Ничего святого

      Всё происходит своим чередом.       Сонхва немного расстроен, что его план затрещал по швам. Изначально ему хотелось, чтобы от Юнхо все отвернулись, чтобы он тоже потерял всё, что у него есть. Чтобы он не видел для себя никаких перспектив, а будущее непроглядно омрачилось. Но теперь он равнодушен к подобным мыслям. Месть — не его уровень.       Интересно, знает ли Юнхо, что значит лишиться всего по инициативе каких-то обнаглевших ублюдков? В курсе ли он, как бывает страшно выходить на улицу даже в тёмное время суток? Переживать, когда от тебя отворачиваются все друзья? Скрывать раны от родителей, чтобы не напрягать их? Терпеть травлю как в реальной жизни, так и в сети?       Юнхо никогда не травил его напрямую, не заставлял удалять блог и не писал полные грязи и желчи комментарии — Сонхва вынужден это признать. А благодаря тому, что Хонджун не стал скрывать его ночной приход, он наконец-то понял, что всё дело в его больной голове.       Юнхо не был сосредоточен на том, чтобы Сонхва перестал заниматься ведением блога. Его волновало, что в нём сидит дьявольская тварь. И сейчас, продираясь через пелену болезненных воспоминаний, Сонхва понимает, что Юнхо видел в нём нечто, что его пугало. Что пугает до сих пор.       Но это ничего не меняет.       Сонхва до последнего сомневался в Уёне, в его искренности. Пытался понять его мотивы, найти хоть какие-то зацепки, чтобы поставить себя на его место. В голове не укладывается, как такой светлый и добрый человек может быть в отношениях с редкостным уродом? Что Юнхо может ему дать кроме разочарования и шаткости? Разве он сам не понимает, на что себя обрекает?       Сонхва верит, что бумеранг больно настигнет Юнхо позже. Он непременно останется один, и плевать, есть там Всевышний, которому он так отчаянно молится, или нет. Ему уже никто и ничто не поможет.       С Хонджуном проще. Он занимает сторону нейтралитета, играет роль самого ровного и стабильного человека в их новообразованной компании. Он может непредвзято оценить ситуацию, несмотря на привязанность к Уёну и почти окончательно загубленную связь с Юнхо. Что он будет делать в более критичных ситуациях, пока неизвестно, но Сонхва надеется, что до этого не дойдёт.       Сонхва не хочет разборок и привлечения к себе внимания. Если бы они не пересеклись, то никто бы и не узнал. Но также он не хочет, чтобы их с Юнхо взаимная ненависть чем-то разбавлялась. Он привык жить так, в вечной погоне за несбыточной местью, в своих мечтах, где над Юнхо свершается самое ужасное, но самое справедливое наказание.       Сложно понять, чего он пытается добиться. Ведь обида, копящаяся в нём годами, оказывается не настолько сильной, чтобы Сонхва принял какие-то серьёзные меры. Он сделал всё, что мог, когда был самый разгар их с Юнхо отношений, и ни к чему это не привело. А теперь ещё и ожидания не совпадают с реальностью.       Может, дело в его спокойном характере и ненавистной им эмпатии, но он не испытывает к Юнхо… ничего? Он словно пытается выдавить из себя злость, которой в нём почти нет, найти хоть что-то, что откликалось бы теперь на его присутствие. Но он пуст.       Его враждебность по отношению к Хонджуну… Была ли она хоть когда-нибудь настоящей? Сонхва пытался взрастить в себе те цветы, которые никогда не росли на его поле. Заменить мягкость на грубость, добродушие на озлобленность. Поэтому он был сам не свой.       Да, он боится доверять и открываться, но нельзя позволять страху быть его маскировкой. Это слабая позиция, и он устал за ней прятаться.       