Книга: 4 сезона

Уэнсдей Аддамс с довольной улыбкой убрала телефон в карман узких шорт и практически бегом устремилась к Ларисе. Даже густая и удушающая жара сейчас совершенно не казалась раздражающей. Её безумный план сработал лучше, чем можно было представить, и она буквально вибрировала от переполняющего удовольствия, желая быстрее поделиться всем с женщиной. Однако, как только Уэнсдей оказалась около их импровизированного столика на одеяле, она сразу же поняла — что-то не так. Лариса, всё такая же потрясающая, держала в руке клубнику, задумчиво водя пальцами по краям ягоды. Солнечный свет, проникающий сквозь плотную листву дуба, отбрасывал пятнистые тени на белоснежную кожу женщины, заставляя её словно светиться изнутри. Но во всём этом великолепии что-то определённо было не так. Выражение её лица выглядело отстранённым, словно её мысли витали где-то очень далеко. Лариса подняла глаза от клубники, и между бровями появилась морщинка. Её взгляд на мгновение задержался на Уэнсдей, сердце которой моментально пропустило удар. Волна замешательства, смешанного со странной тревогой, с невероятной силой захлестнула девушку. Что произошло, пока она разговаривала по телефону? И чем дольше Уэнсдей смотрела на Ларису, тем сильнее противное чувство беспокойства скручивало её изнутри. Всего минуту назад девушка была так счастлива от радостной новости, а теперь… Теперь она вообще сомневалась, нужно ли сейчас об этом говорить. Всё, чего сейчас хотелось Уэнсдей — чтобы на любимом лице вновь появилась лучезарная улыбка. — Всё хорошо? — наконец спросила девушка, медленно опустившись коленями на горячее одеяло. Лариса какое-то время продолжала смотреть на Уэнсдей и вдруг, отбросив клубнику в сторону, резко потянулась к ней. — Всё прекрасно, — с этими словами руки женщины легли на талию Уэнсдей, притягивая ближе. В следующий момент девушка почувствовала приятную сладость клубники на губах Ларисы, смешавшуюся с солёным привкусом её разгорячённой кожи. Такое сочетание моментально опьянило Уэнсдей сильнее любого вина, заставляя совершенно забыть обо всех тревогах. Не в силах останавливаться на одном поцелуе, она скользнула рукой по телу Ларисы, ощущая невероятный жар сквозь тонкую ткань платья. — Уэнсдей… — произнесла женщина хриплым голосом. — Как же я по тебе скучала… — девушка запустила пальцы в мягкие волосы Ларисы, касаясь губами шеи и обжигая нежную кожу своим горячим дыханием. Солнце палило невыносимо, но желание и страсть, растущие в Уэнсдей с каждой секундой, были сильнее. Сейчас её совершенно не волновала ни невыносимая жара, ни тот факт, что они были на открытом воздухе. Ей хотелось завладеть Ларисой прямо здесь, хотя она совсем не планировала такую активность на природе. Девушка хотела дождаться вечера, когда они окажутся на уютных простынях. Она правда хотела. Но уже просто не могла. Медленно потянув подол платья вверх, Уэнсдей начала поглаживать одной рукой внутреннюю часть бедра, а другой ласкать грудь. — Что ты делаешь? — рука Ларисы мягко перехватила руку девушки, останавливая её движения. — А на что это похоже? — тихо выдохнула Уэнсдей в шею, растворяясь в божественном аромате женщины. — Мы не дома, — прошептала Лариса мягким, но твёрдым голосом, — нас могут увидеть. — Кто? — засмеялась Уэнсдей, нехотя оторвавшись от женщины и оглядываясь по сторонам, — белки и бурундуки? Мы одни. Только ты и я, — с этими словами она продолжила атаковать шею горячими поцелуями, а её рука вернулась в прежнее положение. Ей хотелось показать Ларисе каждым своим поцелуем, каждым своим прикосновением, как много она для неё значит. — Уэнсдей, я тебя накажу за такое… Женщина не успела закончить предложение, как губы Уэнсдей жадно накрыли её в очередном ненасытном поцелуе. Её запах, её вкус, тепло её кожи были афродизиаком. Девушка уже буквально взрывалась от возбуждения. — Я готова к любому наказанию, мисс Уимс, — и Уэнсдей искренне так думала. Ларисе можно было делать с ней всё, что только она захочет, — но сначала позвольте доставить вам удовольствие. Женщина тихо вздохнула. Её тело немного расслабилось под непрекращающимися ласками, но нерешительность всё ещё чувствовалась во взгляде голубых глаз. — Я хочу тебя… — пробормотала Уэнсдей хриплым от возбуждения голосом, — хочу всю… Здесь и сейчас. Я не могу ждать вечера… — и с этими словами она резко подняла подол платья вверх, с жадностью рассматривая бежевое кружево белья. Дыхание Ларисы стало сбивчивым, и она больше не сопротивлялась. Она сдалась. Её руки скользнули по спине Уэнсдей, притягивая ближе. И это было всё, что нужно девушке. Она слишком сильно