Не забывай меня 2: голубое и зелёное

«Дальше были звонки, ночные больше Слезы, нервы, любовь и стрелки в Польше Дети, но не мои, и старые зазнобы Куришь каждые пять мы устали оба

Ты совсем как во сне Совсем как в альбомах Где я рисовала тебя гуашью»

Земфира — «Искала»

«Только самые простые вещи никогда не разочаровывают. Счастье достигается как-то очень просто и всегда намного проще, чем думаешь.» Эрих Мария Ремарк «Триумфальная арка» Утро Антона как обычно началось с кудрявой шевелюры лежащего рядом Попова и чёрного кофе без сахара. Шаст ежедневно вставал намного раньше Арсения и готовил завтрак. Арс открывал глаза лишь спустя час, недовольно выключая пятый по счёту будильник. К тому времени на столе уже стоял завтрак, а Антон, полностью собравшийся, листал ленту соцсетей. Шастун закрыл за собой дверь в спальню, чтобы не разбудить Арсения. Настроение сегодня было просто отличное, что для только что проснувшегося Антона было редкостью. По утрам обычно хочется лежать в кровати, забыв о таком замечательном слове, как «будильник», и спать как минимум до обеда, нежась под тёплым одеялом. Но суровая реальность такова, что нужно вставать и ехать в универ. Слава Арсению Сергеевичу, что теперь Антону не нужно было проделывать путь на метро и дальше тащиться до здания пешком. Теперь Шаст мог спокойно передвигаться вместе с Поповым на машине, который, к тому же, жил достаточно близко, и дорога до корпуса занимала не больше пятнадцать минут без пробок, что не могло не радовать. Антон привёл себя в порядок и начал говорить очередной завтрак для Арсения. Шаст не понимал, как выживал Попов в момент их расставания хотя бы из-за того, что тот банально не умел готовить. Сделать себе яичницу и не спалить кухню было для Арса невероятным достижением. Глядя на вечные попытки парня приготовить себе поесть, Антон лишь усмехался. А когда у Арсения не получалось, Шаст старался медленно разъяснить ему каждый шаг, но в конце концов выполнял всё сам. В последнее время Антон не мог думать ни о чём, кроме их с Арсением отношений. До сих пор Шаст не верил, что это — реальность. Причина была в том, что Антону постоянно казалось, будто их счастье очень хрупкое, и разбить его не составляет труда. Да, Антон видел, как Арсений старается, пытается пресечь некоторые свои принципы и разогнать тараканов, которые плотно засели в его голове. Шаст не мог не радоваться и сам старался сделать всё, чтобы они чувствовали себя комфортно как можно дольше. Но иногда это было нелегко: Попов оставался таким же упёртым и принципиальным, как и всегда. Арсений был очень обидчивым, причём обижаться мог на любую шутку довольно долгое время, а Антону приходилось волочиться за ним и просить прощения. Иногда они ссорились, ведь вечные сцены ревности