Рыжики из Линчёпинга

      За окном мелькали снежинки. Многие люди в семейном кругу празднуют Новый год, но касается это, к сожалению, не всех. Лисбет Саландер сидела возле кабинета директора уже второй час. Чтобы не взбеситься окончательно, она пила через трубочку уже вторую бутылку кока-колы. В такт ей девочка пила третий пакетик апельсинового сока. И тоже через трубочку. Некоторые прохожие с неким удивлением смотрели на эту картину, но потом шли по своим делам. Никто из представительниц прекрасного пола не проронил не слова. Младшая Саландер посмотрела на женщину и подала голос: — Мам?       Лисбет повернулась к девочке и вопросительно посмотрела на неё. Её распирали противоречивые чувства. Не сказать, что она была в ярости. Скорее, Саландер-старшую просто охватил шок в тот момент, когда её дочь на новогоднем празднике вместо стихотворения продекламировала статью из журнала "Миллениум". С одной стороны, ей стало не по себе от пристального взгляда других родителей, хоть она этого и не показала внешне. Лисбет удивлялась сама себе, ведь она не относила себя к числу тех, кто прячет голову в песок. Наоборот, ей приходилось сталкиваться с травлей со стороны одноклассников, подстрекаемых её ныне покойной сестрой. И Саландер показала им, что с ней лучше не ссориться. Впоследствии Лисбет закрылась ото всех, так как знала, как на неё смотрят другие люди. Однако после переезда в Линчёпинг и рождения детей броню безразличия носить было труднее с каждым днём. Появление в её жизни сына и дочери стало понемногу влиять на её характер и образ жизни. Может, не сгладило его полностью, но что-то да изменило. Ради детей Лисбет немного изменила свой рацион и стала учится готовить, она также много читала про беременность и уход за детьми. Пришлось ей также несколько разнообразить свой гардероб и сотрудничать с полицией, которую никогда не жаловала.       С другой стороны, Саландер испытала за дочку некоторую гордость. Ни она, ни её брат не похожи на других детей её возраста. Ещё в шесть лет дочка начала проявлять незаурядную способность к запоминанию информации. Сначала она слово в слово пересказывала фрагменты из шведских народных сказок. Потом стала пересказывать все прочитанные Лисбет сказки в слово в слово. Со сказок Агнета Анника Саландер постепенно переключилась на другую литературу, которая находилась в квартире: материалы дела, которые Лисбет приносили полицейские, книги по кибернетике, математике и физике, газеты. Бывало, в супермаркете Агнета подолгу стояла около стенда с периодическими изданиями. Даже не для того, чтобы купить что-то, а чтобы постоять и почитать. Точнее, пролистать, так как Агнета-младшая запоминала информацию после мимолётного взгляда на текст. Единственное, что беспокоило Лисбет в таких случаях, так это её неподдельный интерес к журналу "Миллениум".       А появился этот интерес у ребёнка год назад. Когда Агнета в очередной раз сидела, дожидаясь маму, в полицейском участке, она увидела, как один из сотрудников пьёт кофе и читает журнал. Пока никто не видел, девочка прошмыгнула в другой офис и села рядом с полицейским. Тот сначала попытался избавиться от назойливой девчушки, потом всё-таки пошёл с ней на контакт и рассказал ей всё о журнале "Миллениум", видимо, надеясь, что у неё этот интерес моментально исчезнет. Но не тут-то было. Лисбет в супермаркете стала замечать, что её ребёнок около стендов с газетами и журналами стал искать и брать непосредственно номера "Миллениума". Ещё через некоторое время у девочки появилась привычка вставать на стул посреди комнаты и декламировать всю статью наизусть. Лисбет в таких случаях либо просто молча слушала, либо запиралась в ванной. Каждая статья журнала напоминала ей о Чёртовом Калле Блумквисте, которого Саландер хотела вычеркнуть из своей жизни. — Мам, ты злишься? - спросила Агнета.       