Не забывай меня 2: голубое и зелёное

«Корабли в тёмной воде

расплещут огней вереницы И замолкнут все птицы

от такой чистоты Свет в глазах — малахит,

обнимают предплечье рисунки Пока ты меня держишь за руки,

у меня ничего не болит

Ты в своей серой футболке,

плечом чувствую мягкий хлопок Мягче только объятия твои,

к нашим ногам бегут волны А ты в своей серой футболке

из самого нежного хлопка Нежнее только руки твои»

Элли на маковом поле — «Футболка»

Детские мечты никогда не исчезают. Они просто прячутся. Иногда в самый неожиданный момент они напоминают о себе: в запахе конфет, в шуме летнего дождя или в старой фотографии. Эти мечты, может быть, наивны, но в них скрыта наша истинная суть. И, может быть, стоит хотя бы раз позволить им стать реальностью. Всё началось с появления отчима в жизни Антона. Олег никогда не проявлял к своему пасынку тёплых чувств, но маленький Тоша надеялся, что «новый папа» будет добр к нему. К сожалению, отчим оказался совсем не тем человеком, которого можно приводить в дом. Антон не помнил, когда отчим впервые поднял на него руку. Кажется, Шасту было совсем немного лет, около восьми или девяти. Тогда Антон получил первую двойку. Он очень боялся приходить домой и рассказывать об этом родителям. Тогда Олег уже некоторое время жил с ними в одной квартире. Мальчик тихо вошёл в квартиру и бесшумно прошмыгнул в комнату. Он накрылся одеялом и решил поиграть в телефон. Вдруг в глаза ударил яркий свет, когда отчим неожиданно появился в комнате. Он вырвал из рук мальчика телефон. Олег резко поднял руку и со всей силы кинул мобильный в стену за спиной Антона. На его лице не дёрнулся ни один мускул, когда он это сделал. Зато у мальчика перед глазами пронеслась целая маленькая жизнь. Он не осмеливался повернуть голову, но и без того понимал — телефон скорее всего разбился. Антону хотелось разреветься. — Антон, — ледяным тоном процедил отчим, приближаясь к пасынку. Мальчик стоял в стойке «смирно» и смотрел прямо в глаза человеку, который раньше казался ему добрым, но которого так боялся сейчас. — Ты мой сын. К сожалению, но это так. А мой сын не может плохо учиться. Не может, понимаешь? Антон кивнул, вжав голову в плечи. Казалось, если он откроет рот или произнесёт хоть слово, то ещё больше взбесит Олега, поэтому лучше было молчать. — Я же говорил тебе об этом, помнишь? Помнишь, я тебя спрашиваю?! — Я… — мальчик набрал воздуха и почти собрался с духом признать свою вину, но отчим снова сделал пару шагов, сокращая между ними расстояние. — Ты помнишь? — повторил он. — Па... — Ты помнишь? — крикнул Олег. В этот момент его рука хлестнула Антона по лицу. Мальчик не сразу понял, что произошло, потому что удар оказался очень сильным. С губ сорвался слабый крик, Антона повело в сторону, но он чудом смог сохранить равновесие. Щека пылала от боли, сердце бешено стучало, а в глазах застыли слёзы. Антону хотелось броситься к дверям и убежать. Он смотрел на отчима и не понимал, кто стоит перед ним. Он был в несколько раз выше и шире в плечах своего восьмилетнего пасынка. Он позволил себе ударить, и при этом на его лице не проскользнуло ни единой эмоции. Дрожащей рукой Антон коснулся щеки и вжался в стену шкафа, опустив голову. Олег подошёл к нему, остановился буквально в одном шаге. Мальчику показалось, что сейчас последует ещё удар и ещё, но мужчина лишь смерил его тяжёлым взглядом, а затем молча вышел, хлопнув дверью. Отныне Антон старался делать всё, чтобы Олег остался им доволен. Он надеялся, что с исчезновением промашек отчим перестанет поднимать руку, но его методы не стали другими. Менялись только причины: тройка по литературе, недоеденный ужин, неправильный тон при разговоре, непомытая посуда в раковине. Слишком много ест, слишком толстый. Антон превращался в чучело, которое прятало под слоями одежды свою индивидуальность. — Ты мой сын, ты обязан меня слушаться! — слышал Антон каждый раз. Только мальчик хотел открыть рот, чтобы оправдаться, как рука отчима хлестала его по лицу. Боль в щеке тут же давала о себе знать, сердце лихорадочно стучало. Антон падал на пол и подтягивал ноги к себе, у него тряслись губы, учащался пульс от рваного и быстрого дыхания нахлынувшего страха. — Почему ты так себя ведёшь? Почему? — Антону казалось, что отчим говорит с кем-то другим, потому что в ответах он не нуждался, иначе тут же последовали бы второй и третий удары. Не по лицу — по рукам, ногам. Антон сжимался, как испуганный зверёк, выставляя перед собой локти. Закрывал глаза и просто ждал, когда всё закончится. Каждый раз, когда Олег поднимал на него руку, Антон ненавидел этот мир, ненавидел своего отчима. Пальцы тряслись, они скользили по замку, а в глазах и без того всё плыло. По щекам катились слёзы, солёные, горькие, ненавистные. «Ад бесконечен или всё же у него есть предел?» — думал Антон. Он всегда слышал, как поздно возвращается мать, но никогда не заходит к нему. Умирала очередная надежда в маленьком детском сердце. Глупое чувство. Надеяться на лучшее — удел счастливчиков.

