с чужих слов информацию, которую сам не имел компетенции перепроверить. — В теории нейрофизиология у рапакса несколько иная, нежели у человека. Однако это лишь мелкие корректировки по ходу действия. Установка болевого эндошокера ракшасу будет проводиться впервые, но доктор Шварц проделал капитальную подготовительную работу. К тому же он знает, что я его в бетон закатаю, если он тебя попортит, — Джордж засмеялся отрывистым смехом и слегка сжал твердую, жилистую руку химеры. — Нет ничего более умиротворяющего, чем знать, что человек, с-сделавший меня инвалидом, будет закатан в бетонный пельмень, — процедил ракшас. — Что вы задумали? — вот тут его голос едва заметно дрогнул, и от Джорджа это не ускользнуло. — Сейчас покажу… — деловито отвечал господин Бейли, притворяясь, будто речь идет о незначительной ерунде. Мальчика именно будничность, с которой проводились манипуляции, выбивала из колеи сильнее всего. Джордж уже заметил выражение гадливого недоумения, протеста и одновременно холодного рационального поиска подходящих алгоритмов поведения, которое отражалось на лице ракшаса, когда ему приказывали делать в общем-то обычные вещи. У мальчика пока не укладывалось в голове, что он обязан исполнять приказы. Правда, после первой вспышки агрессии со стороны химеры прибегать к насилию более не приходилось. За хамство и поползновение ответить укусом на пощечину Джордж тоже не стал ракшаса наказывать, сделал скидку на его крайне раздраженное состояние после нескольких месяцев пребывания в руках Особого Отдела Лондонского Криминального Контроля. Прессанули его там весьма серьезно. — Вот, смотри, это так называемый «Скорпион», — господин Бейли извлек из кармана небольшой прозрачный футляр и поднес к глазам ракшаса. Тот близоруко прищурился, рассматривая пыточное устройство с настороженным любопытством хищника. Внутри футляра перекатывался прибор с блестящим металлическим корпусом и несколькими нитевидными кабелями. Вся конструкция была величиной с крупного паука-косиножку. Господину гендиректору в лаборатории предоставили для демонстрации сломанный чип устаревшего образца, извлеченный у кого-то при аутопсии. Более современные были еще компактнее за счет уменьшенного энергоблока. — Замечательнейшая вещь, — Джордж не удержался и позволил проскользнуть ехидной ноте. — Вживляется в шейный отдел спинного мозга, потребляет минимальное количество энергии — перерабатывает тепловую в электрическую — подключается к нескольким точкам, и будет, в зависимости от настройки, оповещать тебя о том, что ты плохо себя ведешь. — У вас тонкое чувство юмора, Джордж. — Не перебивай меня, будь столь любезен, — господин Бейли резко переменил тон и сделал вид, будто недоволен. — Я еще не закончил. Он работает автономно в помещении, где задействована система контроля, нейросеть анализирует недопустимые жесты, голосовые сигналы хозяина и окружающих, кроме того, устройство может активироваться вручную оператором или пультом. Что оно делает? Элементарная, в сущности, функция: посылает электрический разряд прицельно в нервные волокна. Спину никогда не прихватывало? — усмехнулся Джордж, наблюдая за эмоциями на лице изысканного монстра. — У меня были пару раз приступы такие, что лишь инъекциями боль снимали. Отвратительное состояние. Спортивные травмы дают о себе знать, — здесь Джордж не удержался и чуть-чуть прихвастнул, вполне отдавая себе отчет в том, что рисуется перед пластичным и мощным доисторическим чудищем, которое коротким ножичком завалило трех бойцов из группы особого назначения. Все-таки надо было почаще напоминать себе об этом факте, потому как вблизи ракшас выглядел обманчиво изящным и вполне интеллигентным. — Мне говорят специалисты, что примерно тот же уровень болевых ощущений, как при компрессионном переломе позвоночника. Мне придется тебе один раз показать, как это работает, и параллельно протестировать. Только один раз. Заранее прошу прощения за неудобства, но эффекты «Скорпиона» не должны оставаться для тебя пустой абстракцией. — Эта операция объективно обязательна? — холодно спросил ракшас, но Джордж уже подозревал, что все его существо закипает, как вулкан под исландским ледником. — Да, безусловно, — безапелляционно улыбнулся господин Бейли. — Почему? — Потому что по объективным причинам я не могу тебе