Миллион поцелуев в твоей жизни

Мне не нравится, когда меня выставляют на посмешище перед всем классом, а именно это Минхо сейчас и сделал. Внимание меня не беспокоит, пока не становится негативным. А то, что он только что устроил, оказалось как раз таковым. Чуть ли не издевательством. Когда он отодвинул меня в сторону, чтобы сесть вместе со мной на один стул, пускай лишь на несколько коротких минут, было досадным образом… Приятно. Он крепкий. Твердые мышцы, горячая кожа. Широкие плечи и грудь, а еще сильные руки. Пока я сидела рядом с ним, и он опустил руку на спинку стула у меня за спиной, я почувствовала, словно оказалась в коконе Ли Минхо. И мне это понравилось. Понравилось, что он был рядом. От его близости сердце забилось учащенно. Оно до сих пор колотится. Я усаживаюсь на свое место, бросаю тетрадь на парту и смотрю на учителя Пак, которая заканчивает отмечать присутствующих. Волосы на затылке медленно встают дыбом, и мне требуется вся сила воли, чтобы не обернуться и не посмотреть, кто сверлит меня взором. Я уже знаю. Чувствую на себе его напряженный задумчивый взгляд. Как можно незаметнее оглядываюсь через плечо и вижу, что Минхо смотрит только на меня, а потом делает нечто странное. Он улыбается. Едва заметно и мимолетно, и, расскажи я кому-то об этом, мне бы никто не поверил. Но боже мой, Ли Минхо только что мне улыбнулся, и я чувствую, словно в животе взлетел миллион бабочек, всюду щекоча меня крылышками. И все это от беглой улыбки. Да что со мной такое? – Итак. Разбейтесь на пары. Вопросов больше нет? – Пак устремляет на меня взгляд, приподняв брови. Я едва заметно киваю, смущенная тем, что на меня снова обратили внимание. – Хорошо. Тогда приступайте к работе. Я встаю из-за своей парты и иду обратно к Минхо, который развалился на стуле с весьма наглым видом и скучающим выражением лица. По языку его тела ясно, что он предпочел бы находиться где угодно, но только не здесь. Перешагиваю через его ноги и сажусь за пустую парту рядом с ним, которую только что освободил Джисон. – Ты что-нибудь подготовил к сегодняшнему занятию? – спрашиваю я, заранее зная ответ. – Нет, – он поднимает на меня взгляд из-под полуопущенных ресниц. – А ты? Кивнув, я открываю тетрадь со списком вопросов, который набросала сегодня утром, когда поняла, что выбора у меня нет и независимо от моих пожеланий Минхо останется моим напарником в проекте по психологии. – Придумала несколько вопросов. – Для меня? – Он выпрямляется и потирает руки. – Озвучь их. Я озадаченно поглядываю на него, удивленная его поведением. Не понимаю этого парня. Я-то уж точно не горю желанием узнать, какие у него могут быть ко мне вопросы. – Вопросы простые… – начинаю я, но он перебивает, качая головой: – С тобой ничто не бывает просто, Пташка. Мне что-то подсказывает, что ты попытаешься меня раскусить. Минхо прав, но я не думаю, что у меня есть шанс это сделать, учитывая, как мало времени нам выделено на проект. Попытки узнать Ли Минхо и то, что им движет, наверное, займут несколько месяцев. Может, даже лет. – Это мы и должны сделать, – подчеркиваю я, наклоняясь над партой. Он опускает взгляд и задерживает его на моей груди, и я запоздало понимаю, что она едва не вываливается на стол. Я отстраняюсь, щеки вспыхивают, и когда мы снова встречаемся взглядом, он ухмыляется. – У меня есть идея, – говорит он, и я на миг забываю о смущении, благодарная за то, что он готов что-то придумать. – Какая? – Давай составим список предположений друг о друге. – Теперь он наклоняется ближе, не сводя с меня сияющих глаз. – Хочу выяснить, что ты, по-твоему, знаешь обо мне. Я не хочу знать, что он обо мне думает. Уверена, что сплошные гадости и сплетни, а не факты. Большинству парней в школе нет до меня никакого дела, потому что я не поддаюсь их обаянию. Говорю совсем как