На лице Лисбет злости не было. На нём было лишь немое удивление и вопрос. Злиться на эту девочку было просто невозможно. Многие люди умилялись, глядя на неё. Кто-то даже удивлялся, как у такого хорошенького ребёночка может быть такая мать, как Саландер? Она и сама удивлялась тому, что не может сейчас отругать её или наказать. Вместо этого Саландер спокойно спросила: — Тебе сока не много? — А тебе колы? - в ответ спросила Агнета. — Я взрослый человек, мне можно.       Не успела Агнета задать ещё один вопрос, как из двери вышла заместитель директора школы и остановилась напротив мамы и дочки. Женщина вежливо обратилась к Лисбет: — Фрёкен Саландер, фру Густафссон готова Вас принять.       Лисбет кивнула и, взяв Агнету за руку, отправилась в кабинет директрисы. За дверью доносился какой-то гул из голосов. Саландер-старшая открыла дверь нараспашку, внимание на неё с ребёнком обратили не сразу. Директриса школы громко ругалась с каким-то мужчиной. Агнета спросила у Лисбет: — Мам, почему фру Густафссон ругается с этим дядей?       Лисбет на это ответила без эмоций: — Люди иногда ругаются, Агнета. Может, у них возникли разногласия из-за какой-то мелочи. А может, кто-то кому-то из них изменил. — А что это значит - изменить кому-то? Они же не вещи, - не унималась Агнета. — Я отвечу на этот вопрос, когда мы вернёмся домой... — Фрёкен Саландер, проходите. Хорошо, что Вы пришли, - сказала директриса школы, только заметив Лисбет.       Та мысленно ругнулась и прошла к столу женщины. Саландер с дочкой сели напротив. Директриса села за стол. Мужчина же не вышел из кабинета, как ожидала того Лисбет. Наоборот, он стал её пристально разглядывать. И она стала разглядывать его в ответ. Так продолжалось чуть больше пяти минут. Лисбет постепенно начала вспоминать, где она его видела. С расследования убийств Дага Свенссона, Миа Бергман и Нильса Бьюрмана прошло много лет, а он внешне совсем не изменился. Саландер помнила фотографии и высказывания нескольких бывших одноклассников в газетах о том, что они её боялись и что когда-то она угрожала их убить. И вот теперь, спустя столько лет, перед ней стоит один из этих самых школьных "товарищей", которого Лисбет помнила как крепко сбитого мальчишку с интеллектом щуки. — Дорогая, я не ослышался? Ты сказала, что это - фрёкен Саландер? - переспросил директрису мужчина. — Именно. Помнишь, три года назад арестовали нашего учителя математики? Он убивал школьниц, потому что они напоминали ему мать, отказавшуюся от него, когда тот только родился. Убил пятерых девушек, я же тебе говорила об этом.       Мужчина кивнул. Жена рассказывала ему об этой ситуации. Директриса школы продолжала ворковать, что вызывало у Лисбет в душе желание взвыть и полезть на стенку: — Без фрёкен Саландер полиция бы его ни за что не смогла поймать! Она и сейчас консультирует полицию нашего города и помогает им в расследованиях. К ней даже обращаются из других городов нашей страны. Так что в этой школе фрёкен Саландер в своём роде знаменитость и уважаемая фигура. Как оказалось, она работала раньше в "Милтон Секьюрити" и... — Фру Густафссон, если Вы не против, то мне хотелось бы перейти к делу. Я приехала сюда вовсе не для того, чтобы выслушивать в свой адрес льстивые речи, - раздражённо перебила директрису Лисбет.       Супруги Густафссон переглянулись. Мужчина, к своему удивлению, мысленно отметил, что Саландер… изменилась что-ли. Нет, он читал о ней в газетах и видел её фотографии, когда полиция Стокгольма вела расследование дела Залаченко. Содержание разгромной статьи в "Миллениуме", по крайней мере, первое время казалось ему полным бредом. Он даже думал, что Саландер переспала со всеми мужчинами, которые были в суде. Лицом Лисбет нисколько не изменилась, и супруг директрисы это заметил. Всё тот же пирсинг и хмурое выражение лица. Всё те же маленький рост, который создавал ложное впечатление о возрасте Саландер (а ведь она была самой маленькой девочкой в классе), и та же худоба. Иссиня-чёрные волосы, что доходили до плеч, были аккуратно причёсаны. Только теперь она казалась мужчине более взрослой, даже похорошевшей. — Да, простите. Не могла удержаться в присутствии Давида. Я вызывала Вас по поводу инцидента на новогоднем празднике с Вашей дочерью, фрёкен Саландер, - постаралась прибавить голосу строгости директриса.       