Перекрёсток катастроф

Глава 2

Или день, за который Кастиэлю приходится лично познать силу притяжения чёрной дыры

      Утром весь город окутывает сырая дымка — не такая плотная, как обычный туман, но лижущая шею абсолютно неприятно и своей прохладой достающая чуть ли не до костей, из-за неё Кастиэлю то и дело хочется одëрнуть воротник плаща, закрыв им побольше чувствительной кожи. Хочется согреться, поэтому у метро мужчина покупает большой стаканчик кофе, который тут же обжигает кончики его пальцев неприлично высокой температурой. Кастиэль всё ещё чувствует себя нервно, поэтому не отказывает себе в одной сигарете, закуривая прямо на ходу.       Кастиэль отводит руку с сигаретой от лица, смотря на часы на запястье: времени до начала работы достаточно, поэтому он сбавляет скорость и просто осматривается вокруг, вслушивается в шелестящий город за неимением собеседника. И случайно сама толпа утренних муравьёв-трудяг подталкивает его к двум девушкам, как позже понимает Кастиэль по содержанию их разговора, — студенткам его кампуса.       — Профессор Барнс написала, что у нас сегодня будет замена, она уехала на симпозиум.       — А кого поставят?       — Василиска.       — Да ну, нет! Винчестера?! — Кастиэль едва не закашливается от удивления и спешит затушить, а затем и вовсе выкинуть сигарету. — Он красавчик, конечно, но такой дотошны-ы-ый, и взгляд у него жуткий, холодный, точно змей! Может, прогуляем? — подслушивать дальше становится неловко, потому что Кастиэль искренен в своём новосформулированном мнении: с коллегами лучше знакомиться лично, а не по сплетням, так что он прибавляет шаг и совсем скоро попадает в университет.       Во внутреннем дворе Кастиэль сталкивается с Дином — тот сидит на бетонном парапете с сигаретой в пальцах, закинув ногу на ногу, набросив на плечи кожанку, но не просунув руки в длинные рукава, согреваясь только своей чёрной водолазкой с высоко натянутым воротом. Кастиэль зачем-то стоит перед ним, не решаясь присесть рядом, и дышит смесью ароматов из чужого сигаретного дыма и своего кофе.       — Присядь, чего стоишь, — вместо приветствия говорит мужчина, и Кастиэль послушен ему, как робот голосовой команде владельца. Какое-то время они сидят молча.       Дин затягивается и выпускает дым, то задумчиво глядя куда-то вдаль, то вчитываясь в какой-то текст на своём телефоне. Граница между ними протянута не вербально, а почти что физически, как между двумя государствами — пока ещё не враждующими открыто — но кто знает, что будет завтра.       — Профессор Винчестер, — зовёт Кастиэль, чтобы привлечь к себе внимание, но не успевает задать вопрос.       — Дин, просто — Дин, — мужчина отрывает взгляд от экрана мобильного телефона, даже не ставя его на блокировку, и смотрит прямо в глаза Кастиэля. — Нам предстоит большая работа бок о бок, а формальности сжирают кучу времени, — поясняет он, в конце как-то неоднозначно фыркнув.       Дин смотрит сейчас на Кастиэля как самый строгий преподаватель, как деспотичный родитель или непреклонный верховный судья. Взглядом сильным, способным заставить замолчать сию же секунду: так без тени сомнения смотрит палач за мгновение до казни.       Дин смотрит — так же неоднозначно, как и общается, — взгляд его падает выше головы собеседника, как у идола, и добрее, чем лучшего друга, но холоднее, чем всё ранее встречавшееся Кастиэлю до... Пока с усмешкой не говорит:       — Пей свой кофе, тормоз.       Кастиэль отмирает тут же, опуская голову вниз.       — Ну, вот и поговорили, Дин.       Кастиэль поднимается со своего места, кидает наполовину пустой стаканчик в урну и идёт в корпус, мысленно возвращаясь к случайному разговору студенток, свидетелем которого он стал поневоле.       «Почему ты совсем не можешь принять в расчёт, что, глазами встретившись с Василиском, ты не проклят, Кастиэль, ты обречён!»