моя мама, но это правда. Я не ведусь ни на уговоры, ни на ложь. Они льстят, говоря то, что мы, девушки, хотим услышать, а потом, не успев оглянуться, мы уже стоим перед ними на коленях. Или лежим под ними в кровати, машине или каком-то другом темном, якобы уединенном месте, в которое им удается нас затащить. Они просят прислать провокационные фотографии, утверждая, что никому не покажут, а потом рассылают их своим друзьям. Выставляют на посмешище. Они не уважают женщин. В этом и проблема. Они всего лишь кучка приятелей, которым не терпится пополнить список сексуальных побед новыми именами девушек. Вот и все. Все, что мы собой представляем. Даже Банчан и Мэгги, которых я считала крепкой парой, на самом деле не такие. Их отношения неустойчивы, и я бы себе таких не хотела. В нашей школе ни у кого нет отношений, к которым я стремлюсь. Все парни либо слишком нахальны, либо слишком незрелы. Я бы не назвала себя религиозным человеком, но ценю свое тело и моральные принципы. Родители всегда подчеркивали, как тщательно я должна выбирать того, с кем в итоге разделю свою любовь и тело. Они всеми силами отговаривают меня вступать сейчас с кем-то в отношения, особенно усердствует отец. – Ну? – Глубокий голос Минхо вырывает меня из размышлений, и я снова сосредотачиваюсь на нем. – Что думаешь? – Ты будешь вежлив? – спрашиваю я с опаской. – А ты предпочитаешь услышать правду? Или любезности? Видимо, когда речь заходит о Ли и его мнении обо мне, правда с любезностью не совпадает. Буду знать. – Правду, – говорю я с уверенностью, которую не чувствую. – Я хочу того же. Выкладывай, Пташка. Открой свои тайные мысли обо мне. Его слова меня возмущают. Как он мог извратить такую невинную фразу? – У меня нет тайных мыслей о тебе. – Я разочарован. – Минхо посмеивается, и от этого звука теплеет на душе. – Я тайком много думаю о тебе. Во мне вспыхивает любопытство, но я мысленно его подавляю. Мне все равно, какие у него тайные мысли обо мне. – Даже знать не желаю. – Уверена? – Он хмурит брови. Похоже, очень удивлен. Я мотаю головой. – Абсолютно. Не сомневаюсь, что все мысли непристойные. – Непристойные. – он снова посмеивается. – Красивое слово. – Не сомневаюсь, что еще и точное. – Я перелистываю список вопросов, который составила в тетради, и провожу ладонью по чистой странице. – Ты готов? – Мы правда это сделаем? – Давай установим таймер. – Я беру телефон и открываю приложение с часами. – Десять минут? Он кивает. – Скажи, когда начинать. Я кладу телефон на стол и беру карандаш, задержав палец над кнопкой старта. Крю берет ручку и щелкает ей пару раз, наверняка чтобы меня позлить. – Готов? – Ага. – Начали. Я сразу же берусь записывать все, что слышала о Ли Минхо за эти годы. Несколько собственных выводов. Учитывая, что мы никогда раньше особо не общались, я не знаю, есть ли правда среди того, что я перечисляю, или нет. Оттого мне немного неловко, но я не позволяю себе зацикливаться на чувстве вины. Я слишком увлечена составлением своего списка. Минхо, напротив, не спешит, время от времени записывая по несколько слов. Стучит ручкой по слегка поджатым губам, о чем-то размышляя. От понимания, что он думает обо мне, становится неловко. Я колеблюсь, прижав карандаш к бумаге, а когда поднимаю взгляд и вижу, что Минхо за мной наблюдает, у меня перехватывает дыхание. Мгновение мы смотрим друг на друга, а потом он указывает на меня ручкой и бросается что-то записывать. Я делаю то же самое, но пишу не глядя, сомневаясь даже, складываются ли слова, но надеюсь на лучшее. Что же он только что осознал? Хорошее или плохое? Зная Ли, ему на ум, скорее всего, пришла какая-нибудь мерзость. Когда наконец раздается сигнал таймера, я подскакиваю, и карандаш, упав на пол, катится в сторону Минхо. Он останавливает его ступней и наклоняется, чтобы