Арсения не прекращались, а лишь увеличивались. Мужчина уже прекращал скрывать свои эмоции, и его недоверие росло в геометрической прогрессии, что порядком напрягало Антона, ведь он, находясь в отношениях с человеком, не то что подумать, посмотреть на кого-то не хотел. И дело было даже не в Арсе; просто сам Антон оставался верен своим принципам, и одна только мысль об измене казалась ему отвратительной. Конечно, Шаст не мог назвать себя идеальным партнёром. Антон умел здраво анализировать ситуацию и понимать, что часто тоже бывает неправ, когда вступает в перепалки с Арсом, как-то докапывается до него, обидно шутит. Но главное, за что Шастун ставил сам себе живой плюс, было полное доверие к Арсению. Искреннее, чистое, может, немного наивное и детское доверие. Антон был уверен: Арс никогда не изменит ему, не предаст и не обманет. Чтобы совсем не загрустить и поддержать приподнятое настроение, Антон решил включить музыку. Нажав на телефоне какой-то плейлист на русском языке, он включил подряд песни. Готовка сразу стала интереснее, дело пошло быстрее. Когда Антон наливал кофе, вдруг заиграла песня, которую Шаст очень любил. Он начал негромко стучать в такт мелодии и подпевать, сам не замечая этого. — Свет далекой звезды, песни птиц до утра… Ты смотрела в глаза мои, шептала слова… Ты не верила мне, но любила меня… Я оставил с тобой… — Половинку себя… Горячее дыхание опалило шею, а знакомые руки легли на талию. Антон обернулся и увидел сонного Арсения, растрёпанного после сна. Попов широко улыбался, и Шасту на мгновение стало так уютно, словно и нет никаких проблем, ссор и обид. Словно Арсений — единственный, с кем Шастун может почувствовать себя дома. Арсений и был домом. — Ты уже успел покурить? — недовольно спрашивает Попов. — Режим «Ворчун» включён, — Антон закатывает глаза, чтобы не видеть осуждение на лице Арса. — Я же не думал, что ты сразу как проснёшься, целоваться полезешь. — Этого стоило ожидать, — усмехается Арсений, а затем кладёт руку на щёку Шаста. — Кури поменьше, пожалуйста, — говорит он мягко, глядя прямо в глаза. Антон кивает, но понимает: вряд ли он сможет. Он курит слишком давно и слишком часто, чтобы бросить. Сигареты — это любовь, в которую он верил, где нет предательства, одиночества, лжи и страха. От этого не избавиться просто так. Зависимость намного сильнее, чем банальный инстинкт самосохранения. Сигареты убивают медленно. В отличие от алкоголя, который может просто стереть твою личность. Ты становишься обычной оболочкой без души, разума и эмоций. Единственное твоё желание — пить больше и больше. Ты и сам не замечаешь, как теряешься, как алкоголь становится единственным ресурсом, способствующим твоему существованию. И это страшно. Антон знал, что курить он не бросит.

