Ничего святого

      Сонхва ставит коробку и с кряхтением выпрямляется. Физические нагрузки не то, к чему он привык, но он пообещал себе, что загладит вину перед Хонджуном. Перетащить инвентарь — меньшее, что он может сделать.       — Много там ещё? — уточняет он у подошедшего Уёна, который выглядит чересчур бодрым для вечера понедельника.       — Да нет. Посмотрим, что Хонджун скажет. Может, он нас помилует и отпустит.       Сонхва не говорит, что это было бы очень кстати, потому что сам виноват. Не надо было хамить и огрызаться. Тогда и наказывать себя не пришлось бы тоже. И плевать, что Хонджун ни о чём подобном не просил и даже не намекал.       Сам Хонджун заканчивает говорить с заместителем директора и спешит к ним. Его синие волосы немного выцвели и теперь не такие яркие, больше голубые, но Сонхва всё равно нравится на них смотреть. Как они забавно подпрыгивают, когда Хонджун бегает, или искать их среди толпы в столовой.       Спортзал залит закатным солнцем, пылинки красиво подсвечиваются, когда они перетаскивают ещё несколько коробок и вешают флаг с гербом академии. Музыка, которую Уён подключил к колонке, чтобы не было так скучно, ненавязчиво стелется между ними, пока они шутят друг над другом и фотографируются на память. Так работа проходит гораздо быстрее.       Сонхва с ними весело. Он видит особую связь между Уёном и Хонджуном, что они явно больше, чем просто знакомые, но пока не решается спросить. И всё же эти двое ни на секунду не дают ему почувствовать себя одиноким или лишним в их компании. Как у них получается находить баланс, Сонхва не представляет, но очень благодарен.       — Всё, хватит, — Уён валится на маты под ворчание Хонджуна о том, что они чертовски пыльные, и отмахивается. — Вы как хотите, а я жду Юнхо и возвращаюсь в комнату. Мне ещё домашку делать.       Хонджун украдкой смотрит на Сонхва, всего пару секунд, но это чувствуется. Сонхва прислушивается к самому себе, чтобы понять, отзывается ли ненавистное имя где-то в районе солнечного сплетения или ему уже проще переносить его фантомное присутствие.       Юнхо с ними нет, но Сонхва кажется, что он всё так же поджидает его у выхода или под лестницей. Он непроизвольно вслушивается в происходящее вокруг, постоянно находится в напряжении, как в ожидающем режиме. И не колеблясь готов наброситься на обидчика в любую секунду, стоит тому рыпнуться.       Он не ощущает себя жертвой. Если из них двоих кто-то и будет загнан в угол, то это Юнхо. Сонхва есть чем крыть, на что давить и способы заставить молчать. Он больше не будет плакать и переживать о распространяемых слухах, не будет играть в милосердие и всепрощение.       Стоит Юнхо повести пальцем в его сторону — он тут же нападёт.       — Ты такой жуткий! Аж мурашки по коже! — Сонхва переводит взгляд на валяющегося Уёна, который показушно обнимает себя. — О чём ты таком там думаешь, а? Хочешь убить нас за твой потраченный вечер?       — Он же сам вызвался, — вздыхает Хонджун и хлопает Сонхва по плечу. — Я пошёл. Хорошо поработали сегодня.       Сонхва уже хочет развернуться и пойти за Хонджуном, как его цепко ловят за руку и тянут назад. Уён бесцеремонно заваливает его рядом и обнимает руками и ногами, пока новая добыча не пришла в себя.       — Вы поговорили, да? И как оно? Скажи же, что Джун лапуля?       После неудачной череды попыток высвободиться Сонхва сдаётся. Отвечает сбито, сам над собой смеётся, потому что представляет, как нелепо он корчился со стороны. Да и тактильность Уёна его не напрягает, поэтому он позволяет ему делать то, что захочется.       — Поговорили, да. Хонджун и правда очень милый.       — Вот-вот!       Сонхва опасался, что после всего рассказанного Хонджун начнёт относиться к нему предвзято. Он не знает, в каких отношениях они с Юнхо, поэтому между ними могло посеяться зерно недопонимания. В противовес этому пугала и перспектива, что тот снова врубит режим опеки, что тоже совсем не привлекало.       Но всё обошлось. Хонджун просто выслушал его, принял к сведению и сделал для себя какие-то выводы, о которых вслух говорить не стал. Сонхва не заметил, чтобы он изменил свою модель поведения по отношению к Юнхо, и это тоже имеет смысл.       Нет, он не ожидает, что Хонджун и Юнхо станут врагами, ему это точно не нужно. Всё, на что он надеется, что никто никому не навредит. Что это только ему так не повезло, а с другими обойдётся.       