Ничего святого

      Юнхо плещет ледяной водой себе в лицо, пока Уён молча стоит у входа в уборную и украдкой посматривает в его сторону. Он видит это в отражении зеркала, знает, что нужно объясниться, но не может. Не сейчас.       Какого чёрта вообще происходит?       Злость преобладает, и в конце концов он всё же срывается на мусорном баке. Если бы не Уён, вовремя появившийся перед ним, он бы точно сломал себе руку ударом о стену. Настолько он взбешён. Настолько сильно он хочет себя наказать.       — Чего ты так завёлся? — Уён недоумевает, а Юнхо близок к тому, чтобы излиться самым смертельным ядом. Перед глазами красная пелена, с чёлки капает вода, а кулаки сжаты до боли, как и челюсти. — Давай поговорим, слышишь меня?       Проклятый Пак Сонхва. Что ему надо? Они не виделись несколько лет, не вспоминали друг о друге, а теперь он появляется вот так? Юнхо не верит в совпадения и случайности, ничего не происходит просто так. Тот явно что-то задумал, но вот что…       Хочет подставить его? Испортить ему жизнь? Оголить прошлое, от которого он отказался, как только похоронил родителей? Разве он недостаточно искупил свои грехи? Или это всё замысел Всевышнего? Его испытывают высшие силы перед новым этапом? Подгоняют исполнить данное ему предназначение?       Сонхва ничего не сможет сделать. Жалкий трусливый нытик не посмеет открыть рот. Его грубость и язвительность не более чем защитная реакция, в этом Юнхо уверен. Обнажить его настоящую личину проще простого, и он сделает это первым, пока ему самому не расставили ловушки под ноги.       — Мне надо кое-куда сходить, — бормочет Юнхо и скидывает руки Уёна с себя. Подхватывает небрежно кинутый у раковины рюкзак и уже у самого выхода кидает холодное и пренебрежительное: — Не ходи за мной и возвращайся в комнату.       Если Уён и хочет ему что-то сказать, Юнхо не собирается слушать. Они поговорят позже, когда он успокоится и придёт в себя. Сейчас он слишком заведён, руки так и чешутся что-нибудь сломать.       Он не может так просто перестать думать о Сонхва. Из головы не выходит образ розоволосого мальчишки, который шкерился от него по углам, который пропускал школу из-за него, который проклинал его и плевался кровью. Дьявольской кровью, не такой, как у обычных смертных.       Избивать Сонхва после занятий было для Юнхо таким же ритуалом, как молитва перед сном. Он видел в этом исключительно благую цель, ведь так он помогал ему очиститься. Вместе с болью, вместе с пролитой кровью и слезами его тело покидал сам Дьявол, который вёл его по ложному пути. Ему нужен был спаситель, и Юнхо им стал.       Он видел в его глазах тот самый огонь, разгорающийся только в аду. Сонхва был одержим, ведом злом, его проверяли на стойкость духа. Он был слишком грешным, чтобы спокойно ходить по той же земле, что и обычные люди. Он представлял опасность как для себя, так и для окружающих.       Юнхо почти исполнил свою миссию, когда узнал, что Сонхва ушёл. Он не мог оставить всё так, ему нужно было завершить начатое, иначе их всех бы ждала кара, они были бы обречены на вечную агонию и муки.       И всё из-за одного демона с лицом Пак Сонхва.       Юнхо сам не осознаёт, как оказался напротив двери с маленькой наклейкой у левого края. Её когда-то приклеил Уён, он это помнит. Ладонь будто сама по себе тянется к ручке и опускает её вниз.       Он, словно загипнотизированный, наблюдает за тем, как под ногами растёт полоска света от настольной лампы, и нерешительно заходит внутрь. Замирает, когда цепляется взглядом за того, кто посмел осквернить его окружение, кто завладел всеми его мыслями, кто почти затащил его в ад.       Сонхва спит крепко, не просыпается, даже когда Юнхо подходит к его кровати. Он не собирается ничего делать — пока что, — просто наблюдает. Оценивает масштаб предстоящей очистки и понимает, с горечью и досадой, что вся работа была проделана насмарку. Он по-прежнему одержим, и только высшие силы смогут освободить его от злого рока. Но его ещё можно спасти.       Юнхо не ненавидит Сонхва, но ненавидит его дьявольскую тёмную сущность. Ему жаль его невинную душу, которой придётся выносить страдания из перевоплощения в перевоплощение. Всё, на что он надеется, что она обретёт покой рано или поздно, как и сам Сонхва. На этот раз он должен успеть завершить начатое, внести свой посильный вклад, чтобы поспособствовать этому.       Юнхо сжимает крестик через ткань рубашки и произносит слова молитвы одними губами. Делает шаг назад, стоит Сонхва начать ворочаться. Засевшая в нём тьма сильнее, чем прежде. А значит ему не показалось, что бывший одноклассник изменился. Даже взгляд стал другим.       