Не забывай меня 2: голубое и зелёное

«Привычка спать в левой части кровати Стала чем-то родным Я вижу твой облик и слышу твой голос Выдыхая дым Я не представляю, как больно мне будет Увидев фотки с другим Мне всегда было мало тебя Но теперь я остался один Я кричал тебе, что ненавижу Но сердце кричало просто любить Мечтали о будущем думали сбудется Но теперь надо забыть Оставь меня здесь одного опустевшего По дорогам ходить Я не могу больше о тебе думать Я хочу дальше жить»

Ваня Дмитриенко — «Интро»

День у Антона не задался с самого начала. Взять хотя бы жуткое похмелье и боль в голове, из-за которой Шастун несколько минут не мог понять, где он и что происходит. Бутылкой вина вчерашние посиделки не ограничились, так как Дима достал коньяк. Рюмка за рюмкой приходило беспамятство и чувство лёгкости, когда ничего не беспокоит, ничто не гложит. Как же Антон любил эти моменты! Находиться в пьяном бреду было намного привлекательнее, чем умирать изнутри. Глоток светлого пива с утра — и гула в голове будто не было. Если честно, то единственное, чего Антон реально хотел в жизни — это пить. Чтобы не думать, чтобы не чувствовать. Погружаться в морок и иметь крылья за спиной, летать, находясь на земле. Привычный путь до университета. На улице уже стал заметно ощущаться приход осени: люди кутались в куртки и пальто, а пожелтевшие листья изредка пролетали мимо, гонимые холодным Петербургским ветром. Антон шёл от метро по знакомому маршруту и думал. Дарк академия в России это вам не классический стиль в одежде, греческий с латынью, столы из тёмного дерева, томные взгляды и Оскар Уайльд, а тащиться в темноте к первой паре с одним стаканом чёрного кофе в желудке и предаваться мыслям о смерти среди облетевшей штукатурки. В принципе, всё как у Достоевского, а Фёдор Михайлович хуйни не расскажет. Антон стоял в холле университета, прислонившись к мраморной стене. Студенты носились туда-сюда, мелькая перед глазами, образуя беспрерывный поток. Шаст видел это скопление людей и чувствовал себя здесь лишним. Толпа гудела, шумела, она манила и отталкивала одновременно. Все эти люди выглядели взволнованно, они чувствовали то же, что и сам Антон — страх остаться одному. Быть единственным человеком, быть брошенным и покинутым. Именно одиночество толкало нас на этот шаг — становиться ближе и ближе, пока не почувствуешь запах толпы. И нужно сделать шаг, чтобы примкнуть к ней. Когда ты становишься частью толпы, этой неуправляемой стихии, тебе начинает казаться, что ты на самом дне, что не можешь отсюда выбраться, чувствуешь себя максимально беспомощным и жалким. Но ты уже не можешь покинуть толпу, так как если развернёшься, она просто снесёт тебя, затопчет и уничтожит.  На Шастуна налетает Олеся. Девушка, от которой приятно пахнет сладкими духами, виснет на его шее. — Привет! — она опускается на землю и поправляет платье. — Чуть не убила, — возмущается Антон, потирая затёкшую шею. — Не ворчи, дед! — фыркает Иванченко. Девушка, как всегда, пребывает навеселе и выглядит сногсшибательно. А по ней и не скажешь, что бухала полночи. После первой пары Антон плетётся в аудиторию к его «любимому» господину, властителю его судьбы и цели всей жизни — к Арсению Сергеевичу. Они с Олесей занимают привычные места посередине — первые ряды всегда находятся под отравой преподавателей, а тех, кто сидит на задних, обычно не любят и на экзаменах спрашивают дотошнее остальных. Попов сидит за своим столом и раскладывает