Сахара не надо

            Владелец черного Bentley гипнотизировал дорогу. Но автотрафик действию чар не поддавался. «А раньше всегда срабатывало», — подумал он и закурил. Раньше и Москва была только его, краснокаменная. Как капризная любовница, она то обволакивала, то острой шпилькой била прямо под дых. Кто ты? Подросток с заоблачными амбициями? Принц в изгнании? Ей плевать! Величайшие империи в прах рассыпались, а Москва жила, иногда пожирая своих нетерпеливых жителей. Реки крови превращались в водопады отчаяния. Но у некоторых паршивцев всегда получалось выплыть. Этот был один из них. За что его любила жизнь? За костюмчик в полторы тыщи баксов? За горячку? За излом? За отчаянное: «Прости», опьяняющее: «Кать…» и наивное: «Ничего не понимаю». Сжимая руль до побелевших костяшек, он мечтал укатиться куда-нибудь колобком. Нащупать себя настоящего оказалось задачей с двумя иксами. Кто он? Непонятно. Зато раньше было просто: плыви по течению Дон Жуана и не заботься ни о чем. А сейчас? Он получил власть над собственной жизнью. Но время замерло, движение также. Разделить мрачное настроение было не с кем — пассажир Малиновский напевал что-то про смешную родную и скорую встречу с ней. Повод для радости был серьезный: вице-балбес окончил психфак, получив право консультировать официально.       — Наш гений совсем потерял связь с реальностью, — криво усмехнувшись, прыснул Роман Дмитрич. — «Ха-ха! Ви хотите одеть моих рыбок в целлОфан?! Ха-ха! Ольга, я трЕбую бИрманский шелк». Совсем уже! Скоро потребует свиту из дельфинов. А мы с тобой будем водичку им менять. Как тебе такая перспективка? А, Жданчик?       — У меня новость еще лучше, Рома…       — Делись! Или мне применить клещи?       — Сегодня нас ждут в аудиторской компании.       — Ну и что им еще надо-то? Прописку моей собаки? — Малиновский испуганно подался вперед, ожидая ответа, но товарищ не спешил продолжать диалог. — Что случилось-то? Я ничего не понимаю!       — Да что тут понимать-то! На биржу выходить будем… Жданов поднял голову и посмотрел на друга глазами котенка с подбитой лапкой. Роман впервые почувствовал, как шевелятся волосы и отнимается главный орган. К счастью, это был не мозг.       — Что ж, поздравляю! А со мной посоветоваться не хотелось, в итоге, нет?       — Ты хоть не капай мне на мозг, — раненым бизоном заорал Андрей, но тут же уменьшил громкость. — Я тоже переживаю. Но очень надеюсь, что все будет нормально.       — Надеюсь, — хмыкнул Малиновский, в тайне желая съязвить что-то про Наденьку, укатившую на родину фламенко. А Жданов что? Отпустил ее. Андрей давно принимал решения самостоятельно. Деловые разговоры с ним все чаще не клеились. Дружба и подавно стала похожа на истрепавшуюся гладь внахлест: еще держится, но уже не так крепко, как раньше. Наверное, потому что Ромка отдалялся от мира моды. Он планировал то открытие брачного агентства, то курсы по мотивации, то издание книги «Десять способов влюбить его». Но это потом, а пока…       — А что это у нас за нервная дрожь? А? — взгляд Малиновского задержался на товарище. Тот рвано затягивался премиальной Sobranie Black и придирчиво перебирал документы. — Уж не боишься ли ты, что Катенька по старой памяти нож в спину воткнет? Или просто пошлет тебя куда подальше?       — А при чем тут Катя? Я беспокоюсь исключительно о судьбе компании, — быстро проговорив, Жданов на секунду прекратил мучить бумаги, мельком глянул на всезнающего Рому и вновь уткнулся в папку. Анализ рынка, описание продукта, маркетинговое решение... И зачем он это все взял? На каждой странице Андрей Палыч видел одно: «Соберись, идиот». Однако аффирмация не срабатывала. С момента аварии прошел месяц. Он больше не видел Катерину, не звонил, не искал ее, но отчетливо помнил голубое платье и такое же прохладное отношение, обиженно сомкнутые губы, два карих омута настороженных глаз и еще кое-что, о чем так и не рассказал Малиновскому.       — Не забудь пригласить ее в «Лиссабон». Раунд второй.       — Ты дурак, что ли? Какой второй раунд? Катя замужем и…       — И тебя это не останавливает. Не так ли? — усмехнулся Роман, прикуривая от сигареты Жданова. — А в остальном ты, как всегда, не знаешь, что делать. Зато знаю я. Андрей недоверчиво посмотрел на Малиновского и вопросительно вскинул бровь.       — А все очень просто, друг мой. Все очень просто… Не хочешь в «Лиссабон»? Тогда напиши ей письмо. Так и быть, уговорю знакомого голубя доставить твое душещипательное послание.       — Интересно, как ты себе это представляешь? «Здравствуй, Катя. Увидел тебя и умер. Спустя столько лет. Прости»? И подпись: «Из записок сумасшедшего дома».       — Стоит отметить, что лирика у тебя всегда была качественная, — Роман бросил короткий взгляд на Жданова. Тот начинал закипать. — Пиши, Андрюха... Пиши! Раз нутро требует саморазрушения, значит, надо идти до конца. Так сказать, Катюше посвятить души последние позывы.       — Для особо одаренных повторяю: «Я не собираюсь беспокоить Катю». У нее дочь.       — Знаю. В Питере видел их… Извини, не рискнул телеграммку отправить. Дело было перед советом. Твоя психика бы не выдержала.       — Зря беспокоился. Я бы все равно не поехал, — Андрей растянул сухие губы в вымученной улыбке и отвел взгляд, но очки, будто живые, вмиг сползли на кончик носа, открывая настоящее.       — Да, ты бы полетел, о мой юный Икар. Но это было тогда. Теперь-то тебе ничего не мешает показать характер… А ты все сиднем сидишь. Интересно, чего же ты ждешь? Ромка был прав. Сейчас, когда Жданов вернул президентство, он мог бы попытаться завоевать Катю. Если она нужна. Однако что-то его сдерживало. Может быть, гордость? Ее «замуж»? Страх быть отвергнутым? А может, Андрей не испытывал чувств к ней? Он ведь почти не знал Катерину. Что ей нравится? Прочерк. Что она любит, кроме работы с цифрами? Неизвестно. Чем займется, когда останется одна? Пустота. Или, может быть, Жданов все-таки любил, но не саму Катю, а ее любовь к нему, ту лавину, сбивающую с ног, волну, накрывающую с головой, карусель, доводящую до тошноты каждый раз…       — Предупреди, когда пустишься во все тяжкие. Я приготовлю видеокамеру.       — Контента не будет. Расслабься.       — То есть ты надеешься на продолжение целибата? — ухмыльнулся Малиновский, памятуя, что все планы Андрея обычно оказывались где-то под хвостом у пса.       — Если я хоть шаг сделаю, то мне башню снесет моментально. А я больше не хочу портить жизнь ни себе, ни тем более Кате.       — Но Катя имеет право знать о чувствах одного темпераментного президента. Помнится, он был очень небезразличен даме. Так что, может, стоит проверить? Вдруг там что-то осталось… Тем более у нас отчет, Андрей!       — Малиновский! Когда-нибудь я убью тебя за весь твой цинизм, — Жданов кинул измученную папку на заднее сиденье, глубоко затянулся остатком тлеющей сигареты и взглянул на пробку. — Я не собираюсь использовать Катю. Хватит уже издеваться над ней.       — Позвольте тогда узнать, любезный, как пройдет ваша встреча?       — Да пожалуйста. Наша встреча… Она будет исключительно деловой. Мы просто поговорим про дела и разойдемся.       — А вечером я найду тебя в каком-нибудь баре, одинокого и спивающегося. Проходили уже!       — Ошибаешься. Вечером я буду дома.       — Нет, ты пойдешь со мной. У Синицкого открытие.       — Мне там делать не-че-го. Я полгода ни капли.       — Закажу для тебя «Буратино». Может, с женщиной нормальной познакомишься…       — А! Ну, всё понятно, — Жданов рассмеялся, сцепил руки на руле и уронил на них голову. — А я, дурак, думаю: «Что же Ромочка опять за меня взялся-то? Что же он хлопочет-то?». А это мамуля ему дала очередное партийное заданьице со звездочкой.       — Ну что ты! Какое задание? Да я, можно сказать, отвоевал тебя, — Малиновский с чувством выполненного долга, откинулся на спинку сиденья, и затушил сигарету. — Маргарита Рудольфовна хотела сама познакомить сыночка с какой-то там выгодной партией… Но я убедил, что брак по расчету — это все-таки не твоя тема. Ты у нас специалист по большой такой и чистой… А в остальном мама просто поделилась тревогами.       — Очень интересно. Огласите весь список, уважаемый.       — Ну, во-первых, ты перестал ее слушать. Во-вторых, ты начал слушать себя. А для матери это всегда болезненный опыт. В-третьих, продолжение династии под угрозой…       — Да что ты говоришь! — сквозь нервный смех, пробормотал Андрей. — Ромочка, неужели нам грозит вымиранием, как ирландским лосям?       — Ты вот не понимаешь, а двухлетний Юрик Александрович — это вообще-то уже очень серьезная проблемка-то. Воропаев же обскакал тебя, родил первенца, а ты все в девках кукуешь. Стыдно должно быть! Вот по этому поводу Маргарита Рудольфовна беспокоится. Она считает, что такими темпами «Зималетто» отойдет не туда, и ты будешь не только бездетным, но и обездоленным, в рабстве у клана Воропаевых.       — Извини, что тебе приходится это выслушивать...       — Да расслабься. Я же ваш семейный консультант. Помочь всегда рад, — Малиновский умильно растянул губы в улыбке, пытаясь отогнать безрадостные воспоминания о разговоре с матерью Андрея. Ее психологическое состояние оставляло желать лучшего. — Кстати, кажется скоро будет пришествие второго Александровича… Маргарита Рудольфовна сообщила, что Воропаевы вроде как в положении. Так что, давай. Уже надо, родной, понимаешь? Роман Дмитрич со всей страстью схватил будущего жениха за локоть, чуть оторвал от руля и начал приводить в чувства. Успел взъерошить только волосы. Тело свободно вернулось в обратное положение.       — Хватит уже пояс сердечной верности эксплуатировать! Тебе срочно надо любимую женщину и детей. А лучше сразу двойню, Андрюха! Я не знаю, как ты это сделаешь, но в твоей виртуозности не сомневаюсь. От детей одни плюсы, понимаешь? И компания останется за твоими. И с Сашкой сравняешься по счетам. И маму с папой обрадуешь.       — Это твой новый план по спасению «Зималетто»? — Андрей чуть приподнял голову и исподлобья бросил на веселящегося друга хмурый оценивающий взгляд. — Прости, Ром, я пас. От прошлого никак не могу отойти. Пять лет скоро будет.       — Юбилей мы отметим. Обещаю. А сейчас надо действовать! Иначе отнимут последнее…       — Малиновский! Слушай меня сюда! С компанией ничего не случится. С Сашкой у нас «холодная война» и я счастлив такому положению. Отец доверяет мне. Дела идут нормально. И заткнись, пожалуйста. Об остальном я поговорю с мамой сам. Опять. Начинающий психолог скуксился — все-таки разговоры с Маргаритой Рудольфовной скрашивали его одинокие дачные вечера. Махнув рукой, Ромка принялся увлеченно рассказывать остальные новости. Например, о переезде Киры в родительский особняк. Стены, давно забывшие радость, вновь ожили под ее чутким руководством. Правда, супруг Воропаевой, Никита, смотрел на подобные перемены с недоверием, предпочитая урбанистический пейзаж. Командировки в Америку оставляли его в стороне от других домашних забот, и, возможно, это было к лучшему. Воропаева привыкла быть одна. Через год после разрыва с Андреем она ушла из Зималетто, но на общих семейных вечерах они пересекались. Неизменно ласковый, Жданов общался с Кирой, как с сестрой, относился нежно, но уже не любил. Однажды она перебрала на каком-то модном сейшене и, набравшись смелости, позвонила. Андрей приехал и отвез Воропаеву… к Никите, а ей бы хотелось уехать с ним на край света. В глубине души Кира понимала — нужно отпустить Жданова. Только как отпустить то, что принадлежало