Amnesie

— Нас убьют… — прошептал он, зажимая рот рукой, смотря сквозь щель между дверями шкафа. По полу бегали тени из узкой полоски между полом и дверью от чьих-то ног, что в другой комнате вот уже битый час ходили… Изредка заглядывая сюда. Но, пока чужие сапоги отбивают минуты их жизней, в голове стучит одна лишь мысль: «Только бы не нашли…» — Ну… Мы ведь ничего им не сделали… — голос совершенно отчётливо дрогнул, хотя его обладатель и попытался сделать придать ему спокойный тон, — И они не станут ничего с нами делать… — А если станут? — сердито задал вопрос он но в следующий миг удивлённо добавил: — Подожди… Послышался скрип сухого дерева, когда дверь неспешно открылась и в комнату прошла она. Тёплые, почему-то кажущиеся большими, руки легли на плечи. — Милый, пойми же… Он не сделал ничего плохого, но… Эх, его… Опекун, если так можно назвать это государство, вряд-ли даст … раскрыться… — волосы будто мягко ворошит тёплое прикосновение, — Однако, он и сам виноват в том, что всегда слушается его… Он ведь легко внушаемый… — Но… — неловко отвечает он, запрокидывая голову, — Если мы… Такие… Не значит ли это, что я такой же? Мы одинаковы… Лёгкий звон где-то на руке привлёк внимание к себе, где аккуратно было вырезано до боли знакомое имя… Чтобы не забывать друг о друге. У него точно такая же, только с другим названием. С ней он говорил пока что куда охотнее, чем с приезжей гостье, иногда, по ночам, спрашивая у кусочка металла: — Ты ведь останешься? Навсегда… Вот так, как и сейчас? И никогда, ничего не поменяется, правда? — Конечно останусь… — неуверенно, даже с растерянной улыбкой, ответил мальчишка, нервно отдёргивая рукава тёплой куртки вниз. В глазах младшего, кажется, зажглись яркие звёздочки искреннего счастья, а сам он резко подался вперёд, раскрыв руки для крепкого объятия, радостно крича: — Ты меня вообще слушаешь?! — разгневанно спросила женщина в который раз, заставив мальчика оторвать взгляд от интереснейшего пейзажа за окном. Серые улицы, высокие дома в старинном стиле, с прекрасными фасадами, украшенными резьбой по камню и витьеватыми тёмными ограждениями на балконах, и редкие прохожие… Обычный вид из окна, безумно увлекательный, когда приходиться слушать нудную лекцию о его обязанностях, как маленькой, но всё же страны. — Слушаю… — тихо проронил мальчишка в ответ, отложив ручку в сторону, но в этот момент холодная и костлявая ладонь резко подняла его голову вверх. — Не так уж и внимательно. Малыш… — сморщившись от отвращения произнесла женщина, до боли сжав детскую челюсть, — Я трачу на тебя время и силы. И будь у меня возможность, ты бы отправился первым же рейсом в Хэрроу или Итон! — Вы… Убьёте меня?.. — тихо спросил ребёнок, опустив взгляд вниз, куда-то под стол, лишь бы не видеть опешившего собеседника. — Нет, — медленно, будто не осознавая до конца ситуацию, произнёс страна напротив, — Откуда у тебя такая мысль? — Папа говорил… Что все хотят этого… — шмыгнул носом мальчишка, закрыв глаза совсем. Сейчас точно убьёт. Папа всегда говорил, что никому, даже самым близким людям, доверять нельзя — это непозволительная глупость для страны. Как нынешней, так и будущей. Иногда нельзя верить даже себе. Но доверять папе — всегда можно. — Мало ли что говорил отец? — хмыкнул юноша, слегка пружинящей походкой подходя ближе, чуть хлопая своего спутника по плечу, — Это было почти сорок пять лет назад! — Я всё равно не буду им верить, — холодно произнёс второй, отвернув голову от слишком позитивного собеседника. — Ты держишься старых принципов, — закатил глаза он, тихо хмыкнув, — Послушай меня, у нас с тобой будет много времени для работы… Давай посвятим хотя бы этот час друг другу? — Для этого времени осталось очень мало… — грустно улыбнулся самому себе парень, смотря в зеркало. Бездушное стекло ответило лишь его отражением: лицо, плохо различимое, спортивное тело с жёлтой кожей… По которому, от правой части таза до левого плеча, молнией шла большая, затянувшаяся красной коркой трещина… Парочка ответвлений, словно корни, расходились от неё. — Только бы это случилось не завтра… — прошептал парень, оперевшись о край раковины, чуть приблизившись к зеркалу, — Оставлять его с работой небезопасно… Работа не спасает его…