какие-то листочки. Он достаёт из чехла очки, протирает их, а затем надевает и немного поправляет на носу. Антон следит за каждым движением изящных рук Арсения, не в силах оторвать зачарованного взгляда. Всё-таки годы не отняли у мужчины ни красоты, ни очарования, ни харизмы. Арсений знал, что все, кто смотрят на него, в душе восхищаются и не могут отвести глаз от таинственной и манящей голубой бездны, все, кто слушают его, невольно становятся заворожены его мягким, вкрадчивым и чётким голосом. Он очаровывал улыбкой, взглядом, словом. Антон бы даже сказал, что возраст Попову к лицу: черты лица стали мягче, волнистые волосы придавали какой-то уют его обычному строгому виду, смущали только появившиеся морщинки и синяки под глазами — отголоски усталости, нервов и бессонницы, которые, как помнил Антон, преследовали Арса на протяжении всей жизни. Вдруг Шастун понимает, что Арсений тоже смотрит на него. Взгляд голубых глаз проникает под кожу, просачивается в вены и растворяется там. Антона словно ударило током, но глаз он не отвёл, продолжил смотреть на преподавателя, ожидая, что тот сдастся первым. Парню всегда было интересно, что происходит в голове у этого человека. Арсений был загадкой, которую так и хотелось разгадать, раскрыть этот секрет, узнать о нём всё-всё. Посетить эту неизвестную, ещё не открытую планету. Но Антон понимал — это невозможно. Как бы к Арсению не тянуло, их пути разошлись давно, и то был выбор Попова. Если бы он не был таким трусом, то всё могло быть по-другому. Жизнь бы стала иной, возможно, Антон бы тоже остался таким, каким был ранее. И всё же Арсений сдаётся первым. Он отворачивается и мелом выводит на доске название лекции. Антон хмыкает: ничего нового. Арсений, как обычно, не удивил. Предсказуемость его действий казалась абсурдной. Когда началась пара, Арсений всё-таки провёл опрос. Конечно же, первым он спросил Шастуна, который с уверенностью ответил на все его вопросы. Опросив ещё пару человек, Попов, оставшийся, в целом, довольным результатом, начал читать лекцию. Антон не видел особого смысла в философии, поэтому слушал в пол уха. Поэтому он и не заметил, как преподаватель перешёл от базы гражданской философии к буддизму. Услышав, что Попов цитирует Будду, Антон захотел рассмеяться — с таким пафосом говорил Арсений. — Первый тезис: «Жизнь есть страдание. С самого рождения человека подстерегают боль, неудовлетворительность, заботы, разочарование, крушение надежд, болезни и ожидание смерти. Да, есть и радость, и экстаз, и вдохновение, но они мимолётны и обманны. Мир зыбок, текуч, он — иллюзия». — Какой-то пессимистичный буддизм, — шепнул Антон на ухо Олесе, которая вмиг растянула губы в широкой улыбке. — Вижу на ваших лицах несогласие. Считаете, что ваша жизнь не состоит из одних только страданий? Тогда послушайте второй тезис: «Желание — причина страданий. Желание — признак неполноты, нуждаемости, отсутствия чего-то. Дистанция между сущим и возможным угнетает и обесценивает существование». Антон, сам не понимая почему, поднимает руку. В глазах Арсения загорается огонёк заинтересованности, и он кивает: — Да, Шастун, есть мнение на этот счёт? — То есть мечтать и желать чего-то плохо? А как же мотивация? Постановка намерений, стремлений? Без этого мы прекратились бы в овощи, — по аудитории прошла волна смеха. — Если у человека нет мечты или цели, то непонятно, для чего он живёт. — А для чего живёте вы? Чего в вашей жизни больше: страданий по