Уён сам расцепляет руки и переворачивается на спину. Под расстёгнутой рубашкой у него цветная ляпистая футболка с каким-то логотипом. В ушах несколько проколов, как и у Хонджуна. Любопытство пересиливает, да и обстановка располагает, поэтому Сонхва озвучивает давно мучающий его вопрос:       — Вы с Хонджуном встречаетесь?       Вопреки всему, Уён ни капли не смущается, не высмеивает его за подобные предположения, не осуждает и не оскорбляет. Он переводит на Сонхва спокойный взгляд и улыбается.       — Нет, но многие так считают.       — У вас даже парные подвески есть, — улыбается Сонхва в ответ, радостный, что Уён не воспринял всё в штыки. Ему не хочется портить с ним отношения. — Поэтому…       Сонхва больше ничего не спрашивает, Уён начинает рассказ сам. Он говорит ровно, его приятно слушать. Вечно излишне эмоциональный, сейчас он открывается ему с другой стороны, более глубокой.       — Хонджун мой сводный старший брат. Его мама умерла, когда ему было четырнадцать, а потом его отец женился на моей маме. Сначала мы не ладили, точно так же, как и вы. Он был ужасно замкнутым и скучным, ничего не видел, кроме учёбы. Вечно запирался в комнате и сидел там часами, представляешь? Либо уходил и пропадал, никому ничего не сказав.       — Он и сейчас так делает… — Сонхва смотрит в потолок и вспоминает, как проходят их с Хонджуном выходные. Его невозможно никуда вытащить или отвлечь, когда он занят, а занят он всегда. Они это уже проходили.       — Сейчас он хотя бы общается. Хонджун долго отнекивался, не хотел быть главой старостата и в принципе старостой, но, как видишь, эта деятельность ему по душе. Тут он командует и душнит сколько хочет.       — А тебе нравится в старостате?       — Хочешь вступить? — Уён тут же оживляется и валится на Сонхва. — Давай! У нас весело! Давай-давай-давай! Скажи, что вступишь прямо сейчас!       — Хорошо! Я подумаю! — Смех сам вырывается наружу. Сонхва даже позволяет себе пощекотать Уёна, из-за чего тот визжит и шутливо вырывается. Они оба закашливаются из-за пыли и так же обоюдно забивают на это, пока катаются из стороны в сторону.       Сонхва долго присматривался к старостату. Его всегда привлекали организаторская деятельность, живые выступления и общение. Он горел этим всю жизнь, и если бы не Юнхо…       — Ты помрачнел, — дуется Уён, но на этот раз слезать с него не спешит. — О чём ты постоянно думаешь?       — Скажи, — Сонхва перехватывает любопытный взгляд Уёна, концентрируется на аккуратной родинке на его щеке, — ты же знаешь Чон Юнхо? Вы с ним вроде как дружите? — Уён кивает и убирает выбившиеся после шутливой драки прядки за уши. — Расскажешь о нём?       — К Юнхо нужен подход. Хоть он и состоит в старостате, появляется там крайне редко. Он нужен, скорее, для вида, ну, знаешь, для отчётности и всего такого. Но иногда мне удаётся уговорить его в чём-нибудь поучаствовать.       — И как давно вы знакомы?       — Мы познакомились в средней школе, а потом вместе учились в старшей.       Так значит, этот ублюдок заводил друзей и веселился, пока Сонхва подыхал в комнате и боялся даже к двери подойти? Со своими весь из себя дружелюбный и заботливый, а при любом удобном случае начинает кошмарить неугодных? Или он остановился на Сонхва? И вот почему Уён кажется ему таким знакомым. Одним вопросом меньше.       — Мне кажется, или ты напряжённо относишься к Юнхо?       Но ответить Сонхва не успевает. Они оба затихают, когда до них доносится звук приближающихся шагов, который они не сразу услышали из-за музыки. Точно, Уён же сказал, что ждёт этого засранца.       — Потом расскажу. — Сонхва приподнимается на локтях и поворачивает голову, чувствуя ни с чем не сравнимое раздражение. Зная себя, он уверен, что презрение во взгляде скрыть не получается. И Уён это замечает. Уён вообще всё замечает, даже получше Хонджуна. Неудивительно, что он его правая рука и главный помощник.       Подошедший к ним Юнхо слегка пинает носком кроссовки мат и складывает руки на груди. Он ещё больше подрос со средней школы, плечи стали шире, фигура теперь не такая долговязая. И как за такой красивой миловидной внешностью может скрываться настоящее чудовище? Несправедливо.       — Что здесь происходит? — чеканит Юнхо. Голос тоже изменился, стал ниже. Сонхва чувствует неприятный озноб, желание подорваться и сбежать прямо сейчас, немедленно, либо накинуться и добавить немного красных красок. Но, в конце концов, он просто продолжает исподлобья пялиться на своего злейшего врага.       Юнхо не стесняется смотреть на него в ответ. Интересно, он хоть немного раскаивается за то, что вытворял? Понёс ли он ответственность? Постигла ли его карма? Сонхва хочется перестать верить, что за чернотой радужек скрывается что-то кроме ненависти и безумной мании "сделать этот мир лучше", но он не может.       Но Юнхо хмурится, и в какой-то момент, на совсем другом уровне, незримом, становится ясно — он никогда не будет сожалеть о содеянном. Он до последнего будет оставаться верным своим бредовым убеждениям, ждать от него извинений слишком наивно.       — Плохо видишь? Фары вытри, — язвит Сонхва и не торопится никуда шевелиться. Как и Уён, который заметно притихает рядом с ним.       — Юнхо, мы просто дурачимся, — подаёт он голос и в доказательство своих слов тычет Сонхва под рёбра, вырывая из него ругательства и пыхтение.       — Отлично. А теперь пошли.       — Мы ещё не закончили…       Юнхо наклоняется и за предплечье тянет Уёна на себя, говоря, что Сонхва справится и один. От его близости сводит живот и ноги, дыхание спирает. Ещё немного, и…       — Да что такое! — взрывается Уён и выдёргивает руку. — Совсем с катушек слетел?!       — Я объясню, только пошли уже!       Уён переводит на Сонхва виноватый взгляд и жестом прощается с ним, растирая ноющее предплечье. Хватка у Юнхо по-прежнему крепкая, как тиски. Она фантомно ощущается на шее, из-за чего хочется прикоснуться к горящей коже, убедиться, что это всего лишь наваждение.       Сонхва ещё недолго сидит на месте, борясь с желанием что-нибудь сломать. По мере того, сколько он находится один, растёт и его агрессия, которая вот-вот грозит вылиться наружу. Он не знает, что с ней делать, как затушить лаву, разлившуюся по венам, поэтому замирает и не двигается, боясь сделать хуже.       Юнхо почти не изменился. Стал тише, красивее, смекалистее, но по-прежнему такой же мудак и идиот. Сонхва презрительно фыркает под нос и качает головой. Хочется рассмеяться и закричать одновременно из-за несправедливости. И что он собирается объяснять Уёну, интересно? Расскажет одну из своих сказок? Надавит на жалость? Будет манипулировать доверием? Лживый. До омерзения ничтожный.       В голове крутится тот самый разговор с отцом, в котором тот убеждал его простить Юнхо, чтобы не было проблем. Он собирался занять новую должность, и то, что его сын встрял в какую-то передрягу, совсем не играло ему на руку.       И Сонхва послушал. Потому что испугался реакции Юнхо. Потому что не хотел становиться обузой для своей семьи. Потому что поставил себя на место отца и пожалел его. Потому что ожидал, что его оставят в покое, что всё закончится, когда он подпишет бумаги об отказе от претензий.       Вернуться бы назад и послать их всех нахрен, вот о чём он думает, когда поднимается на ноги. Странно, что Хонджун до сих пор за ним не пришёл. Сонхва гонит от себя мысли, что он мог направить Юнхо к ним намеренно в попытках помирить. Он бы не стал этого делать. Или…       Когда он возвращается, Хонджун не обращает на него внимания. Сонхва немного обдумывает, стоит ли отвлекать его своими наводящими вопросами, но решает, что лучше прояснить всё сейчас, чем мучаться от догадок и подозрений.       Он слегка стучит пальцами по напряжённому плечу, из-за чего Хонджун вздрагивает и тут же стягивает наушники на шею. С патчами под глазами, тканевой маской и заколками, чтобы чёлка не мешалась, он выглядит забавно, только вот настроения умиляться у Сонхва нет.       — Откуда Юнхо узнал, что мы в спортзале? — Вопрос в лоб не лучшее решение, но Хонджун не обижается. Его глаза округляются, он не наигранно удивляется.       — Юнхо уже вернулся? Я думал, он приедет позже. И ничего ему не говорил, мы с ним даже не пересекались. Может, Уён сказал, он же его ждал.       Становится стыдно. Сонхва чувствует, как уши начинают гореть вместе с щеками и шеей, из-за чего неловко кашляет и отводит взгляд. Хонджун же растягивает уставшие от долгого нахождения в одном положении мышцы и выключает музыку.       — А что? Он что-то тебе сказал?       — Это было… странно… — Сонхва не знает, стоит ли говорить, что он в курсе об их сводном родстве, но решает, что пока рано. Ему не хочется подставлять Уёна, поэтому он опускает детали и переходит к сути: — Юнхо пришёл, на повышенных тонах начал выяснять, что к чему, потом дёрнул Уёна, и они ушли. Он был очень грубым, знаешь.       Хонджун мрачнеет с каждым сказанным Сонхва словом. Брови сводятся к переносице, он неосознанно сдирает кожу с большого пальца и не обращает внимания на кровь. Уён ему настолько важен, что он готов поверить недругу Юнхо без всяких доказательств? Или это повторяется не впервые?       Да и почему Юнхо вообще позволяет себе так обращаться с Уёном? Плевать, что они так давно знакомы. Даже в рамках дружбы это не нормально. И почему Уён, прямолинейный и жёсткий, допускает подобное отношение? Что вообще происходит? И если Хонджун знает, то почему не вмешивается?       — Я поговорю с Юнхо об этом. Извини, я не знал, что он приехал, — тон Хонджуна холодный, совсем без эмоций. Он сейчас не здесь, не с Сонхва. Наверняка накручивает себя, берёт ответственность за всё произошедшее, словно он мог каким-то образом это предвидеть. Иногда его самобичевание доходит до абсурда.       — Куда он вообще пропадает всё время? — Сонхва позволяет себе сесть на кровать Хонджуна и устало выдыхает. Мышцы ноют после таскания тяжёлого инвентаря и коробок, но это приятная боль.       — У него болеет кто-то из родственниц, и он ездит её навещать. Она сейчас в больнице, где о ней хорошо заботятся, с его слов. — Хонджун стучит карандашом по тетради и снимает патчи с маской. — Никому не говори, но его, вроде как, тётя не совсем дружит с головой. Как-то раз я ездил к ней, и она швырнула в меня тарелкой. Со слов кажется смешным, а на деле мне зашивали бровь. После этого её перевели в другое крыло, для особо буйных душевнобольных.       Сонхва впадает в ступор. Он никогда даже не задумывался о том, что у Юнхо проблемы в семье. Всё, что он знает, так это что его родители были глубоко верующими людьми и что тот никогда не снимает свой крестик. Религиозные фанатики — зачастую самые жестокие.       — Он и сам такой, — хмыкает Сонхва. — Он очень вспыльчивый. Когда мы учились вместе, он вообще никак не контролировал свои приступы агрессии. Он часто дрался, а тех, кто его не слушался, в буквальном смысле ставил на колени. А ещё он типичный гомофоб. Всё собрал.       — Гомофоб? — Хонджун похож на взъерошенного попугая, когда резко поворачивается к нему. — Юнхо? Гомофоб? Почему ты так решил?       — Он выбил одному парню зуб, когда увидел, что тот целуется с другим парнем в коридоре! А когда я покрасился в розовый, то каждый день опускал меня головой в раковину, чтобы "смыть эту грязь"!       Хонджун неловко приподнимает руку к голове и тут же опускает. Непонимание в его глазах читается без проблем, он явно обескуражен. Даже шокирован. Глаза бегают, он начинает нервничать ещё сильнее. И тогда Сонхва спрашивает, в чём дело.       — Это нелепо, потому что Юнхо встречается с Уёном. Они живут в одной комнате, поэтому мы с ними поменялись. А сейчас ты рассказываешь мне это, и я…       Сонхва издаёт нервный смешок. Его недруг-гомофоб из каменного века встречается с Уёном? Как это вообще вышло? Что их объединяет? Что связывает? Юнхо ему угрожает? Шантажирует? Пытается и из него изгнать бесов, втёршись в доверие?       Теперь не получится избежать ответственности, он уже не в том возрасте. Да и умершие родители больше не смогут оправдать его косяки, откупиться или прикрыться дискриминацией чувств верующих. Чем он тогда руководствуется? Что задумал на этот раз?       — В любом случае у них какие-то странные отношения. Я, конечно, знаю, что Юнхо тот ещё обдумок, но его поведение с Уёном выглядело действительно грубо.       — Да, я понял. Спасибо, что рассказал.       Сонхва кивает и принимается запоздало заниматься своими вечерними ритуалами. Привычная рутина расслабляет уставший мозг, разгружает нервную систему.       Хонджуна он тревожит, только чтобы напомнить об их небольшой договорённости, что тот будет тщательнее следить за своим здоровьем и меньше засиживаться допоздна. Сонхва предвкушает услышать отказ, но Хонджун лишь рассеянно кивает и перемещается на кровать.       Принятые по курсу антидепрессанты окончательно усыпляют, и последнее, что Сонхва запоминает, это Хонджуна, который хмуро смотрит в стену перед собой.