Ромео не умрет

Ленивый, высокомерный взгляд одновременно на всех и ни на кого из-под небрежной смоляной челки, скучающий излом губ. Черная рубашка Lestrange матового шелка, струящиеся серые кашемировые брюки The Row, дерби Kleman, строгий темно-серый рюкзак Dunhill — никаких вульгарных кричащих лейблов типа D&G или Versage, только тихая роскошь, только самый топ. И унисексовыми изюминками: омежий палево-серый шарф Totême и двухкаратный Van Cleef в правом ухе — последняя изысканная деталь, final touch. Для лохов, жаждущих выделиться брендами, хороший урок настоящего лоска. Чонгук знал, как производить впечатление. Навык был вбит в ДНК практически безусловным рефлексом: все рождаются с умением дышать, переваривать пищу, обонять, а Чоны еще и впечатлять. Положение обязывает, кровь требует. И сейчас он определенно вызвал массовую реакцию: будущие подопечные трепетали, шушукались, вежливо расступались, глядя на него во все глаза. Безусловно знали о прибытии младшего Чона из Америки и судачили, каким он будет: похож на харизматичного старшего брата Чона Хосока или на грозного отца Чона Мина. Клан Чонов принадлежал к небожителям, опасным, надо заметить, перед которыми следовало заискивать и которым требовалось прислуживать. Так что появление еще одного Чона стало событием года. Судя по восхищенным или завистливым лицам, он превзошел все ожидания. Еще бы! В отличие от Хосока, бесспорно сильного, жесткого лидера, Чонгук, помимо твердого характера, с которым массе предстояло познакомиться, обладал на редкость привлекательной внешностью. Сексапильность тоже имеет вес во влиянии. И омеги уже заранее облизывались, кокетливо подкручивая подвитые локоны, томно вспархивая ресницами. Отец предлагал перед первым днем познакомить с сынками своей рати, чтобы Чонгук прошел по университетским коридорам в окружении свиты. Но их обстоятельства были слишком разными, чтобы накладывать те же техники. Отец обрастал соратниками с раннего детства: те были детьми и племянниками соратников его деда и уже тогда знали. что войдут в окружение этого мальчика. Так было заложено испокон веков в Корее, но Чонгук был особенным случаем. Он не проходил через классические образовательные ступени. Из него отец намеревался выковать стратегически новое звено клана — международное. Логично: младший сын не может претендовать на пост главы клана, этот пост по умолчанию принадлежит старшему. При этом необходимо использовать его потенциал по максимуму, а поскольку международный бизнес становится все важнее с каждым годом, то им младшему и предстоит заняться, а если что-то случится со старшим, то быть готовым возглавить клан во всех рынках. Если Хосок тянул лямку только корейского образования, то Чонгук впрягся с трех лет сразу в две: в корейскую и американскую. Не сказать, что это было легко, учитывая, что должно было оставаться время на спорт и калибровку социальных навыков, но Чонгук справился на А с плюсом. Выдохнул в универе, потому что не было нужды тянуть и корейское высшее образование. И сейчас кипел от негодования, скрывая то за невозмутимым видом: ему оставались всего лишь полтора года до окончания университета, какого ж хрена надо было его срывать и вбрасывать в Сеульский Национальный, где даже программы не бились? Не говоря уже о разницах в мировых рейтингах: на каком месте стоит знаменитый Массачусетский и на каком — долбаный Сеульский? Все вредный Хосок виноват с его взбрыками! Но не принято прекословить отцу: отцовские указания следует принимать с сыновьими почтением и смирением, как бы тебя они не бесили. Взвесив предложение отца наскоро сколотить его свиту, Чонгук наотрез отказался. Раз уж на сто восемьдесят градусов поменяли его жизнь, то новое направление он выкует сам. Да и на черта ему незнакомцы, не испытывающие должного трепета, способные подмочить запланированный эффект? Нет уж, пусть подсасываются естественно, как в волчьей стае к вожаку прибиваются самцы послабее. Позволил лишь известить всех присных о его прибытии. Уже через сто метров его величавого шествия к нему подскочил крепко сбитый альфа в кричащей лейблом Dior толстовке через всю грудь, суетливо сунул руку и представился: — Привет. Ты Чон Чонгук, верно? Я Ли Миндже, сын Ли Дуна. — Привет, — Чонгук мимолетно оценил: физиономия решительная, подбородок волевой, а рукопожатие слабое — несостыковочка. — Рассказывай. Тот, нисколько не смутившись от отсутствия вежливого «приятно познакомиться», послушно загудел. Чонгук рассеянно слушал, соотносил с последней информацией, полученной от отца и Хосока, кивал, пожимал руки подходивших для знакомства и классифицировал их по первому впечатлению в иерархии свиты. В целом, ничего