доверять, Йорн. И не хочу, чтобы ты меня зарезал так же, как и тех несчастных ребят на демонстрации. — А вы собираетесь меня довести до состояния, когда я попытаюсь вас зарезать? — спросило чудище. — Йорн, мальчик мой, я тебя пока еще недостаточно хорошо знаю, мне трудно предугадать, за какую малость ты можешь убить человека. — За малость я человека не могу убить. — Значит, у тебя не будет никаких проблем. Имплантация «Скорпиона» не подразумевает никаких ограничений физической активности. Единственное, что от тебя потребуется, это манеры, приличествующие статусу, и беспрекословное подчинение моим требованиям. Я же со своей стороны могу отрекомендовать Джорджа Бейли, как хозяина доброжелательного, внимательного и, прежде всего, ответственного. Я строг не только к окружающим, но и к себе самому. И ты мне нравишься. Очень. Хочу, чтобы на данном этапе ты усвоил очень твердо: я тебя приобрел, чтобы тобой наслаждаться, а не истязать. То, что тебе, скорее всего, не нравится то, в каком смысле ты мне нравишься, придется общими усилиями преодолевать, и я очень советую пораньше присоединиться к этому общему усилию. — А иначе что? — ракшас осклабился в нервной улыбке. — Иначе мне придется тебя преодолевать без твоего участия, Йорн, — ответил Джордж невозмутимо, но где-то в темноте его зрачков затлела угроза. — Это будет очень неприятная ситуация и большое разочарование для нас обоих, поэтому я еще раз настоятельно советую прислушаться к моему запросу и постараться соответствовать. Ты, вне всякого сомнения, умный парень, а плебейские предрассудки как раз и преодолеваются силой разума. Я мечтаю, прежде всего, об интеллигентном, вышколенном питомце, который знает, как удовлетворить мои эстетические потребности. Последнее можно назвать тонким искусством, но почитай, у тебя природный талант, а я твой преданный поклонник, меня завоевывать не нужно, — Джордж тонко и иронически улыбнулся, провокационно смотря ракшасу в холодные хищные глаза. — Нужно только немного подучиться этикетным формальностям. — Джордж, вы действительно думаете, что у вас что-то получится? — У нас, — поправил Джордж хитро. — У нас обязательно что-то получится. — Я с величайшим трудом представляю, как я мог бы помочь в упомянутом вами общем усилии сделать из меня секс-игрушку. — Йорн, помилосердствуй! — театрально всплеснул господин гендиректор. — С чего ты вообще придумал какую-то "секс-игрушку"? Да... хорошо, всякое бывает, но питомец — только для идиотов секс-игрушка. Тем более питомец такого уровня, как ты. Я, на твой непредвзятый взгляд, похож на идиота? — Джордж опять провокационно заулыбался, прощупывая реакцию.       Ракшас нервно хохотнул к удовольствию господина Бейли. Улыбка химеры располагала, несмотря на обнажившиеся зловещие клыки. Джорджу очень хотелось потрогать пальцем острый кончик, но и для этого должно было прийти правильное время. — Джордж, на идиота вы, конечно, не похожи. Но — и простите меня здесь за откровенность, — ракшас, сколько мог, произвел движение наподобие поклона, — вы очень похожи на извращенца. — Йорн, не говори того, чего не знаешь. У меня весьма консервативные вкусы, — почти без иронии запротестовал Джордж. — Хорошо, может быть, определение «Селенит» вас больше устроит? — Джордж прищурился с улыбкой, намекая, что не совсем понимает. — Человек с другой планеты, — пояснил ракшас. — С луны. — Ах, вот ты о чем. Культура и в самом деле отличается, тебе потребуется интегрироваться, — Джордж не утерпел и провел тыльной стороной пальцев по коже на бицепсе ракшаса, после чего положил ладонь ракшасу на живот. В ответ у химеры на долю секунды дернулась кожа у крыльев носа, и Джордж вообразил, что бы тот сделал с хозяином за бесцеремонность, если б не ремни. — Но додумывать умозрительно тебе на данном этапе вовсе ничего не нужно. Это сложная и не всегда предсказуемая система взаимодействий, у нее есть определенный набор элементов, но просчитывать их сочетания невозможно. Это - музыкальная импровизация, если угодно. — Мне это точно не снится? — неожиданно проговорил ракшас. — Может быть, меня все-таки казнили, и вы — видение в моем мозгу? Весь этот кошмар, который по моим субъективным ощущениям длится три месяца — может быть, его можно просмотреть всего за несколько минут, когда мозг перед смертью выходит за