***

Новое утро разбудило Германию перезвоном мелодии будильника, надрывно звучащей мерзким писком на тумбочке. Даже не смотря на телефон, немец выключил раздражающий будильник, без сил свесив руку с постели. Кажется, будто его тело устраивало погромы на улицах Брюсселя этой ночью, как-то забыв уведомить об этом сознание. «Боже мой, как всё болит…» — подумал мужчина, скаля зубы в попытке нормально согнуть руку и вернуть её под тёплое одеяло. Суставы неприятно пульсировали, видимо, из-за вчерашней прогулки без тёплой одежды. И даже горячий душ вчера не помог. Уже которое утро Германия просыпался с болью во всём теле… «Подожди немного…» — говорил себе немец, — «Подожди… Сейчас станет легче… Ты просто ещё не до конца проснулся, ФРГ… Ещё не очнулся от своего бредового сна… Пройдёт ещё немного времени и ты сможешь встать…» Но, сколько бы по ощущениям времени не проходило — легче не становилось. Мышцы медленно и очень нехотя возвращались под контроль, но пульсация никуда не уходила. Вместе с ней, резкой болью от правой части таза до левого плеча, прошла какая-то линия, отрезвившая и прогнавшая сонливость и слабость. «Трещина…» — повторил тихий голос из сна, от которого немец немедленно откинул одеяло, опустив взгляд примерно на то место где она могла пройти. Но ничего. На светлой ткани не было ни капли крови, и даже задрав футболку вверх мужчина не обнаружил хотя бы одной царапины на ровном торсе. Ничего. — Приснится же такое… — прошептал страна, устало оглядев комнату. Заряд адреналина с утра, конечно, лучше любой чашечки кофе… Однако, как усталость резко пропала, так и накатила медленной, тяжёлой волной вновь, с громом обрушиваясь на уставший сразу после пробуждения мозг. Можно же лечь спать вновь… Раствориться в этой комнате в объятиях кровати и одеяла хотя бы ещё на пять минуточку… Или вовсе совершенно никуда не выходить сегодня… Сегодня же ничего важ- — Собрание! — воскликнул Герман наперекор такой занятной идее, тут же потянувшись к телефону. Ну как же, как же он мог забыть о собрании?! Вчера же весь вечер просидел с этой треклятой речью и стопкой листов от ЕС, и забыл! Часы на дисплее показывали десять часов утра четверга, семнадцатое декабря. — Ещё три часа до собрания… — спокойно выдохнул Германия, смахнув экран блокировки вверх, — Что за ночь написали там? Быстро пролистав с десяток бесполезных уведомлений о новостях и пропущенных вызовах с работы (мысленно пообещав всех звонивших уволить, если дело окажется не срочным), немец случайно наткнулся на неотвеченный звонок ЕС, с последующим сообщением. Но читать все предположения злого союза о похождениях немца этой ночью и его судьбе после них Герману не хотелось, поводы для беспокойства были и так. Поэтому, отложив телефон, мужчина растянулся на мягкой кровати, уставившись в белый потолок. — Трещина… — повторил он за голосом, прикрыв глаза, всё равно ведь ничего не видит без очков, — У меня её не могло быть… Значит, остаётся ГДР… Но, как я помню это тогда? Просто увидел? Ещё и «Оставлять его с работой небезопасно… Работа не спасает его, «… Не хотел меня расстраивать? Ведь если бы расстроил, немец ушёл бы с головой в документы, такая уж у него стратегия борьбы со стрессом — работать больше. — Он хотел или не хотел, сейчас не важно… — медленно, как будто мертвец из