Давид Густафссон некоторое время переводил взгляд то на Лисбет, то на девочку. Сходства между ними, по его мнению, было где-то пятьдесят на пятьдесят, если не меньше. Только глаза были голубые, в то время как глаза Саландер - карие. Причём девочка была симпатичная. Что же она могла сделать такого, за что её вызвали вместе с матерью в кабинет директора? Избить кого-то из одноклассников? Украсть что-нибудь у кого-нибудь из них? Поспорить с кем-то из учителей? Густаффсон поправил галстук и спросил с удивлением и умилением: — Инцидента? Интересно, что же могло натворить это маленькое чудо? — Я не чудо. И меня зовут Агнета, - насупилась девочка, взявшись за мамину руку.       Директриса, не обратив внимание на реплику ученицы, начала, смотря на Лисбет: — Фрёкен Саландер, недавно Ваша дочь обескуражила всех пришедших в нашу школу родителей... — Можете думать, что хотите, но мы с Агнетой учили стихотворение. И я была уверена, что она его расскажет, - холодно ответила Лисбет. — Стихотворение? Из-за пустяка ты вызвала ребёнка в свой кабинет? - с непониманием в голосе спросил Давид Густафссон. — Я бы не назвала пустяком случай, когда вместо новогоднего стихотворения ребёнок читает наизусть статью из "Миллениума", - несколько нервно ответила директриса. — Этого быть не может. Ребёнку всего семь лет! — Девять, - подала голос Агнета. — Что, прости? - взглянув на девочку, спросил Густафссон. — Ребёнку девять лет. Неужели трудно запомнить? - спросила Лисбет, не заботясь о присутствии в кабинете директрисы и дочери.       Саландер хотелось, чтобы этот спектакль закончился. Когда-то она отметила в уме, что стоит проверить, чем занимается Давид Густафссон. Но времени Лисбет никогда не могла на это найти, да и не хотелось. Видеть бывшего одноклассника у неё не было ни малейшего желания, несмотря на факт его супружества с директрисой школы её детей. Саландер считала все его удивлённые реплики по поводу Агнеты и сложившейся ситуации лишь показухой. Кому, как не ей было помнить, как Густафссон никогда не упускал случая поиздеваться над ней или толкнуть в школьном коридоре? — Агнета, не будешь ли ты так любезна встать на стул и ещё раз прочитать наизусть ту статью? - попросила директриса, указав на стул, на котором сейчас сидела ученица.       Агнета вопросительно посмотрела на мать. Та лишь кивнула, так как идти на конфронтацию с фру Густафссон ей не хотелось. Девочка сделала, как ей велели, и начала зачитывать статью о серии поджогов в Мальмё. Снова Агнета-младшая произнесла всё слово в слово. Нигде этот ребёнок не ошибся. На лице Лисбет за всё время не дрогнул ни единый мускул. Директриса лишь выдохнула. А Давид Густафссон словно потерял дар речи. — Фрёкен Саландер, Вы понимаете, в каком шоке и расстройстве были родители одноклассников Ваших детей? - на одном дыхании спросила директор школы. — Понимаю. И ещё раз повторюсь: я учила вместе с ребёнком именно новогоднее стихотворение, а не статью из журнала о политике и экономики. — Но почему-то Ваша дочь прочитала наизусть именно её, - ответила директриса. — Новогодние стихотворения дети рассказывают из года в год, - наконец подала голос Агнета.       Взрослые уставились на неё в недоумении. Девочка чуть помолчала, потом продолжила: — Родители слышат каждый год одно и то же. Мне хотелось чем-то удивить всех.       Рекация была разной. Лисбет крепко сжала руку девочки. Директриса лишь вздохнула, а Давид Густафссон почесал затылок. Мужчина немного подумал и поманил девочку пальцем к себе. Агнета подошла к нему с молчаливого согласия Лисбет. Густафссон присел на корточки и спросил ласково, глядя в огромные голубые глаза с рыжими ресницами: — Малышка, скажи, а когда ты начала интересоваться такими взрослыми вещами? Обычно дети твоего возраста любят книжки с картинками и мультики. — Я не малышка, у меня имя есть, - надулась Агнета, моментально остыв после этого. - И интересоваться журналом я начала год назад.       