несбывшимся мечтам и недостижимым целям или гармонии и спокойствия бытия? — стреляет ответными вопросами Арсений. — Неудачи — часть пути, — отвечает Антон абстрактно. — Хорошая фраза для татуировки, — усмехается Попов. — Давайте послушаем третий тезис, а после продолжим дискуссию: «Чрезмерная привязанность к объекту — основа желаний. Чем больше потребностей и чем они разнообразней, тем меньше мы принадлежим себе. Мы становимся зависимыми от всего, находящегося вне нас, теряем самодостаточность, внутренний стержень своей личности. Желанные существа или вещи тянут нас в разные стороны, разрывая на части. И это жизнь». Что скажете, Шастун? Антон несколько секунд молчит, прикусив нижнюю губу, и обдумывает свой ответ. «Вот надо же было лезть», — корит он сам себя. — Так что думаете, Шастун? Разве вы никогда не разрывались между желаниями? Угодить кому-то, уберечь, угодить себе, потешить своё эго, насладиться чем-либо вопреки обстоятельствам? — Да, но… Я не вижу в этом ничего плохого. События, которые мы проживаем, становятся частью нашего характера, меняют нас. Если во всём искать плюсы, то минусы превращаются в плюсы и больше не тяготят так сильно. Мы сами себя наполняем, сами выбираем, кем нам быть. Если на это хватит сил, конечно. И то, что желания разрывают нас на части — неправда. Нужно просто уметь делать выбор. — Интересно, — прищуривается Арсений. — А что, если выбор всё равно принесёт вам страдания? — Тогда… Эм-м-м… Тогда нужно пережить их и найти новое желание, новую цель. — Четвёртый тезис: «Нирвана — подлинный смысл жизни, состояние полной безмятежности, умиротворения и блаженства, достигаемое посредством отрешения от желаний, от чувственного мира вещей и событий. Но к нирване ведёт очень сложный и трудный «восьмеричный» путь, предполагающий: высокую культуру мышления, слóва и общения, целомудрие, умеренность, самодисциплину, сострадание, медитацию». Что скажете на это, Шастун? — А разве достижение нирваны не есть желание? Что-то буддисты противоречат сами себе. Любой путь подразумевает какой-то финал, а значит, цель или желаемый результат. Путь к нирване не исключение. Арсений улыбается, а вокруг светло-голубых глаз появляются лучистые морщинки. — Хорошо, что буддисты вас не слышат. — Надеюсь, вы им не расскажете. — Ни в коем случае. Отчасти я с вами даже согласен. Может быть, для избранных и просветлённых эти тезисы являются истиной, однако для простых смертных всё куда приземлённее. Но я хотел бы, чтобы вы обратили внимание только на один момент… Что значит принадлежать себе? Насколько это важно? Каждый день вас окружает огромное количество людей: одногруппники, друзья, родители, и все они влияют на вас, вызывают чувства и эмоции. Но самым важным человеком были и остаётесь вы сами. Только давайте отличать то, что я пытаюсь сказать, от нездорового эгоизма. Принадлежать себе — значит быть в гармонии с собой и со своими чувствами. Тысячи ограничений опутывают вас цепями: законы, правила этикета и вежливости, моральные устои, привычки, чужие принципы, навязанные как абсолют. Эти цепи сдавливают и сдерживают каждую секунду, но вот что важно: чтобы стать свободным, не нужно их ломать и рвать, нужно всего лишь распутать, и тогда вы дотянетесь до своей цели, а потом и до следующей. Нирвана достижима, ведь только вам решать, что такое ваш личный покой. Искать ответы в книгах или интернете можно, но на самые важные вопросы вы уже знаете ответы, просто боитесь их принять.