***

Ещё один день в универе закончился, как и все остальные. Одинаковое количество пар, уставшие преподаватели и студенты, серая и унылая жизнь. Антону иногда казалось, что он живёт в дне сурка, когда ежедневно происходит одно и тоже, а рутина полностью поглощает его. Был конец ноября, и в Питере порядком похолодало. Пронизывающий ветер дул с Невы, проникая под куртку и сквозь старые оконные рамы в университете. Шаст вышел на крыльцо и достал зажигалку, чтобы закурить. Он поднёс сигарету ко рту, обхватывая губами тонкий фильтр. Антон поднял голову и посмотрел на небо. Он закрыл и открыл сначала глаза, а потом и рот. Его счастью не было предела. Казалось бы, он уже взрослый, и в его возрасте первый снег не должен вызывать столько эмоций. Но у Антона возникло неожиданное желание рассказать ближайшему человеку про первый снег. Абсолютно детское, ничем не мотивированное желание, оно яркой вспышкой загорелось в сознании парня. Ему даже стало стыдно на мгновение, но Антон сразу же откинул все сомнения и позволил себе просто радоваться первому снегу. В детстве Шаст любил зиму. У неё был свой неповторимый цвет, особый смысл, ожидание чуда. Жаль, что с возрастом перестаёшь верить в такие вещи. — Эй, не будет зажигалки? Антон оборачивается. Рядом с ним стоит молодой человек, на вид его ровесник. Среднего роста, худощавого телосложения, со светлыми пшеничными волосами и чёлкой, спадающей на прямой лоб. Шаст достал из кармана зажигалку и протянул её незнакомцу, который с благодарностью кивнул и поджёг сигарету. Пока парень делал это нехитрое движение, Антон решил рассмотреть его поближе: тонкие, словно у высеченной из мрамора статуи, черты лица, высокие скулы, вздёрнутый нос. Изящная линия губ, а сквозь стёкла очков видны серые глаза, напоминающие затянутое тучами небо в момент грозы. Он был одет как типичный студент питерского универа — распахнутое пальто, шарф, серый пиджак, рубашка и галстук. Незнакомец изящно подносил сигарету к губам, обхватывая её тонкими пальцами, и вдыхал ядовитый дым. Антон понял, что невольно засмотрелся на него. Конечно, не каждый же день встретишь возле универа парня, который будто сошёл со страниц «Тайной истории». Почему-то на ум Антону сразу же пришёл образ Чарльза, лицо которого напоминало «лица ангелов на картинах фламандцев». От него исходил какой-то непонятный, немного загадочный магнетизм, который заставлял Шастуна просто пялиться и не давал ему сдвинуться с места. И Шаст не нашёл ничего лучше, кроме как сказать первую пришедшую на ум фразу: — Я в таком настроении, что хочется поискать папоротники и, может быть, столкнуть кого-нибудь в овраг, — сказал Антон, вглядываясь в небо. Снег всё также медленно падал, что приводило Шаста в неописуемый восторг. — Cubitum eamus? — ухмыльнулся парень, и Антон повернулся к нему, вновь вглядываясь в его лицо. — Господи, ну хоть один человек читал классику, — с облегчением выдохнул Шаст и широко улыбнулся. — Я студент Петербургского универа, конечно я читал «Тайную историю», — сказал парень. — Никита. — Антон. — Я знаю. — Откуда? — удивляется Шаст. Он совершенно не помнит, что раньше встречал этого парня. — Мы с тобой вообще-то в одной группе, — отвечает Никита, и Антону сразу же становится неловко. — Ой, прости. Я… — Да не стоит извиняться. Я не то чтобы общительный. Да и вообще, мы с тобой только с этого года вместе учимся, я бакалавриат на заочке заканчивал. — В смысле? — не понял Шаст. — Ну, у меня мама больная, за ней уход постоянный нужен, — Никита проводит ладонью по волосам. — Вот я и учился из дома. В универ приходил только экзамены закрывать. — Знаешь, всё равно как-то неправильно, что я тебя не знаю. Мы же всё-таки одногруппники. — Ой, да чего уж там, с кем не бывает, — отмахнулся Никита. — Теперь будем знакомы. Антон кивнул и протянул парню свой мобильный. — Держи, вбей свой номер. Нужно ведь с кем-то обсуждать «Тайную историю». Может, ещё что-то посоветуешь. — Смотрел фильм «Убей своих любимых»? — спрашивает Никита и отдаёт телефон Антону. Шаст смотрит на контакт «Никита Добрачёв» и убирает телефон в карман. — Не-а, — качает головой Антон. — Посмотри. Очень интересный. Тебе понравится. Антон не знал, сколько они так стояли, обсуждая книги и фильмы, учёбу и одногруппников, но вскоре пара закончилась, и из здания универа повалили толпы студентов. Когда у них произошёл