Он — зло.       Прерванный на полуслове, Юнхо сильно вздрагивает, когда его грубо хватают за плечо и тянут в сторону.       Всего мгновение — и он уже стоит в коридоре, брошенный на стену. Хонджун закрывает за ними дверь и окидывает Юнхо нечитаемым давящим взглядом снизу вверх. Он сам на себя не похож. Неужели он тоже…       Юнхо заставляет себя остановиться. Вспоминает, что ему говорил Уён, сосредотачивается и постепенно, медленно и неохотно, его отпускает. Перед ним всё тот же разозлённый Хонджун, а в комнате, откуда его заслуженно вышвырнули, остался спать обыкновенный парень, не одержимый, не проклятый и не представляющий из себя никакого злого воплощения. Юнхо это навязали, как и всю остальную чушь о Всевышнем.       Это не он. Это не его мысли. Он не такой. Он не хочет быть таким.       Он боится самого себя.       Юнхо понимает, что болен. Что происходящее отнюдь не нормально. После ухода Сонхва он смог переключиться, ему показалось, что он способен справиться сам и контролировать свои действия, но недавний инцидент перечеркнул всё, каждое убеждение, в котором он успел закрепиться. Он опасен для других людей, для себя и для Уёна.       Хочется взвыть, забиться в угол, когда голоса возвращаются, но он держится. Слова Хонджуна доходят до него не сразу, пробиться через собственные мысли оказывается сложно и, в конце концов, ему приходится сдаться под их натиском.       — Какого хрена, Юнхо? Время видел? — отчитывает его Хонджун, и только сейчас Юнхо приходит в себя. Он всё ещё сжимает свой оберег и спешит убрать руки в карманы, надевая обратно маску безразличия и надменности. У самого на языке горчат так и не произнесённые до конца слова молитвы вперемешку с задолжанными извинениями. — И что это было вообще?       — Он мне кое-что должен. Я просто хотел проверить, спит он или нет. — Юнхо пожимает плечами, изо всех сил делая вид, что ничего странного не произошло, потому что это правда так. Он следует своему пути, его избрали для благой цели. Но Хонджун не поймёт. Хорошо, что его легко обвести вокруг пальца, он слишком наивный и добрый. — Уже ухожу.       — Подожди, — Юнхо раздражённо выдыхает через нос и терпеливо ждёт. — Пошли покурим. Надо кое-что прояснить.       — Сейчас? Это не может подождать до завтра? Поздновато уже.       — Тебя же это не остановило от того, чтобы прийти сюда, — Хонджун хмыкает. Холодный. — Ты ненадёжный человек, поэтому нет.       Иногда Юнхо сомневается, что Хонджун и Уён не родные браться. Эти двое настолько дополняют друг друга, что непроизвольно создаётся впечатление об их разделённой цельной личности.       Хонджун не спрашивает, а ставит перед фактом, и Юнхо знает, что лучше согласиться. На характеристику о себе не реагирует, но запоминает, чтобы ужалить, когда тому действительно понадобится его помощь. А она непременно понадобится, если он продолжит держать демона под боком.       На улице зябко, уже ночь, и им запрещено выходить на территорию. Юнхо плетётся за Хонджуном, оглядываясь по сторонам, но виду, что что-то не так, не подаёт. Крестик под рубашкой словно опаляет кожу, ему хочется попросить прощения за свою провинность перед Всевышним, но он терпит.       — Я знаю, что было в спортзале, — начинает Хонджун. Огонёк зажигалки подсвечивает его лицо всего на миг, но и этого достаточно, чтобы увидеть следы усталости. Сладковатый дым щекочет нос, он не любит привкус табака.       — Пак пожаловался? Мерзкий сопливый урод, — ругается сквозь зубы Юнхо и садится на краешек ограждения, другой частью мозга давая себе отчёт, что это не его слова. Хонджун затягивается и смотрит прямо ему в глаза, и из-за этого взгляда, незнакомого, изучающего, проникающего, ему становится не по себе. Он отворачивается.       — Нет, — спокойная размеренная манера, невозможно уловить ни одной настоящей эмоции. Хонджун умеет держать лицо, оставаться в тени и превращать это в своё преимущество. — С чего такие выводы? Я просто проходил мимо и увидел, что что-то происходит. Не хочешь объяснить?       — Что тебе надо объяснить? — Юнхо протягивает руку, принимая тлеющую сигарету из тонких пальцев. Курит взатяг, потому что слишком сильно нервничает. Было бы из-за чего. — Раз всё видел, то знаешь, как они там обжимались. Это ненормально.       — Уён со всеми себя так ведёт. Разве это когда-то было проблемой? Или дело в Сонхва?       Он что-то знает. По спине бежит неприятный табун мурашек, сердце начинает биться сильнее. Нельзя допустить, чтобы Хонджун зашёл дальше. Он может всё испортить. Или он тоже одержим и просит о помощи? Он ли сейчас говорит или так же ведом кем-то?       