⋮

      Первое, что видит Кастиэль, зайдя в свой рабочий кабинет, — это стену, каждый сантиметр которой обклеен зелёными записками. Два слоя цветных текстов и диаграмм, чисел и формул. За собой он впускает в комнату юркий сквозняк, и записки приветливо шуршат, издавая мелодию тихих бумажных аплодисментов.       — Добро пожаловать в наш уголок, — улыбается Бенни, восседая за своим столом, в ожидании когда прогрузится компьютер. — Твоё местечко у входа, у окна сидит Дин. Стену не трогать, там каждая бумажка на вес золота, а вот диванчиком и кулером можно пользоваться в своё наслаждение. В фикус остатки чая, — мужчина грозит зажатым в руке карандашом, — не сливать, он тебе за это спасибо не скажет.       — Окей, — Кастиэль опускается за свой стол, приятно осознавая, что он совсем не пыльный и можно спокойно располагаться, не тратя время на уборку. Вещей у него оказывается весьма мало, особенно по сравнению с загруженным столом Дина, который из-за шапки распечатанных бумаг издалека можно было бы спутать с айсбергом. — А можно задать вопрос? — по голосу кажется, что Кастиэлю неловко, да и в целом он словно слепой котёнок, что на ощупь пытается идти в страхе нечаянно упасть: за ночь ничего не меняется и знакомства в его жизни всё ещё играют роль личного проклятия.       — Можно, — слышится отклик из-за чужого монитора.       — Чем я так не нравлюсь Дину?       — Ты не тортик, чтобы кому-то нравиться или нет. Скорее, он не уверен в твоей компетенции. Видишь ли, решения по составу научной группы Бобби принимает не единолично, скорее он озвучивает наш ответ. И мы видели твои дипломы и научные публикации, Дин сразу понял, что ты не физик. Особенно ясно это стало, когда мы увидели твоё решение задачки на собеседовании. Ну, откуда ты возьмёшь конденсатор с ёмкостью в пятьдесят тысяч Фарад? Я больше двенадцати тысяч не встречал, да и тот составляет дикую экзотику, — из-за монитора по-прежнему видны только макушка собеседника и его глаза: голубые радужки почти полностью затмили зрачки, блестящие, как две спелые вишни, из-за чего слушать его оказывается весьма забавно, если даже не комично.       — Тогда почему вы приняли меня на работу? — Кастиэль хмурит брови и подпирает щёку ладонью.       — Этот твой подход, когда ты использовал школьные формулы для решения узкопрофильных задач, показался нам... — Бенни вздыхает, словно стараясь подобрать слово, которое бы не обидело, — трогательным. Это большая редкость, когда сложную проблему пытаются разрешить простым инструментом, и это выделило тебя среди других соискателей. А потом пришла Анна, которая убедительно рассказывала, что ты за-ме-ча-тель-ный математик, и нам в штате уже давно не хватало такого специалиста. Звёзды сошлись над тобой, — мужчина тихо, раскатисто смеётся, без какого-либо издевательства или тайного умысла. — Дин — хороший человек, ты просто его не знаешь. С ним не бывает легко. Как же тебе это объяснить. Ты вот какие книги читаешь?       — Допустим, — Кастиэль уводит взгляд куда-то вверх, вспоминая, что же он читал последним, — Гарри Поттер.       — Тогда общаться с Дином — это как пить кровь единорога: одновременно и боль, и наслаждение.       Бенни оказывается очень приятным человеком, по-свойски уютным и абсолютно нетребовательным в общении. За неспешным разговором с ним пролетает первая пара.       — Дин должен выдать мне сегодня задание, интересно, я успею его найти за перерыв? — Кастиэль задаёт вопрос, рассматривая записки на стене, показательно сложив руки в замок за спиной.       — Один — нет, а вот если я тебя проведу через все запутанные коридоры корпуса, то проблем не возникнет, — Бенни поднимается из-за стола, беря в руки горшок с ярко-красной пуансеттией. — Пойдём, мне как раз нужно вставить ему втык.       — Прям уж втык?       — А ты чего так разулыбался? В этой стране безнаказанно это могу делать только я! Ну, и его брат. А тебя он проглотит, даже не жуя, — Кастиэль подхватывает свою сумку и закрывает дверь на ключ, спеша за Бенни, который продолжает говорить, но крайне интригующим, заговорщицким тоном, которым не пользуются даже дети, передавая свои тайны на ушко друг другу. — Кстати, он сейчас будет замещать нашу коллегу, советую послушать — ты ничего подобного в жизни не встречал, я тебе гарантирую. Дин будет импровизировать, и это получается у него лучше всего.