скучала, чтобы ждать и тем более беспокоиться о том, где они находятся. Быстро вытянув несколько влажных салфеток из упаковки на одеяле, Уэнсдей методично вытерла свои пальцы, прекрасно понимая, где они окажутся через несколько минут. Удовлетворенная результатом, она прижала Ларису к одеялу, накрыв своим телом, и снова её поцеловала — на этот раз губы прошлись по контурам лица, смакуя каждый миллиметр, медленно, благоговейно, как будто она была самым драгоценным существом в мире. В следующий момент Уэнсдей почувствовала губы Ларисы на своей шее, затем на ключице, и от каждого поцелуя у неё по спине пробегали мурашки, а внутри всё сжималось от нарастающего возбуждения. Она никогда бы не подумала, что будет чувствовать себя так — полностью растворяться в чьих-то объятьях. Когда руки Ларисы начали блуждать по её телу, Уэнсдей ощутила, что парит. Привычный жёсткий контроль просто растворился под нежными прикосновениями. Её рука скользнула по мягкому бедру женщины, от которого исходил невероятный жар. Не в силах сопротивляться, пальцы девушки прикоснулись к белью. Такому горячему и такому влажному. — О, боже… — голос Ларисы был тихим, почти умоляющим, и это лишь сильнее разжигало огонь внутри. Свободной рукой Уэнсдей потянула платье наверх и откинула его в сторону, как совершенно ненужную в данный момент деталь. Девушка жадно разглядывала тело женщины — такое настоящее. Оно не было идеальным — там, где когда-то была упругость, появились мягкие изгибы, на которых проступали едва уловимые следы растяжек. Но для Уэнсдей каждый миллиметр её несовершенного тела был совершенством. — Ты прекрасна, — прошептала девушка еле слышным голосом, пока её пальцы скользили по кружеву бюстгальтера, а губы тонули в ложбинке между грудей. Каждый поцелуй, каждая ласка были молчаливым признанием в том, как много значила для неё Лариса, даже если три главных слова всё ещё оставались невысказанными вслух. Всего три слова — я тебя люблю. Пусть Уэнсдей и не была готова произнести их сейчас, она точно готова показать ей свою любовь. У Ларисы перехватило дыхание и она запрокинула голову, когда девушка отодвинула кружевное бельё в сторону, дразня и исследуя влажный набухший клитор. Женщина выдохнула, и её тело слегка выгнулось навстречу прикосновениям Уэнсдей. Пальцы девушки немного дрожали, но не от нервов, а от всепоглощающего желания, которое пульсировало внутри. Лариса, всегда такая элегантная и строгая, теперь лежала обнажённая перед ней, прерывисто дыша, и Уэнсдей изо всех сил сдерживалась, чтобы просто не кончить от одного лишь вида. — Я всегда думала, что зависимости — это не про меня, — прошептала девушка, наконец стянув трусики и откинув их в сторону к платью, — но ты… Я просто не могу насытиться тобой. Ты моя зависимость, мой самый сильный наркотик. Голубые глаза женщины стали абсолютно чёрными, не смотря на яркое солнце. И Уэнсдей уже не могла сдерживаться. Она хотела снять бюстгальтер и полностью обнажить кремовую кожу груди отвратительному солнцу. Но уже просто не могла. Опустившись ниже, девушка слегка раздвинула пышные бёдра и провела языком по сочащемуся от возбуждения клитору. Лариса издала такой стон, который можно было услышать только в самых пошлых порнографических фильмах. И это разожгло Уэнсдей ещё больше. Не прекращая круговые движения языком, девушка медленно погрузила пальцы в лоно женщины. — Боже… Уэнсдей… — руки Ларисы крепко вцепились в волосы, а бёдра больно зажали голову. Но Уэнсдей было всё равно. Лишь удовольствие женщины сейчас имело значение. Как же девушка скучала по ощущению, когда её пальцы были зажаты в горячем влагалище Ларисы. Она словно очутилась дома. Уэнсдей продолжала методично входить и выходить в горячее и влажное лоно женщины, а язык и не думал останавливаться. Её губы и подбородок были мокрыми от соков возбуждения, и она была готова бесконечно тонуть в этом ощущении. Мир вокруг отошёл на второй план, остались лишь они. Вдвоём. Потерявшиеся друг в друге. С каждой секундой дыхание женщины становилось всё чаще и чаще. И девушка почувствовала, что женщина была близка к долгожданной разрядке. — Уэнсдей… Я… — выгнувшись дугой под руками Уэнсдей, Лариса издала крик чистого экстаза, и девушка почувствовала, как напряглись стенки влагалища, и ей на пальцы и в рот полился горячий сок возбуждения. Время словно остановилось, и в этот момент искренних и неподдельных эмоций девушка точно знала лишь одно: она никогда не отпустит эту женщину от себя. Никогда. Аккуратно вытащив пальцы из ещё пульсирующего лона Ларисы, Уэнсдей поместила их в рот. — Ты вкуснее любой клубники, — девушка медленно облизывала пальцы, не разрывая зрительного контакта. — Уэнсдей, что ты со мной делаешь? — риторически произнесла женщина низким голосом. Вид её был таким расслабленным. И счастливым. Без лишних слов Уэнсдей оседлала бёдра Ларисы и нежно её поцеловала. Жар, исходящий от тела женщины, был настолько ощутимым, что практически заставил девушку ощутить свой собственный оргазм. Пальцы Ларисы, всё ещё слегка дрожащие, начали ласкать кожу, нежно и медленно, спускаясь от плеч Уэнсдей к талии с собственнической преданностью. — Уэнсдей… — прошептала женщина хриплым от волнения голосом. Она глубоко вздохнула, уткнувшись носом в изгиб шеи. — Ты лучшее, что когда-либо случалось со мной в жизни.