Тот Камень (Симфония для...)

*** Лань Цижень погрузился в меланхолию. Он принимал все приглашения и подарки от анонима, но надежда на встречу с каждым разом становилась всё бледнее. Каждое письмо оказывалось без обратного адреса. Каждое мероприятие он проводил один. Он не знал, наблюдают ли за ним, но гордость не позволяла быть отчётливо грустным. Да и нужно было делать свою работу. Где-то на окраинах, в гетто его сознания уже поселилась мысль: “а ты знал, что чувства мешают работе”. Он сделал уже несколько ошибок. Чёрт… Сердце ныло. И пару раз Цижень пил успокоительное перед работой. Природа уходила в спячку, а сердце погружалось в сплин. И искры постепенно гасли, как отгоревшие, от бенгальского огня, и обжигали руку, и падали тёмными осколками. Всё это было с ним впервые. Он помнил, что в таких случаях говорят подросткам: “будут в твоей жизни ещё другие”, или “и правильно, учиться надо в твоём возрасте, а не о любви думать”. Но чёртово сердце ныло так, будто его резали, а потом не обработали, не наложили швы и повязки, и оно опухло и воспалилось. И теперь от каждого движения и от каждого дуновения ветра - мучение. Хотелось закрыться, но он не знал как, потому что раньше не сталкивался ни с чем подобным. Медитации помогали, но эффект был недолгим. Так что каждое утро и вечер Цижень взял за правило медитировать, как в молодости, когда проходил обучение в духовной школе клана. А по вечерам он до потемнения в глазах истязал себя тренировками. Наверное, если это будет и дальше плохо влиять на работу, то он пойдёт к врачу, и попросит выписать ему лекарства для каких-нибудь больных с истерическими расстройствами. Таблетки, которые отключают все чувства. Так он решил. Если не сможет справиться сам. *** Цзинь Цзысюань чувствовал себя идиотом. С самого детства он был окружен женским вниманием. Мало того, что он был маленьким принцем, так он еще был красив и во всём лучшим. Объективно лучшим, а не из лести. Не то, чтобы сейчас что-то изменилось, но… Какого хрена стало нужно кому-то это доказывать?! Какого хрена всем плевать, что он принц? какого хрена вокруг так много талантливых юношей и даже девушек, которым, как бы, вообще положено сидеть дома и жарить чак-чак!? И главное, какого лешего он сам сидит здесь с одной из таких “амбициозных” девиц и пытается ей тоже доказать, что он лучший? Хоть она и была одним из самых нежных на вид цветочком местной флоры, кажется, внутри неё был несгибаемый внутренний стержень. У буйных на вид девушек частенько наоборот. Это Цзысюань заметил не сразу, но когда распробовал, то его повело так, что подкашивались ноги. - Цзысюань, не отморозь попку, мягко смеётся она, подкладывая свой сиреневый шарф толстой вязки им обоим, прежде чем сесть на холодные доски лавочки. А ещё у них всего две её тёплые рукавицы на четыре их руки. И он видит, как она поглядывает на покрасневшие костяшки на его ладонях чуть ли не с болью в глазах. Закат над Цайи хорошо видно с такой высоты, и горы красивые. Очень. Но здесь такие бешеные ветра, что рвут розовые облака на клочки и кидают каштановые локоны Яньли из стороны в сторону. - Спасибо, - улыбается он, краснея. И надеется, что в рыжих лучах она не заметит, но судя по её хитрой улыбке, она замечает. Когда они садятся, он первый просовывает окоченевшие ладони ей в рукава тёплого пальто, и она ойкает, когда ледяные пальцы легонько поглаживают запястья. Несколько лавочек на смотровой площадке сейчас пустуют из-за погоды. Всеми покинутые телескопы лупоглазо подмигивают первой вечерней звезде. В такой шторм их здесь никто не найдёт. Бури и облака Гусу. Туманы и смятения. Другие правила игры. Бесячие соседи. Всё это казалось частью нескончаемого психоделического трипа. Мягкие губы Яньли. Золотые лучи заката. Почти до боли колющее тепло по пальцам рук. Это, пожалуй, точно какая-то наркота, которую он принял сам, и догадывался, почему. *** В этом углу идеальная акустика для гуциня. Идеальная акустика для фортепиано вон там. Каждый инструмент на своём месте. Лань Чжань умел играть на многих, и любил это делать. С тех пор, как ему пришлось уйти из консерватории, он проводил столько времени в музыкальном кабинете