очередной взрыв смеха, Антон вдруг почувствовал на себе чей-то тяжёлый взгляд и обернулся. В дверях здания стоял Арсений и смотрел прямо на них. Антон нервно сглотнул, улыбка в миг слетела с его лица. Взгляд Попова не выражал ничего хорошего. Но ещё больше Шаста напрягло то, что Арс буквально впёрся взглядом в Никиту. Попов начал приближаться к ним, а затем прошёл мимо и направился по направлению к парковке. У них с Антоном было правило: до того, как оба сядут в машину, они незнакомцы, просто препод и студент, которые друг друга недолюбливают. Поэтому поведение Арсения нисколько не удивило Антона, но в груди остался неприятный осадок. Так как переться на метро не хотелось, Шаст всё-таки попрощался с Никитой и пошёл в сторону парковки. Арсений ждал его в машине. Как только Антон сел на переднее сиденье, он обратил внимание на то, с какой силой Попов сжимает руль. Его глаза были устремлены в одну точку, а губы напоминали тонкую линию. — Что? — спросил Антон, уже предвкушая очередную сцену ревности и тяжёлый разговор. — Что? — повторил Арс. — Попов, давай сразу: я стоял, курил, он попросил у меня зажигалку. Мы пообщались, поняли, что учимся в одной группе. Нашли общие темы для разговора. Всё. That’s all, Арсюш. Нет никаких драм, ничего. Не нужно устраивать спектакль. — Никакого спектакля, Антош, — приторно ответил Арсений. Шаст скривился. — Ну что ты как маленький ребёнок, — тяжело вздохнул парень. — Мы же тысячу раз это обсуждали: я тебя люблю и ни на кого не променяю. Хватит придумывать себе несуществующие сценарии и обижаться на них. Тебе не пять, не десять и даже не шестнадцать. Арс, блять, прекращай это. — Завтра Алёна привезёт Кьяру. — Что? — опешил Антон. — Я, конечно, знаю, что ты быстро переводишь темы, но не настолько же, Арс. Мы ещё не разобрались с одной проблемой, как ты вешаешь другую. — Кьяра не проблема. — Я не это имел ввиду. Я про то, что мы не успеваем по-человечески обсудить одну ситуацию и найти решение, как ты скачешь на другую. Подожди. Давай закончим с той. Всё хорошо? Ты не злишься? — Нет. — Отлично. Я рад, Арс. Так что там с Кьярой? Она едет к тебе? — Да, — кивает Попов. Антон знал, что дочка иногда остаётся с Арсением, это длится буквально два-три дня раз в месяц или два, но зато даже в этот короткий период времени Попов не перестаёт быть хорошим отцом и посвящает всего себя дочери. — Хорошо. От меня требуется какая-то помощь? — спрашивает Антон. — Можешь приготовить еду. И немного с ней поразвлекаться. Пусть привыкает и к тебе тоже. От этих простых слов, холодно брошенных Арсением, на душе у Антона стало невероятно тепло. Как бы Арс не дулся, всё равно он рассчитывает на что-то серьёзное и долгосрочное, ведь не с каждым же ты будешь знакомить своего ребёнка. Будь у Антона дети, он бы вообще сто раз подумал, прежде чем представлять и показывать их кому-то. Нет, тысячу раз. — Арс, я… — Не надо, Антон, — покачал головой Арс. — Это мои проблемы. — Ты же сам сказал, что Кьяра это не проблема. — Я не про неё, — Попов устало потёр глаза. — Я про тебя. — Что ты имеешь ввиду? — не понял Антон. Этот разговор, тон Арсения, отстранённый и пустой, его пугали. — Я сам виноват в том, что ревную тебя к каждому бревну. Прости. Ты ни в чём не виноват. — Ну Арс, — протянул Шаст. Он наклонился к Попову и коснулся губами щеки. — Какой же ты дурак, я не могу. И кстати, ты чего не бреешься? Бороду отращиваешь? Я тебя конечно любым приму, милый, вот только подумай хорошо. Арсений засмеялся. Напряжённая обстановка мигом спала. Попов не понимал, как Антону это удавалось: найти правильные слова, успокоить. Он волшебным образом действовал на Арса, и это была одна из причин, по которой Попов не мог позволить себе отпустить Антона: без него было плохо. Откровенно плохо. Невыносимо, тяжело, больно. А с ним тепло. Уютно. Спокойно. Арсению перестали сниться кошмары, когда рядом появился Антон. Попов знает: среди ночи он может начать ёрзать и искать чуть холодную руку Шастуна и точно её найдёт. Сожмёт, прижмёт к груди и успокоится. Кожа к коже. Тело к телу. Пульс к пульсу. — Поехали домой, — сказал Антон и накрыл ладонью руку Арсения, нежно сжав её. Попов посмотрел в его глаза, напоминавшие то ли непроходимую лесную чащу, то ли чашку зелёного чая. А Арс в нём сахар. И он прекрасно понимал, что с ним стало. Дом это не всегда стены. Иногда это зелёные глаза.