… После этих слов Уэнсдей почувствовала, что это и есть счастье. Самое настоящее счастье. — Твои запах… Твои духи… они сводят меня с ума, они опьяняют, — произнесла Лариса, глубоко вдохнув, и в её голосе звучала смесь нежности и голода. Девушка не смогла сдержать ухмылку. Всё-таки мама была права, когда говорила про волшебные свойства духов. — Тебе нравится? — тихо спросила Уэнсдей, водя пальцами по спине женщины. — Я хочу съесть тебя целиком, — прошептала Лариса, прижимаясь губами к месту чуть пониже уха, — хочу попробовать тебя на вкус, почувствовать каждую твою частичку… Пульс девушки участился от любимого голоса и искренности слов. И в следующий момент она ощутила, как пальцы женщины зацепились за пояс чёрных шорт и медленно стянули их вниз. Ткань скользнула по ногам, и горячий воздух коснулся обнажённой кожи Уэнсдей. Лариса не сводила с неё глаз, её взгляд был полон благоговения, как будто каждая часть тела девушки была чем-то священным. Тёплые и нежные руки начали ласкать спину девушки, её прикосновения были такими лёгкими, но такими собственническими. Её пальцы скользнули по краям чёрной футболки, красные ногти впились в ткань так, что у Уэнсдей мурашки побежали по спине, не смотря на то, что в воздухе стояла тяжёлая жара, от которой всё казалось липким и наэлектризованным. Девушка почувствовала, как ткань скользит по её ребрам, груди, пока, наконец, Лариса не стянула футболку через голову, небрежно отбросив её в сторону. — Ты совершенна, — прошептала женщина, скользя руками по обнажённой коже Уэнсдей. — Моя девочка… От этих слов по телу девушки пробежала дрожь. Она никогда не обращала внимания на комплименты, но от Ларисы они значили всё. К тому времени, как Уэнсдей осталась в одних трусиках и бюстгальтере, её тело ожило в предвкушении, а сердце с каждой секундой билось всё быстрее. Пальцы женщины скользнули по обнаженному животу Уэнсдей. Она начала медленно водить кончиками пальцев по торсу, её прикосновения были нежными, но твёрдыми. — У тебя такая мягкая кожа, — прошептала Лариса тихим голосом. — Я могла бы прикасаться к тебе вечно… У девушки перехватило дыхание, когда любимые руки добрались до застежки её чёрного бюстгальтера и расстегнули его с привычной легкостью. Когда с Уэнсдей наконец была снята последняя деталь одежды, она, обнажённая под палящим солнцем, чувствовала себя совершенно беззащитной, но в то же время, такой живой. Она посмотрела на Ларису. Её губы вновь были все зацелованные и искусанные, красная помада вышла за контуры, создавая впечатлении такой похоти, что девушка сильнее вжалась в ноги женщины, пытаясь получить хоть какую-то стимуляцию. — Сядь на меня, — произнесла Лариса тихим голосом, скользя пальцами по бёдрам. — Я и так на тебе, — Уэнсдей засмеялась и внимательно посмотрела на женщину. — Не там, где я хочу, — Лариса плотно сжала ягодицы девушки своими руками. — И где же ты хочешь? — глаза девушки с жадностью смотрели на Ларису. — А ты как думаешь? — женщина сильнее сжала руками бёдра Уэнсдей, подталкивая горячее тело ближе к себе. — Я не знаю. Может объясните попонятнее, мисс Уимс? Вы же в этом специалист, — девушке нравилось дразнить Ларису, хотя она прекрасно понимала, что она ей хотела сказать. — Я хочу, чтобы ты села на моё лицо, а твой клитор оказался на моих губах и языке, — женщина пододвинула девушку ещё ближе к себе, — и после этого ты кончила мне прямо в рот. Так понятно, мисс Аддамс? От таких слов внутри Уэнсдей словно что-то взорвалось с неимоверной силой. Никогда ещё она не слышала таких пошлостей из уст женщины. Девушка посмотрела на Ларису, щёки которой были красными от оргазма и жары. Помада вновь была размазана по опухшим губам. И эта женщина приглашала её к себе. Кто такая Уэнсдей, чтобы отказываться? Пододвинувшись ближе и расставив ноги по сторонам головы Ларисы, Уэнсдей моментально ощутила прикосновение любимого языка на своём клиторе. И в этот момент девушка