***

— Попов сегодня был в ударе, — говорит Олеся, поправляя макияж у зеркала в холле. — Я поспала всего десять минут: бурчал и бурчал. Антон смотрит на проходящих мимо студентов и не реагирует на слова подруги. — Эй, Антон! Он тебя что, загипнотизировал? Только не говори, что собираешься податься в буддизм! — Конечно нет, — отмахивается парень и ёжится от холода. — Блин, осень же! Не могут включить отопление? — Успокойся, брат мой, — одухотворённо вещает Олеся. — Нирвана уже близко, тебе нужно лишь отречься от желаний. — Отстань! Попов иногда говорит стоящие вещи. — Например? — «Ценят того, кто знает себе цену», — цитирует Шаст фразу преподавателя, которую тот вскользь говорил в начале занятия. — И сколько стоишь ты? — Это же не про деньги, — качает Антон головой. — Это про то, что нужно знать себя, принимать и понимать, и только тогда можно определить допустимые границы по отношению к себе других людей. — Что же ты на психолога не пошёл, умница-разумница, а? — Потому что тогда бы у меня не появилось такой подруги. Это карма меня заставила, — отвечает Антон с улыбкой. — Резонно, — довольно ухмыляется Олеся и наконец-то отходит от зеркала. — Может, прогуляемся до кафе? Есть хочу жутко, а в столовку зайти даже страшно. До следующей пары ещё больше часа. Антон уже открыл было рот, чтобы согласиться, но видит Попова, который неотрывно смотрит прямо на него из противоположного конца холла. Арсений понимает, что парень его заметил, и зовёт к себе жестом. — Прости, Олесь, кажется, у меня важный разговор. Он не отвечает на вопросы девушки, просто идёт прямо, сквозь толпу, задевая спешащих студентов, но не отрывает взгляда от преподавателя. Когда же он становится напротив, то сердце бьётся быстрее. — Хотел похвалить тебя, сказать, что ты очень хорошо выступил сегодня. Дискуссия с тобой — одно удовольствие. — Спасибо, — отвечает Антон. — Это взаимно. Лекции с вами очень интересные. Но вы же хотели поговорить о другом, я прав? По лицу Попова заходили желваки. Он едва заметно дёрнулся, поправил очки на носу. — Да, Антон. У меня есть вопрос по поводу вчерашнего… — Что именно? — Резко оборвал его Антон. — Не мямлите, Арсений Сергеевич, формулируйте свои мысли чётко. Вы же не маленький мальчик. Арсений кивает. — Почему ты вчера ушёл? Даже не попрощался, не сказал ничего. Знаешь ли, так не делается. — Арсений Сергеевич, уж простите, но мне немного похуй на то, что правильно, а что нет, если вы забыли. Я живу, как хочу. И не вам меня ограничивать. Деньги я оставил, так в чём проблема? — Антон, ты мог сказать, что уходишь. — Зачем? Что бы это изменило? — раздражённо спрашивает Антон. — Например, я бы не волновался за тебя. Антон на секунду переносится в то время, когда из-за дурацких проблем в жизни Шастуна и неспособности скрывать их Арсению приходилось вытаскивать его. Нет, такого больше не будет. Антону не семнадцать, он самодостаточный мужик, который может сам о себе позаботиться. — Так и не нужно было. Ты берёшь на себя слишком много. — Антон, я… — Что, Арсений? Что ты вчера хотел? Что это за жест доброй воли??Определись, что тебе нужно. Поставь себе уже цель, чёрт возьми, и реши для себя, чего хочешь. Я не собираюсь снова влезать в твою жизнь, приносить проблемы и садиться кому-то на шею. Я не маленький котёнок, взятый с улицы. Меня не нужно кормить, мыть, ухаживать. Так что ты хочешь? — голос Антона срывается. — Я? Я просто хотел провести с тобой время, поговорить. Мы же не чужие люди. Столько всего вместе пережили. — Зачем? — Что? — не понимает Арсений. — Зачем? Зачем тебе это? — устало спрашивает Антон. — Я скучал, Тош. — Нет! — выкрикивает Шастун. — Ты лжёшь! Ты не скучал нихрена! Иди и рассказывай это своему парню, или кто он там тебе? — Антон, я… Я не мог по другому. — Отстань от меня! Не трогай, пожалуйста, — с мольбой просит Антон. — Я тебя не оставлю. И не отстану. — Твой выбор, — пожимает плечами Шастун, а затем разворачивается и растворяется в толпе. После пар Антон стоит у входа в здание университета. Его гложет чувство вины. Шастун специально посмотрел, во сколько заканчивает Попов. Он ждёт. Но надежда поговорить рушится, когда он видит, что Попов выходит из здания. Парень направляется к нему, но Арсений подходит к белой машине, откуда выходит мужчина в пальто. Лёгкое касание губ по щеке, а затем они садятся и уезжают. Антон смотрит вслед уезжающей машине. Как будто специально, как в фильме, начинает идти дождь. Сначала слабый, он превращается в ливень. А Шастун так и стоит посреди тротуара, не в силах сдвинуться с места.