пределы всех мыслимых возможностей? — Йорн, не неси ерунды, — Джордж поморщился. — Я тебя сейчас очень хочу попросить: не противься манипуляциям ассистентов, потому что на операционном столе ты окажешься в любом случае, но будет намного лучше, если тобой займутся мозги рассудительные и сосредоточенные, а не пропитавшиеся адреналином из-за столкновения с разъяренным хищником. — Джордж, вы действительно считаете, что все это нормально и естественно? — Йорн, тебе именно сейчас требуется всю систему ценностей переосмысливать? Когда тебе через два часа уже надо быть в хирургии? — Если я сдохну у вас на операционном столе, каковой исход я бы в принципе приветствовал, то хоть бы о чем-нибудь подумать в оставшиеся два часа. — Ну хватит уже! Как маленький. Ничего с тобой не произойдет, — рявкнул добродушно Джордж. — Йорн, ты превратил в неодушевленные предметы, разложенные по деревянным коробкам, семь человек. Как минимум семь, хотя я по твоей физиономии вижу, что эта цифра занижена. Зарезал людей, у которых были мечты, планы на будущее, — ракшас смотрел на господина Бейли с полуулыбкой, явно не впечатленный его сентиментальными аргументами, едва прикрывавшими острое удовольствие, которое Джордж испытывал, поглаживая убийцу, — жены, дети. Если ты позволил себе это сделать самым бесчеловечным образом, почему ты воображаешь, будто судьба стать вещью не должна постигнуть тебя? — Джордж, я не об этом спрашиваю. Вы же не можете меня на полном серьезе воспринимать, как неодушевленный предмет. — Если я так пожелаю, то вполне смогу. В этом нет ничего сверхъестественного.— Привычка? — Культура. Дорожить можно и неодушевленными предметами. Но я уверен, что ты смотришь на людей, как на пустое место, гораздо искреннее меня. — Я убиваю только тогда, когда защищаюсь. — Йорн, не лги. Ты убил ребят, чтобы тебя не раскрыли как ракшаса. — Потому что раскрытие привело бы меня сюда же, — ракшас выразительно дернул за ремни, удерживавшие его руки, а Джорджу было необыкновенно сладостно не отдернуть руку от напрягшегося под хлопковой тканью каменного пресса химеры, хотя господин гендиректор еле заметно вздрогнул. — Меня лишили моей налаженной жизни. И, не скрою, я этому, пока мог, сопротивлялся. — Дорогой мой, тебя незаконно привели в этот мир, и ты незаконно обитал среди людей. Отнюдь не мирно, позволь заметить. Нынешнее положение вещей гораздо более справедливо и безопасно. Общество вынесло тебе официальный вердикт. — Какая разница, как это назвать? — рыкнул ракшас. Не мигая, он в упор смотрел на господина Бейли из-под длинных угольных ресниц. — Разница существенная, — веско возразил Джордж, — Ты — безумно дорогое приобретение, и я тебя покупал отнюдь не с мыслью о том, чтобы это приобретение изгадить. — Джордж, вы издеваетесь надо мной? — все, сорвался, зарычал мальчик. — Какая у меня функция, с-с позволения с-сказать, намечается? — Я тебе уже сказал: мое удовольствие, — ответил Джордж с почти садистической невозмутимостью. — В самом широком и разнообразном смысле. Какое удовольствие можно получать от произведения искусства? От шикарного зверя? От редкого камня? От Другого? Вот тебе тема поразмышлять, если хочется чем-то занять голову. — Джордж, лучше вам не играть со мной. Я вас предупредил, в дальнейшем претензии не принимаются. — Йорн, мальчик мой, я не играю только с теми, кто мне безразличен.       Джордж все-таки не вытерпел. Он поднялся со стула, навис над ракшасом, держа лицо подальше от клыков, отодвинул край больничной длинной рубахи и поцеловал его в плечо очень многозначительно и ласково, потом погладил по голове так, как может гладить только влюбленный маньяк, заполучивший, наконец, объект вожделения в свои руки. Наверняка жуткий липкий страх клубком извивающихся червей полз по позвоночнику химеры. Джордж видел, что ракшас уязвим, и был уверен почему-то, что парень мечтал обратно в камеру, вернуть свой заслуженный смертный приговор и инъекцию нервнопаралитического яда. Он закрыл глаза, чтобы не видеть ненавистное самоуверенное лицо Джорджа Бейли так близко. Пластиковый ошейник, фиксирующий положение головы, сдавил горло, будто медленный и плавный боа констриктор. Джордж представлял себя таким же: не торопился, не делал резких движений, но постепенно оплетал Йорна Аланда сатанинской паутиной и все плотнее сжимал в змеиных кольцах, пока тот не начнет задыхаться. Потом можно будет понемногу отпустить.       