Нужно остановиться, но Юнхо не может. В этот раз он сдаётся, падает на колени перед самим собой и терпит поражение. Слышит свой голос откуда-то издалека, наблюдает будто бы со стороны, как человек с его лицом, с его телом и душой говорит такие ужасные вещи о ком-то, кто этого совершенно не заслужил.       — Не знаю, что тебе успел наплести Пак, но даже не думай его покрывать. Он не тот, кем кажется.       Хонджун складывает руки на груди и ёжится. Он одет совсем легко, как бы не заболел. Тогда им всем придётся туго без их любимого старосты, на которого всегда можно свалить свои косяки.       — Дело не в Сонхва. Мне не понравилось, как грубо ты обращаешься с Уёном. И не надо мне сейчас нотации читать о тотальной опеке, ясно? Ты знаешь, что это не так.       Юнхо признаётся, что вёл себя неправильно. Уён есть Уён, они много раз проговаривали его манеру общения и пришли к компромиссу. Он вспылил не из-за него, а из-за Сонхва, которого на дух не переносит. Но тот представляет угрозу, поэтому сдержать себя не получилось.       Вслух же Юнхо отвечает:       — Знаю. Я обязательно извинюсь перед ним. Такого больше не повторится.       Юнхо обещает Хонджуну, что не ранит Уёна. Всего несколько лет назад, чужие друг для друга, они стали родными людьми, поэтому он понимает стремление обоих защищать и оберегать. Ему же не остаётся ничего, кроме как принять и смириться.       Хонджун кивает и молча разворачивается. Юнхо лениво тащится за ним, даже не прощаясь, когда они расходятся по своим комнатам.       Уёна он застаёт спящего в сидячем положении. Видимо, уснул, пока ждал его. В руках сжат телефон, он даже не переоделся в домашнюю одежду. Вина накрывает с головой, хочется провалиться сквозь землю.       Юнхо осторожно укрывает его пледом и забирает телефон, но Уён всё равно просыпается. Он сонно медленно моргает и расплывается в улыбке, когда до него доходит происходящее.       — Ты в порядке? Тебе лучше?       — Лучше. Спи.       Уён говорит что-то о том, что он помнёт форму, если ляжет спать так, и Юнхо приходится оставить попытки уложить его обратно.       — Извини за произошедшее. Сам не знаю, что на меня нашло.       Ему очень стыдно перед Уёном, особенно сейчас, когда мысли о Сонхва уходят на задний план. Злость и агрессия уходят тоже, сменяясь мягкостью и чем-то более чувственным. Он сам себя не узнаёт в моменты, когда его накрывает, и это пугает. Но сейчас гораздо важнее искупить вину перед тем, кто несмотря ни на что не осуждает его и не корит. Кто всегда на его стороне и готов бороться за него.       — Всё хорошо, Юнхо. Такое случается.       Губы Уёна мягкие и податливые, Юнхо забывается каждый раз, когда целует их. Кожа на шее под его пальцами горячая, и Юнхо опускается на неё, целует в ключицу, по-щенячьи поднимает взгляд.       — Не водись с Сонхва. Он сделает тебе больно, — он не хочет этого говорить, но не в силах себя контролировать.       Уён не выглядит озадаченным. А Юнхо знает, что он его не послушает. Слишком упрямый, своенравный, свободолюбивый. Ничего, со временем он научится. Всевышний готов принять всех своих детей, он поможет искупить грехи, возродит и очистит душу от скверны.       Юнхо неохотно отстраняется, чтобы переодеться и лечь спать, а Уён молча следит за ним. Не шевелится, просто наблюдает.       — Вас что-то связывает? Ты странно на него реагируешь.       — Ничего такого. Просто не поладили в средней школе.       Уён не допытывается. Быстро переодевается, ныряет под плед и довольно мычит, согреваясь. Юнхо хочет поделиться с ним, рассказать, что из себя представляет Сонхва, что он проклятое зло во плоти, но вместо этого садится на колени у своей кровати и начинает читать молитву.       Позволяя себе грешить, идя против законов Всевышнего, он каждый день старается замолить грехи, очистить карму. Он верит, что Всевышний дарует ему прощение, ведь он на его стороне, Юнхо один из его сыновей. Самый преданный, самый отчаянный.       Самый неправедный.       Уён говорит, что любить — это не грех, даже человека своего пола. Но откуда ему знать? Юнхо уверен, что после смерти их обоих ждёт ад, где они столкнутся с результатом своей больной влюблённости. И ему страшно, но он шагает в эту бездну.       После молитвы становится легче. Всевышний услышал его, Юнхо это чувствует. И он исполнит свою миссию. Им всем воздастся.       К моменту, как он заканчивает, Уён уже спит. Юнхо недолго смотрит на него, просит мысленно прощения ещё раз. Он не хотел его ранить, причинить боль. Наоборот, в порыве защитить он не совладал с собственной злостью, обжёг любимого и погорел сам.       Пак Сонхва необходимо убрать, пока не стало слишком поздно.