***

В субботу утро Антона началось с готовки блинчиков. Он включил себе весёлый плей-лист, чтобы окончательно не уснуть, и, напевая себе под нос, маячил у плиты. Арсений уехал за Кьярой на другой конец Питера. Антон ждал их с нетерпением, предвкушая встречу с девочкой. Помнит ли она его? Скорее всего нет. Какая она? Похожа ли на Арсения? Понравится ли он ей? А если нет? Арс ведь доверяет ему, а что, если девочка не захочет с ним общаться, и Попов посчитает это знаком? Разные мысли крутились в его голове, пока он приводил квартиру в порядок. Ребёнок ведь едет. Антон протёр пыль, помыл полы, ещё раз проверил подарок, который он приготовил для маленькой гостьи, —красивого розового зайца с длинными ушами и глазами-пуговками. Он показался Шасту очень милым, и парень надеялся, что Кьяра разделит его мнение. Наконец ключ в замке повернулся, и на пороге появился Арсений. В его руках был розовый рюкзачок, а из-за широкой спины выглядывала светлая макушка. — А вот и мы, — сказал Арс, снимая куртку. — Привет, — улыбнулся Антон. Девочка осторожно выглянула из-за спины папы. Шастун сразу обратил внимание на её большие небесно-голубые глаза, обрамлённые густыми ресницами. Она делает шаг вперёд, всё ещё настороженно глядя на парня. Антон садится на колено, оказываясь на одном уровне с Кьярой. Девочка наклоняет голову в бок, а затем в её глазах что-то загорается — какое-то осознание. На её красивом лице расцветает широкая улыбка, и Антон думает, что Кьяра слишком похожа на Арсения. В его голове появляется мысль: а что, если… но он тут же отмахивается от неё. Нет. Этого не может быть. Кьяра подходит ближе и протягивает парню свою маленькую ладонь. Шаст осторожно обхватывает её, чувствуя исходящее от дочери Арсения тепло и сладкий запах конфет. — Привет, я Антон, — говорит парень. — Я Кьяра. Шаст переводит взгляд на Арсения, который стоит чуть поодаль, смотря на них. В его глазах столько нежности и любви, что у Антона на секунду замирает сердце. — Пойдём, Кьяра, ты голодная? А то я приготовил блинчики, — Антон помогает ей снять куртку и разуться. — С нутеллой? — спрашивает Кьяра. — С нутеллой, — кивает парень.

***

Сердце Арсения пропускает удар, когда он видит, как Антон и Кьяра сидят на кухне, обмазанные шоколадной пастой, и обсуждают мультики. Попова пробирают мурашки, что щекочут лёгкие, заполняя их трепетом чьих-то бархатных крыльев. Он ощущает что-то гораздо большее, чем благодарность. Влюблённость. Ту самую, от которой на ногах стоять тяжело, а внутри оседает тяжёлое чувство нужности. За эти четыре года Арсений устал жить без Антона. Кьяра вписалась в их общество просто идеально. Весёлая, любознательная, они с Антоном были словно брат и сестра. По крайней мере, Антон ощущал, что его интеллектуальное развитие недалеко ушло от девятилетнего ребёнка. Вечером убитый Антон после десяти просмотренных мультиков и пяти рассказанных сказок без сил упал на кровать. До этого он уложил в зале Кьяру. Девочка долго не могла уснуть и всё время сжимала его ладонь. Антон понял, что девочка окончательно погрузилась в царства Морфея, когда её маленькая пухлая ручка обмякла и упала на одеяло. Арсений навис над ним, опаляя горячим дыханием нежную кожу. — Бля, Попов, я устал, — выдыхает Антон. — Ага, я заметил. Спасибо, что побыл с ней. А я закрыл отчёт. — Пожалуйста. Обращайся, — Шаст устало прикрыл глаза. Арсений коснулся языком мочки уха, а руками провёл вниз по груди. Антон рвано выдохнул. Любое касание Попова отзывалось в его теле приятной волной возбуждения, которое мурашками пробегало по коже. Арсений спускался ниже, оставлял влажные поцелуи на шее, втягивая и кусая бархатную кожу. — У тебя разногласия с членом или что? — спрашивает Попов. — Он совсем от рук отбился, — хрипло произнёс Антон. — Хм… Вчера мне удалось найти с ним общий язык. Хочешь, проведу ещё одну беседу? — с издёвкой спрашивает Арс. — Хочу, — выдыхает Антон. — Но я слишком заебался. Твоя дочь меня убила. У неё нет гиперактивности? — Она просто ребёнок, — с улыбкой говорит Арсений и запускает пальцы в волосы Шаста. — Проведи с ней день, я на тебя посмотрю, — устало отвечает Шаст. — Люблю тебя, котёнок. — И я.