почувствовала просто кульминацию счастья. Она сейчас со своей любимой женщиной, на природе, губы и язык которой доставляют ни с чем не сравнимое наслаждение. — Ты моя, — прошептала Лариса, её голос был наполнен тихой страстью, и её руки крепче сжимали бёдра. — Лариса… — голос Уэнсдей был прерывистым шёпотом, похожим на задыхающуюся мольбу. Её тело дрожало, когда Лариса продолжала медленно ласкать клитор своим горячим языком. И в этот момент, под тёплыми лучами солнца и мягким сиянием неба, Уэнсдей почувствовала себя самой живой из всех живых. Заключенная в объятия женщины, которую она обожала. Целиком и полностью. — Моя девочка… От этих слов сердце Уэнсдей забилось ещё чаще, по груди разлилось тепло, непривычное, но желанное. Моя девочка. Что-то такое собственническое, но в то же время нежное. Впервые она ощутила себя по-настоящему принадлежащей кому-то. И от этого было невероятно приятно. Волны блаженства накрывали с головой, все её чувства были настроены на прикосновения Ларисы, на её запах, на то, как она прошептала эти два слова. Напряжение нарастало, пока Уэнсдей не смогла больше сдерживаться. Её тело неудержимо затряслось, бёдра крепче сжались вокруг головы, и она излилась в рот любимой женщины. Пытаясь совладать с удовольствием в теле, девушка медленно встала и откинулась на спину на одеяле. Её дыхание всё ещё было неровным, и она перевела взгляд на Ларису. Женщина медленно приподнялась и запечатлела на её губах несколько нежных, продолжительных поцелуев. Эти поцелуи были другими — больше, чем просто желание, больше, чем потребность. Они были наполнены чем-то глубоким. Когда их губы наконец разомкнулись, пальцы Ларисы слегка коснулись ключицы Уэнсдей, рисуя незамысловатые узоры на её шее и груди. Девушка улыбнулась и перевела взгляд на воду. Противный липкий пот ощущался на каждом миллиметре её кожи, а солнце, о ненависти к которому она забыла на некоторое время, теперь с новой силой давало о себе знать. — Давай искупаемся в озере, — произнесла Уэнсдей, внимательно вглядываясь в глаза женщины. — Ты предлагаешь пойти поплавать? — спросила Лариса, удивлённо приподняв бровь, хотя её губы изогнулись в дразнящей улыбке. Девушка приподнялась на локте, её тёмные глаза весело заблестели. — Я предлагаю смыть пот, — ответила Уэнсдей, — если, конечно, ты не хочешь оставаться липкой, — она засмеялась, и её взгляд скользнул по волосам женщины, которые, несмотря ни на что, по-прежнему выглядели безупречно. — Твои волосы это переживут, — ровным голосом добавила она, наклоняясь, чтобы нежно поцеловать Ларису в висок. — Но мой макияж… — женщина театрально закатила глаза. — Ты боишься испортить свой идеальный образ или ты слишком правильная и консервативная для купания в озере? — Уэнсдей доставляло удовольствие дразнить её. — Я? Консервативная? — Лариса приподняла бровь, явно забавляясь. — Когда-нибудь я расскажу тебе о своих приключениях в Оксфорде. С этими словами она встала, и в её глазах появился игривый блеск. У Уэнсдей перехватило дыхание, когда Лариса предстала перед ней совершенно обнажённой в лучах золотистого солнца, которые окутывали её тело и делали её похожей на какое-то божественное создание, чьи мягкие изгибы и линии идеально ловили свет. И прежде чем девушка успела что-либо сказать, Лариса направилась к озеру. Её грудь, небольшая и совершенная, вздымалась при каждом ровном шаге, а бёдра грациозно покачивались при ходьбе. В её движениях была естественная элегантность. Уэнсдей просто не могла оторвать от неё глаз. Женщина медленно вошла в озеро, полностью обнаженная и потрясающе красивая. Какое-то время девушка просто сидела, замерев от восхищения перед открывшимся ей зрелищем. Лариса — всегда такая собранная, такая уравновешенная и такая серьёзная — теперь была совершенно беззащитной и обнажённой в объятьях воды. — Ты идёшь? — дразнящий голос женщины вывел Уэнсдей из транса. Девушка смогла только кивнуть, у неё перехватило дыхание, и она медленно последовала за Ларисой. Приятная прохлада воды резко контрастировала с жаром, до сих пор обжигавшим её кожу, и это стало долгожданным облегчением. Как только вода дошла ей до пояса, Уэнсдей увидела, как Лариса полностью погружается в озеро. В следующий момент, женщина резко выплыла на поверхность и с практически порнографическим движением провела рукой по мокрым волосам. Девушка, как завороженная смотрела, как капли сверкают, словно бриллианты, на её бледной коже. — Тебе стоит чаще мочить свои волосы, — подразнила Уэнсдей, подплывая ближе и обнимая Ларису. Она медленно поцеловала её, наслаждаясь вкусом горячих губ. — Я сделала это только