***

Они встретились спустя час после звонка. Антон открыл дверь, пропуская Арсения внутрь. — Привет, — сказал Попов, снимая с себя привычное чёрное пальто. Шаст перехватил его и повесил на крючок, получив благодарный взгляд мужчины. — Пойдём, — Антон направился на кухню, а Арс поплёлся за ним следом. Он был в этой квартире всего второй раз, поэтому особо ничего не успел рассмотреть. Да и в своё прошлое посещение рассматривать квартиру было последним, о чём думал Попов. Пройдя в просторную кухню, Арс устремил взгляд на стоявший у стены диван. Мозг как назло подкинул воспоминания, прокручивая их, словно фотоплёнку, в голове. Арсений помотал головой, чтобы откинуть их прочь. Сейчас им нужно поговорить, и лишние мысли тут ни к чему. Антон сел на стул, а Арсений — на диван. Они находились напротив друг друга, по разные стороны стола. — Ну, — нарушил повисшую тишину Шаст. — Так и будем молчать? — Антон, мы же давно знакомы, — парень медленно кивнул. Он всё ещё ждал чего-то, ощущая подвох. — Ты прекрасно знаешь о моём дурацком характере. За столько лет одиночества я привык быть сам по себе, самостоятельно принимать все решения. Мне так проще. Я могу завтракать, обедать и ужинать один. Могу не звонить, ни с кем не общаться днями. У меня нет нужны в ком-то рядом постоянно. Антон почувствовал, как его сердце пропустило удар, а затем оборвалось и на высокой скорости полетело вниз, в пропасть. Ну вот. На что он надеялся? «Какой же я дурак. В одну реку дважды», — с горечью подумал Шаст. — Но это было до того, как ты появился в моей жизни, Шастун. Антон резко поднял голову. Его будто прошибло разрядом электрического тока. Взгляд Арсения, которым тот смотрел на него, заставлял сердце трепетать и делать бесконечные кульбиты, а по коже начинали бежать уже знакомые мурашки. — Антон, твоё появление в моей жизни… Это чудо. И то, что я так глупо не воспользовался первым шансом… Я корю себя за это каждый день. И я благодарен судьбе за то, что у меня появился второй шанс. И тебе за то, что позволил быть рядом. Я не упущу его, нет. Антон, ты слишком дорог мне, и всё то время, что мы по моей глупости не провели вместе, я обещаю, мы наверстаем. Я хочу быть с тобой всю жизнь. Если только ты не оттолкнёшь. — Арс, я алкаш, курильщик и бывший анорексик. Так какого хрена ты хочешь провести со мной всю жизнь? — в голосе Антона неподдельное удивление.  — А без тебя она есть? Что, если мы родственные души, Шастун? Что, если мы всю жизнь искали именно друг друга? Почему из-за каких-то страхов и предрассудков мы должны расстаться и больше не видеть друг друга? Тогда мне до конца дней придётся искать того, кого я уже однажды нашёл, но испугался и не сумел полюбить? Антон… Антон бы хотел помолчать рядом. Внезапно разучился разговаривать. Не сотрясать воздух словами. Только смотреть. Может быть, ещё трогать. Что позволено. Что позволят. — Антон, если мы перестанем общаться, то этот мир взорвётся, — сказал Арс с нескрываемым отчаянием. Видимо, молчание Антона очень сильно напрягало его.  Сердце стучало, словно обезумевшее, Шаст заламывал пальцы, ощущал, как дрожат колени. В голове мелькали тёплые воспоминания, связанные с Поповым, эта мягкая улыбка и голубые глаза, которые уже стали такими знакомыми и родными, но не переставали завлекать в свой омут. Рядом с Арсом Антон оживал, рядом с ним небо окрашивалось невероятными красками. Эмоции взяли верх. Шастун вдруг поднялся и подошёл к Арсению, который тут же вскочил со своего места. Они  стояли напротив, их разделяло несколько сантиметров, которые в это мгновение казались непреодолимой бездной. И у них был выбор: сделать шаг в пропасть, но соединится воедино, либо так и остаться стоять порознь.  