Ромео не умрет

Чонгук дрожащими пальцами вбил ключ электронной подписи, перевел дыхание, сморгнул, пока перегружалось окно онлайн банкинга, и вздрогнул: тяжелая отцовская ладонь одобрительно похлопала по плечу. — Поздравляю, сынок. Ты в нашей семье третий по богатству, обошел даже старшего брата. — Потому что дедушке нравилось его лицо. Глупая причина выбрать себе любимчика. Не по внешнему виду надо выбирать, а по характеру, — недовольно рыкнул Хосок. — Не виноват же я, что похож на тебя, отец. — Спасибо, отец, папа, что позволили вступить в права наследования. Приятное ощущение в начале карьеры, — Чонгук облизнул пересохшие губы, вытер влажные от пота ладони. Волнение непропорционально распределяло влагу. Свершилось! Он независимый от родительского дохода богач! — Хосок-я, зато ты старший сын, которому после женитьбы отойдет сорок процентов наших активов, — утешающе сказал папа, осторожно погладив сжатый кулак Хосока. — Чонгуку после брака достанется всего десять. — Щибаль, все равно несправедливо. Я вкалываю как проклятый уже шесть лет! — Хосок повысил голос, сверля злыми глазами отца. — И почему-то заслуженные деньги упадут только после того, как я окольцую тупого толстяка Ли Сунбока, а не за то, что я уже сделал. Чонгук медленно прикрыл крышку ноутбука, отодвинул в сторону, слыша, как грозно засопел отец. Надвигалась давно ожидаемая буря: Хосок не скрывал недовольства с того дня, как узнал, что наследство младший брат получит раньше. Как бы не потребовал разделить наследство на равные доли. — Эти деньги принадлежали твоему деду, Хосок, — загремел отец. — Уважай его решение. Что же касается моих денег, то я распоряжаюсь ими, как хочу! Не требуй больше, чем можешь потянуть, щенок! — У деда было два внука, два! — рявкнул Хосок, подскочив с места и уронив громоздкий стул. Папа испуганно отпрянул, обнял себя за плечи, словно ему стало холодно. — Раздели наследство, отец, иначе… — Иначе что, Хосок?! — отец, засучивая рукава, двинулся на него, и Чонгук невольно вжал голову в плечи, а папа, зажав уши, отвернулся. — Смеешь мне указывать? Совсем оборзел, юнец! Я могу тебя вообще без активов оставить! — Кто тогда твоей империей управлять будет? Будущая звезда финансов Гуки? — Хосок расправил плечи, яростно ощерился, хрустнул кулаками. Чонгук поднялся, едва дыша в накатившем напряжении. Мышцы и нервы натянулись. Отец вместо ответа втопил кулак ему в солнечное сплетение. На миг Чонгуку показалось, что Хосок увернется и врежет первым, но тот согнулся пополам и даже не закрылся блоком. Все, как обычно. Чонгук вывернул шею, чтобы не видеть, но продолжал слышать, и воображение вырисовывало уродливую сцену. Отец предпочитал бить по местам, прикрытым одеждой, чтобы не выносить сор из избы, но всегда — по слабым точкам. И болезненные выдохи Хосока подтверждали: это избиение не исключение из правила. Наверное, надо было пожалеть старшего брата. Ведь он был прав, требуя равных долей. Однако жалости не было: тот избил его за другую правоту, за искреннюю любовь, точно так же по спрятанным одеждой уязвимым местам. И все же слушать было отвратительно. Чонгук вздрагивал от каждого звука, словно били его, а не Хосока, и думал в тоске, до чего же дурная у него семья. За любое несогласие прилетает насилие, на высказанное мнение — агрессия. Дети воспринимаются как удобный ресурс, которым можно управлять, а при возмущении подавлять их бунт жестокостью. Отца воспитывали в том же русле, а до его — деда и прадеда. И ни у кого не нашлось желания исправить ситуацию, рассмотреть в близких людей, а не послушных марионеток. Папа, не выдержав давления, вскрикнул: — Довольно! Хватит, Хару! Пожалуйста! — Не лезь, Тэян! — процедил отец, но