ради тебя, — ответила женщина мягким голосом, проводя пальцами по мокрым волосам Уэнсдей и целуя её в ответ. Внезапно Лариса отстранилась. — Я думаю, у нас появилась компания, — хихикнула она, её голос был лёгким и радостным. Уэнсдей опустила взгляд вниз и улыбнулась, когда заметила косяк рыб, проплывающий рядом с ними. — Мне всё равно. Пусть смотрят, — произнесла девушка и что-то невероятно тёплое наполнило её грудь. Пока они целовались, вода мягко плескалась вокруг них, солнце медленно опускалось всё ниже в небе, окрашивая его в мягкие оттенки оранжевого и розового. Было что-то такое интимное, такое волнующее в этом моменте — только они вдвоём, одни, в тёплой воде озера, прижатые друг к другу. Мир вокруг казался тихим и умиротворенным, как будто ничто другое не имело значения, кроме этого, настоящего момента. Это была опьяняющая смесь, которая превратила этот момент в сюрреалистичный сон, из которого Уэнсдей не хотела просыпаться.

***

Лариса Уимс сидела на одеяле, вытянув ноги, и с улыбкой наблюдала за пляшущими языками пламени перед собой. Даже будучи многоуважаемым директором академии «Невермор», она совершенно не растеряла полученный в молодости навык — разводить огонь. С присущей ей грацией женщина подбросила несколько сухих веток к догорающим поленьям и глубоко вдохнула. Вечерний воздух был наполнен приятным запахом тлеющего дерева, а тихое потрескивание костра смешалось с едва уловимым плеском воды у берега. Вокруг уже сгустилась темнота, однако небо было усыпано яркими звёздами — их было больше, чем Лариса могла припомнить за всю свою жизнь. Всё в этом месте казалось слишком безмятежным, слишком идеальным и слишком… хрупким. Могут ли такие моменты длиться вечно или они мимолётны, и нужно хвататься за них, пока они не ускользнут, как песок сквозь пальцы? Сделав очередной глубокий вдох, женщина перевела свой взгляд на Уэнсдей, которая сидела на песке рядом с костром и медленно очищала банан с практически вульгарным выражением лица. — Хочешь? — спросила небрежным тоном девушка, протягивая банан. Как ей всегда удавалось превратить любое невинное действие в совсем не невинное, было загадкой для Ларисы. Но это было одной из многих вещей, которые делали её такой непохожей ни на кого. И такой желанной. — Нет, спасибо, — женщина мягко улыбнулась, покачав головой, — но ты можешь продолжать. — Зря отказываешься. Бананы способствуют выработке окситоцина, — с этими словами Уэнсдей откусила кусочек и внимательно посмотрела на Ларису. Женщина лишь ухмыльнулась. Её окситоцин, похоже, уже и так зашкаливает. Без всяких бананов. Девушка погрузила последнюю часть банана себе в рот и кинула шкурку в костёр. Чёрные глаза не отрывались от глаз Ларисы, как будто они изучали её, следили за каждым её движением. Это немного нервировало, но в то же время и успокаивало. Словно Уэнсдей видела её настоящую, видела насквозь, как никто другой не видел раньше. Уже не в силах выдерживать тяжесть такого взгляда, Лариса встала с одеяла и медленно подошла к краю озера, скрестив руки на груди. Лёгкий ветерок колыхал поверхность воды, создавая едва уловимую рябь. Этот тихий плеск волн о берег как будто отражал её мысли — мягкие, но настойчивые — течение, которое она не могла контролировать. Лариса мысленно вернулась ко всем годам, которые провела в погоне за успехом, независимостью и признанием. Это было похоже на непрерывную гонку, в которой она никогда не была уверена, что победит. И теперь, оказавшись здесь с Уэнсдей, просто вдвоём, женщина задавалась вопросом, не бежала ли она всё это время в неправильном направлении? Лариса была настолько погружена в свои мысли, что немного вздрогнула от лёгкого прикосновения к спине. Девушка обвила своими руками талию женщины и положила подбородок ей на плечо. С облегчением вздохнув, Лариса немного откинулась назад навстречу тёплым объятьям Уэнсдей. В этот момент в тёмной глади озера появился белый лебедь. Он грациозно скользил по воде, однако вид его был растерянным. Словно он искал кого-то. Внезапно его клюв широко раскрылся, и привычную тишину разрушил гортанный звук. — Похоже, он одинок, — женщина внимательно наблюдала за белой птицей. — У него точно есть пара,— Уэнсдей крепче сжала руки вокруг талии, — просто мы пока её не увидели. — Не думаю, — Лариса не отводила пристального взгляда от одинокой лебедя, — он выглядит очень несчастным. — А ты? — голос девушки был тише обычного, — ты счастлива? Сердце Ларисы пропустило удар. Тихий покой вечера был внезапно нарушен острым приступом тревоги. Счастлива ли она? Живя от выходных до выходных в ожидании, когда Уэнсдей соизволит