ГУСУ, сколько мог себе позволить. Звуки успокаивали его. Точнее, ОН делал так, что они его успокаивают. Университетская жизнь была для него слишком безумной, а он привык к более предсказуемой, повторяемой, малоамплитудной. Когда его дни были такими, он мог позволить себе яркую, бешеную музыку, в которой эмоции нахлёстывались друг на друга, как огромные волны. Но сейчас ему нужны были нежные переливы, успокаивающие его ум, сердце и тело. Он знал, что сестра предпочитала делать это иначе. Она больше потакала и утоляла, чем усмиряла, и так приходила к успокоению. Ванцзи же предпочитал балансировать, и так достигал равновесия. Он не был столь игривым и открытым, как Сичэнь, хотя в нём могли возникать океанские волны, сносящие прибрежные города. Он это знал, и предпочитал умиротворять их в зародыше. Прекрасно успокаивали и гармонизировали мелодии в китайской пентатонике - не меньше двух полутонов между нотами. Без ярких диссонансов. То ли дело японские пентатоники - их ноты сбивались вместе на стане, стояли рядом, где-то плотно, где-то образуя большие полости. От этого человек мог и потерять покой, если привык слушать более гармоничные сочетания звуков. Сейчас таким, конечно, никого не удивишь. И уж, тем более, не убьёшь. А ведь легенды клана Лань хранили такие истории, что когда-то с помощью такой музыки людей сводили с ума. Но это возможно, только если человек никогда не слышал такой музыки раньше. Сейчас уже все всё слышали. От “дурной ноты” может заболеть голова. И то, разве что в совсем нетипичном строе, или при игре мимо нот. Слабый свет зимнего солнца, как бы извиняясь, падал через причудливые деревянные узоры на окне, образуя на ковре желтоватые силуэты фениксов, гор и облаков. Ванцзи Почувствовал странное - как будто кровь в нём начала вибрировать. Немного прислушался и понял, что в идеальное дребежжание его струн вплетается мелодия духового инструмента, похожего на деревянную флейту, но это была не флейта. Точнее, не совсем она. Лань Чжань знал, как звучит каждый из видов флейт, но эта не была похожа ни на одну. Он продолжал играть. Веки сомкнулись, уступая место слуху и осязанию. Кожей он тоже слышал, и мышцами, и всем своим телом, как будто покалывание, как будто звуки впитывались внутрь и он пробовал их естеством. Это было нечто, чего он вообще никогда не слышал. Мало того, что он сам играл ноты в абсолютном строе, флейта играла их тоже, но местами чуть мимо. И мимо не туда, куда обычно темперируют ноты, и не туда, куда у флейт бывает погрешность. Это было похоже на намеренно, а не случайно созданный альтернативный строй. И Лань Чжань попробовал подстроиться под него, благо, безладовый инструмент и абсолютный слух позволяли это. Тут же тело отреагировало, и неприятное чувство дрожи в сосудах и мышцах прекратилось. Лань Чжань расслабился, и то, что он теперь испытывал, оказалось удовольствием. Он изменил в мелодии несколько нот, уводя флейту за собой, и та последовала. Наслаждение усилилось. Он чувствовал, интуитивно, как сделать это ещё лучше. И Лучше. И лучше. Флейта следовала. Ванцзи подключил анализ и обнаружил себя играющим нечто, что вообще нельзя было вписать в рамки нот и тональности. Наверняка, нужно будет позже спросить у флейтиста, что он играл, потому что на его духовом инструменте хотя бы есть отверстия, которые не меняют своего положения. Тогда как на гуцине он обнаруживал свои пальцы в местах даже не четверть тонов, а в совершенно рандомных местах. Перестав анализировать, Лань Чжань сосредоточился на повторении рисунка и ритме, предоставив партнеру возможность вести, и теперь сам стал ведомым. Уже не обращая внимания на то, что он играл и полностью отдавшись процессу, он почти не замечал, как задышал чаще и ему стало жарко. Уши порозовели. Он не заметил, как Вэй Ин оказался рядом и сел напротив и скрестил ноги. Мелодия закончилась, предоставляя Ванцзи самому закончить свою партию и выйти из транса. Когда он открыл глаза, то обнаружил перед собой раскрасневшееся лицо Усяня. Он даже вспотел, а пряди тёмных, чуть волнистых волос прилипли ко лбу и вискам. Красная клетчатая рубашка была распахнута, а из под ворота черной футболки веяло жаром, как