⋮

      Когда они доходят до нужного лектория, всё ещё идёт перерыв, но Дин занят, расписываясь в журналах групп за посещаемость и раздавая старостам пачки с проверенными контрольными работами. Бенни сразу подходит к преподавательскому столу, ставя горшок на его край, смотря на то, как кипит студенческая жизнь вокруг коллеги.       — Профессор Винчестер, — чуть заискивающе тянет он, кивая Кастиэлю, мол, смотри, как могу, — что бывает, когда дождь идёт, а солнце светит сквозь него?       Дин, не отрываясь от своего занятия, машинально, отчего совсем не громко, отвечает:       — Тогда русалки богу молятся, — Кастиэль удивлённо распахивает свои глаза, абсолютно не ожидая такой версии, а Бенни лишь усмехается, ещё раз задавая свой вопрос, будто проверяя концентрацию Дина.       — Русалки молятся своему богу, — настойчиво повторяют ему в ответ. — Это латышская поговорка, Бенни, но если ты пытаешься узнать, вменяем ли я и не пора ли мне в психушку, то радуга. В таких случаях бывает радуга, — Дин расписывается в последнем журнале и поднимает свой взгляд на пришедших, стараясь понять, чем обязан такой чести.       — Отлично, вменяемый мой, скажи, какого черта я нашёл Йозефа, — Бенни указывает рукой на цветок, — сегодня утром в сорок третьей аудитории? Он должен быть у тебя дома, а не рефлексировать в чужом кабинете! Его же там не поливали даже!       — Гугл сказал, что он — ядовитый! — абсолютно возмущённо фыркает Дин, даже эмоционально вскидывая руки, чтобы затем с изяществом сложить их на груди, принимая одну из своих любимых закрытых поз.       — А ты, можно подумать, нет?! Вы идеально друг другу подходите! И ничего не хочу слышать, у меня сегодня нет пар, так что я ухожу, а Йозефа ты заберёшь домой после рабочего дня, понял?       Кастиэль молчаливо стоит во время чужого разговора, сжимая губы в тонкую полоску, чтобы не выдать игривого и весёлого настроения, разгоревшегося в нём. Когда Бенни уходит, Дин начинает готовиться к следующей паре, подходя к доске и выписывая на неё различные пункты, которые Кастиэль с любопытством рассматривает и тихо-тихо произносит, буквально одними губами. Он прерывается, когда на него обращает своё внимание Дин:       — Кастиэль, ты что-то хотел?       — Да, мне нужны от тебя рабочие задачи и примерный список литературы, чтобы я начал гото... — парня прерывает звонок и открывшаяся с ним дверь, впускающая шумный поток студентов, — -виться…       — Сейчас я тебе ничего не дам, потому что это время для студентов, и мы не будем красть их шанс получить законные знания. Подожди меня в столовой, либо тут, а на обеде всё обсудим, — Дин говорит хладнокровно и спокойно, не терпя возражений. Кастиэлю остаётся только кивнуть и пойти искать свободное место в аудитории, немного обиженно пробормотав: «Педант», и услышать в ответ такое же негромкое, винчестерское: «Выскочка».       «Славно обменялись любезностями», — думает Кастиэль, садясь где-то сбоку первых рядов. Он недовольно сопит, сложив руки на груди, потому что ему нужно всего-то пять минут времени, но ради них придётся ждать Дина целую пару!       Постепенно недовольство мужчины стихает, ведь внезапно для себя он оказывается перед принятием факта: Дин — прекрасен, потому что неподъёмную тему рассказывает играючи, привлекая внимание всей аудитории, жонглируя интонациями своего голоса так, что оторваться невозможно, и это монохромное серое место будто в один момент наливается яркими красками, медовой акварелью. Кастиэль и сам не разбирает момент, когда втягивается в дискуссию, он окунается в подаваемый материал только из-за одного лектора, которому умело помогает даже солнце, чьи лучи наконец просачиваются сквозь осенние тучи, ласково падая на его лицо и пятнами жёлтой краски растекаясь на полу, доске и паре парт.       — Что было до Большого взрыва? Давайте проголосуем, поднимайте руки. Варианты ответов на доске: первый — ничего; второй — была другая Вселенная, такая же как наша; третий — существовала некая виртуальная реальность; четвёртый — наша Вселенная уже существовала; ну и классический: «Сначала было слово…», — Дин игриво прищуривается, опираясь на кафедру.       — По-моему, по сумме получается, что большинство из присутствующих рук не подняло, — он тихо смеётся: переливчато и ласково так, что заслушаться можно. — Но ладно, сегодня мы разберём, что такое «Большой взрыв», как образовалась наша Вселенная, и заодно очистим ваш мозг от мифов и лжи. Кто что знает об этом? Да, девушка, вот вы, в центре, — Дин указывает рукой в аудиторию, лёгким жестом пальцев показывая команду «встань», как умелый оратор или даже кукловод.       — Большой взрыв — это буквально взрыв? — робко раздаётся неуверенный девичий голос.       — Ух, какое это странное слово, — морщится мужчина, всем видом показывая неприязнь. — Нет, это не взрыв. Обратившись к самому первому мигу существования нашей Вселенной, пафосное человечество так назвало процесс — ускоренное, очень быстрое расширение Вселенной, которое протекало с разогревом. Представьте себе, что что-то у нас раздулось, нагрелось, и мы само это действие назвали взрывом. Но взрыв в обычном понимании физики и механики — это ударная волна. А вот то, что происходило там, никакого отношения к ударной волне не имеет. И это первый миф, который мы сегодня разрушили.       С каждым новым словом Кастиэль увлекается всё сильнее, даже достаёт свой ежедневник, чтобы сделать какие-то пометки, потому что ему интересно до зуда. Происходящее свыше слов и ощущений, но только на их языке изъясняется чувство реального, поэтому в какой-то момент ему чудится, что он спит и видит сон, ведь Дин сияет так, что потолок мог бы треснуть под давлением этого света и солнце померкнуть от тех лучей — или кожа мужчины всё ещё столь болезненно бледна, что ослепляет как чистый снег.       — Я прекрасно понимаю, что словосочетание «Большой взрыв» вызывает у вас улыбку, потому что это отличный, классный сериал, один из лучших, на мой взгляд, ситкомов, которые можно посмотреть. Там было написано много правильных формул и сказано много правильных слов, хотя и ляпы встречались. Но нас с вами интересует теория инфляции: сейчас в научном мире она является доминирующей парадигмой, и в её рамках Большой взрыв — это очень быстрое раздувание пространства, которому сопутствуют рождение вещества и разогрев в короткие промежутки времени. Речь идёт не про иоктосекунду, а даже про величину ещё меньше, — Дин пишет на доске десятку в минус тридцать второй степени, подчёркивая её неровной меловой линией. — Да, это нолик, точка и тридцать два нуля.       Дин поправляет очки, возвращая взгляд студентам.       — Возможно, кто-то ещё что-то знает из легенд?       Кастиэль поднимает руку, решив принять это испытание и наконец показать, что знания у него есть и концентрируются они далеко не в пятой точке — Дин его замечает и довольно приподнимает уголок губ.       — Хочет что-то сказать мой коллега. Да, профессор Новак, мы вас слушаем, — Дин проходит вдоль ряда и касается кастиэлевского предплечья, без сомнений выводя его к доске за собой, — и это всё ещё ощущается ирреально и внеконтекстно, потому что Кастиэль — ведомый, и у него нет даже скафандра, когда Дин за руку вытягивает его в свой открытый космос. Но он послушно следует.       — Стандартный миф — это где и когда был Большой взрыв, — спокойно отвечает мужчина, не замечая вокруг ничего кроме Дина — ведь последний принадлежит тому сорту людей, что осуществились вполне, нашли себя и, действуя в настоящем, оказываются реальны сверх меры, вытесняя всё из пространства вокруг себя.       — Действительно, этот вопрос задаётся довольно часто, — Дин согласно кивает. — Тут все бегут рисовать некую точку, вокруг неё плоскость или воздушный шарик, в зависимости от того, какой параметр развития нужно продемонстрировать, но это не так. Очевидно из самого определения, что ответ на этот вопрос будет звучать, как «в каждой точке вокруг нас». В ваших лёгких, в вашем сердце, в каждой точке парты, за которой вы сидите, — Большой взрыв был везде. Начался он тринадцать миллиардов лет назад, — мужчина пишет на доске тринадцать целых и восемь десятых, — с точностью в плюс-минус двадцать миллионов лет, — и на такое заявление по аудитории проходится волна смешков. — Что такое? Это нормальная, астрономическая точность. Привыкайте.       — Выражаясь языком математики, это погрешность в четырнадцать сотых, что действительно впечатляет, — вставляет свою реплику Кастиэль, немного хмурясь, концентрируясь на быстрых арифметических расчëтах в голове. — Конечно, забавно, что в эту погрешность вкладывается существование людей, потому что Земле всего каких-то четыре с половиной миллиарда лет, человечеству — два-и-четыре миллиона лет, ну а обезьянкам — где-то в районе двух-и-восьми миллионов.

⋮

      Лекция задерживается, потому что Дин не успевает рассказать всё про когда-то существовавшие облака из тёмной материи, размерами с целые галактики, которые притягивали нейтральный водород, равномерно распределённый по Вселенной, про то, как этот водород втекал в гравитационные колодцы и образовывались первые звёзды, и, конечно, про то, как начали загораться первые квазары, — в общем, всё то, что Кастиэль в своём образовании, конечно же, пропустил, потому что профиль был не его, а теперь он с жадностью впитывал каждое слово из уст Дина.       — Перестаньте гудеть, я вас не отпущу, пока мы не закончим. И в кафетерии уже адская очередь, вам всё равно нужно подождать, чтобы люди разошлись, а не глупо толпиться в одном месте как стадо. Так что, внимание, котята, квазары — это то, без чего вы уже не можете жить, — строго чеканит своё Дин, и ему неизвестным чудом, но вполне ощутимым профессионализмом удаётся вновь поймать на крючок внимание недовольных студентов. — У вас у всех есть мобильные телефоны, и знаете, что установлено в них? Система GPS, которая без квазаров, а, на самом деле, без чёрных дыр, которые сидят внутри квазаров, работать не может, как и все наши современные навигационные системы, — Дин улыбается как-то совершенно эстетично, как образ, сошедший с полотна истинного произведения искусства, и несколько девушек в аудитории заливаются заметным румянцем, на что Кастиэль показательно фыркает.       Да, есть люди, которые сами являются вдохновением чистого вида, лучшей пробой, живым разливом, воплощением музы. Однако Кастиэль ещё не готов отнести к ним Дина. В кастиэлевской классификации людей Дин занимает почётное место между диснеевским принцем и мудаком. Крайне привлекательным, чертовски умным, грамотным мудаком.       Лекция всё-таки завершается, правда, забрав у студентов ещё двадцать минут перерыва, — незаметная часть времени для увлечённого Дина, но существенная для голодных молодых людей, загнанных в рамки расписания. Дин стирает записи с доски, про себя радуясь, что вряд ли пересечëтся с этим потоком ещё раз, максимум — увидит пару знакомых лиц на экзамене, но, когда он оборачивается, с удивлением обнаруживает у своего стола студентов, которые насмотрелись фантастических фильмов и теперь желают порассуждать о лоскутной вселенной и мультивселенной.       Кастиэль наблюдает за всем, оставаясь поодаль.       — Помочь тебе донести всё до кабинета? — вежливо интересуется он, когда аудитория оказывается пустой, а на столе остаются большие стопки бумаг, пара решебников и цветок.       Дин снимает очки, чуть устало массируя глаза, и кивает: — Давай, — и вот так просто соглашается.       