Они сорвались одновременно. Подались вперёд, врезаясь друг в друга, их губы соприкоснулись в жадном поцелуе. Настоящем. Настырно толкаясь языком к мягким губам, Антон ощущает их тёплый вкус. И Арс отвечает ему. Первый находит его язык своим. Шаст чувствует, как голова его становится ватной, а пульс зашкаливает. Антон кладёт ладони на талию Попова, сжимает, притягивает к себе. Арсений обвивает его шею руками, обостряя всё. Его горячие пальцы скользят по холодной коже Антона вверх и прячутся у него в волосах, а миллиарды будоражащих мурашек стремительно опускаются вниз по телу. Шаст не может это контролировать. Язык Арса с каждой секундой становится слишком пытливым, а запах… Мысли путаются. Антон позволяет себе больше. И ему глубоко плевать, что они так и не договорили. Он делает два шага вперёд, оттесняя Попова к стене. Заставляет прижаться к ней спиной. Слегка прикусывает за нижнюю губу и тут же получает самый крышесносный звук в мире. Арс мучительно стонет и с силой сжимает его волосы на затылке, а у Антона болезненно сводит в паху. «Отпрянь же от меня, Попов! Вмажь мне по морде, иначе я сейчас чокнусь!» — думал Шаст, ясно осознавая, что у него поехала крыша.  — Знаешь, чего я хочу больше всего? — выдыхает Арсений в губы парня, опаляя их горячим дыханием.  — М? — губы будто искрятся, на них загораются маленькие огоньки, которые растекаются по всему телу. — Не знаю. — Тебя. Хочется тебя рядом. Его слова взрываются в сердце Антона, заполняют собой каждую клеточку. Разносятся острыми импульсами по венам. Антон улыбается, ощущая себя дурачком, и сам льнёт к Арсу, такому тёплому и родному.  — Переезжай ко мне, Тош, — Арс накручивает локон парня на палец. — Ты уверен? Это серьёзный шаг. — Я не могу отпускать тебя. — Звучит как абьюз, — усмехнулся Антон, касаясь пальцами тёплой щеки Арсения. — А может, я и есть самый настоящий абьюзер, — шепчет на ухо Попов, обжигая нежную кожу своим горячим дыханием. — Ага, в твоих мечтах. Антон отстраняется. Понимает, что если продолжит, то уже не остановится. Слишком сильно всё это время ему не хватало Попова. Простого его присутствия, ощущения его запаха — лаванды со смесью мужского одеколона — который так манил Шаста; не хватало простых нежных взглядов светло-голубых глаз, его речи, тепла его тела. — Антон, — тон Арсения в момент становится серьёзным. Он берёт ладони Антона и сжимает их в своих, переплетая пальцы. — Я всегда буду рядом с тобой, котёнок. Не в моих силах стереть тебе память о случившемся, но в моих силах подарить тебе много-много новых счастливых моментов. В моих силах взять тебя за руку и начать всё с самого начала. Ты привык справляться со всем сам, я тоже. Теперь мы будем вместе учиться жить по-новому. Ты очень сильный, Антон. Ты сильнее меня, — Шастун, слушая его со сбившимся ритмом сердца, мотнул головой, мол, не говори ерунды. — Это правда. Я знаю, что ты привык замыкаться в себе, что вот тут, — Арс аккуратно коснулся солнечного сплетения парня, — Вот тут сидит вся пережитая тобой боль. Не запирай её там больше. Я рядом, со мной ты можешь проявлять любые эмоции, я всегда тебя поддержу. Я обещаю. Антон