Ничего святого

      Сонхва возвращается в их с Хонджуном комнату, только чтобы накинуть ветровку, забросить рюкзак и купить пару банок газировки в автомате по пути. До начала комендантского часа всего ничего, поэтому он торопится — всё валится из рук то ли от спешки, то ли от нервозности.       Хочет ли он говорить с Юнхо? Нет. Собирается ли выслушивать сопливые истории о том, как ему было тяжело? Тоже нет. Для этого есть специалисты, и Сонхва к ним не относится. Юнхо никогда не был озабочен его моральным состоянием, так почему он должен?       Сонхва может проявить к Юнхо сочувствие, всё-таки он не бездушная тварь. Но каким образом это должно стереть последствия его травм? Разве Юнхо не должен нести ответственность за свои поступки? Будет здорово, если он одумается, примет меры, начнёт что-то менять, но в их отношениях это не изменит ровным счётом ничего.       Сонхва не обязан его прощать. Единственный раз, когда он провинился перед Юнхо, — упоминание поджога и его родителей. Больше ему не за что извиняться, он имеет полное право и злиться, и буйствовать, и не подпускать к себе.       Если бы Юнхо не продолжал вести себя так, как в средней школе, Сонхва бы остался безразличным по отношению к нему. Он ведь даже был готов пойти на то, чтобы попытаться сгладить углы, перепрыгнуть через себя, наступить на горло, но столкнулся с тем, что Юнхо ни капли не изменился.       Его тошнит от всего этого бреда про одержимость и дьявольщину, он ненавидит вдалбливаемую ему религиозную чушь и презирает фанатиков, что готовы на части разорвать всех, кто отличается от их канонов. Какое совпадение, что Юнхо по чистой случайности подходит под все эти критерии.       Сонхва не хочет вражды. Раньше он горел желанием втоптать Юнхо в грязь, да и сейчас оно периодически вспыхивает, когда тот вытворяет что-то запредельное, но он быстро возвращается в равновесие. Он давно научился находить баланс и экологично справляться с негативными установками. Ну, или ему казалось, что умеет, пока не столкнулся с реальными проблемами.       Блог — его отдушина, его мир и личная вселенная — был удалён не из-за Юнхо. И гневные комментарии, потоки ненависти и грязи, обрушившиеся на него, тоже не его рук дело. Вряд ли он вообще был заинтересован в травле и в том, чтобы Сонхва бросил своё хобби. Им просто-напросто воспользовались местные хулиганы, зная о том, что семья Чон имеет какой-то статус.       Юнхо умело скрывал свои наклонности, не подавал виду, что с ним что-то не так. В классе знали, что он верующий, и относились к этому с пониманием или равнодушием. В компании задир и хулиганов он выделялся тем, что никогда не лез в драки, не ругался и не ходил по клубам, как это было принято у подростков, жадных до внимания.       Сонхва с первой встречи почувствовал его пристальную заинтересованность. Тяжёлый нездоровый взгляд, словно шипы, пронизывал его каждый раз, стоило им пересечься. Юнхо далеко не сразу начал действовать и распускать руки, поначалу просто наблюдал, ждал подходящий момент. И когда он наступил, начался кошмар.       Не было ни дня, чтобы Сонхва не побоялся больше прийти в школу. Он мог дать отпор, попросить помощи, но это было бесполезно. Парни из компании Юнхо, таскавшиеся за ним только из-за денег и влияния его семьи, расценивали его "чистки", как шоу, как то, над чем можно посмеяться.       Для Юнхо же всё было серьёзно.       Сонхва наслышан о том, как умерли родители Юнхо: кто-то устроил поджог, и все, кто находились тогда в доме, сгорели заживо. Улик не нашли, дело быстро замяли и закрыли. Никто не стал разбираться, а Юнхо до сих пор считают главным подозреваемым, несмотря на его официальную невиновность.       Это хороший способ, чтобы сделать ему больно, но Сонхва больше не собирается и близко выкидывать что-то подобное. Ему мерзко от самого себя, хочется отмыться от этого дерьма, в которое он нырнул в поисках облегчения. Он ничем не лучше тех, кого презирает.       