все же прекратил бить. Хосок сдавленно простонал, зашуршал, поднимаясь с пола. — А ты, Хосок, думай, прежде чем меня взбесить. Ты пока еще никто! Ноль без палочки. — Понял, — Хосок придал голосу смиренное звучание, но Чонгук разобрал в нем яростные нотки. — Узнаю, что ты вынудил Чонгука переписать на тебя половину, к браку получишь его десять процентов, а не свои сорок, — закончил отец. — Иди умойся, смотреть противно. Хосок медленно, волоча ноги, побрел к ванной комнате, примыкающей к гостиной. Чонгук посмотрел ему вслед, отчетливо понимая, почему тот решил пойти против отца. Времена поменялись: уже не было жесткой необходимости в патриархальности, которая помогала клану выжить. В современном мире требовались другие условия, более доверительные, более справедливые. Хосок действительно прилагал немало усилий в процветании семейных бизнесов и заслужил финансовое вознаграждение. Не сложись ситуации с Тэхёном, Чонгук бы с радостью отдал ему половину наследства. Но ситуация сложилась, и чтобы их троица ни в чем не нуждалась, эта половина должна была остаться на счете. — Я помогу Хосоку, — слова вылетели легко. Роль сочувствующего брата далась естественно. — Иди, — разрешил отец, встав у окна и беспокойно затеребив плотную штору. Видимо, осознавал, что перегнул палку. Хосок сидел на низкой скамеечке для ног. Обрабатывал ушибы заживляющей мазью, мрачно уставившись в невидимую точку. Смуглый торс, покрытый неровными красными пятнами, уже блестел от мази, но он машинально продолжал ее наносить. Чонгук молча вытащил из аптечного кофра эластичный бинт, присел на корточки, мягко надавил на предплечья изнутри, заставляя развести и поднять руки, и принялся туго обматывать ребра. — Я знаю, о чем ты думал, пока старый мудак меня колошматил, — Хосок смотрел без раздражения, почти устало. — Что я поступил с тобой точно так же и что заслужил. Только вот ты не учитываешь одного: что мудак продолжит гнуть и тебя, как только ты впряжешься в семейную лямку по полной. Гнуть и гнуть, не обращая внимания на твои рекомендации по улучшению процессов, на твои желания, будто ты и не человек вовсе. Ты еще не осознаешь, что тебя ждет. — Я не думал об этом, — соврал Чонгук, не глядя ему в глаза. — А от жизни справедливости не жду. Практика показала, что ее не будет. — Мудро, — Хосок резко выдохнул воздух через ноздри, когда Чонгук затянул бинт слишком туго. — Как же меня все достало! Поскорее бы… — и осекся. — Поскорее что? — Чонгук смело вскинул голову. — Переворот, хен? — Надо же, удивил, — Хосок неприятно улыбнулся. — Что ты знаешь? — Ничего. Но я не дурак, догадался, — Чонгук оборвал конец бинта зубами, заправил в обмотку, собрал остатки бинта и мази в аптечку. — В тот вечер, после твоих слов о моем будущем женихе, чья семья имеет влияние в Китае. Пошерстил все корейские кланы, покумекал. Ни у кого, кроме нашей семьи, серьезного влияния нет, следовательно, нет смысла родниться из-за мелочи. Полагаю, речь шла о китайском клане. — Умница. Надеюсь, отцу не шепнул? — Хосок начал неспешно застегивать рубашку, но Чонгук его остановил, подав принесенный из комнаты брата лонгслив. — Не шепнул. Перестань видеть во мне врага, Хосок. Мы братья, — Чонгук помог снять мятую рубашку, натянуть лонгслив. — Отцовские методы устарели, и я не вижу перспектив с ним. Он не даст мне встречаться с любимым, так что согласен играть по твоим правилам. Лучше бы тебе меня посвятить в свои планы, чтобы не быть похожим на отца, двигающим нас по шахматной доске вслепую. — Что ж, — Хосок потер живот, оперся на его плечо, поднимаясь. — Пойдем в кабинет. Разговор будет длинный. В кабинете Хосок грузно осел в кресло, прикрыл утомленные глаза, мягко попросил: — Плесни