не понимает, в какой момент на глаза навернулись слёзы, заполонив всё туманной пеленой, сквозь которую он едва различал блеск голубых глаз. Одна из солёных капель скатилась вниз по щеке, и Арсений осторожно вытер её большим пальцем. — Тише, иди ко мне, — Попов распахнул объятия, и Антон, не долго думая, обвил его тело руками, прижимаясь как можно ближе, будто пытаясь соединить их тела воедино. Арсений был таким тёплым и уютным, от него приятно пахло лавандой, и Шаст не выдержал. Впервые за долгое время он дал волю своим истинным чувствам, позволив всему, что копилось внутри, выйти наружу. Шаст утыкался в плечо Арсения, схватился за него, как за спасательный круг, а Попов поглаживал его по спине и волосам, проводил по лопаткам и шее, шептал на ухо и в макушку слова утешения и поддержки. Антону было просто необходимо ощущать его рядом. Шастун наконец-то не чувствовал, что тонет или падает в бездну. Теперь он ощущал, что за руку его крепко держал Арсений, который бы никогда не дал ему упасть или исчезнуть в глубине. Любовь — это поступки, это отношение, это ответственность, это не просто постель или поцелуи. Это больше, чем смотреть с симпатией на человека, который тебе нравится. Это когда ты являешься чьей-то жизнью и точно знаешь: он ни за что и никогда от тебя не откажется, и от всего, что связано с тобой — тоже. Антон не знает, сколько проходит времени, но вскоре они занимают диван. Вернее, Арсений сидит, а Шаст лежит на его коленях, позволяя Попову перебирать непослушные завитки. И этот момент кажется Антону настолько интимным, что хочется запечатлеть его на старую фотоплёнку и спрятать в шкатулке за семью замкáми. — Арс, а за что ты меня любишь? — внезапно спрашивает парень. Попов несколько секунд растерянно смотрит на него. — Если любишь за что-то конкретное, то это не любовь, — включает философа Арс. — Ой, не надо мне тут вот это вот! Что-то же должно тебе во мне нравиться. Вот ты, например, красивый. — Ты тоже. — Нельзя повторять! — поджимает губы Антон. — Ну если мне в тебе всё нравится? — Давай конкретнее. — Мне до безумия нравится твоя ухмылка и прекрасная улыбка. У тебя невероятные глаза, словно лес, в котором хочется затеряться и никогда не найти обратной дороги. Твои невероятной красоты руки. Когда я смотрю на них, я теряю голову. При каждой встрече я изучаю черты твоего лица, хоть и делал это не раз, но я понимаю, что хочу запомнить тебя навсегда. Я могу бесконечно говорить о том, что мне в тебе нравится, но, боюсь, что это всё так глупо. Надеюсь, ты меня не осудишь. — Я готов слушать комплименты из твоих уст бесконечно, — смеётся Антон. Ему на самом деле приятно слышать эти слова, а тот факт, что их говорит Попов, греет душу и самомнение: Арсений из всех выбрал его. — Ты иногда бываешь таким милым. Люблю тебя. — Милым? — фыркает Арс. — Боже, Антон, никогда не называй меня милым. Антон усмехается. — Милый, — снова морщится он, произнося так, будто это самое вопиющее оскорбление в его жизни. — Милый — синоним слова «никакой». — Что за предрассудки? — Это не предрассудки. Вот ты прочитал книгу и не почувствовал за время её прочтения ни одной эмоции. И когда ты закрываешь её, всё, что ты можешь сказать: «О, ну было… мило». Ни хорошо, ни плохо, то есть никак. — Нет, ты путаешь слова «мило» и «нормально». Нормально — это как раз-таки никак. А мило — это когда после прочтения книги тебе улыбаться хочется от ощущения, будто