поднять, пока я пытаюсь выключить будильник. Наконец мне удается это сделать как раз в тот момент, когда Минхо протягивает мне карандаш, почти полностью закрыв его ладонью. Тем самым вынуждает меня прикоснуться к нему, пока беру карандаш. Его пальцы касаются моих, и между нами потрескивает электричество от контакта, но выражение лица Ли остается бесстрастным. Словно ничего и не произошло. Очередной плод моего воображения. – Прочти мне свой список, – велит он, окутывая меня мягким, словно шелк, голосом. Я мотаю головой, хмуро глядя на свои каракули. – Сначала мне нужно разобрать, что я тут написала. Он поднимает перед собой лист бумаги и прищуривается с притворной сосредоточенностью. – Тогда я начну. Я откидываюсь на спинку стула, все внутри напряжено до предела. Поджимаю губы, с трудом сглатываю и жду, когда прозвучат его ужасные слова. – Мои предположения о Пташке, – он бросает на меня взгляд поверх листка. – То есть о тебе. Я издаю смешок, но он выходит беззвучным. – Точно. – Она ко всем добра. Хочет, чтобы окружающие ее уважали. Прислушивались к ней. Хотя на самом деле большинство просто ей пользуются. Я молча впитываю его слова. – Она хорошо учится. Умна. Хочет, чтобы учителя ей восхищались. Считали ее трудягой. Некоторые восхищаются ей слишком сильно. – Многозначительная пауза, которая следует за последней фразой, тут же наводит на мысли о Чоне. Сомнительно. Но ладно. – Она окружает себя людьми, но я никогда не вижу ее среди настоящих друзей. Она замкнутая. Считает себя лучше остальных. Предвзятая. Я вздрагиваю, услышав это слово. – …а еще она недотрога. Девственница. Не интересуется сексом. Вероятно, боится его. Боится парней. Всех боится. Возможно, в прошлом пережила травмирующий опыт? – Минхоотрывает взгляд от бумаги и смотрит мне в глаза. – Вот и все. В голове вихрем проносится множество мыслей. И ни одной позитивной. Я не боюсь парней. Я никого не боюсь. Что ж, этот конкретный парень порядком меня пугает, но я никогда в этом не признаюсь. – Предположений вышло немало, как думаешь? – Я пытаюсь улыбнуться ему, но улыбка больше похожа на гримасу, и я сдаюсь. – Тебе нечего сказать насчет моих соображений? – он вопросительно приподнимает брови. – Я не переживала травмирующий опыт. – Уверена? Он еще смеет сомневаться во мне… – Да, – твердо отвечаю я. Мгновение мы молчим, наблюдая друг за другом, но наконец он отводит взгляд и смотрит на свои заметки. А я обдумываю все, что он сказал обо мне. Пользуются ей. Замкнутая. У нее нет друзей. Предвзятая. Недотрога. Девственница. Боится секса. Все это неправда. У меня есть друзья. И я не позволяю людям мной пользоваться, а еще очень открытая. Я не боюсь секса. Просто он меня не интересует. Правда только то, что я девственница. И горжусь этим. – Твоя очередь, – тихо говорит он, вновь вырывая меня из размышлений. Я смотрю на страницу в тетради, вчитываясь в спешке написанные слова. Получается разобрать не все, но начнем. – Ли Минхо считает себя неуязвимым, что по большей части правда. Он высокомерный. Жесткий. Иногда даже задиристый. – Я мельком поглядываю на него, но он даже не обращает на меня внимания. Стучит ручкой по поджатым губам, и меня уже в который раз завораживает их форма. Мне незачем восхищаться его губами. Минхо говорит гадости. Этого достаточно, чтобы возненавидеть его рот. Ненавидеть его самого и все, что с ним связано. Я заставляю себя читать дальше. – Он умный. Обаятельный. Учителя слушаются его, потому что школа принадлежит его семье. – Все по факту, – подтверждает он. Я закатываю глаза и продолжаю. – Он холоден. Молчалив. Часто смотрит на всех волком. Совсем не дружелюбный, но все хотят быть его друзьями. – Это все из-за фамилии, – говорит он. – Всем есть дело только потому, что я Ли. Хотят со мной поладить. Он много перебивает, а я не вставила ни