нового ему не поведали. В лучшем вузе Сеула учились отпрыски всех тридцати трех кланов, из которых двадцать присягнули Чонам, а тринадцать продолжали поддерживать Кимов. Перевес в количестве не имел особого значения: те тринадцать были мощными и влиятельными, так что счет был практически ровным за исключением малых нюансов. На Олимпе благоденствовали только Чоны и Кимы, чье осторожное равновесие обеспечивало спокойную жизнь их присных. Не нарушать это равновесие до определенной поры и, можно сказать, все будет в порядке. А со временем, как планировал отец, сокрушить противника и стать монополистом. Чонгук и Хосок, несмотря на многие несогласия с отцовской политикой, здесь полностью его поддерживали: только Чоны должны быть у руля. Непреложная истина. К моменту, когда Чонгук подошел к нужной аудитории, ему представились представители всех двадцати кланов. Важный пункт презентации негласного короля универа выполнен, пора приступать к скучной части. Уже шагнул к дверному проему, как перед ним вырос тоненький хорошенький омега и обволок терпким ароматом роз. Чонгук сделал охотничью стойку. Стоп-кадр: блестящие выкрашенные в платиновый цвет волосы, большие карие глаза с длинными ресницами, аккуратный носик, чувственный рот — хорош! — Здравствуй, Чонгук-хен. Меня зовут Чхве Лин, я сын главы клана Чхве Токджина, — Лин ласково улыбнулся, склонив изящную головку вбок. Знал, что красив, что соблазнительные пухлые губы взывают к поцелую, что феромон весьма приятный. Чонгук ответил благосклонной улыбкой. Клан Чхве был мелковатым и хиловатым, и этот факт не могла изменить красота его наследника. О нет, Чоны заслуживают только лучшего, номер один в топе. Его будущего мужа выберут родители по длиннейшему списку критериев, в котором рассмотрятся род, влияние, внешность, характер, связи, потенциальные риски, и только потом дадут Чонгуку трех кандидатов — хорошо, что не одного. С Хосоком, по крайней мере, поступили именно так: тот уже обручился, но жениться не спешил. — Привет, Лин. Приятно познакомиться, — Чонгук сократил расстояние между ними, навис над ним, огладил большим пальцем контур губ, надавил на нижнюю. Дал понять, что не против развлечься, но вот серьезное не обещает. В глазах Лина вспыхнуло на миг разочарование и тут же погасло: положение любовника Чона тоже полезно.

***

Солнце припекало не по-весеннему жарко. Чонгук сбросил кожаную куртку, оперся руками о скамейку, запрокинул лицо. Айщ, хорошо! Если бы еще не гудела похмельная голова, не тикала усталость в перетруженных мышцах и не надо было сдать долги по американской программе, которую он из чистого упрямства не прервал. Фоном гудели Юнги и Сокджин, весело подпевал им вьюн Миндже, разминал его плечи Лин. Все они не мешали думать. Хосок в этот раз перешел все границы. Если продолжит в том же духе, отец вычеркнет его из клана, и, фак, придется сразу после окончания вуза тащить на себе груз местных и международных бизнесов. Не то чтобы Чонгук был против: чем больше ответственность, тем выше его позиция, но не настолько же стремительно! Велик риск совершить ошибки и запомниться факапером. Оно ему надо? Хосоку пора бы образумиться. Вдруг в привычную звуковую рутину вторгся чей-то бархатный смех: чувственно хрипловатый, задевающий внутренние струны и почему-то сбивающий с толку. Чонгук неохотно приоткрыл один глаз, осмотрел периметр, но смех стих. Размышления о раздражающем поведении Хосока вновь выбились вперед. Чонгук согнулся, предоставив Лину для массажа и спину, одобрительно мурлыкнул, и тот бодро принялся постукивать кулачками вдоль хребта. Переливчатый бархатистый смех вновь вторгся и вновь сбил с линейного раздумья. Чонгук хмуро уставился в сторону, откуда доносился звук, и, еще не отдавая себе отчет в действиях, еще машинально сдвинулся к краю скамьи и прислушался — так было лучше видно. Через столик сидело двое. Судя по внешнему виду, омеги. Источник отвлечения улыбался, слушая собеседника, а тот взахлеб, оживленно размахивая руками, рассказывал что-то очень интересное. Его стремительный словесный поток был Чонгуку безразличен: мелькали слова про конкурс, про чьй-то огромный конфуз, про чью-то голую задницу. А вот сидевший визави, освещаемый ярким солнцем омега с природно каштановыми волосами, глубокими широко расставленными, самую чуточку косящими озерами глаз, намертво приковал к себе взгляд. Дело было не в красоте — Чонгук видал и покрасивее, настоящих идеальных моделей с золотым сечением лиц. Дело было в невероятном обаянии именно этих косящих светло-карих глаз, в очаровательной улыбке некрашенных свежих губ, в забавно наморщенном носе. Вокруг омеги сгустился воздух, заслоился дрожащими