в груди разливается тёплое молоко. Ты же у нас философ. Арс издаёт смешок и мотает головой в стороны: — Ненавижу молоко. И как оно вообще может разливаться в груди? — Ты невыносим, — выдыхает Антон. — Минуту назад ты говорил, что я милый. — Я всё ещё так думаю. Антон смотрит снизу вверх на лицо Арсения, на котором расплывается улыбка. Всё-таки ему нравится. Антон замечает, какой мягкий и домашний Арс, когда не носит эти деловые костюмы и выглаженные рубашки. Как же давно он не видел такого Арсения: солнечного, улыбчивого, с растрёпанными волосами, с мешками под глазами, с потрескавшимися губами, в простой серой футболке, на которой до сих пор виднелись следы слёз Шаста. Комок нежности да и только. Глядя на Попова, Антон забывал обо всём. Рядом с этим человеком ему было комфортно как ни с кем другим. И Шаст до конца не мог поверить, что это всё не сон, что если он протянет руку, то почувствует не пустоту, а тепло кожи Арсения. Он может потрогать его пульс, ощущая биение сердца, вдохнуть запах, коснуться волос, губ, носа, и всё это — реальность. Антон не верил. Столько лет он потратил зря, чтобы найти замену Арсению, но в итоге судьба всё равно свела их вместе. — А почему Питер? — вдруг перевёл тему Попов. — А? Почему Питер? Сбежать хотел, — честно ответил Шаст. — От всех: от родителей, от тебя, от себя… Слишком много причин. Питер казался идеальным вариантом. — То есть, ты уехал сюда сразу после школы? — спросил Арс, вглядываясь с лицо парня. — Сдал экзамены, подал документы, собрал вещи и, как только мне прислали согласие на зачисление, рванул. После выпускного жизнь Антона превратилась в серую кляксу, и он не пытался добавить в неё красок. Наоборот, хотел замазать прошлое прошлое чёрным цветом или же стереть навсегда. Хотелось поскорее избавиться от этой болезненной тоски, что поселилась в том месте, где обычно бьётся и трепещет сердце. Собирать себя по кусочкам было сложно. Но Антон пытался, он старался справиться, как мог склеивал разбитые осколки и пытался вернуть их в прежний вид, собрать полную картинку, но каждый раз какой-то один элемент выпадал, разбивался, терялся, а за ним и все остальные. Мы сами строим свою судьбу. Вот и Антон построил лодку, в которой полно дыр. Неудивительно, что она в итоге затонула. Антон рассказал всё, как было: про свою жизнь в Питере, про Диму с Олесей, про Иру, про то, как пытался справиться с дырой в груди, стараясь заткнуть её кем-то другим, одноразовым, но не мог. Как будто кусочек пазла не подходил в пустующий промежуток, требуя найти верный. Можно убежать из дома, можно удалить номера, можно поднять высоко подбородок и выдавать трусость за силу. Но зашить раны, которые рассекали годами, практически невозможно. Только рядом с Поповым он забывал о прошлом, расправляя крылья, которые отчим пытался вырывать с корнем. Любовь… Такое вроде бы простое слово. Любовь была его лекарством. Пусть и оказалась в итоге отравленной стрелой. Хотя сейчас Антон уже не понимал до конца, была ли та стрела отравленной, и не отравил ли её он сам. Арсений слушал. Слушал и понимал, как изменился Шастун. Взгляд его, словно мигающая звезда, то становился невероятно ярким, то моментально угасал. Он напоминал снежинки, которые в воздухе сверкали, но, приземлившись на землю, таяли или превращались в серую массу. Раньше Арс думал, что люди взрослеют год от года, постепенно… А оказалось — нет. Человек взрослеет