появиться в её жизни на пару дней, чтобы потом вновь сбежать в Гарвард? Нет. Такая ситуация точно не прибавляла ей счастья. Она наоборот показывала, насколько несчастной Лариса была без неё. Насколько Уэнсдей проросла всем своим существованием в её жизни. Но женщина точно не скажет ей о своих сомнениях. — Я счастлива, — быстро ответила Лариса. Даже слишком быстро. — Почему ты спрашиваешь? Уэнсдей молчала, и женщина чувствовала, как напряжение внутри растёт. Противная нервозность сдавливала грудь. — Ты когда-нибудь думала… что всё может измениться? — в голосе девушки зазвучала неуверенность, которую Лариса нечасто слышала, как будто бы это была прелюдия к чему-то неизбежному и очень плохому. Её самый страшный страх — тот, от которого она отмахивалась с тех пор, как они с Уэнсдей начали эти странные отношения, — внезапно оказался прямо перед ней. Не собиралась ли девушка сказать ей что-то, чего она так боялась услышать? Может, Уэнсдей говорила о… расставании? Эта мысль была невыносимой. Женщина чувствовала, как предательски нарастает паника, но всеми силами пыталась подавить её, стараясь держаться за то, что было здесь и сейчас — приятный запах костра, лёгкий шум озера и любимые объятья девушки. — Уэнсдей, я счастлива, — произнесла Лариса твёрдым голосом, — прямо здесь, прямо сейчас. И я не хочу ничего менять, — продолжила женщина, слегка повернувшись к девушке. Она пыталась найти в ничего не выражающем лице подсказку, хоть что-то, что могло бы намекнуть ей на то, что происходит в этом блестящем и мрачном разуме. Какое-то время чёрные глаза продолжали изучать Ларису. Больше не в состоянии выдерживать эту безмолвную пытку, женщина прикоснулась к бледным щекам ладонями. Нежно, но уверенно. — Ты делаешь меня счастливой, — прошептала Лариса, не совсем понимая, кого она пыталась в этом больше убедить — себя или Уэнсдей, — никогда не сомневайся в этом. В глазах девушки промелькнуло что-то нечитаемое, и Лариса сделала единственное, что имело для неё смысл в этот момент. Игнорируя внезапную волну беспокойства, закравшуюся в её разум, она прижалась к пухлым губам в отчаянном поцелуе. Глубоком и медленном, в котором чувствовались страсть и желание, а может, даже страх. Когда женщина отстранилась, губы Уэнсдей, как всегда, были перепачканы красной помадой. Лариса улыбнулась и провела по ним пальцами. Её красная помада действительно стала символом их запретной связи — фирменный цвет, словно заявляющий права женщины на Уэнсдей. — Тебе стоит перестать пользоваться помадой. Хотя бы, когда мы вместе, — пробормотала девушка лёгким и игривым тоном, — я бы никогда не подумала, что воск и жиры могут стать неотъемлемой частью моего так скрупулёзно организованного рациона. Лариса покачала головой, и её улыбка стала ещё шире. — Никогда, — произнесла она и сама же ухмыльнулась этому слову, которое в присутствии девушки, похоже, опасно говорить и продолжила, уткнувшись в ванильную шею. — Мне нравится видеть, как ты носишь частичку меня на своих губах. — А ты, оказывается, собственница? — на лице Уэнсдей появилась довольная ухмылка, а её глаза наполнились теплотой, которую Лариса видела так редко. — Только, когда речь идёт о тебе, — ответила женщина тихим голосом, и вновь удивилась сказанному. На самом деле она никогда не была собственницей. И тем более никогда не была ревнивой. Но этой девушке каким-то необъяснимым образом удалось заставить Ларису испытывать те эмоции, которые, казалось, она просто не может испытывать. Уэнсдей Аддамс. Всего два слова, которые перевернули её мир с ног на голову. И женщина до сих пор не понимала, хорошо это или плохо. В этот момент девушка уткнулась губами в шею Ларисы. Женщина прижала Уэнсдей крепче к себе и закрыла глаза. Это ли ни есть настоящее счастье? Быть рядом с тем человеком, который заставляет сердце приятно биться, и забыть обо всём на свете. Внезапно девушка нарушила сладкое молчание. — Ты всегда хотела стать директором? — её голос был спокойным, но с той знакомой ноткой любопытства, которую всегда так любила женщина. Лариса удивлённо моргнула, застигнутая врасплох, уже вторым за сегодня, неожиданным вопросом. Она слегка отстранилась от Уэнсдей, встретившись с ней взглядом. Как этой девушке удавалось так чутко чувствовать те сомнения, которые одолевали её всего несколько минут назад? Хотела ли Лариса быть директором академии «Невермор»? Она сама этого не знала. Это просто случилось в один прекрасный, или возможно, ужасный день. А после него женщина уже совсем не могла думать ни про что другое. Время, которое отнимало руководство «Невермором», не оставляло даже минуты для