вискаря, Гуки. Чонгук плеснул на два пальца янтарный маккаллан, поднес Хосоку и без удивления принял определитель жучков. Хосок молча обвел взглядом кабинет, и Чонгук пошел по кругу, наводя определитель на потенциально возможные точки. Зажужжал определитель у окна, Чонгук потянулся было, чтобы выдернуть жучок, но Хосок остановил. — А это мой. Не трогай, — набрал виски в рот, побулькал им как водой, проглотил. — Ты меня ненавидишь за того омегу, понимаю. Сам прошел через похожее, — усмехнулся, увидев удивленное выражение. — Не ожидал? Я любил и сильно. Был идиотом, придя к отцу за благословением. А отец… отец поступил в своем духе. Надавил на Чхве, — Хосок опять усмехнулся, а Чонгук оторопело присел на диван. — У Лина есть старший брат, У-Джин, моя вселенная. Чхве Токджин — послушный слуга отца и по приказу выдал У-Джина за китайского партнера. Я тогда улетал к тебе в Америку, прохлопал все, идиот, а моя вселенная была против воли увезена, — Хосок с мукой выдохнул. — Вернулся и чуть не рехнулся, узнав, что произошло. Мозгов хватило понять, что у меня силенок маловато завязать бой с отцом или выскрести У-Джина у китайского мужа. О, как я страдал, буквально изнемог от тоски и ревности! — Хосок отпил еще и замолчал, бессильно сжимая лежавшие на столе бумаги. — И что ты сделал? — Чонгук, впервые за много месяцев испытал к брату теплое чувство. Жалость, понимание, сочувствие. — Начал сбивать свою армию, развивать собственную сеть в Китае и Юго-Восточной Азии. Осторожно, продуманно, тайно, — Хосок смотрел сквозь него, водя стаканом у носа и вдыхая аромат виски. — С недавних пор позволил отцу увидеть верхушку айсберга, чтобы тот занервничал и принялся совершать ошибки. Одну за другой, помалу. Но каждая из этих ошибок была критичной, помогающей становлению моей сети. Даже рад, что прошел через любовные муки и закалился. Давнишний этап сделал меня сильнее, указал на важную цель. Иначе бы я долго плавал неоформившимся, не понимающим своего предназначения. О нет, я стану самым могущественным лидером Азии, Гуки. Ты не пожалеешь, что принял мою сторону. — Я не понял, Хосок-я, — Чонгук прочистил горло. — Про сеть и планы стать лидером — понял, а вот что ты собираешься сделать с китайским партнером и когда вернешь себе У-Джина? — Тот мелкач пойдет на дно, я замахнулся на фигуру повыше, и та благослонно приняла мои условия, — Хосок оживился, бледные щеки окрасились румянцем. — У-Джина же возвращать не хочу, с чего бы мне это делать? Омеги глупы и забывчивы, зависят от гормональных скачков, — Хосок неприязненно ощерился. — Моя вселенная рыдала, когда я приехал с ней встретиться в первые месяцы после ее замужества. А потом очень быстро утешилась и, насколько я знаю, души не чает в муже. У них уже трое детей, щибаль. На черта мне такой идиот сдался? Отец преподал мне хороший урок, и я вынес из него важное знание: никто не должен тобой манипулировать. Заруби себе на носу, Гуки. Не надо класть жизнь на кон из-за омеги. Чонгук разочарованно покачал головой. Хосок вынес не то знание из жестокого урока и, может быть, принял за любовь поверхностную влюбленность. Сравнивать незнакомого У-Джина с его Тэхёном!.. Тэхён его любит по-настоящему, это чувство неподдельно и ощутимо. Растворялись последние крохи тепла к брату в его же цинизме. — Ты еще очень юн и веришь в романтику. Однако со временем убедишься, что я прав, — Хосок поиграл опустевшим стаканом, Чонгук понятливо сходил за бутылкой и наполнил на три пальца. — В этом мире важно одно: крепко стоять на ногах, влиять на окружение, прогибать общество под себя, а не наоборот. А чувства и прочая хрень малозначительны. Они уходят и приходят. Ты убедишься в этом, когда через несколько