Это едва ли не становится потрясением для Кастиэля: Дин — обычный человек. Не бог и даже не герой эпоса, ведущий себя столь надменно. Кастиэль даже не заметил, как сам молниеносно вознёс его на пьедестал неприступного и холодного божества, зато явно ощутил, когда сам же умудрился начать скрестись о фундамент этого монумента. За два дня знакомства такие перепады становятся рекордом даже для него, человека — амбассадора словосочетания «социальная катастрофа». Как же хорошо ощущается, что Дин с этого мнимого и иллюзорного пьедестала ловко спрыгивает и отправляется на кафедру, как и положено самому стандартному преподавателю физики. Он — обычный человек с обычной работой.       С обычной улыбкой, отблеском которой можно начать войну или воскресить павшую империю.       — Понравилась лекция? — мягко спрашивает Дин, одной рукой прижимая к себе горшок с цветком, а другой придерживая перед Кастиэлем дверь, ведущую в центральный холл.       — Да, очень интересно. Теперь буду ждать, когда нас поглотит чёрная дыра, — в шутку говорит Кастиэль.       — Бро-о-ось, ты как в старом анекдоте, где солдаты в пустыне ждут внезапно появившийся из-за угла танк. Так космос — это пустыня, углов там нет. Если на нас и будет двигаться чёрная дыра со своей типично-космической скоростью, то она начнёт искажать скорости других, более близких к ней объектов. Грубо говоря, мы узнаем об этом лет за сто и успеем куда-нибудь слинять, — Кастиэль качает головой, поглядывая на профиль Дина, чтобы убедиться, что он серьёзно не оценил его шутку.       — Дин, ты невыносим. Я же пошутил.       — А я — нет. В профессии нужно быть серьёзным. Не дай боже врачи начнут так развлекаться, — Дин открывает дверь в кабинет, заходя внутрь первым. — Давай, я выдам тебе пару книг и отпущу, — он бережно ставит пуансеттию на пол рядом со своим столом, на котором для неё не находится свободного места, и тут же идёт к стеклянному шкафу, раскрывая его створки. Аккуратные винчестерские пальцы бегут по корешкам книг, вынимая четыре издания с различных мест: старые и почти новые, но все в твёрдых обложках.       — Эти лучше, чем библиотечные, потому что внутри есть пометки наших учёных и инженеров. Книги нужно будет вернуть, причем в таком же виде, как я их тебе даю, — Кастиэль в ответ кивает и протягивает свои огромные ладони к книжкам. — Так, ну смотри, тебе нужно разобраться с поведением плазмы газового разряда, — Дин принимается объяснять задачу, которую нужно будет решить после освоения теории. Примерно на середине Кастиэль вообще перестает слушать — просто пялится на его движущиеся губы и хочет о многом спросить. Например: «Тебе точно уже целых тридцать лет? Выглядишь как обаятельный студент и звезда факультета». Кастиэль мотает испуганно головой и с трудом отрывает от Дина взгляд, принимаясь слушать внимательнее и вдумчивее; ну, по крайней мере, пытается слушать.       Дин заканчивает объяснять и смотрит на него с немым вопросом в глазах, но в выражении Кастильева лица мелькает не ожидаемое им понимание, а что-то неподвижное и упрямое: он вроде смотрит на Дина, слушает его, а сам как будто упорно мечтает о чём-то своём.       — А, да, — Кастиэль хаотично кивает и переводит взгляд на книги и появившуюся сверху флэшку с каким-то там кодом, который нужно доработать, но про который, на самом деле, он не услышал ни слова. — Я тогда… Попробую решить.       — Будут вопросы — обращайся, — Дин хлопает его по плечу и уходит на свой айсберг, усаживаясь за свой стол, вновь взращивая между ними вежливую границу: и если теперь он уже продемонстрировал всё величество своей науки и реальный вес своих знаний, то сам Кастиэль чувствует себя до неказистого маленьким в своих умениях, так что если они действительно два государства, то Дин — Швейцария, а Кастиэль на его фоне, в лучшем случае, Лихтенштейн.