после бани. На коленях парня лежал инструмент, покрытый вишнёвой морилкой, на нём были видны следы от ножа, как будто его не очень аккуратно вырезали вручную. Отверстия тоже не выглядели как нечто фабричной работы - это выдавали местами неидеально круглые, чуть угловатые края. Лицо обдало словно паром из открытой парилки, когда Ванцзи заметил позади инструмента бугорок в штанах студента. Чёртов Вэй Усянь возбудился… Ещё более неловко стало, когда Лань Чжань почувствовал тяжесть и в собственном паху. Он опустил взгляд вниз и сейчас был рад, что стояк не так сильно заметен из-за покроя его кремовых брюк, которые сверху образовывали подобие большого кармана или муфты. Однако, силуэт стояка слегка проглядывался. Вэй Ин хохотнул. - Не переживай, Лань Чжань, это всё дудка. Я научился играть музыку секса, когда Цзян Чэн громко занимался любовью со своей бывшей. Ахахах, я решал, когда им кончать, а когда нет! Весело, да!? - …- он молча смотрел на Вэй Ина, который, кажется ожидал ответа, и не знал, с чего начать. И он давно хотел сказать. - Может, хватит называть меня так? Откуда ты вообще… - Так что это ничего, - почти одновременно, не вытерпев, начал студент, и кивнул на свой стояк. - От такой музыки даже у мёртвого встанет. Студент снова засмеялся, на этот раз бесстыже просунув руку в штаны, то ли поправляя член, то ли почёсывая яйца. - Бесстыдник! - полыхнул Лань Чжань. У него, конечно, тоже не всё было прекрасно, но воспитание не позволяло ему вести себя так распущено и вызывающе, даже свалив всё на “музыку”. Поправив всё, что хотел, он вздохнул с облегчением и снова обратился к Ланю. - Ты просто охуительно играешь! - глаза юньмэнца дико блестели. - Я никогда не слышал такого виртуозного владения инструментом. - Спасибо. - Давай играть вместе! Для меня это было бы большой честью и тренировкой… Мне кажется, ты умеешь что-то такое… ТАКОЕ… Лань Чжань долго с подозрением разглядывал сочащегося энтузиазмом парня, который чуть ли не подпрыгивал на трясущихся носочках от нетерпения. Насколько можно доверять ему? Пф, конечно же, абсолютно ни на сколько! Он только что ввёл его в гипноз и заставил возбудиться. Играть с ним вместе не приведёт ни к чему хорошему. Его уже выгнали из консерватории, а если так пойдет и дальше, чего доброго, ещё и из клана спровадят… - Нет, - бесповоротно решил Лань Чжань. В конце концов, этот студент понятия не имеет о приличии и личных границах. - Ээй, почемууууу? - Я не обязан объяснять почему. - Но ты не можешь выгнать меня отсюда! Лань Чжань! И он был прав. Выгонять его отсюда не было возможности. Пожалуй, стоило приходить сюда, когда этого бедствия здесь не будет, либо вообще не приходить. Ла нь Чжань встал и сложил гуцинь в чехол. - До свидания, Вэй Усянь, - холодно попрощался он. - Эй, не уходи, Лань Чжань!.. Лань Чжань! *** Каждая эмоция - это энергия. Лань Чжань летел по коридору, а тот закручивался спиралью, приближаясь к винтовой лестнице. Планировка “улитка”. Сердце стучало ускоренно и билось о лёгкие, как расшатанные в стороны и по диагонали качели. От злости, от страха, от досады, от любопытства, от похоти и влюблённости. Как аккорд на расстроенной гитаре. Каждая эмоция требует выхода. Каждая энергия требует приложения. Под маской игрока в покер - ещё больше энергии, чтобы нейтрализовать усилием мышц лица эту внутрянку. Добежать до места, где можно выплеснуть всё. Накинуть длинное чёрное пальто, обойти учебные корпуса, похрустывая изящными сапогами по декабрьскому крошеву. Чтобы что-то получить - нужно что-то отдать. Каждый человек с Хорни-синдромом знает, что мастурбация не облегчит его напряжение. Человеку нужен человек. Когда Вэй Ин дразнит Лань Чжаня, ему приходится прибегать к замене. Это мерзко - трахать случайного человека просто потому что внутри тебя есть напряжение, которое ты не в силах терпеть. Но Ванцзи знает, что это ничем невозможно сбалансировать, и его метод культивации гармонии здесь не подойдёт. Только путь, который использует Сичэнь. Потакание страстям. И она улыбается победно, приветствуя его в этом полутёмном помещении. Мы всегда делаем лучшее из того, что можем. Его ставки не сыграли. Дядя подкинул наказание