слова. – Минхо грозный. Жестокий. Никогда не улыбается. Наверное, недоволен жизнью, – заканчиваю я, а потом в последний момент решаю кое-что добавить. – Страдает от синдрома богатенького бедняжки. – А это еще что за хрень? Я пропускаю ругательство мимо ушей, изо всех сил стараясь не выдать реакции. – Брось, сам знаешь. – Я хочу, чтобы ты объяснила. – Его голос звучит убийственно тихо, а в глазах мелькает ледяной блеск. Я делаю глубокий вдох и отвечаю: – Такое случается, когда семья вообще не уделяет тебе внимания, а деньги становятся единственным источником любви. Они одаривают тебя вниманием, когда считают это необходимым, но в остальном ты просто винтик в их так называемой семейной жизни. Ты ведь ребенок, верно? Они слишком заняты тем, что вмешиваются в жизни всех вокруг, но совершенно забывают о тебе. Его улыбка отнюдь не дружелюбна. Она откровенно угрожающая. – Интересное описание. Сдается мне, тебе знакомо такое положение вещей. Я хмурюсь. – Ты о чем? – Твой отец – Кан Чонволь. Один из крупнейших агентов по торговле коммерческой недвижимостью в Сеуле, верно? – Я смотрю на него, и Минхо продолжает: – Мои братья заняты тем же бизнесом. Знают о нем все. Он безжалостный сукин сын с огромной коллекцией бесценных предметов искусства. Услышав, как он называет моего отца такими словами, я прихожу в замешательство. – Моя мама – коллекционер, – признаюсь я и неосознанно добавляю: – Только это и приносит ей настоящее счастье в жизни. Господи. Мне невыносимо оттого, что я только что ему в этом призналась. Он не заслуживает права знать что-то о моей личной жизни. Минхо может исказить любые мои слова. Выставить меня печальной маленькой девочкой. Кем, по его словам, я и являюсь. Возможно, он прав. Мама не питает ко мне особой симпатии. Отец использует как инструмент. Оба слишком сильно контролируют мою жизнь и аргументируют это желанием меня защитить. Я думала, что у меня есть друзья, но теперь сомневаюсь в этом. – Ты выросла в том пентхаусе в районе Каннам, где выставлены все эти произведения искусства? Я пытаюсь не замечать тревогу, которая разливается по венам от его слов. От того, как хорошо ему известно о моей жизни. Жизни, частью которой я себя больше не чувствую, потому что провела в школе «Ли» большую часть последних трех лет, уже почти четырех. Выпрямив спину, я гоню прочь все мысли о своей несчастной жалкой персоне и вежливо ему улыбаюсь. – Мы переехали в эту квартиру, когда мне было тринадцать, – рассказываю я. – Ты единственный ребенок в семье. Моя улыбка меркнет. – Откуда ты все это знаешь? Минхо пропускает мой вопрос мимо ушей. – У тебя нет ни братьев, ни сестер, так? Я папина гордость и радость и мамин самый страшный кошмар. Именно так она сказала мне прошлым летом, когда мы были на каникулах на Итальянской Ривьере и папа купил непомерно дорогую картину от начинающего художника, которого недавно для себя открыл. Мы открыли. Отец купил картину, потому что она мне понравилась, и проигнорировал мамино мнение. Ей она пришлась не по вкусу. Мама предпочитает современные предметы искусства, в то время как в работах того художника прослеживалась связь с периодом импрессионизма. Мама так сильно разозлилась на меня из-за того, что папа купил ту картину и заплатил бешеные деньги за то, чтобы ее доставили к нам домой. Сказала, что он больше не слушает ее, только меня, а это неправда. Кан Чонволь не слушает вообще никого, кроме себя. – Нет, братьев и сестер у меня нет, – наконец признаюсь я. – Я единственный ребенок. – И поэтому он чрезмерно тебя опекает? Свою драгоценную дочурку, обещанную ему в результате странной церемонии непорочности. Он смотрит на кольцо с бриллиантом на моей левой руке, и я сразу опускаю ее на колени. – Вы все любите из-за этого надо мной насмехаться. – Кто это «все»? – Все в моем