Давид Густаффсон несколько опешил от такой реакции. Обычно он вызывает симпатию у любого ребёнка, с которым повстречается. Но эта девочка оказалась исключением. Что-то в её характере было от Лисбет. Густаффсон отчётливо помнил день, когда напал на Саландер во время обеденного перерыва за гимнастическим залом. Он помнил, что у той в прошлом маленькой и хрупкой девчушки физически не было никаких шансов против него, и больше всего его бесило её молчание. Мало того, что она тогда осмелилась дать ему сдачи, так ещё и не сдавалась: била, куда могла попасть, кусалась, царапалась. Густафссон ожидал, что она будет реветь белугой, ползать у него в ногах и молить о пощаде. Этого ожидали все, но Лисбет не никак не желала падать ниц. Ничего этого не было. Она ему не уступала и не желала уступать. А удар по уху битой для лапты на школьном дворе с угрозой убийства и вовсе его напугали не на шутку. — Конечно, Агнета, я забыл. Красивое у тебя имя. Как у члена группы ABBA... — Меня назвали в честь бабушки, - перебила мужа директрисы девочка. — Наверное, она гордится тем, что у неё такая красивая и умная внучка, - взяв ручку Агнеты в свою руку, ответил Густафссон. — Если бы была жива, гордилась бы, - ответила Лисбет без эмоций.       Давид Густафссон изменился в лице и только смог выдавить: — Ой... Мои соболезнования, я не знал.       Лисбет пропустила мимо ушей его ответ. Если он читал статью Блумквиста и его команды, то должен был знать. Густафссон спросил: — А что говорит твой папа? Небось, хвастается перед коллегами и друзьями тем, какая у него замечательная дочь.       Агнета опустила глаза и ответила: — У нас нет папы. Он... — Он погиб ещё до рождения детей, - перебила Лисбет девочку, взглядом веля ей не спорить, когда она к ней повернулась.       Саландер почувствовала, как всё внутри неё сворачивается в комок. Её многие спрашивали об отце Агнеты и Хольгера. Этот вопрос вызывал у неё болезненные воспоминания об отдыхе в Марселе. Лисбет практически всегда отвечала, что они расстались незадолго до того, как она узнала о беременности. Однако излишняя навязчивость бывшего одноклассника и мучителя раздражала старшую Саландер с каждой минутой, и ей не хотелось изливать ему свою душу. Это был первый раз в жизни, когда она хоронила Микаэля Блумквиста. — Детей? — У Агнеты есть брат-близнец Хольгер, который учится с ней в одном классе, - с улыбкой ответила директриса. — И... Он такой же удивительный, как его сестра? - спросил Густафссон, встав и поцеловав в висок жену. — Эти дети вообще уникальны сами по себе и хорошо учатся. Бывали, конечно, и противоречия, но на их успеваемости это не отразилось. Представляю, сколько в них фрёкен Саландер вложила и вкладывает. Наверное, ей тяжело воспитывать крошек в одиночку, - с улыбкой произнесла директриса школы.       Лисбет ответила с достоинством, внутри борясь с желанием стереть кулаками с лиц супругов Густафссон эти приторно-жалостливые выражения лиц: — Вы зря переживаете. Во-первых, мои дети слишком самостоятельны для своего возраста, и я им доверяю. Во-вторых, отсутствие мужа меня никогда не пугало и не пугает.       На это супруги Густафссон лишь переглянулись с удивлением. Мужчина наблюдал, как Агнета села на стул, и как только это случилось, задал вопрос: — А помимо этого журнала что тебе ещё понравилось читать? — Кибернетика. Математика. Информатика. Физика. У нас книжки по ним есть, и я их все прочитала - неохотно ответила Агнета, засунув руки в карманы джинсов.       Девочка не любила слишком назойливых взрослых. Она вообще к ним относилась очень настороженно. Единственные взрослые, которых она любила и которым безгранично доверяла, были её мать и тётя Анника. К остальным людям доверие Агнеты формировалось постепенно, и то в разной степени. Давид Густафссон же пугал и отталкивал девочку, заставляя её чувствовать себя некомфортно. — Интересно. Напишешь на бумаге основное уравнение гидростатики? - спросила директриса, протягивая Агнете ручку и листик.       