мгновенно. Буквально одна ситуация может изменить всё, перевернуть целый мир одного человека с ног на голову, разрушить старые стены, снести всё без остатка. От Антона давно не пахнет привычным малиновым гелем для душа и свежестью. От него несёт перегаром и сигаретами, разложением души и невысказанной печалью, обнявшей сердце клешнями. Но Арсений понимает: он любит Шаста не за его внешность или привычки, а за то, какой он. Антон слишком много места занимал в его душе, слишком сильно засел в голове и проник под кожу. Его не хотелось отпускать никогда. Арс вдруг представил, как просыпается утром, а Шастун лежит рядом, положив под голову ладони. Часть одеяла сползла вниз, оголив плечи. Арсений накрывает его и осторожно поправляет непослушные пряди. Идёт в душ, передвигаясь на носочках, чтобы не разбудить, но Антон всё равно просыпается до того, как Попов возвращается. Натягивает на себя футболку и идёт на кухню готовить завтрак. Они бы могли готовить по очереди, например, жарить яичницу или пить чай со вчерашними булочками, купленными в магазине на цокольном этаже. Арс бы тихонько подкрадывался сзади, обнимал его со спины и целовал в щёку, вдыхая ягодный аромат геля для душа, запускал бы руки под футболку, вызывая мурашки по всему телу. От этих мыслей он чуть не впал в экстаз, на мгновенье даже забыв обо всём. Попов вдруг понял, что объяснять и рассказывать всё должен не Антон, а он, Арсений. Именно на его плечах лежал груз вины, именно его вина была в том, что они потеряли друг друга на четыре года. Четыре грёбанных года. Сколько моментов они упустили, сколько времени потратили зря из-за глупых, даже детских обид и страхов. Арсений уже понял, что придётся непросто. Он принял многое, включая собственные предрассудки. Ему тоже пора повзрослеть, научиться смотреть на мир под другим углом — говорить друг другу правду, озвучивать которую порой нелегко. Правда — это всегда выбор. Хотелось бы верить, что исключительно правильный. Но бывают дни, когда правда бьёт сильнее, чем боксёр на ринге. И от этого удара никто не застрахован. Говорить правду всегда страшно. Она ведь не похожа на сладкую вату на палочке, которая вызывает улыбку и дикий восторг. Порой правда ранит, а порой заставляет совершать безрассудные поступки. Но Арсению искренне хотелось, чтобы правда стала первым шагом на новой дороге, шагом к дому под названием «счастье». — Знаешь, Арс, меня тянуло к тебе даже в те моменты, когда ты делал мне больно. С другими в похожие моменты я просто обрывал все связи, а с тобой… С тобой я связан слишком прочной нитью. Знаешь, у японцев есть такая легенда о красной нити. Она гласит, что двое влюблённых связаны красной верёвкой вокруг лодыжек. Нить связывает их, и им суждено встретиться независимо от времени, места и обстоятельств. Нить может натянуться и запутаться, но она никогда не порвётся. — Красиво, — шепчет Арс. Он прекрасно знает эту легенду, буквально наизусть, но то, с каким блеском в глазах это рассказывает Антон, заставляет его молча слушать и неотрывно смотреть на безмятежное лицо парня. Он готов молчать, но только быть рядом. Твоей любви тепло внутри, Я утопаю в тебе снова. Ты в моих мыслях до зари, Но не был к этому готов я. Твоих прикосновений счастье Внимаю я, лишь ты будь рядом. Пульс участился на запястье, Ты подарил улыбку взглядом. Мурашки покрывают тело, Когда ты за руку берёшь. Моё спокойствие уцелело, И сердце ты моё спасёшь.