тебе? Прошлое невозможно повторить. «Но когда человек ничей, к нему можно вернуться», — так думала она до презентации новой коллекции «Зималетто». Нервно сжимая очередной бокал с шампанским, Воропаева одиноко сидела в углу зала и наблюдала за тем, как у Андрея всё было по-старому. Особенно красивый, он мило беседовал с Надеждой. Смеющийся взгляд, согревающие объятия, поцелуи украдкой… Вечер этих двоих закончился на рассвете. А Кира Юрьевна досрочно покинула показ. Она нашла утешение в терапевтических группах. Именно там Воропаева встретила девушку, чья история вдохновила ее открыть школу танцев для детей. Никита нашел ответственного застройщика. Сашенька решил вопрос с администрацией. Неоценимую помощь в создании плана продвижения оказал, конечно, Малиновский. Андрей на месяц отпустил Милко (маэстро рвался принять участие в разработке формы для тренировок, считая других дизайнеров Сусаниными). А Кристина провела обряд на открытие энергетического портала. С энтузиазмом и самоотдачей Кира начала развивать свое детище. Она относилась к воспитанникам с исключительной нежностью и стремилась сделать школу доступной для всех слоев населения. Ее требовательность к персоналу сочеталась с глубоким уважением. Сотрудники отвечали Кире Юрьевне взаимностью. Помимо уроков, Воропаева организовывала внеклассные мероприятия — детей водили в музеи и театры, на выставки и, конечно же, домой, в «Зималетто». С ребятами постарше Кира любила читать и обсуждать прочитанное. Например, «Маленького принца» Экзюпери.

«Да не тяни же! Это невыносимо! Решил уйти — так уходи, — сказала Роза. Она не хотела, чтобы Маленький принц видел, как она плачет. Это был очень гордый цветок…»

Новых подруг у нее не появилось. С Викой виделись редко. После внезапной кончины отца Клочкова чуть смягчилась, кое-как прошла обучение и стала специалистом по подбору персонала. В итоге Багира, потерявшая лоск, нашла себе работу в отделе кадров «Зималетто». Кто, как не Виктория Аркадьевна, мог тщательно оценить профессиональные качества кандидатов?       —… в общем, я убедил Маргариту Рудольфовну, что ты еще можешь принести в подоле. Главное в этом деле — не отчаиваться. Просто надо как-то знакомиться, в люди выходить…       — Да зачем мне с кем-то знакомиться? — Андрей наконец сел прямо и забурлил, как закипающий чайник, теряя последнее терпение. — Я от людей устал, пойми. Мне никто не нужен.       — Ой! — давно смирившийся с голубкой Пушкаревой, Рома заорал во все горло и подумал: «Я их породил, я их развел, я их и сведу. Или я что, не народная сваха 2005 года?». — Договаривай уже! «Мне никто не нужен, кроме…»       — Кро-ме Ро-мы. От меня шарахаются все. Ты забыл?       — Нет, посмотрите на него! Ты еще удивляешься? Я тебя тогда умолял: «Андрей, остановись! Я тебя не отмою от этого». А ты что? «Все под контролем, Рома…» Вот теперь пожинай плоды самодеятельности, контролер хренов, — Малиновский безнадежно махнул рукой. — Как бы дал по голове-то! С детства Андрей, сын актрисы, умел надевать на себя разные маски. Одна из его любимых была маска психа, которую он примерял редко, но метко. В последние годы она стала главной в его коллекции. Все началось с того, что кто-то из знакомых узнал — Жданов стал посещать психотерапевта. В узком кругу доброжелатель неосторожно ляпнул: «Он теперь психический». Московский бомонд лихо подхватил горячую сплетню, добавляя все новые подробности. Сомнений в постановке диагноза не возникало. За Андреем давно замечали странности. Псих, значит? Все-таки да. Ярлык приклеился к Жданову на долгие годы. Так он получил право делать все, что хотел, и когда было скучно, устраивал представления. Природная интеллигентность не позволяла злоупотреблять сумасшествием. Андрей Палыч всегда чувствовал, когда нужно обострить ситуацию, а когда — проявить деликатность и