Та кивнула. Лисбет подвинула стул девочки к письменному столу. Ученица встала на нём и, приподнявшись на носочки, начала писать. Через несколько секунд уравнение было написано. Супруги Густафссон изумлённо переглянулись, а Лисбет приобняла Агнету за плечи. — А... Скажешь, в чём суть гидростатического парадокса? - спросил Давид Густафссон.       Агнета ответила, вперив свои глаза цвета неба в глаза мужа директрисы школы: — Его ещё называют парадоксом Паскаля, однако математическое объяснение этому явлению дал Симон Стевин в 1612 году. Сила весового давления налитой в сосуд жидкости на дно сосуда может отличаться от веса налитой жидкости. В сосудах с увеличивающимся кверху поперечным сечением сила давления на дно сосуда меньше веса жидкости, в сосудах с уменьшающимся кверху поперечным сечением сила давления на дно сосуда больше веса жидкости. Сила давления жидкости на дно сосуда равна весу жидкости лишь для сосуда цилиндрической формы.       Супруги Густафссон удивились ещё больше. На лице Лисбет впервые за долгое время появилась кривоватая улыбка. Если большинство других людей она пугала и отталкивала, то Агнету Саландер-младшую ни капли. Давид Густафссон с усмешкой спросил: — Неужели ты эти книги на завтрак ешь? — Могу на завтрак, могу на обед, могу на полдник, могу на ужин. Нам их ещё мама иногда на ночь читает.       Давид Густафссон был удивлён не меньше своей супруги. Насколько он знал, Лисбет Саландер не смогла получить даже школьный аттестат, что тут говорить про высшее образование. Ему просто не верилось, что та, которую признали в судебном порядке, да и вообще считали умственно неполноценной, может привить девятилетнему ребёнку такие познания в отраслях технических наук. Густафссон в одном уже удостоверился: он определённо недооценил свою бывшую одноклассницу. Да и назвать её соплёй, выродком или уродиной у него уже язык не поворачивался. Она уже не казалась дистрофиком и слабачкой. Скорее, он видел в этом определённый шарм. Разглядели же немногие люди в этой замкнутой и молчаливой, долгое время считавшейся психически нездоровой девушке что-то манящее, светлое и необычное, что он не мог (или, скорее всего, не желал) разглядеть. — Если бы у нас была такая дочь, как Агнета, я бы ей гордился, - ответил Давид Густафссон, на что услышал впервые за это время сухую благодарность. — Но у нас только один сын. Ему три года, и он ещё даже не говорит, - с сожалением ответила директриса школы.       Потом Агнету директриса попросила минуту посмотреть на довольно большое стихотворение и прочитать его наизусть. Девочка справилась и с этой задачей. Женщина спросила Лисбет: — Фрёкен Саландер, судя по всему, у Вашей дочки фотографическая память. Вы знали об этом? — Кто же, на Ваш взгляд, как не мать, лучше всех знает своего ребёнка? - в ответ спросила Саландер-старшая, закидывая ногу на ногу. — И то верно. Все мамы обладают проницательностью, - согласился несколько опешивший Давид Густафссон.       Лисбет не отреагировала, лишь со стороны наблюдала за происходящим. Пока она была спокойна за Агнету. Потому что если она заметит или почувствует что-то нехорошее, она моментально даст сдачи, как всегда делала. Столько обид она терпела от него в школьные годы, столько боролась с одним из своих главных мучителей, как могла, но свою дочь она ему обижать не позволит. Саландер отчётливо помнила лица толпившихся тогда вокруг неё и Густафссона одноклассников. Никто тогда не вступился за неё (впрочем, как и всегда на протяжении школьных лет). Все тогда молчали, лишь некоторые в толпе подстрекали Давида снова и снова сбивать её с ног и наносить удары с новой силой. В конечном итоге "представление" наскучило и одноклассникам, ведь внешний контраст между ней и Густафссоном был настолько явным, что мальчишка не знал, как закончить дело. Несмотря на боль во всём теле, она помнила свою разбитую губу и противный смех своих школьных "товарищей", скрывшихся за углом гимнастического зала и оставивших её жалко корчиться на полу. Саландер тогда пришлось уйти домой раньше окончания учебного дня, чтобы хоть как-то зализать раны. Но самое обидное было то, что Густафссону этот поступок сошёл с рук. Его после инцидента на школьном дворе просто отвели к медсестре, а её - в кабинет директора. И вся вина была переложена на неё в виде записи в журнале и внимания со стороны социальной службы. — Обычно такая способность передаётся по наследству. Нет ли у Вас родственников с таким даром? - спросила директриса Густафссон.       