Сейчас им руководит желание разобраться до конца. Если он безразличен к Юнхо, то тот, очевидно, нет. Не будет здоровый человек стоять над его кроватью, когда он спит, и читать молитвы. Сонхва всё ещё неиронично ждёт, когда его снова начнут пугать раскалённым крестом и заставлять пить святую воду.       Юнхо разрушил жизнь Сонхва на какой-то промежуток времени. Отнял у него несколько мучительно долгих лет, которые он мог прожить счастливо. Он тоже мог найти любовь, продолжить заниматься делом, к которому лежало сердце, развиваться и становиться лучше. А вместо этого молил о том, чтобы всё побыстрее кончилось. Он столько всего упустил, разгребая последствия.       Сонхва повезло, что он встретил Хонджуна, своего миниатюрного ангела-хранителя. Наверное, тот сам не понимает, что не просто дал ему шанс снова сиять, а буквально спас. С Хонджуном Сонхва чувствует себя в безопасности. С ним ему интереснее и легче.       Он тяжело вздыхает и закрывает тетрадь. С появлением новой деятельности в старостате у него почти не остаётся свободного времени, но он старается учиться. Внимательно прислушивается к советам Хонджуна по тайм-менеджменту и восхищается его продуктивностью.       Напрягает только ожидание. Разговор предстоит тяжёлый, и он не знает, готов ли к нему на самом деле. Опасается, что усугубит и так сложную ситуацию. Он чувствует себя виноватым, потому что разрушает доверие, сложившееся между Юнхо и остальными, и никакие рассуждения Хонджуна не помогают ему переубедиться.       Сонхва пришёл всего несколько месяцев назад, а уже принёс с собой разлад. Хонджун теперь заметно подозрительнее к Юнхо, а Уён мрачнее и задумчивее. Что до самого Юнхо, то по нему никогда нельзя было определить, в каком он настроении или о чём он хотя бы приблизительно думает. Бледное лицо остаётся беспристрастным почти всегда. Сонхва помнит на нём злость и страх только в моменты "чисток". Тогда в его глазах читался чистейший неподдельный ужас.       Уён откладывает телефон, а Хонджун перестаёт перебирать какие-то свои нескончаемые бумажки, когда Юнхо заходит в полупустой кабинет старостата и оглядывается по сторонам, словно кроме привычного состава в лицах Сонхва, Уёна и Хонджуна по углам может прятаться кто-то ещё.       — Закрой дверь, — велит Хонджун. — Будет серьёзный разговор.       Уён нервно грызёт щёку и трясёт ногой. Дабы успокоить его, Хонджун кладёт ладонь ему на предплечье в мягком жесте поддержки. С Юнхо же он суров и неприветлив с той самой ночи, когда тот заявился снова изгонять из Сонхва кого бы то ни было. Он был потрясён и даже начал запирать дверь в комнату, хотя это строго запрещено по правилам академии.       Юнхо садится напротив Сонхва, рядом с Хонджуном. Всячески избегает изучающего взгляда, направленного прямо ему меж глаз, и сцепляет пальцы в замок перед собой. Его не спасает даже присутствие Уёна. Хонджун специально их рассадил, чтобы Юнхо не чувствовал себя так уж уверенно и его легче было прогнуть.       — В чём дело? — Сонхва впервые находится с Юнхо в подобной обстановке. До этого они пересекались только как жертва и обидчик. На лице нет эмоций, волосы как всегда безупречно уложены, а горло скрыто за высоким воротником американки.       — Вы с Сонхва сейчас находитесь в одном коллективе. И вам нужно обсудить все претензии и прийти к взаимному пониманию. Либо мне придётся принимать неприятные меры, а вы все знаете, что я могу это сделать, — грозит Хонджун, но никто не смеет смеяться над ним.       Сонхва не ждёт от разговора ровным счётом ничего, но ему хотелось бы услышать, что выдумает Юнхо на этот раз. Будучи подростком, тот сваливал ответственность на родителей, которые договаривались за него. Сейчас же ему не от кого ждать защиты, разве что от Уёна, но тот вряд ли станет выгораживать его только потому, что они пара. Как он будет выкручиваться?       