классе, да и во всей школе. Вообще-то я не одна была на том балу. Присутствовали и другие девушки, некоторые даже учатся сейчас в этой школе. И в церемонии не было ничего жуткого. Она была особенной. – Я закрываю тетрадь и наклоняюсь за рюкзаком. Убираю в него все вещи и застегиваю, а потом встаю и закидываю себе на плечо. – Куда это ты? – в неверии спрашивает Минхо. – Я не обязана больше терпеть твои расспросы. Я ухожу. – Отвернувшись от него, иду к выходу, не реагируя, когда учитель Пак окликает меня по имени, и выхожу из класса. Я еще никогда не уходила с урока до его окончания, но сейчас чувствую себя сильной. И даже не извинилась за это. В обеденный перерыв на следующий день после моего побега я иду к столу, за которым сидят девчонки из моего класса. Девчонки, с которыми мы учимся вместе еще с девятого, но ни одну из них я не могу назвать своей подругой. Больше не могу. О, поначалу мы были близки. Я была новенькой в школе и настоящей диковинкой для них, хотя тогда я этого не понимала. Они считали меня милой и стильной, и я наслаждалась их вниманием и одобрением. Вот чего я всегда хотела. Добиться одобрения. Вписаться в общество. Но вместо этого выделялась. В конце концов они от меня устали и начали все сильнее отдаляться. А в итоге вообще не захотели больше проводить со мной время. Они по-прежнему предельно вежливы со мной, как и я с ними. По-настоящему меня терпит только Мэгги, да и то с начала учебного года уже не так, как прежде. Особенно после того, как я стала свидетельницей случившегося между ней и Фигом. Мы больше никогда об этом не вспоминали, что меня вполне устраивает. Мэгги ничего не подтвердила, но недавно я слышала, что они с Банчаном окончательно расстались. Наверное, это к лучшему. Надеюсь, наш учитель не имел отношения к их разрыву, хотя в глубине души подозреваю обратное. Если бы у меня были реальные доказательства, я бы что-нибудь сказала. Но я ни к кому не могу обратиться с одними лишь предположениями. А вдруг я ошибаюсь? Я без приглашения плюхаюсь за стол, и девчонки испуганно вздрагивают, но никто ничего мне не говорит. Напротив, все улыбаются, а потом продолжают разговор. Я принимаюсь за салат, который купила в столовой, и слушаю их безостановочную болтовню. Надеюсь узнать что-то любопытное о Минхо, что смогу припомнить ему сегодня на уроке психологии. После того, как я ушла от него вчера, он в упор игнорировал меня на сегодняшнем уроке английского. Не ждал на своем привычном месте у главного входа, как делает каждый день. Мне даже стало не хватать утреннего хмурого взгляда в исполнении Ли Минхо. Конечно, я не думаю, что он ждал там меня, но зачастую возникает именно такое чувство… Я молча ем салат, не участвуя в разговорах, пока Сана не спрашивает меня прямо: – Что у тебя с Ли Минхо? Я перестаю жевать, и лист салата превращается в кашу у меня на языке. Я с трудом проглатываю его, запиваю водой и, прокашлявшись, отвечаю: – Ничего. – А. Что ж, а он спрашивал о тебе, – говорит Брук, лучшая подруга Саны. Моя вилка со звоном падает в почти пустую тарелку с салатом. – Ты это о чем? Подруги переглядываются, а потом Брук продолжает. – Задавал вопросы о тебе. О твоей семье. О прошлом. – Она пожимает плечами. Меня бесит, что он пытался добыть информацию обо мне. Почему не подошел и не спросил прямо? – Что вы ему рассказали? – А что мы могли рассказать? Мы мало что знаем о тебе, Сумин. – Тон Саны звучит немного надменно. Она всегда вела себя так, словно у нее ко мне какие-то претензии. Поэтому я не утруждаюсь с ней спорить. – Почему он вообще спрашивает о тебе? – Сана не сводит с меня глаз. – Не знаю. Мы вместе работаем над проектом, – признаюсь я. – По психологии. Он мой партнер. Пак определила нас в пару. – А-а. Я не стала брать этот курс в этом году, – в голосе Саны слышится неподдельное