Драконий университет

      Вообще я должен был уже отправиться домой, мои рабочие часы как ассистента на сегодня были закончены, но пришлось задержаться. Госпожа Яшма, когда я уже взял куртку и попрощался с друзьями, неожиданно написала на почту просьбу зайти к ней. Я знал, что, скорее всего, она хочет передать мне деньги или чеки от оплаты услуг больницы. Примерно раз в 3-4 месяца она звала меня по этому поводу. И я смиренно иду, хотя понимаю, что эти деньги — это не столько желание мне помочь, сколько попытка с ее стороны очистить душу, а может, просто деловой жест, выполнение своей части в негласном договоре.       Никогда не любил эту женщину, никогда не понимал, почему Топаз при ее упоминании благоговеет, как будто ей явилось божество. Для меня Яшма ужасна, наверное, на том же уровне, что и Аргенти, ну или как для господина Инсина Хулэй. Хотя ходят слухи, что ректор оппозиционного университета досаждает кому-то из студентов даже хуже, чем господину Инсину. Хотя я не знаю ни одну из этих ситуаций со всех сторон, так что сложно судить.       В коридорах никого почти не было, редкие группы старшекурсников, остальные или уже дома, или на парах. На ходу я подкидываю свои судьбоносные пять юаней монетой. Делаю это чтобы отвлечься, потому что неуютно и неловко слышать свои громкие шаги, пока у студентов идут пары. А еще мне все же спокойнее идти с ней к Яшме.       Этой монетой я решал уже не раз свою и чужую судьбы. Иногда, когда бывает внутренний конфликт между «как хочется» и «как надо», я предлагаю подбросить ее, чтобы принять решение. Когда монета приземляется и я вижу выпавшую сторону, я прислушиваюсь к себе и задаю вопрос: устраивает ли меня такой жребий. Если нет, то значит, не очень-то я и хотел подкидывать монету, а значит и выбирать не надо было. Этой монетой я обманываю себя и своих друзей, создавая иллюзию, что они положились на судьбу и вся ответственность за нее на этой судьбоносной монете.       Я использовал ее, когда решал о поступлении в этот универ, когда не знал, стоит ли принимать помощь Яшмы, когда решал, доносить ли на преподавателя, который злоупотреблял своей властью. Многим, а иногда и мне самому, казалось, что эта монета приносит одни неудачи (хотя выбор все равно делался не ей, она просто помогала прийти в порядок мыслям), но я, всякий раз подбрасывая, продолжал цепко хватать и сжимать у себя в руке, крутить в трясущейся руке ее в кармане, когда боялся, потому что верил, что итог моего решения еще не наступил, удача не настигла, она еще в пути.       Я постучал на кафедру, мне позволили войти. В аудитории были господин Вельт, госпожа Химеко и какой-то бледный студент. Если бы я не знал профессоров, то решил бы, что они ему прочат неудачи на всех экзаменах, но парень, видимо, просто чувствовал себя неважно. Господин Вельт, будучи профессором истории, сидел здесь, потому что ректор решил поэкспериментировать и объединить некоторые кафедры (например, истории и экономики). На студентах такое почти никак не сказывалось, а вот преподавателям приходилось тесниться и мириться с новыми соседями. Госпожа Химеко сидела здесь, потому что здесь был господин Вельт. Все, даже первокурсники знали, что эти двое — женатики. Не на бумаге, они уже лет семь все никак не могут свадьбу сыграть, но ведут себя, как женатая пара, которая уже лет десять вместе провела. Ну и я догадывался, почему здесь находится студент.       