Юнхо он находит рядом с трибунами, под навесом, где его почти не видно.       — Вот ты где, — Сонхва с облегчением вздыхает и заворачивает за угол. Глуповато застывает от представшей перед ним картины. Не каждый день увидишь грешащего Юнхо.       Он сидит прямо на мокрой после дождя траве и не спешит смотреть в сторону Сонхва. Выдыхает медленно дым почти законченной сигареты и спрашивает хрипловато, негромко:       — Зачем пришёл?       Сонхва привык думать, что Юнхо тот ещё пай-мальчик, поэтому так удивляется, казалось бы, одной из самых распространённых привычек. Хорошо, что его не застал Хонджун или кто-то из дежурных, иначе дело было бы плохо. Может, Юнхо и не верующий толком, а страдает от раздвоения личности или чего-то подобного? Ему совсем не идёт курить.       — Извиниться, — всё же выдавливает Сонхва и борется с желанием развернуться и уйти прямо сейчас. Ему ничто не мешает сделать именно так, ведь простят его или нет — последнее, о чём он думает. Но он стоит неподвижно. Лишь прикидывает, накинутся ли на него с обрядом экзорцизма или обойдётся без этого.       Юнхо хмыкает. Он не выражает яркого протеста, поэтому Сонхва ставит рядом с ним жестянку с фантой и поднимает голову к небу.       — Я не должен был так разбрасываться словами. Поэтому прошу прощения. Искренне. Меня никто не заставлял, если что.       Юнхо кивает и косится на оранжевую запотевшую банку. Сонхва знает о том, что тот любит этот напиток, потому что Уён ему все уши прожужжал о том, какой Юнхо замечательный. Даже грустно, что он больше не говорит о нём. Пусть Сонхва и не нравилось слушать о своём недруге, рассказы Уёна он любит. Остаётся надеяться, что они сохранят дружбу.       — Ты тоже меня прости, — отзывается негромко Юнхо. — Я знаю, что этого никогда не будет достаточно. Если бы я мог изменить прошлое, то непременно сделал бы это. Мне очень жаль.       Сонхва мечтал услышать извинения Юнхо, сказанные от остатков души, а не вынужденные, но почему же он ничего не чувствует? Где та самая внутренняя свобода и окрашивание мира яркими красками? Что не так?       В последнее время он слишком часто пытался разобраться в себе, найти ответы на самые сложные вопросы, отследить реакции на те или иные триггеры. Даже просил Хонджуна, оказавшегося лучше его психолога, разыграть с ним пару сюжетов, чтобы полностью погрузиться в атмосферу. Они играли в расстановки, как на самом настоящем сеансе у специалиста. Поэтому он готов озвучить свой окончательный вердикт.       — Я принимаю твои извинения, но никогда не смогу простить тебя, — Сонхва подводит итог не только для Юнхо, но и для себя. Ставит, наконец, точку, а не запятую, и только после этого чувствует что-то похожее на принятие. Его начинает отпускать многолетняя тяжесть.       Произошедшее с ним — ужасно, несправедливо, отвратительно, но он может с этим справиться. Он уже справляется прямо сейчас.       — Да, я понимаю, — Юнхо ёжится, подтягивает колени ближе к себе и обнимает их длинными руками. — Спасибо.       Сонхва сам не верит, что это происходит с ним. Даже в самом кошмарном сне он не мог представить, чтобы между ним и Юнхо состоялся добровольный разговор; чтобы он извинялся перед ним, угощал в знак крошечного примирения, подбирал слова, а не хамил.       Ему больше нечего сказать. Но, когда он собирается уйти, Юнхо останавливает его ещё парой вопросов:       — Ты всё ещё зол на меня? Что теперь будешь делать?       Огрызаться и язвить не хочется. Сонхва не может не думать о том, что Юнхо пережил, перестать пропускать каждое его действие без анализа влияния поехавшей семейки на его психику. Юнхо не мог вырасти нормальным с такими родителями. Откуда ему было знать, как надо? У него никогда не было примера, он выживал, как мог. Но снимает ли это ответственность?       — Не злюсь, — чистейшая правда. — Продолжу заниматься блогом, Хонджун здорово мне с этим помогает. А что насчёт тебя?       — Не думаю, что я вообще заслуживаю чего-то хорошего.       Это не попытка надавить на жалость, Сонхва не расценивает это так. Юнхо прямой, как вектор, он не склонен ни лукавить, ни манипулировать. Ему нужна поддержка, немного доброты. Снисхождение.       — Я не судья, — Сонхва разворачивается и делает шаг обратно, сохраняя небольшую дистанцию с поникшим Юнхо. Он опасается, что тот в любой момент снова взбесится, поэтому держится безопасного расстояния. — И никто из нас не может судить тебя. Заслуживаешь ли ты чего-то хорошего? Понятия не имею. Но ты можешь постараться для любимых людей, согласен?       — Всё, что я могу сделать сейчас, это обратиться за помощью. — Юнхо утыкается лбом в колени, совершенно вымотанный. Он не пытается, как обычно, казаться грозным и закрытым. Он показывает свою уязвимость, буквально подставляет спину. Хочет ли он, чтобы Сонхва вонзил нож и вырвал его крылья с мясом?       — И этого будет достаточно для начала. Думай об Уёне. Ты же любишь его, так?       — Больше всех на свете, — в голосе Юнхо чувствуется облегчение и полуулыбка, когда он говорит об Уёне. Это непривычно и немного странно. — Пожалуйста, позаботься о нём, когда я уеду. Хонджун тоже будет рядом с ним, но ты нравишься Уёну, он бы хотел продолжать дружить с тобой.       — Ты доверяешь Уёна дьявольскому отродью? А если я его оскверню? Наврежу ему, чтобы отплатить тебе?       — Знаю, это прозвучит абсурдно и дико, я не ищу себе оправданий, но это не мои мысли. Это не я. Не я… Это ощущается, как голос в голове, который твердит мне страшные вещи. Я не могу его заглушить. Он никогда не замолкает. Даже сейчас он велит мне взмолиться, пока не поздно, ибо я грешен, я провинился перед Всевышним. Но это не я…       У Сонхва мурашки бегут по коже, но он держит себя в руках. Юнхо скоро помогут, у него есть поддержка. Всё будет хорошо. Но сейчас им лучше держаться подальше друг от друга. Он совсем не знает, как себя вести.       — Я очень виноват перед тобой, Сонхва. И я обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы стать нормальным человеком. Сейчас меня некому вернуть обратно, я отрёкся от семьи.       — Рад слышать, — Сонхва не пытается скрыть неловкости в голосе. Ему больше не место здесь, рядом с Юнхо, поэтому он спешит уйти. — Желаю тебе удачи. А насчёт Уёна не переживай, он будет в порядке. И ты тоже.       Юнхо не отвечает. Сонхва решает оставить его в одиночестве и спешит в комнату, пока их не поймали дежурные. Комендантский час давно наступил, а получать выговор ему не хочется, как и подставлять Хонджуна.       В пустых коридорах ему кажется, что слова Юнхо рикошетят от стен и больно бьют его, словно камни. И в то же время он счастлив, что всё кончилось так. Для них обоих это наилучший вариант.       Клюющий носом Хонджун тут же подскакивает, стоит ему открыть дверь и прошмыгнуть внутрь. Во взгляде читается любопытство, но он ждёт, когда Сонхва сам расскажет, как всё прошло.       — Я извинился. — Сонхва резко не знает, о чём говорить. Все мысли вылетают, как от выстрела в висок, поэтому он садится на свою кровать и вытягивает ноги. — Он тоже. Открылся мне немного.       Сонхва не думает о том, что изначально не собирался развивать диалог с Юнхо и выслушивать всё, что тот скажет. Уже тогда он знал, что совесть не позволит ему поступить так. Он дал шанс, Юнхо им воспользовался. Никто не будет пытаться начинать сначала, они просто забудут друг о друге. Так будет правильнее.       Хонджун внимательно его слушает, от дрёмы не остаётся и следа. Его волосы забавно магнитятся с одной стороны, подсвеченные настольной лампой, а на плечи накинут ляпистый кардиган Уёна. От него пахнет чем-то лимонным, приятно и ненавязчиво.       — Что чувствуешь? Теперь, когда всё более-менее разрешилось.       — Сам не могу понять. — Сонхва поджимает губы, ему сложно подобрать слова. — Пустоту? Не знаю, очень странные смешанные чувства.       — Ты не ожидал, что злость уйдёт? Думаешь, что обязан ненавидеть Юнхо, презирать его, строить мстительные планы? Что принимать его извинения — ошибка слабака?       В прошлой жизни Хонджун точно был снайпером. Так умело стрелять прямо в цель ещё нужно уметь, это особый талант. Из него получился бы замечательный психолог или педагог.       — Да, думаю так. Просто понимаешь, всё это время я жил в сплошном негативе. Я мечтал, чтобы Юнхо сгорел в адском пламени. Он не сделал мне ничего хорошего, наоборот. Но почему я не испытываю больше той злобы по отношению к нему? Я же не настолько добрый, чтобы простить его.       — Мне кажется, что, — Хонджун задумчиво хмыкает, собирая мысли в кучу, — тебе не обязательно прощать его, чтобы отпустить ситуацию. Да, тебе было больно, ты потратил кучу времени на восстановление. Твоя первичная реакция на Юнхо была шоком, поэтому ты стал резким и грубым. Но терапия тоже повлияла, ты уже проработал травму до встречи с ним.       Сонхва начинает понимать, к чему Хонджун клонит. У каждого человека свой способ выхода из прошлого: кто-то всю жизнь будет страдать, а кто-то отпустит через неделю. Психика Сонхва, черты характера, воспитание, окружение — всё это повлияло на его окончательное решение, помогло подстроиться с минимальными потерями.       Точно так же, как он не обязан прощать Юнхо, он не обязан и ненавидеть его.       — Как там Уён? — решает перевести тему Сонхва. Хонджун не пытается скрыть беспокойства. Его плечи опускаются, взгляд тускнеет.       — Не очень. Он сильно переживает.       — Как так вышло, что верующий Юнхо, боящийся наказания Всевышнего, встречается с парнем? Ты не опасаешься, что он угрожает Уёну?       — Я всегда переживаю за Уёна. Но Юнхо правда его любит. Не знаю, что там с верой и Всевышним, но… Тот случай в спортзале — исключение. До этого он никогда не был грубым с ним.       — Думаешь?       — Надеюсь, что Уён бы мне рассказал. Доверие очень легко потерять, я мог и оступиться, сам того не ведая.       Ночные разговоры с Хонджуном становятся чем-то обыденным. Это их небольшая традиция, своеобразное подведение итогов, своего рода рефлексия. То, что помогает им обоим. И, если раньше Сонхва раздражали заботливые порывы Хонджуна и его чрезмерное желание докопаться до сути, теперь ему сложно представить жизнь без этого участия.       Сонхва не успевает за переменами. Совсем недавно он поставил на себе крест, а теперь готов горы свернуть, только бы по крупицам восстановить когда-то утраченное. Он не теряет мотивацию, даже когда не получается, и это так похоже на него прежнего, что хочется расплакаться. Он слишком долго этого ждал и уже не верил, что когда-нибудь справится и вновь обретёт себя.       — Так вы закончили с Юнхо? На чём сошлись?       — Да, закончили. Пусть прошлое останется в прошлом, мне надоело зависеть от него. А Юнхо пообещал, что будет лечиться. Он уже делает огромный шаг, принимая проблему. Ему пойдёт это на пользу.       — Ты очень добрый, Сонхва, — Хонджун редко улыбается так, но Сонхва подмечает каждый раз. Потому что это означает, что ему доверяют. — А пытался казаться злым и неподступным.       — Это не обо мне. Да, я сердился на Юнхо, на всю эту ситуацию, но сейчас понимаю, что мне нужно было столкнуться с ним снова. Если бы этого не произошло, я бы вряд ли справился.       — Справился бы. Просто медленнее. У тебя огромный потенциал, так что не забрасывай то, чем занимаешься.       — Спасибо, Хонджун. Я правда ценю эти слова.       Хонджун опускает голову, пряча смущённую улыбку, и предлагает Сонхва лечь спать.       Дверь на этот раз они не запирают.