потенциальной рефлексии о своих подростковых желаниях и мечтах. — Нет, не хотела, — Лариса разомкнула объятья и повернулась к озеру, внимательно в него вглядываясь. Словно эта вода каким-то образом могла дать ответы на болезненные вопросы, которые она так глубоко и давно спрятала в себе. — Я просто хотела доказать всем и, в первую очередь, себе, что могу чего-то добиться сама. Без баснословных денег и связей своих родителей, — голос женщины стал немного тише, — они очень богатые и влиятельные люди, ректоры в Стэнфордском университете, — женщина горько засмеялась и продолжила смотреть в тёмную гладь озера, — но вопреки их желаниям я поступила в Оксфорд. Сама. Чтобы никто и никогда не смог меня упрекнуть в том, что это они приложили к этому руку. Я хотела добиться успеха, но на своих условиях. А потом… Всё закрутилось, и уже было поздно что-то менять, — призналась Лариса, наконец посмотрев в глаза девушки. — Но… Нет. Я никогда не мечтала стать директором. Уэнсдей наклонила голову, наблюдая за женщиной всё тем же изучающим взглядом. — Тогда о чём ты мечтала? — лёгкая улыбка тронула уголки губ девушки. — Я… — Лариса сделала паузу, пытаясь упорядочить свои сумбурные мысли, — знаешь, тебе в это, наверное, сейчас будет сложно поверить, но я всегда любила рисовать. — Женщина никому и никогда об этом не рассказывала. Однако с Уэнсдей всё опять было по-другому. Ей почему-то было не страшно признаться в своих несбывшихся мечтах и глупых желаниях. Это было странным ощущением, ведь перед всеми своими любовными интересами Лариса всегда сохраняла идеальную картинку — всё в её жизни идёт согласно чётко намеченному и желанному плану. — Я рисовала часами, забывая про сон и еду, полностью отдавая себя этому прекрасному занятию. Но… — Лариса провела рукой по волосам, в попытке успокоить свой разум от приятных и таких далёких воспоминаний, — но жизнь шла своим чередом, и обязанностей становилось всё больше и больше. Во время моей стажировки в «Невермор» директор академии попал в страшную аварию. И погиб. Учитывая мою педантичность и полную отдачу делу, мне предложили временно возглавить «Невермор». Примитивное желание доказать свою независимость вынудило меня согласиться. Я думала, что это лишь на время, нужно просто подождать. А потом я смогу воплотить в жизнь то, о чём действительно мечтала. Но… — женщина почувствовала невероятное облегчение, что наконец-то произнесла это всё вслух, — но теперь я привыкла к этому. Мне даже стало нравиться решать проблемы своих студентов, видеть, как они вырастают на моих глазах в образованных и уникальных людей. А выбивать у городской администрации деньги для академии — отдельный вид искусства, в котором мне нет равных, — Лариса грустно засмеялась и тише продолжила, — но рисование всегда было моей страстью. Занятием, которое заставляло меня чувствовать себя живой. Я создавала что-то прекрасное. А теперь… Я даже не помню, когда в последний раз брала в руки кисточку. Уэнсдей не сводила с женщины глаз, внимательно слушая в своей обычной спокойной и наблюдательной манере. — Так я обнимаю настоящего художника? — девушка подошла ближе и положила руки на талию Ларисы. — Я всегда завидовала людям, которые способны превратить простой белый лист бумаги в произведение искусства. К сожалению, мои рисунки больше похожи на мазню трёхлетнего ребёнка. — Художника? — женщина с улыбкой провела рукой по волосам Уэнсдей, — сейчас меня можно назвать лишь ярым ценителем искусства. В любом случае, если бы всё сложилось по-другому, мы бы сейчас не были здесь. Вместе, — Лариса нежно переплела свои пальцы с пальцами девушки. Словно капканом. Она не хотела даже думать, что может когда-то её отпустить. И тем более потерять. — Тебе сейчас хорошо? — Мне сейчас более, чем хорошо, — произнесла Уэнсдей, не отрывая своих теперь кажущихся бездонными глаз от женщины. — Нам сейчас хорошо. И надо наслаждаться этим моментом. Я не вижу смысла говорить о каких-то «если», — с этими словами Лариса нежно провела по веснушкам на любимом лице. — Ты изменила меня, Уэнсдей. В лучшую сторону. Ты заставила меня смотреть на вещи по-другому… чувствовать себя по-другому. В чёрных глазах промелькнул редкий проблеск уязвимости, и на мгновение женщине показалось, что она видит что-то более глубокое. Более искреннее, чем когда-либо прежде. Лариса не смогла сдержать себя и вновь припала к губам Уэнсдей. Таким сладким, таким горячим. И таким родным. Язык женщины медленно вошёл в рот, растворяюсь в сладком послевкусии банана и уникальном вкусе девушки. Всю свою жизнь она находила поцелуи очень приятным времяпрепровождением. Но с девушкой