гроба, поднялся мужчина с постели, пустым взглядом уставившись на тапочки, — Пора на работу… Привести себя в порядок после сна не составило труда. Холодный душ прекрасно бодрил тело, возвращая ему подвижность, и ум, который живо взялся за сон… Никогда Германия не видел сны. Обычно, приходя с работы, сил хватало лишь на душ и крайне нехитрый ужин, а иногда и без него. Какие уж тут сны и попытки запомнить их? Но эти… Эти бессвязные разговоры или сцены, уж очень хорошо оседали в памяти. Или, вернее сказать, всплывали? Ведь слишком уж это напоминало будто бы странные, похороненные в снегах памяти, воспоминания… Страх смерти, странный разговор, видимо, близнецов между собой, тётушка, просто странные личности… Слишком уж хорошо эти сны ложись на историю. — Но как я помню то, что происходило с ГДР? — уже который раз спросил себя немец, застёгивая рубашку после душа, смотря в зеркало. Всё то же тело, идеально ровное, без каких-либо татуировок, новых символов и шрамов. — Прятки в шкафу, возможно, из детства, когда Берлин был взят… Но мне тогда было всего шесть лет, не удивительно, что я мог забыть, а сейчас вспомнить… — тонкие жёлтые пальцы легко застёгивали частые пуговицы, — Мне и ему могли говорить друг о друге много плохого, поэтому это могло быть с каждым из нас… — немец немного помолчал, добавив больше для успокоения собственной совести, — А не только со мной и Австрией… Хотя кто мог быть рядом с ГДР кроме СССР? Особенно женщина… Нет, никого. Но приятная ложь о близком человеке, сглаживающая острые углы «несоответствия ожиданиям» мягко вписывала в уж очень хрупкую картину мира новые факты… Пусть и неприятные. А кто мог просить Германа не уходить? Ещё и ребёнок… Никто! Ни у одной страны на тот момент (во всяком случае, из тех, кто получил опеку над маленьким немцем) не было детей. Опять ГДР? Который уж точно рос под опекой Союза и вряд-ли где-то отдельно от полутора десятка маленьких стран. Но каким образом ФРГ это помнит?! А самое главное — трещина… – Это была твоя смерть, братишка… — смотря в стеклянные голубые глаза, отражённые в зеркале, проронил немец, проводя расчёской по непослушным чёрным волосам. Трещины… Кошмар для любого государства, появление которых всегда значило смерть. Раннюю, позднюю — не важно. Особая болезнь, без лекарства и без определённого срока. Неделя, месяц, год, век — плевать. Она сжирала медленно, бесповоротно, больно… Будто кто-то режет невидимым ножом, медленно, не спеша, наслаждаясь этим процессом. Как сводит тело, как рвётся и расходится кожа и мышцы, как течёт кровь, нехотя сворачиваясь… Герман резко мотнул головой, прогоняя непрошеные мысли и смотря на своё отражение. Классическая одежда, часы на левой руке, уложенные волосы, уставшее лицо и стеклянный взгляд под линзами очков — прекрасно для саммита, как всегда. Можно идти в комнату. Осталось посмотреть на плоды его ночных трудов, за чем Герман и потянулся к телефону на тумбочке, и можно выходить. – Что я написал вчера? — устало прикрыл глаза мужчина, даже не желая смотреть на загрузку текстового документа, один вид которого вызывал отвращение. Текст загрузился. Герман быстро пробежался взглядом по строчкам, с каждой страницей находя всё больше и больше несостыковок, заметок и просто ошибок… Весь вечер и часть ночи были убиты на эту чертовщину, которую теперь нужно было ещё и переписать. И, судя по некоторым абзацам, переписать с самого начала. – Или попасть в аварию где-то по дороге… — попытался поднять себе настроение немец, выключив телефон, закрыв лицо ладонью. Ведь с покойников уже не спрашивают ни отчётов, ни докладов, ни речей. Правда, покойники и не живут, и не правят, и за людей не беспокоятся. – Нет, тебе ещё слишком рано умирать, ФРГ… — мужчина отвёл от глаз ладонь, смотря на тумбочку