в виде преподавательской ноши, а жизнь подкинула наказание в виде симпатии к чертовым студентам. Теперь ищи кого-то, кто с тобой не связан. Среди тел в масках он выделил одно, которое танцует, ещё когда просто приходил к сестре. Присмотрел на всякий случай, с тех пор, как Вэй Ин начал его дразнить. Тогда он ещё просто смотрел, до истории с купальней. Уже после - это пригодилось. Это девушка, которая хотя бы чувствовала его и понимала. Он ей играл, а она танцевала. Обнажённой её было сложно не заметить - от щиколотки правой ноги и до верха спины по телу вилась татуировка змеи. Наверное, в жизни она закрыто одевалась, чтобы её не вычислили, а может, ей было всё равно. Гибкое и сильное тело, но много шрамов от драк, на ощупь - несколько переломов. Красивая упругая задница. Чёрное каре до подбородка. Этнические халаты или оверсайз футболки со всяким эзотерическим бредом. Девчонка хорошо выдерживала жесткий секс. Лань Чжань просто брал весь свой клубок из эмоций и сливал в эту девушку. Конечно, сначала он спрашивал. Но, так, что понимали только они двое. И так, как с ней, он не разговаривал с другими. Она не считала его воспитанным наследником Лань. Наверное, она думала, что он один из местных диких долбоёбов. Он приходил, и если находил её, смотрел налившимися кровью глазами через маску, почти не контролируя себя. Ловил ответный понимающий взгляд и говорил так: - А-Янь, это ПИЗДЕЦ! - и по интонации слова “пиздец” девушка должна была понять, какой и насколько он велик”. - Ты хочешь? - Ладно, - отвечала она, если была согласна. И она отвечала так всегда. Но если мы представим, что она была бы не согласна, то она сказала бы так: “о нет, Лапа, это ПИЗДЕЦ, слишком Даже для МЕНЯ!”. Но Лань Чжань догадывался, что возможно, А - была настоящая фамилия девушки, а вовсе не ласкательный суффикс. А - фамилия всех детдомовских детей. А что может такого случиться с благородным господином, что было бы СЛИШКОМ для детдомовского ребёнка? Не смешите их портянки и утки их престарелых соседей! Вот и сейчас, Ванцзи повезло, что А-Янь была здесь. Змеи на её теле извивались в цветных пятнах светомузыки. Она была почти обнажена, и Лань Сичэнь ласкала её грудь, запустив ладони под короткий топ. Лань Чжань пристроился сзади девушки, прильнув к её уху. Он прошептал ей, одновременно глядя сестре в глаза: “ОЧЕНЬ. ПИЗДЕЦ.” *** - Яньли стала чаще пропадать на свиданиях со своим павлином, - грустно выдохнула Вэнь Цин и повертела прозрачный стакан. Она уже долго наблюдала центробежную силу, что раскидывала пенный розоватый напиток по прозрачным стенкам. Её перестало вырубать на каждых посиделках, но друзей всё ещё беспокоило её состояние. Сейчас лучшую подругу заменял младший брат. - А ты уверена, что тебе стоит столько пить? - сощурился Цзян Чэн. Вэнь Цин подняла на него мутный взгляд и махнула рукой. - Похеру. Ваще насрать. Пока это не мешает учёбе и работе. Вэнь Нин сидел и молчал. Он пил мало. Делал небольшой глоток и подолгу сидел, внимательно всех рассматривал. Так что пьянел он только к середине вечера, и заметно это становилось не сразу. Потом он просто ложился на колени к Вэнь Цин или к Вэй Ину и просил, чтобы его гладили, как котика. - А чем ты занимаешься на работе, - поинтересовался Усянь, потихоньку подгрызая орешки из миски. - Ааа, я провожу генетические опыты, по совместимости генома северян и южан. Кстати, вы знаете, мне нужна ваша сперма! - она очень серьёзно, как будто резко проснулась, посмотрела на Вэй Ина и Цзян Чэна. Те тоже переглянулись. - Наша… Чё… - переспросил Ваньинь, - не зная, начинать ржать, или пока повременить. - Ну, сперма, генетический материал, - без всякого стеснения повторила девушка. Цзян Чэн всё-таки прыснул, а Вэй Ин придвинулся ближе. - Для тебя не жалко, красавица! - Раз не жалко, я принесу вам пробирки. Но это не для меня, а для науки, - сердито вернула Вэнь Цин и чуть отстранилась. - То есть, у тебя в лаборатории хранятся баки… Генетического материала, - каким-то безоружным тоном уточнил Усянь и его зад приземлился обратно на место. - Ну да, типа того… - Мяу, - сказал Вэнь Нин, потому что сестра долго не гладила его. - Да, котик, твоего материала.