⋮

      Вечером грузная головная боль захватывает Кастиэля, и, растворяя таблетку анальгетика в воде, он профессионально ставит себе диагноз: зубы мудрости и возрастная мигрень.       — Или просто такой день, — заботливо подсказывает где-то на заднем фоне Анна, которая собирается на встречу в другой комнате, но умудряется быть сразу везде.       — Или такая жизнь ни к чёрту? — отвечает он ей, а дальше уже тише говорит сам с собой: — Здравствуй, потерянное время, я стою лицом к тебе, — Кастиэль мешает ложкой мутную от лекарства воду, подходя к окну, которое сейчас заменяет ему зеркало, — и мне уже нечего терять, ибо я ничего не приобрёл, потому что пока моих сверстников пленила ипотека, я всё на хую вертел. А в голове я, похоже, развожу диких пчёл, и эти сволочи жалят меня изнутри в вечер вторника, — мужчина хмурится от боли, выпивая всё чуть ли не залпом. Анна залетает на кухню, что-то кидая в урну с мусором, останавливается на миг в своей кутерьме, сочувствующе смотря на мужчину и как-то бесхитростно поджимая губы.       — Как твои дела? Как там на работе? Совсем умотали? — девушка облокачивается на стену, всей своей позой показывая, что собирается выслушать временного сожителя полностью, даже если опоздает по делам.       — Да всё окей, сегодня увидел, как преподаёт Дин, — кратко отмахивается Кастиэль.       — И как?       — Как сказка. Или даже как божество, но абсолютно языческой религии. Знаешь, древние люди влеклись к изображению божества как чудовища, видя в этом знамение магии — Боги могли убивать одним своим ослепительным ликом. Бог выступал в ярости своей красоты — вот он такой же. Как солнце — если будешь смотреть долго, то ослепнешь. А вот малыми дозами — ничё, вывезти можно, — Анна смеётся на это заявление и медленно уходит в коридор обуваться.       — Я обожаю, как в твоих словах переплетаются недурное воспитание и вроде приличное образование с сознанием подзаборного гопника, — девушка подтрунивает над Кастиэлем ещё пару раз и, убедившись, что с другом всё действительно не так кошмарно и вечерняя мигрень несмертельна, уходит.       Кастиэль же решает отдаться с головой своему излюбленному синдрому Википедии: когда ты скачешь с одной статьи на другую, тем самым зарываясь всё глубже и глубже в интернетные зыбучие пески, пока через пару часиков не находишь себя в тёмной комнате, невыспавшимся и к тому же читающим про франко-сиамскую войну. Только в этот раз прогружает он не гугловскую энциклопедию, а научную библиотеку, в поисковике которой печатает: «Дин Винчестер».       — Надо знать, с кем имеешь дело, — Кастиэль разминает шею и готовится занырнуть в научный мир своего коллеги с головой.       И за вечер Кастиэль не закапывает себя под грудой бесполезной информации, нет, но он совершает ещё более непростительную вещь. Он забывается, когда на третьей статье понимает, что это любопытно ему в той же степени, в какой он пребывал на лекции, пусть и в статьях не было уловок на внимание и увлекающего диалога.       Дин становится для Кастиэля не звёздной системой, а всей чёрной дырой: чем ближе мужчина подбирается к эпицентру, тем сильнее искажаются его скорость и вектор движения. И Кастиэль понимает, что теперь, где бы не проходила его орбита, он будет снова и снова возвращаться, чтобы ещё раз увидеть и прикоснуться к чему-то невообразимо сложному, что хранит Дин за своей спиной.