Я и на своей шкуре испытывал чуткость Химеко и Вельта. Может, потому что своих детей у них пока не было, может, просто они были эмпатами до невозможного (чем немного меня раздражали), но они замечали очень часто среди студентов тех, у кого ситуация в жизни ужасна. Не знаю, как этот парень, но когда я еще сам был студентом, я постоянно окатывал эту пару холодом на их попытки меня подбодрить или напоить чаем. Почему? Потому что для меня это было унизительно. Я делал все возможное, чтобы никто не узнал о том, что происходит у меня в жизни, я пытался быть взрослым, я пытался не чувствовать себя должным очередному человеку, но тут появлялись они и перечеркивали все мои старания. Первое время я слабо улыбался, пытался поддерживать с ними беседу, когда они меня звали так же, как сейчас этого парня, потом, когда обстоятельства моей жизни стали еще хуже и социальных ресурсов у меня уже не хватало, я довольно грубо и холодно оттолкнул их. Сейчас я научился выстраивать между нами стену, держался с ними так, чтобы они понимали: я общаюсь с ними только для решения деловых вопросов, которые касались моей должности ассистента.       — А профессор Яшма?..       — А, она ушла ненадолго, кажется, Топаз что-то в вашем исследовании обнаружила, — Химеко улыбнулась и кивнула Вельту. Тот двинулся к шкафу, чтобы достать еще одну чашку, но я поднял предупреждающе руку и сказал:       — Пожалуй, я в ваш милый круг не впишусь, так что постарайтесь не обращать на меня внимание, — я улыбнулся и сел за стол Яшмы.       Химеко горько вздохнула, но настаивать не стала. Я продолжал играться со своей монетой, пока Вельт рассказывал какую-то историю из молодости первокурснику. Насколько я понял, парня зовут Келус, он с географии, ну и у него явно туго с деньгами, иначе бы он тут не сидел. Химеко всегда старалась подкормить таких, но мне, если честно, никогда кусок в горло не лез от такой помощи. Чувствовалась явная жалость с ее стороны.       Когда я уже думал написать Яшме, потому что ее не было уже минут десять, Келус наконец-то набрался смелости, чтобы попытаться уйти. Он стал ссылаться на дела, подработку и большое домашнее задание. Химеко его не держала, своей цели она добилась — помогла. Чтобы не смущать и без того красного от неловкости студента, Вельт начал обсуждать с Химеко какую-то поездку. Они постоянно мотались по стране, а иногда и за границу выезжали. Хоть они и вели себя как наставники, но почти детское желание нового, приключений все время толкало их к движению.       Через пару минут они все ушли. Пальто Химеко и Вельта все еще были здесь, так что я знал, что они еще вернутся.       Дверь тихо приотворилась, я в это время подкинул монету и машинально повернул голову. От неожиданности и испуга монета приземлилась мне не на ладонь, а на колени. Рассеянно я зажал ее в кулаке и спрятал за спину, будто бы ее могли отобрать. В кабинет вошел господин Аргенти. Главный спонсор нашего университета, а в частности исследования госпожи Яшмы, в котором мы с Топаз были ассистентами.       — Какое совпадение, — он улыбнулся и встал перед столом, за которым я сидел, а я боялся, что не смогу увидеть тебя в этот прекрасный день.       — Даже не представляю, как бы вас это расстроило, — я улыбался, но зубоскалил, хотя из-за сдавленного голоса звучало это не внушительно       — Как ты? Слышал, ваше исследование хорошо продвинулось вперед, — он улыбался, я чувствовал, хотя и не видел из-за солнца из окна, которое слепило меня, как нагло он изучает меня.       — Об этом вам стоит поговорить с профессором Яшмой, могу как раз сходить за ней.       Я встал, подсознательно надеясь напугать его решительностью, но только усугубил свое положение. Аргенти сделал шаг ко мне, преградив путь. На полминуты я даже забыл дышать, только все крепче сжимал за спиной монету, чувствуя, как она врезается ребром мне в безымянный палец.       Глаза Аргенти были выше моих, я чувствовал невольное давление из-за нашей разницы в росте, мне не нравилось, как они на меня смотрят, потому что я слишком хорошо знал, что именно стоит за этим взглядом.       — Не торопись, — его рука сжала меня за предплечье, я напрягся, чтобы не вздрогнуть, но он и это заметил. Так неприятно знать, что эти мутные, болотистые глаза видят все, понимают все, но продолжают. Его не смущает ни моя ненависть к нему, ни мой страх — он наслаждается и тем, и другим.       — Как сестренка? — он наклонился ко мне и прошептал это почти в плечо, я не видел его лица в этот момент, но клянусь, он улыбался. Сволочь!       — Не жалуется, безумно рада, что теперь не может узнать ни вас, ни меня, — я улыбался, но злости в моих словах было столько, что если бы словом можно было бы убить, то Аргенти умер бы дважды.       — Какая жалость, — в его интонации ничего не изменилось. Он положил мне руку на талию и потянул к себе. Как только мог, я сопротивлялся, лишь бы не касаться его. — Такой же упрямый, как и она. И такой же красивый, — Аргенти усмехнулся и второй рукой приподнял мое лицо за подбородок.       — А вы ломаете все, что кажется вам красивым? — Я снова попытался оттолкнуть его, но его это только позабавило, пусть он и повзолил мне остраниться.       — Кто же знал, что жизнь около меня ее «поломает», ты и сам знаешь, я и пальцем не тронул ее, я позволял ей все, я был добр к ней. И буду точно таким же с тобой.       — Да, вы позволяли ей все, только не давали возможности уйти, уйти к тому, кого она действительно любила.       — Это был ее выбор, — Аргенти печально вздохнул. — Она хотела прокормить этот миленький ротик, — он надавил мне на нижнюю губу, я мотнул головой. — А для этого она должна была быть рядом, любить меня.       — Но зачем же вы тогда разрушили… — он перебил меня.       — Ты задаешь так много вопросов, но не про меня. Это немного расстраивает, знаешь ли.       Я услышал, как зашуршала дверь и скосил глаза. Наполовину к нам вошел парень. Я видел его впервые, хотя даже после первого взгляда был готов поклясться, что видел кого-то очень похожего на него. Парень стоял и напряженно смотрел на нас, я видел, что он сомневается. Если бы я мог, то дал знак удалиться ему, пока он не увидел большего. Если об этом пойдет треп по университету, то это будет концом для меня.       Наверное, что-то изменилось в положении моего тела, может, Аргенти проследил за моим взглядом, но он отстранился и двинулся к двери. Как этот паренек не боится его? Я бы на его месте уже почувствовал бы угрозу, исходящую от этого мужчины (хотя, может, его и боюсь-то только я) и сбежал. Но он стоял. Упрямо смотрел прямо в глаза Аргенти, хотя был явно не выше меня, и не двигался с места.       — Какое милое лицо, напоминает мне одного человека, вашего ректора господина Дань Фэна, — меня как прошило. Точно, этот малец еще школьником постоянно крутился здесь на кафедре с господином Вельтом, если его старший брат не мог присматривать за ним. От страха ли, но странно, что я не узнал сразу.       Я напрягся от слов Аргенти. Примерно с теми же словами началось знакомство с моей сестрой, а потом и со мной. Этого старого извращенца тянет на красоту. Не хватало, чтобы еще и этот ребенок попал в неприятности.       — Господин, — я почувствовал, как голос от напряженного перешел почти к дрожи. — Мы, кажется, не закончили с вами разговор.       — Да, но ты посмотри на него. Вылитый Дань Фэн, если бы тот не вел себя вечно, как клоун, — его взгляд опустился ниже, рука дернулась, как будто он хотел опробовать его плечо, — у меня тут была визитка, — он полез в карман, — как будет время, позвони. Не пожалеешь.       Я почти побежал к нему и настойчиво опустил руку на его запястье, погруженное во внутренний карман пиджака, наверное, в моих глазах было столько отчаяния и мольбы, что Аргенти едва сдержал себя от хохота.       — Ты кого-то искал? — я почти вытолкнул первокурсника.       — Я слышал, что Келус…       — Он с Химеко уже давно ушел, — я хотел захлопнуть дверь, но он удержал ее.       — Вам не нужна помощь? — он произнес это очень тихо.       — Уйди! — я ответил также тихо.       Дверь захлопнулась.       — Похоже, ты его знаешь, — Аргенти ухмылялся. — Давай перейдем к делу.        