Все сидящие в кабинете понимают, о чём речь, и Юнхо, по всей видимости, это не удивляет. Он застигнут врасплох, бежать некуда, никто не встанет на его сторону. Всё злорадство Сонхва, его яркое отвращение и гнев, вновь дающие о себе знать, лишь расцветают, прорастают ядовитым плющом по венам и меж костей, когда Юнхо наконец смотрит на него. Он его не боится, больше нет.       — Я знаю, что виноват и что просить прощения бессмысленно, но я очень сожалею о том, что произошло.       Сонхва пытается поверить, чтобы ему самому стало легче. Он устал от круговорота ненависти и агрессии, ему хочется любви и заботы, но он не может ни дать этого, ни принять от другого человека, пока внутри него есть так и не заполненная дыра.       — Ты сейчас говоришь это, потому что в ловушке, — хмыкает Сонхва и складывает руки на груди — привычка, которую он перенял у Хонджуна. — Я не смогу простить тебя, но ты можешь кое-что сделать. Просто объясни мне, — то, как Юнхо реагирует на его слова, забавляет. Оказывается, манипулировать другим человеком, держать в своей власти может быть приятно. — За что?       — Ты представляешь угрозу, — тут же говорит Юнхо, даже голос словно меняется. В потемневших глазах расстилается знакомое безумное марево. Уён рядом с Сонхва мгновенно подбирается и уже хочет встать, но Хонджун молча просит его остаться на месте. Его взгляда достаточно, чтобы Уён уловил, что лучше послушаться.       — Я представляю угрозу? Ты правда так считаешь? — Юнхо повезло, что Сонхва прошёл терапию и вполне зрел, чтобы вести диалог, а не распускать руки и истерить. Сейчас им руководит желание разобраться, закрыть гештальт и продолжить жить дальше. Ему ничего не нужно, никаких извинений, только ответы на давно терзающие его вопросы. — Юнхо, услышь себя! Единственная угроза здесь — ты! Разве то, что ты со мной делал, нормально? Или ты уже всё забыл?       — Я хотел как лучше. — Юнхо опускает взгляд на крепко сжатые в замок пальцы. Он выглядит потрясённым, напуганным, даже не моргает. Сонхва украдкой смотрит на Хонджуна, который пообещал, что прекратит, если они зайдут слишком далеко. Ответом ему служит едва заметный качок головой. — Мои родители сказали, что ты проклят… Они ближе к Всевышнему. Особенно сейчас.       Сонхва не понимает. Для него речь Юнхо по-прежнему не более чем бессвязный бред. Сколько раз он пытался достучаться до него, сколько раз просил других обратить на Юнхо внимание, донести, что происходит что-то из ряда вон выходящее. И если раньше он желал, чтобы его изолировали и наказали, то сейчас осознаёт — ему нужна помощь. Они могут сколько угодно разговаривать с ним, убеждать, поддакивать, боясь сделать хуже, но всё это тоже преступление.       Юнхо сжимает голову в руках, а Сонхва проклинает себя за то, что ему его какого-то чёрта жаль. Пока он был в коконе, мог легко разыгрывать ситуации из прошлого в голове, придумывать сценарии. В его снах Юнхо всегда смеётся, но на самом деле Сонхва даже ни разу не видел его улыбки.       В пространстве вокруг словно что-то меняется, когда Юнхо опускает руки и поднимает голову. Смотрит на Сонхва осознанно, устало, вымученно. В его глазах больше нет того нездорового фанатичного блеска, лишь глубокая, необъятная печаль, а ещё — ещё боль.       — Я очень виноват перед тобой и понесу любое наказание, которое ты захочешь. Но знай, что к твоей личной жизни, к блогу и прочему я отношения не имел и не имею.       — Разве не твои дружки выслеживали и травили меня? Хочешь сказать, что не ты дал им повод?       — Я не несу за них ответственность.       — Как удобно. — Сонхва усмехается. Боковым зрением он замечает, что Уён не отрываясь смотрит на Юнхо. Его пальцы, которые Хонджуну не видно из-за столешницы, уже разодраны в кровь. — Я подумаю, что с тобой делать, но не надейся, что на этом всё кончено. Ты болен, Юнхо, и ты это знаешь. Не удивлюсь, если тот поджог устроил ты в очередном припадке. Кто из нас ещё одержим, ублюдок.       Хонджун успевает перехватить сорвавшегося с места Юнхо, а Сонхва отшатывается и подскакивает на ноги. Всего секунда, и ему прилетает удар прямо в челюсть. Зубы клацают друг о друга, перед глазами рассыпается звездопад.       — Да что ты вообще знаешь, — цедит Юнхо и отталкивает от себя Хонджуна, всё ещё пытающегося его оттащить. Сонхва самому становится больно от того, с какой силой тот прилетел поясницей на край стола.       Всего мгновение, и Сонхва бы точно ударили ещё раз, если бы не загородивший его собой Уён.       — Тише, Юнхо. Он больше не будет говорить подобного, — голос Уёна ровный, низкий, немного задавленный. Он явно злится, может, напуган, Сонхва не знает наверняка. Юнхо же не смотрит на него, всё его внимание сконцентрировано на том, кого он считает дьяволом во плоти. Из-за высокого ворота видно набухшие вены, лицо немного покраснело от гнева. Сонхва попал прямо в цель. Боль в челюсти ощущается трофеем. Он наконец-то нашёл слабое место и тем самым обрёл оружие. — Так ведь?       — Да, — говорит Сонхва сквозь испачканные в крови зубы и сверлит взглядом рассвирепевшего Юнхо.       Юнхо разворачивается и стремительно выходит из кабинета, кинув Уёну, чтобы тот не шёл за ним. Хонджун, наблюдающий со стороны, спокойно прикрывает за ним дверь и жестом предлагает рассесться обратно. Ничего ещё не закончилось.       — Сонхва, — Хонджун достаёт из рюкзака упаковку пластырей с уже полюбившейся всем Хеллоу Китти и влажные салфетки, берёт осторожно руку Уёна, чтобы заклеить ранки. — Это было лишнее. Понимаю, ты был на эмоциях, но нужно учиться себя контролировать.       — Откуда ты знаешь о том, что случилось с его родителями? — не дожидаясь ответа на поучения Хонджуна, спрашивает Уён. — Это было в старшей школе. С твоих слов, вы уже не общались.       Сонхва был настолько озабочен тем, чтобы побольнее задеть Юнхо, отыграться хотя бы на десять процентов, что совершенно забыл о своём стремлении сохранить отношения с Уёном. Но он не жалеет, пусть и чувствует себя как бунтующий, не видящий границ подросток. Что там о зрелости и отсутствии агрессии?       — Мне сказали мои родители, — отвечает уверенно, но на Уёна не смотрит.       — И ты решил, что имеешь право открывать рот на эту тему?       — Извини.       — Извинишься перед Юнхо. Я здесь ни при чём.       Хонджун не встревает. Конечно, Уён прав, Сонхва не собирается даже пытаться искать себе оправдания. Он повёл себя инфантильно, на эмоциях, былая обида дала о себе знать. Но он признаётся самому себе — ему стало свободнее после разговора с Юнхо. Многие вещи прояснились сами собой и не нуждаются в озвучивании.       — Тебе полегчало? — словно прочитав его мысли, интересуется Хонджун. — Мы поговорим с Юнхо о госпитализации. Скажу по секрету, он и сам собирался это сделать.       Вот почему Уён настолько отрешённый в последнее время. Теперь-то Сонхва понимает. Становится ещё гаже от того, что он решил вывести Юнхо из себя именно сейчас, когда тот и так на взводе.       — Пожалуйста, расскажите мне, что с ним не так, — просит Сонхва. — Это многое бы объяснило, знаете.       Хонджун осторожно наклеивает пластырь на палец Уёна, не переставая дуть, а Сонхва ждёт, что Уён вот-вот рассмеётся на весь кабинет, заразительно и звонко, но этого не происходит. Видеть его таким подавленным, в том числе из-за него, невыносимо. Теперь, остыв, в отсутствие Юнхо, Сонхва чувствует жуткую вину за то, что вообще появился в их окружении. Если бы не он, то ничего бы и не произошло.       — Юнхо рос в семье, где с ним жестоко обращались с самого детства. У него есть старшие братья, такие же сломленные, но они живут далеко отсюда, он не поддерживает с ними связь. Многие считают, что его родители были очень религиозными, но это не совсем так. Точнее, со слов Юнхо, раньше они были просто верующими, а потом присоединились к секте.       Сонхва начинает вспоминать. Картинка в голове постепенно складывается по мере того, как Уён за руку ведёт его по прошлому Юнхо. Объясняется и его привычка носить закрытую одежду даже летом, и желание подольше остаться в школе, и отвратительная социализация.       — Знаю, что ты хочешь узнать о поджоге. И, забегая вперёд, скажу, что не знаю. Мы никогда не затрагиваем эту тему. А что касается тебя, Сонхва, то… — Уён тяжело вздыхает и перекатывает ручку притихшего Хонджуна, чтобы занять руки. — Это просто совпадение. Его родители постоянно внушали ему всякий бред, в том числе и то, что ты одержим. Он верит, что у него есть миссия перед Всевышним и что он её исполняет. Пойми, он был не в себе. Его настолько сильно погрузили в нездоровую атмосферу, что он почти потерял рассудок.       Уён не пытается его оправдать, напоминает себе Сонхва. Не стоит быть однобоким и упёртым — то, чему его научил опыт с Хонджуном. Нужно смотреть на ситуацию шире. Никто не заставляет его кидаться Юнхо в ноги, нет. Ему наоборот хотят помочь, так же, как и Юнхо. И он благодарен за их отзывчивость.       — Я понимаю, Уён, — Сонхва кивает и ненавязчиво наваливается на него плечом в дружеском жесте. — Теперь всё нормально. Я обязательно извинюсь, не переживай.       — Спасибо.       Улыбка Уёна — как бальзам на душу. Сонхва так давно её не видел.       — И всё же, — подаёт голос Хонджун, до этого молча слушавший их диалог, — с Юнхо нужно быть крайне осторожным. Он проделал огромную работу над собой, отошёл от всей этой сектантской темы, но по-прежнему срывается. Мы все это видели. Никто из нас не в силах повлиять на его решение, но, если он согласится на помощь, я поговорю с директором, чтобы он принял Юнхо позже. Он спокойно доучится, когда подлечится.       — Ему будет сложно, — поддерживает рассуждения Хонджуна Уён. Сонхва может только догадываться, насколько для него страшны подобные перемены. Да и само осознание, что его любимому человеку требуется серьёзная психиатрическая помощь, наверняка сверхтяжёлое для восприятия.       — Ему нужно научиться ладить с другими людьми. Не все такие терпеливые, как ты, знаешь, — Хонджун переводит взгляд на Сонхва и складывает руки на груди. — Ты точно готов к разговору с Юнхо?       Если бы Юнхо был обычным задирой, то Сонхва было бы в несколько раз проще. Но у них всё по-другому. Уён прав, ему просто не повезло, но это ни к чему не обязывает. Он не станет обманывать себя мнимым прощением только потому, что узнал о прошлом своего обидчика. Есть факт — ненормальное поведение Юнхо, которое постоянно покрывалось, и есть следствие — разбитая вдребезги психика Сонхва и несколько потерянных лет жизни. С этим спорить не возьмётся никто.       — Ещё раз извините. Это было очень тупо, сам не знаю, что на меня нашло, — вместо ответа бубнит Сонхва и чувствует, как волна стыда накрывает его по новой. — Я поговорю с ним сегодня же.       — Тогда не затягивай. Он наверняка прячется где-то около стадиона. — Уён хлопает его по плечу, а затем пихает в него же. — Давай, беги. А то упустишь.       Хонджун многозначительно кивает, и только после его согласия, всё ещё неловкий, Сонхва подхватывает рюкзак и спешит на выход.       Нужно найти Юнхо до комендантского часа.