разочарование. – Я тоже. А стоило хотя бы ради возможности поработать в паре с Минхо, – произносит Брук, и обе начинают хихикать. Я бы хотела рассказать им, как ужасно работать с Минхо, но ни та, ни другая мне не поверят, поэтому помалкиваю. – Он невероятно сексуален, – говорит Брук, когда смешки стихают. Сана согласно кивает. – Слышала прошлым летом, что он встречался с девчонкой, звездой ТикТока, у которой чуть ли не триллион подписчиков. С той, что снялась в фильме? – Ой, помню. Она прикидывалась скромницей и так ничего и не подтвердила, но, клянусь, я видела их совместные фотографии. Она жуть какая красотка. Конечно, он с ней встречался. – Сана закатывает глаза, а потом окидывает взглядом свое тело. – Вот бы и мне быть такой худышкой. Я как можно незаметнее рассматриваю фигуру Саны Она очень стройная. Не понимаю, чем она недовольна. – Ходят слухи, что ему нравятся женщины постарше, – говорит Брук, но предполагаю, что она слышала одни только сплетни о Минхо и его мнимом предпочтении взрослых женщин. Ну в самом деле, откуда ей знать? – Не помню, когда он в последний раз встречался с кем-то из здешних учениц. – Может, в девятом классе? – кивает Сана. – А как же Ким Мира? – спрашиваю я. Обе рассматривают меня в пугающем молчании. – Он ходил с ней на выпускной в прошлом году, – напоминаю я. – Разве они не встречались? – Ой, брось. Она же наркоманка. Летом ложилась в лечебницу. – Брук морщит нос. – Наверное, он был с ней, чтобы наладить контакт с ее дилером. Сана смеется и хлопает лучшую подругу по руке. – Брук! – А что? Это правда. Я знаю, что Ли Минхо любит приложиться за компанию. Уж не знаю, откуда ей это известно, но да ладно. – И, как я уже сказала, он предпочитает женщин постарше. Девчонки в школе «Ли» ему точно не нравятся. Больше нет. Может, все дело в школьной форме? Я перестаю прислушиваться к разговору и смотрю на свою юбку, которая полностью прикрывает колени. Слышу в голове голос отца, который всегда старомоден в своих замечаниях о моем внешнем виде. Напоминает мне, что я должна носить юбки приличной длины. Не должна показывать слишком много обнаженной кожи. Меня всю жизнь опекали, особенно после одного болезненного происшествия, случившегося, когда мне было двенадцать. Когда я была юна, наивна и верила всему, что мне говорят. Я опускаю взгляд на свои туфли. Помню, как мне казалось, что в них я выгляжу стильной, и какое-то время так и было. Из-за них девушки в школе считали меня настоящей законодательницей моды. Теперь я смотрю на свои туфли с ремешком и без каблука и понимаю, что выгляжу как ребенок. Маленькая девочка в белых носках, которая выставляет голые ноги на морозе ради «моды». И что это за мода такая? Я выгляжу нелепо. Я и сама нелепая. Ни один парень не обратит на меня внимания, пока я так выгляжу. Уж точно не Ли Минхо. И с каких пор я хочу, чтобы он меня заметил? Он же отвратительный. Но привлекательный. Грубый. Но по-своему обаятельный. Я ему не нравлюсь. Он, по сути, прямо мне об этом сказал, и не раз. И он мне тоже не нравится. Но… Меня к нему тянет. От раздражения я так сильно пинаю ножку стола, что вся посуда звенит, а девчонки резко перестают смеяться. – Ты что, пнула стол? – спрашивает Сана после недолгого неловкого молчания. – Прошу прощения. – Я пожимаю плечами, нисколько не сожалея. Просто эти слова всегда машинально слетают с языка, когда кто-то меня в чем-то упрекает. – Я не нарочно. – Знаешь, Сумин, тебе очень повезло, что ты работаешь над проектом вместе с Минхо, – говорит Брук, и я задаюсь вопросом, не стала ли она вдруг так особенно любезна со мной из-за моей легкой эмоциональной вспышки. – Почему это? – Проект ведь по психологии? Ему придется открыть тебе свои самые сокровенные тайны и фантазии? Это может быть любопытно. – Глаза Брук возбужденно блестят при мысли