А так значит у этого козла все же было дело и до этого он просто развлекался?       — Я хочу напомнить тебе, что финансирование университета и в особенности вашего проекта в большей степени зависит от меня. У меня нет никакого интереса вкладывать деньги в науку, это не прибыльно, по крайней мере не в университете. Ваши проекты редко окупаются. Единственная причина, по которой я допускаю такую течь в моем бюджете — это ты. Однако, если твое личико все так же продолжит кривиться, а твое тело не дойдет до моего дома или отеля в моей компании, то, боюсь, смысла продолжать это транжирство у меня нет. Подумай хорошенько, как к этому отнесется уважаемая Яшма. Для нее это исследование — дело всей жизни. Будет жаль вот так застрять из-за отсутствия денег.       Он улыбнулся и вновь сделал шаг ко мне. Я опустил голову, думая над его словами. Внезапно, когда Аргенти уже хотел наклониться к моей шее, дверь в аудиторию с грохотом отлетела к стене. На пороге стояла Химеко, за ее плечом маячил Вельт, а чуть позади младший брат ректора. Он все же вмешался. Я тяжело вздохнул. Хотя Химеко и улыбалась предельно миролюбиво я чувствовал, как от нее исходит угроза.       — Ой какая неожиданность, а мы тут резко захотели чаем побаловаться, представляете? У вас не бывает такого? — она бодро вошла и со всей наглостью уселась посреди кабинета, закинув ногу на ногу.       — Не бывает, не люблю чай, — Аргенти улыбнулся, как ни в чем не бывало и направился к выходу. Хотя снаружи еще стоял Вельт, я не переставал следить за мальцом ректора, боясь, что визитку ему все же всунут.       Аргенти ушел, прошло еще примерно полминуты, и ноги у меня подкосились. Я опустился на корточки и свесил руки по бокам, как примат.       — Авантюрин, ты в порядке? — Химеко хотела встать, но я ее остановил.       — Просто напряжение спало. Все нормально.       Я встал, хотелось просто уйти домой. А лучше не домой. Дома сестра. Хотелось куда угодно, лишь бы подальше от дома и университета. На пороге я схватил за плечо мальца и сказал ему, стараясь напугать:       — Ни смей с ним связываться, понял? Хоть из окна выпрыгни, но ни визиток не бери, ни разговаривай!       Парец послушно кивнул, я выпустил его и пошел по коридору. Еще до того, как увидеть ее, я услышал стук каблуков по мрамору. Пришла-таки, когда все уже закончилось. Стерва.       Я остановился, дожидаясь ее, попытался улыбнуться, но не был уверен, что у меня вышло. Я наконец разжал кулак с монетой и увидел, как на пальце остался ободок от ее давления.       — Отдать деньги на лечение, так вы вроде написали? И с каких пор господин Аргенти у вас на побегушках для передачи средств? — я говорил нагло и повседневно, словно мы обсуждали ее промах, какую-нибудь непроверенную статью или перепутанный график, но меня трясло. От страха, обиды и бешенства. Она все знает, но ничего не сделала. Как всегда, ей нужно только финансирование для ее исследования, а я удобный инструмент, от которого можно откупиться пачкой юаней для лечения сестры.       — Клянусь, я не знаю. Не понимаю, к чему эта злость в мой адрес. Я действительно хотела передать тебе деньги, они в ящике стола, — она остановилась напротив меня, спокойная, строгая, будто не виновата, будто все действительно нормально.       И для нее, скорее всего, действительно нормально. Она считает, что свою часть негласной сделки выполняет, что все честно.       Я было двинулся прочь, сегодня я не хотел больше с ней говорить, но в спину мне еще прилетела от нее фраза:       — Авантюрин. Не знаю, о чем вы говорили, но прошу не забывай, что на наше исследование было потрачено больше десяти лет. Нам нельзя сейчас лишиться финансирования.       Мне хотелось много чего бросить ей в ответ. Про мою несчастную сестру, про одного несчастного молодого человека, про участь, на которую она меня толкает ради своей жажды и мечты. Много чего. Но я просто пошел дальше.