лет тебе надоест твой маленький хромоножка. — Не смей его так называть! — прошипел Чонгук. — Айщ, забыл, что ты еще играешь в любовь. Не обижайся, Гуки, я не со зла, — Хосок добродушно улыбнулся. — Помню, как оно бывает, когда думаешь, что без этих прекрасных глаз умрешь. Ничего, пройдет. В течение года я проверну свой план, укажу отцу на его место у моих ног, продавлю остальные кланы Кореи, включая самонадеянных Кимов. Ты станешь моей правой рукой, Гуки. Я не буду с тобой использовать замшелые отцовские методы, не переживай. Займешься финансовой структурой, станешь мне надежной опорой. А когда познакомишься с тем, кого я тебе прочу в мужья, думать забудешь о Киме Тэхёне. Ли Чжан Мэй, сын моего китайского партнера, ослепительно красив, умен и похож на ядовитую гарпию, — Хосок засмеялся. — Поверь моему опыту, именно такие глубоко цепляют, потому что с ними не расслабишься. Харизма, роковой взгляд, характер! Мм, Ли Чжан Мэй тебя не разочарует. — Посмотрим, — Чонгук постарался принять спокойный вид. — До тех пор, пока Тэхён со мной, я готов тебя поддерживать, Хосок. Что же касается наследства, то, пожалуйста, не претендуй на него. Будем считать эти деньги залогом моего спокойствия, потому что только с ними я могу защитить Тэхёна, если ты вдруг решишь с ним что-то сделать. — Да расслабься, Гуки. С омегами я счеты не свожу, да и твое наследство всего лишь объедки со стола, а мне нужно все пиршество, — Хосок махнул рукой, разлив янтарную жидкость. — Сегодня по инерции взбесился, всколыхнулась, знаешь ли, давняя обида на деда. Оставь себе дедовские воны, у меня будет значительно больше, еще и тебе отсыплю за хорошее поведение. Из родительского особняка Чонгук поехал к дому Тэхёна. Настроение было подавленным, хотя удалось выяснить, что в ближайшее время Хосок наступать не намерен. Змеилась в душе тревога, предчувствие чего-то неправильного, странного. Может, потому что с утра Тэхён не отвечал на сообщения и звонки. Жизненно важно было его увидеть, обнять, поцеловать — зарядиться дозой счастья, чтобы продолжить одиночный бой. Припарковавшись за супермаркетом, Чонгук привычно натянул на лицо капюшон и упруго пошел к заветному забору. Мысли роились встревоженным осиным роем, среди них отчетливо подчеркивались слова Хосока об омегах. Приходилось отмахиваться от них, дергано встряхиваться, чтобы настроиться на положительное. Пока раздумывал, едва не проморгал необычное: перед калиткой выстроился чей-то кортеж. Отпрянул за угол, слыша, как бешено забилось сердце, осторожно выглянул, разглядывая номера на мерседесе и похолодел. Приехал Ким Дук собственной персоной. Что же они зачастили в этот дом, где им не были рады?! Набрал номер Тэхёна, нервно отбивая дробь ногой, и чуть не выронил телефон, услышав холодный голос Кима Лиана. — Больше сюда не звони, Чонгук. Тэхёна в городе нет. Я отправил его на лечение, а когда он вернется, увезу в другую страну. Пусть лучше мой сын меня ненавидит, но получит право на спокойную и тихую жизнь. Я с радостью понесу свой крест и принесу себя в жертву. Искать его бесполезно, Чонгук. Не смей и пытаться. А если все же упрешься рогом, то имей в виду: я обращу на тебя гнев Кима Дука. Тэхёна не получишь ни ты, ни Намджун. Прощай. Телефон выпал из ослабевшей руки, Чонгук медленно поплыл по забору вниз, не видя ничего перед собой. Смысл сказанного отравил и раздавил. Стало ясно как день, о какой жертве говорит Лиан: он наступил на горло своей песне и сдался после многолетнего противостояния Киму Дуку, бросил тому свое тело, лишь бы защитить Тэхёна от притязаний Намджуна, скитаний с Чонгуком и их любви. Весомый, тщательно продуманный план дал трещину от неучтенного фактора — вероломства омеги.