очертаниями: будто температура повысилась до высочайшей отметки. Никто еще не притягивал Чонгука так сильно, как он, никто не заставлял сердце выбивать неровный, возбужденный темп. Хотелось любоваться и любоваться, наслаждаться зрелищем, впитывать в память, чтобы потом вынимать из сокровищницы воспоминания и смаковать их. Будто бог создал это лицо, эти янтарные озера с черными точками зрачков, этот сладкий носик, эти губы специально для Чонгука по ему одному известным меркам и протянул: на, смотри, любуйся, это твое. «Твое» поежилось под его пристальным взглядом, заозиралось, ища, кто его изучает, взглянуло коротко на Чонгука — словно в самую душу, и неуверенно улыбнулось. Так улыбаются незнакомым, осторожно прощупывая почву: друзья или… Чонгук сморгнул от неожиданности, обратился в слух. Омега, не дождавшись ответной реакции, чуть подвинулся, уходя от обзора, тихо заговорил на удивление низким, нетипичным для омеги голосом. Невозможно было разобрать, о чем идет речь, да было и неважно. Важно было понять, кто это и почему Чонгук его впервые видит. — Кто это? — озвучил Чонгук, оборвав веселую перепалку. Юнги с Сокджином разом обернулись, отслеживая, куда он смотрит, а ответил вечно лезущий вперед Миндже. — А, это! — Миндже пренебрежительно фыркнул. — Ким Тэхён. Он из клана Ким, но не из основной семьи, а так: за три года в Итавоне и собака сможет спеть американские песни. Отец был забулдыгой, папа — шалавой. В общем, семья херовая, хотя слухи ходили, что настоящий отец Тэхёна — Ким Дук, глава клана Ким. Но это ж слухи. Да и больной он. — В каком смысле «больной»? — насторожился Чонгук, хмурясь. Информация не была позитивной. — В прямом. Сейчас увидишь, — Миндже задорно хихикнул. Ким Тэхён, заметив, что на них пялится уже вся их честная компания, помрачнел, прошептал что-то собеседнику. И оба начали быстро собираться: сунули конспекты в рюкзаки, подхватили картонные стаканчики с кофе. Собеседник, не поворачиваясь к ним, встал первым, заслонил на пару мгновений Кима, а потом Чонгук задохнулся: его будто ударили с размаху в солнечное сплетение. Ким Тэхён был инвалидом: левая нога была визуально короче второй, несмотря на утолщенную подошву ортопедического ботинка. Он опирался на медицинскую трость и ощутимо хромал. В душе расплылось бескрайнее разочарование. В краткие секунды представленная радость их общения подернулась мутной дымкой. Его семья никогда не позволит встречаться с калекой, тем более не из хорошего рода, чьи родители могли похвастаться лишь подмоченной репутацией. Встанут на дыбы, лягут костьми, но не дадут им сблизиться. Между ними пролегла невидимая пропасть. И все же сердце забилось еще быстрее. Захотелось обвить за талию, подставить плечо, чтобы идти было легче. Интимно шепнуть в розовое ушко свое имя, заглянуть в янтарные озера, вдохнуть его аромат. Убедиться, что Тэхён чувствует то же, что и он, и припасть к нежным губам. … — он задрот и ботан. А что ему еще остается, кроме как серьезно учиться? Нормального будущего нет. Вряд ли кто-то захочет на нем жениться. Личико вроде смазливое, но косит ужасно! Фу! Правда, поговаривают, что Ким Намджун к нему неровно дышит. Но Кимы, они известные извращенцы: вечно женятся на кузенах. Але! Про инцест не слышали? Если Намджун и Тэхён родня куда ближе, чем по бумагам, представь, какое уродство! — Заткнись! — рявкнул Чонгук, слетев со скамьи и чуть не уронив наземь Лина: тот едва успел схватиться за столик. — Пасть закрой, Миндже! — Извини, — Миндже побледнел, вжал голову в плечи и забурчал. — Да что я такого сказал? Все это знают, не я придумал. — Чонгуки впитал западную толерантность, — нежно сообщил Лин, забирая рюкзак со стола. — Он не привык плохо отзываться о людях с ограниченными возможностями. Так ведь, Чонгуки? Чонгук молча передернулся. Пусть думают что хотят. Он даст себе время подумать, понять: зацепило всерьез или просто весенние разгульные гормоны сказались. А потом решит, что делать. И все же, пока шли обратно из университетского парка в здание, в ушах звенело «да и больной он». Не так себе представлял он судьбу. В его хладнокровных долгосрочных планах не было никаких романтических бредней и отклонений. Послушный чистенький, породистый муж. Вереница темпераментных, страстных, охочих до любви любовников на жестких контрактах, чтоб репутация не пострадала. Тэхён не походил ни на первого, ни на вторых: ни породистый муж, ни страстный любовник. Неучтенное обстоятельство, которым хотелось дышать, которым хотелось жить. И уже в аудитории Чонгук, продолжая лелеять в памяти бархатистый смех, янтарные глаза, понял: налаженная жизнь безвозвратно сломалась. Назад пути нет, впереди есть Тэхён.