стать резко нормальным. Достопочтенная публика наблюдала за выходками наследника модной империи и делилась на касты. Одни откровенно заискивали, продолжали сотрудничество с психбольным, получая свои выгоды, другие избегали общения с президентом «Зималетто». А когда-то он испытывал дикий стыд перед ними. Не хотел вести Катю в «Лиссабон», потому что там будут они. Постоянно оглядывался, старался ни с кем ее не знакомить, предлагал столик где-то в глуши и боялся зажечь свечу. Но кто были эти люди? Наблюдатели его жизни. А Катя все-таки любила, просто потому что он был. Теперь поступки Жданова оправдывались деньгами и властью, а также диагнозом. Псих же, горе для родителей. В семье реагировали по-разному. Маргарита Рудольфовна стремилась поддерживать безупречный образ, но слухи о проблемах сына ломали стальной характер матери. Мнение общества всегда служило для нее компасом. Павел Олегович проще относился к разговорам за спиной и эскападам отпрыска. Он пытался успокоить жену, но госпожа Жданова была неумолима…       —… знаешь, после чтения сплетен о нас хочется застрелиться. А уже если Катенька ознакомится с секретными материалами, то точно не согласится быть женой Жданова-психа.       — А зачем ты опять про Катю? Она живет свою жизнь и я не собираюсь…       — Правильно! Ты уже собрался, — отметив изголодавшийся взгляд друга, хмыкнул Ромка, играючи приложил к уху телефон и начал «аллекать». — Люди в белых халатах? Будьте на связи! Жданов начинает налаживать личную жизнь! Это всегда опасно для здоровья. Слушай, Андрей это же… Господи, страшно представить, что ты сделаешь с Пушкаревой за все годы без любви. Неужели все-таки будет двойня…       — И это мой лучший друг! Озабоченный кретин, — Жданов скривился, как от зубной боли, и прорычал дальше. — Я повторяю для умственно отсталых: «У Кати семья. Я не буду ее трогать». А стендапом, будь добр, заняться в другом месте. Твое шутовство уже вот где сидит.       — Но ты же хочешь ее увидеть? Хочешь же! Ну, признайся!       — Да. Очень хочу. Я буду рад увидеть Катю. Доволен? Господи, зачем я это рассказываю? И главное, кому? В глазах Жданова заметали молнии, кулаки беспрестанно сжимались и разжимались, руки потянулись к спасительной пачке сигарет.       — Ну вот! Видишь, как все просто? А я, в свою очередь, будучи Гименеем, просто благословляю и снимаю с тебя монаший обет. Блуди и представляй свою зазнобу как угодно. Но ручной режим пока отключи. Успеешь еще полапать замужнюю женщину, маньяк чертов.       — Мне будет достаточно увидеть ее и точка.       — Запятая! Потому что если ты не попытаешься вернуть свою царевну, тебе же самому будет потом…       — Да какая разница, как мне будет, Рома! — заорал на всю машину Андрей, но, спохватившись, сбавил тон и яростно прошипел. — Если я попытаюсь, ей будет плохо. Понимаешь ты?       — А ты понимаешь, что тебе срочно надо кого-то любить? Посмотри на себя! Ты завял. Ты не живешь почти, — но Жданов считал, что живет, и на данный момент слушает бредни одного кретина. — Скольких я тебе находил? Никто тебя так не встряхнул! Это же не Катя. Это дефибриллятор какой-то!       — Я не собираюсь беспокоить Катерину. Пусть живет счастливо. Совет да любовь от всего Зималетто.       — Да ты просто трус, Андрей. Признай это сейчас же. Ты не Жданов уже. Ну?!       — А кто я, позволь спросить? Оптическое явление, что ли?       — А не знаю, кто ты. Но Жданов, с которым я дружил, был авантюрист.       — Я изменился. А тот Жданов, спешу тебе напомнить, занимался обманом в межгалактических масштабах. Но Малиновский не верил в перемены друга. Он был уверен — настоящий Андрей сидит где-то внутри Жданова под тонной сомнений и страстью к драме с элементами саморазрушения. Это ружье еще выстрелит. Всему свое время, товарищи.       — А я дружил с тем Ждановым! Мы с ним, знаешь, сколько прошли? — Роман решил, что пора подключать тяжелую артиллерию. Мальчики не молодели. Ностальгия была свойственна даже им. — Да у моего Жданова в жилах кровь кипела! Кто его не хотела, все равно была с ним. Хитростью или измором он любых добивался. Только одна убежала. Не далась, красавица, и портняжка мой сник. В каморке его склеп. А тут его труп сидит. А надо вставать и рвать на британский флаг, как раньше!       — Катю, что ли?       — Соперников, — горестно хмыкнул Малиновский и с пренебрежением глянул на Андрея. — Хотя, знаешь, Катя правильно сделала, что променяла тебя на какого-то Бобрикова. Я бы тоже так поступил.       — Что ты несешь? Какого Боброва? Борщова!       — А он кто вообще? Надеюсь, не военный. Иначе у тебя шансов нет вообще.       — Бери выше. Борщов — повелитель похлебок, питерский гуру кулинарии.       — Шеф-повар, значится. Что ж, это действительно выгодная партия. Наверняка, ресторанчик семейный, успешное дело. А с ее-то мозгами! Да, хороший он куш отхватил.       — Да какое дело? Рома, окстись! Этот Кастюлькин ликвидировал ресторан в пару месяцев назад. Он банкрот, — противный Жданов ожил, недовольно поморщился, шумно втянул ноздрями воздух. Кто-то уже сидел у него в печенках или это было что-то вроде борща. — Катя наверняка поняла, что у него ничего не получится. Ее там даже рядом не было в его «очень успешном» бизнесе.       — Всё уже узнал и порадовался за несчастье молодых? Что ж так мелко-то, Жданов? — Малиновский глянул на насупившегося Андрея и продолжил. — И вообще проблемы у него могут быть временными. Это во-первых.       — А во-вторых?       — А во-вторых, может, в бизнесе он не использовал Катерину, как некоторые, потому что… патриархален. Считает, что женщина не должна работать. Она должна заниматься материнством и бытом.       — Зато сейчас она вынуждена была устраиваться в эту чертову аудиторскую компанию.       — А в-третьих, может, этот Борщов — неудачник в бизнесе, но зато у него дом — полная чаша, доченька подрастает и любимая рядом. Кстати, твоя любимая. А у тебя что? Рома знал, что психотерапия перед ревностью Жданова бессильна. Это был его последний козырь.       — Да! А я живу без любимой женщины. Ты это хотел услышать? Услышал. Заткнись.       — Я к чему это… Пойми, Андрюха, все можно изменить. Ты только вспомни, как Катя сильно любила. Да она в пропасть могла сигануть, если бы Андрей Палыч попросил! Неужели ты не хочешь…       — Да хочу я! Очень хочу, Рома! Я хочу извиниться перед Катей, но…       — Но по статистике семь из десяти женщин выходят замуж без любви и рожают ребенка, чтобы не чувствовать себя одиноко, — раздраженно оборвал друга Малиновский, глядя на дорогу. Спустя час застоя здесь зарождалось движение. — А еще по статистике, каждая женщина до конца жизни помнит самые сильные чувства и мужчину, который их вызвал. Вот и живи теперь с этим «но». Я закончил. Андрей даже не посмотрел в сторону своего пассажира. Резко дернулся, схватил кейс, рывком открыл дверь, выскочил из салона и хлопнул с такой силой, что стекла задрожали. Как Жданов пробирался сквозь плотный поток пробки, Рома не видел. — А ты куда намылился-то? Оставил меня одного, черт… — Работать ушел. Надоело слушать сказки одного болвана. Машину пригонишь. — Прекрасно. Уже успел сорвать зло на мирянах? Скольких из них звали Катерина? — Тебе не помешало бы заняться делом, Рома. Приеду — проверю результаты. Хватит уже просто так получать мои деньги, понял?! — Жадина. Закончив обмен милыми смсками, Малиновский закурил, отметив в заметках телефона, что сегодня сессия по работа с убеждениями шла тяжело. Рома надеялся на нейтральный исход — Жданов поговорит с Катенькой и все как-то решится. Одно беспокоило начинающего психолога — реакция Пушкаревой (в т.ч. на то, что уже успел сотворить товарищ АПЖданов).