эти удовольствия вышли на новый уровень. После каждого её отъезда губы Ларисы ещё несколько дней были распухшими. И от этого было так чертовски приятно. Женщина наконец оторвалась от губ Уэнсдей и, крепче её обняв, перевела взгляд на ночное небо, где продолжали мерцать звёзды. Словно они всегда были там и просто ждали, когда она снова их заметит. — Звёзды всегда были здесь, — задумчиво произнесла Лариса, — но я перестала их видеть. Я так увлеклась попытками стать кем-то, доказать кому-то что-то, что забывала просто смотреть наверх. — Я… изменила тебя? — голос девушки прозвучал немного неуверенно. — Да, — прошептала Лариса, заправляя прядь тёмных волос за ухо Уэнсдей, — во многих отношениях. — Это хорошо? — Я не знаю, — честно ответила женщина, — но теперь мне почему-то хочется вещей, которых я не хотела очень давно. Мне хочется совершать безумные поступки, — Лариса засмеялась и крепче прижалась к Уэнсдей, пытаясь спрятаться от неприятной прохлады ночи. — Уэнсдей, становится очень холодно, — женщина с неохотой констатировала грустный факт, что им пора возвращаться домой. Лето в Джерико отличалось невероятной переменчивостью климата. И если днём в городе стояла тридцатиградусная жара, то ближе к ночи температура спускалась до отвратительно холодных десяти градусов по Цельсию. — При всей моей любви к холоду, мне нравится ощущать тепло твоего тела, — Уэнсдей вплотную вжалась в Ларису и внимательно посмотрела на озеро. — Знаешь, здесь невероятно. Так тихо и спокойно. — О, мне всегда хотелось пожить в таком месте. Хотя бы пару дней. Вдали от постоянной суеты и проблем. Домик у озера, тишина и… ты. Но это похоже на очередное нереальное безумие, — женщина уткнулась носом в волосы девушки, продолжая вдыхать свой любимый ванильный запах. — Ну дом у озера я пока не могу предложить, но у меня есть одна безумная идея,— девушка зловеще заулыбалась. Лариса заинтригованно изогнула бровь. — Что у тебя на уме? — Как насчет того, чтобы покормить лебедя бананом? — спросила Уэнсдей, потянувшись к пакету. Словно по сигналу, белая птица грациозно подплыла ближе к берегу озера. Её перья сияли в лунном свете, как у призрака. — Бананом? Лебеди не едят бананы, — Лариса рассмеялась, качая головой, и из глубины её души вырвался настоящий искренний смех, — Уэнсдей, ты неисправима. — А вдруг это нестандартный лебедь? И он любит бананы, а не водоросли и моллюсков, — улыбка девушки была такой заразительной, что женщина поймала себя на том, что невольно не перестаёт смеяться, наблюдая за тем, как Уэнсдей, очистив банан и поломав на маленькие кусочки, бросила его в озеро. — Я не уверена, что это сработает, — скептически произнесла женщина. Но девушку было уже не остановить. Она не успокоилась, пока весь банан не оказался в озере. Лариса с улыбкой смотрела, как белый лебедь осторожно нюхает фруктовое подношение Уэнсдей. Внезапно, словно из неоткуда, рядом с ним появился второй лебедь — тёмный, как сама ночь. Его чёрные перья поглощали тусклый свет звёзд, составляя разительный контраст с белым лебедем. И теперь они, двое, двигались в унисон, бок о бок, создавая идеальный баланс. — Я же говорила, что такое прекрасное создание просто не может быть одиноким, — голос Уэнсдей был мягким, почти поэтичным. Она прижалась головой к плечу женщины, а её взгляд был направлен на двух лебедей, которые с жадностью поедали кусочки бананов, — они не такие, как все, — девушка провела рукой по щеке Ларисы, не переставая улыбаться, — и, похоже, они нашли друг друга. У Ларисы перехватило дыхание, то ли от того, что она увидела, как эти птицы вопреки здравому смыслу и природе действительно ели банан, то ли от слов Уэнсдей. Эти два лебедя, чёрный и белый, всколыхнули что-то глубоко в женщине, что-то, заставившее её задуматься о том, как Уэнсдей вошла в её жизнь — неожиданно, стремительно, бесповоротно и похоже, навсегда. Лариса почувствовала, как в груди разливается тепло, а разум охватывает приятное умиротворение. Она взглянула на девушку, которая всё ещё наблюдала за лебедями. Её лицо выглядело по-настоящему счастливым. — Думаю, не только они нашли друг друга, — прошептала Лариса и, притянув Уэнсдей ближе, нежно поцеловала её в висок. Губы девушки изогнулись в едва заметной улыбке, и впервые за этот вечер женщина почувствовала, как на неё снисходит глубокое спокойствие. Страхи, которые терзали её раньше, отошли на второй план, сменившись чем-то гораздо более сильным — уверенностью в том, что они есть друг у друга. Как эти два лебедя, плывущие вместе по спокойной воде озера. Идеальный баланс. Баланс света и тьмы. И вместе они были совершенны.