Джордж вышел из лифта и хотел отправиться к себе в офисы в восточном крыле, когда услышал голос Лорейн. — Джордж! — крикнула она издалека. Помощница, одетая в кожаное платье с длинным рукавом, стояла на другом конце галереи, полукругом огибавшей пропасть Паноптикума. — Чего? — грубо отозвался Джордж. — Опять чего от меня надо?       Лорейн, устремившаяся, было, навстречу шефу, громко цокая каблуками лаковых ботфортов до бедра, замедлила шаг и произнесла недовольным тоном: — Ой, все… Ладно, я растворяюсь. — Да черт… — вырвалось у господина гендиректора. — Что ты хотела? — снова спросил он сдержаннее, хотя девица Лорейн все равно наблюдала гневные всполохи на челе Джорджа. — Господин Бейли, вам звонил господин Бейли, спрашивал, как там дела с мальчиком и когда подъезжать. — А чего, господин Бейли не в силах позвонить лично господину Бейли? — огрызнулся Джордж лишь затем, чтобы огрызнуться. — Поскольку господин Бейли сам оставил коммуникатор у референта, с господином Бейли разговаривал референт. Прикольные у вас там, кстати, фоточки… — Что? Нет у меня в рабочем телефоне никаких фоточек, окстись, — Лорейн плотоядно усмехнулась, а Джордж слегка оттаял. — За возбуждающими картинками — вперед на двадцать пятый этаж, в Адскую Капеллу. — Там еще не доделано ничего, сэр. Из возбуждающего только маляры и штукатуры. Хотя они из восточной Европы, мне не нравится их форма черепа. — Сходи ночью. — Одной мне страшно. — Помилуй, не ты ли говорила, что ты первая в очереди на квест по лабиринту? — Так это же командное мероприятие. Там слишком крипово, чтобы девочке ходить одной. — Возьми рабов, у тебя их больше, чем у меня, девочка.       Упомянув рабов, Джордж снова сделался пасмурен. — Джордж, не волнуйтесь, починят они вам его, — лицо Лорейн ничего не выражало, но голос она смодулировала почти искренне сострадательный.       Джордж, несомненно, понимал, что девице Лорейн глубоко наплевать на попорченное имущество гендиректора, но не мог не получать удовольствия от ее мастерской игры. Эмоции Лорейн были всегда театральны и искусственно смонтированы, но почему-то в них хотелось верить. Джордж подумал, что он такой имитации духовной жизни ожидал, скорее, от ракшаса, но до сих пор мальчик ему казался обезоруживающе честным при всей ледяной сдержанности и напряженности на грани атомного взрыва. — Твою мать… а какого хрена нужно было сломать сначала? — рявкнул Джордж, отворачиваясь. — Врачебная ошибка. Теперь нарушение иннервации и… как эта херня называется…с речью… Я забыл, пока Шварца душил. — Ну вам что, разговоры с ним разговаривать? — Лорейн проницательно дернула выщипанной домиком и перманентно татуированной соболиной бровью. — Да нет, конечно… — ответил господин Бейли, опуская глаза и рассматривая мыски своих оксфордов. — Но это позорище! Я его даже показать нигде не смогу, — прибавил он, чуть поразмыслив. — Питомец-инвалид… кошмар… мерзость какая, господи! Есть, конечно, любители… — Лорейн в такт Джорджу поморщила носик. — Вспомнил: дизартрия. Сейчас будут его нейрорепаративными медикаментами пичкать, еще на «Кортекон» предстоит разрешение получить. Потом срочно невролог, логопед… Тьфу, блядь, остолопы гребаные! — на суровом лице господина гендиректора отразилось выражение крайней брезгливости. — Так, а что мне сказать Джеку? — Брату скажи, что на ближайшие два месяца отбой… Хотя не надо, я сам свяжусь. Телефон-то отдай, — Лорейн вложила в протянутую руку аппарат с платиновым корпусом. — Вам что-нибудь еще нужно? — Вискаря принеси, у меня пустая совсем бутылка в офисе. — Еще что-нибудь? — Обнимашку, — с сарказмом бросил Джордж. Лорейн с неменьшим сарказмом и подчеркнутой роботичностью взмахнула руками, как если бы действительно собиралась прижать к сердцу господина гендиректора. — Да ну тебя! Зубоскальство одно. Не представляешь, как погано на душе от всего этого. Мне настоящая нужна. — Ну, где же я ее вам возьму? — Не справляешься с обязанностями? — тонко улыбнулся Джорж и прищурился на Лорейн. — Потерпите два месяца, будет вам настоящая. — Хватит, тема закрыта, — оборвал помощницу господин гендиректор и покривился. — Ни думать, ни видеть это не хочу. — Как скажете, сэр, — пожала плечами Лорейн.