На это Лисбет ответила, что сама была удивлена, когда этот дар у детей обнаружился, и что после этого помогала им его поддерживать и развивать. О том, что у неё фотографическая память, никто не знает. Лисбет не рассказывала об этом ни кому-либо из своих одноклассников, ни учителям. Вообще никому. Единственный человек, который знает об этом - Чёртов Калле Блумквист. Точнее, он сам об этом догадался во время расследования в Хедестаде. Более того, Лисбет не хотелось вспоминать, от кого этот дар передался ей. — Вы посмотрите на неё! И умница, и красавица, - восхищался Давид Густафссон.       Лисбет промолчала. Её желудок невольно сделал кувырок. Любой родитель на её месте начал бы расхваливать ребёнка и не стал бы скрывать свою гордость за него. А Лисбет на секунду показалось, что вместо Агнеты перед мужем директрисы стоит маленькая Камилла. В некоторой степени дочь на неё действительно очень похожа. Она такая же почти писаная красавица, как и её покойная тётя. Оленьи глаза достались Агнете-младшей именно от неё. Порой эта черта очень пугала Лисбет. Она боялась, что и характером её ребёнок пойдёт в тётю, но эти ожидания оказались ложными. Возможно, из-за наследственности, может, из-за максимального участия старшей Саландер и Анники Джаннини в жизни девочки, а, может быть, из-за всего вместе, девочка не была лживой и испорченной, не стремилась манипулировать людьми. Как-то она поделилась этими переживаний с сестрой Микаэля, на что та ответила, что в этом нет ничего плохого, и что во время неприятных мыслей стоит уверять себя, что Агнета-младшая пошла красотой в бабушку, а не в Камиллу. От навязчивых воспоминаний это Лисбет не избавило окончательно, иногда это осознание всё же приходило к ней. Однако после совета Анники Саландер стало легче принимать тот факт, что внешностью девочка не полностью пошла в неё. Агнета-старшая хоть и была маленького роста, но то, что мать Лисбет была хорошо сложенной и красивой, нельзя было отрицать. — Можешь рассказать что-нибудь из области кибернетики? - спросил Давид Густафссон. — А может, она тебе ещё и мячик на носу подержит, как тюлень в цирке? - чуть не огрызнулась Лисбет.       Мужчина осёкся и потерял дар речи. Терпение Саландер было на исходе. Она лишь взглянула на директрису и отчеканила: — Фру Густафссон, Вы не могли бы пожалуйста подвести итоги нашего разговора? Если Вы думаете наказать Агнету, скажите об этом честно сейчас. — Фрёкен Саландер, думаю, тут можно ограничиться выговором. Не самая приятная ситуация, конечно, но у нас бывали случаи похуже. Агнета же не совершила ничего более серьёзного ни по отношению к себе, ни по отношению к одноклассникам. А потому просто продолжайте участвовать в её жизни, но не позволяйте ей выходить за рамки приличий.       Саландер лишь кивнула. Уж за этим она проследит. Как воспитывать своего ребёнка, она решит сама. Никто ей указывать не вправе. А сейчас ей хотелось избавиться от общества, где Агнета была кем-то вроде цирковой зверушки. — Спасибо за столь "приятную" беседу, но мне ещё детей домой отвозить и собирать чемоданы. Всего хорошего, - безэмоционально попрощалась старшая Саландер.       Лисбет поманила Агнету. Девочка попрощалась и подбежала к матери, та взяла её за руку. Супруги за закрытой дверью смогли перевести дух. Точнее, только директриса школы, так как ей была непонятна реакция Лисбет на её мужа. Когда мать с дочкой исчезли из поля зрения, Давид Густафссон в который раз убедился в том, каким идиотом и негодяем он был в школе. Ведь он же мог не поддаваться на манипуляции Камиллы. Он мог подумать своей головой. До него окончательно дошло осознание того, что Лисбет Саландер - женщина сильная, необыкновенная, ни на кого не похожая.