о том, чтобы раскрыть секреты Минхр. Я не хочу их знать. Он злой, противный, а еще меня называет предвзятой? Сам ничуть не лучше. Может, даже хуже. – Сомневаюсь, что он что-нибудь мне поведает, – признаюсь я. Обе смотрят на кольцо с бриллиантом у меня на пальце и снова обмениваются одним из тех взглядов, которые красноречивее слов. – Согласна, – замечает Сана, ерзая на стуле. Типичная Сумин сделала бы вид, что не услышала, или не заметила, как они переглядываются, словно знают что-то, чего не знаю я. Она бы попыталась сменить тему или вскочила из-за стола, чтобы найти другого собеседника, но сейчас я чувствую себя не слишком «типично». – Ты на что намекаешь? – спрашиваю я. – Ну, во-первых, кольцо у тебя на пальце, – объясняет Брук, явно более храбрая из них двоих. Она говорит прямо, без колебаний. – А что не так с моим кольцом? – Я сцепляю ладони и поворачиваю кольцо, чтобы не было видно бриллианта. – Оно как клеймо, понимаешь? Минхо, наверное, не станет с тобой откровенничать, потому что считает тебя всего лишь напуганной маленькой девственницей, которая дала обещание своему отцу. Брук ухмыляется. Сана тоже. – Уверена, так думают все парни, – добавляет Брук. Я вскакиваю, намеренно толкая стол бедром в их сторону, отчего обе недовольно вскрикивают. – Ой. Простите, – говорю я, а потом разворачиваюсь и убегаю из столовой, не обращая внимания на любопытные взгляды, которые на меня бросают. Господи, я такая глупая. Такая… даже не знаю, как себя описать. Ничтожная? Жалкая? Мне хочется отхлестать саму себя по лицу. Только я могла подумать, что проявляю силу, толкнув в их сторону стол в ответ на грубость, лишь для того, чтобы потом извиниться перед ними и убежать прочь. Неудивительно, что Минхо невысокого обо мне мнения. Я огражденная от всего мира девочка, которая делает вид, что уже почти взрослая. Мне скоро восемнадцать, а я ничего не добилась. Ничего. Раньше меня это никогда не беспокоило, так почему волнует сейчас? Уже второй раз за неделю чувствую, как по щекам текут слезы, пока я иду по школьным коридорам, ускоряя шаг возле учительской. Уж точно не хочу, чтобы Чон вышел и снова меня застал. Наверное, он предложил бы мне утешение и попытался пустить в ход руки. От этой мысли меня пробирает дрожь. Это первая жуткая мысль о Чоне, что пришла мне в голову за все время учебы в «Ли». Возможно, не стоит становиться его ассистенткой. Я иду к боковым дверям, которые ведут во двор, и распахиваю их. Ледяной воздух хлещет, словно пощечина. Делаю резкий вдох и плотнее запахиваю пиджак, жалея, что не взяла пальто, но я оставила его в шкафчике, не рассчитывая, что оно понадобится мне до конца занятий. Повернув за угол, я резко останавливаюсь, когда вижу трех парней, склонивших друг к другу головы. Из центра круга, в котором они стоят, поднимается облако дыма. Я знаю их всех и сразу замираю на месте. Не от холода, а из-за паники, охватившей меня при виде этих парней. Джисон, Хёнджин и Минхо. Хёнджин замечает меня первым, поднеся ко рту странную на вид сигарету, а потом обхватывает ее губами и делает долгую затяжку. Он встречается со мной взглядом и с неподдельным удивлением на лице достает сигарету изо рта и опускает руку. – Вот черт, глядите, кто к нам идет. Он толкает Минхо локтем. Джисон оглядывается через плечо и округляет глаза, когда замечает меня. – Замечательно, – стонет Джисон, – нажалуешься на нас, Кан? За что? Я морщу нос, когда улавливаю запах. Воняет скунсом. Ой… Они курят травку. Минхо молча наблюдает за мной всевидящими карими глазами, и мое сердце начинает биться быстрее. – Простите. – Мне и впрямь пора перестать постоянно извиняться. – Не хотела мешать. Я как раз собиралась уходить… – Я начинаю медленно пятиться назад, делая шаг за шагом и не сводя с них глаз. В последний момент я разворачиваюсь. И бегу.