с вчерашними черновиками и просто белыми листами бумаги, — Нужно выполнить работу… Поэтому, взяв чистый лист и ручку, Германия принялся быстро записывать фрагменты речи. Да и вряд-ли ему дадут долго говорить сегодня — у каждого ведь найдётся, что сказать. Особенно у британца и грека, в этом уж точно не было сомнений. Эти двое обязательно расскажут немцу о своей позиции и почему он не прав. Если Евросоюз выполнил просьбу немца, то есть шанс, что никто из «протестующей троицы» не выскажется… Тезисы быстро появлялись на бумаге, создавая самый простой, но вполне прочный скелет выступления: начать с основной проблемы, медленно рассмотреть её и все к ней прилегающие, а после объявить о разработке путей решения. Просто и понятно. Во всяком случае, в сравнении с тем бредом, который был ранее. – ФРГ, — донеслось откуда-то из-за двери, от чего немец чуть вздрогнул, мельком глянув на часы: одиннадцать десять. Мда, что-то я не заметил, как время пролетело…» — подумал Германия, отложив бумагу и ручку, нехотя поднимаясь с кровати и не спеша идя к двери, — Открыто. В номер тут же зашёл, как всегда, прекрасно выглядящий ЕС, и, как обычно, недовольный. С видом ревнивой жены союз сложил руки на груди, оперевшись о дверной косяк плечом. – Скоро начнётся саммит, ФРГ. Вы готовы? – Да, — без тени сомнения произнёс немец, так же складывая руки, — Речь написана и вопросы изучены. – Однако, одну проблему мы с Вами не предусмотрели, — хмуро сказал Евросоюз, легко входя в номер, к ближайшей стене, прикрыв за собой дверь, чтоб никто из очень любопытных не слушал, — Это упрямство старого британца. Он едва-ли даст сказать хоть что-то на саммите в пользу его нахождения в моём составе… – Даже интересно, почему он такой… — прикрыл глаза Герман, думая о своей прекрасной головной боли, прямиком из-за Британского пролива, — «Он боится… Великобритания ведь и сам своего рода «союз». А у него ещё и ирландцы. Они ведь тоже захотят выйти из его состава, покинь он ЕС… Возможно…» – Вы и сами знаете, Германия, — фыркнул ему в ответ ЕС, — Я хотел сказать Вам, что будет проще поговорить с ним до собрания. Есть мизерный шанс того, что его величество высокомерие снизойдёт до простых коллег и почтит их своим ответом. И это всё, что я хотел сказать тебе. Машина внизу. «Прекрасно, нужно будет искать ещё и Великобританию…» — подумал Германия, смотря, как союз легко скользит к двери, окончательно исчезнув за ней, после чего немец и сам ушёл в спальню, — Однако, мне кажется, что это бесполезное дело… Взяв лист с тезисами с тумбы, немец аккуратно положил его в небольшую сумку рядом с кроватью, перебрав её содержимое, на всякий случай проверяя наличие всего необходимого. Телефон, сумка, доклад, документы — всё было на месте, можно было выходить. Однако где-то под рёбрами беспокойно стучало сердце… Отведя взгляд от сумки, Герман посмотрел на подушку, под которую положил таблетки. Да, они совершенно ему не помогают. Даже вредят, мешая нормально спать. Но глубоко внутри, почти что врождённая «правильность» и привычка следовать инструкциям, неприятно грызли совесть: «Как же так? Ты и ослушался предписания? Даже не взял их с собой, чтобы, если что, уж точно выпить своё лекарство?» — Возьму… — недолго борясь заключил немец, быстро вытащив из-под подушки почти пустой блистер, кинув его в сумку и, наконец, захлопывая несчастную крышку дипломата. — И если они мне понадобятся, я всегда их смогу принять… — убаюкивая собственную совесть произнёс мужчина, наконец-то выходя из комнаты. Итак, рабочий день начался.

***

Германии никогда не нравились собрания стран. Ни саммиты ООН, подготовка к которым включала не только составление целой стопки «очень, ну совершенно, всенепременнейше важных» бумаг, но и целый ворох проблем в его делах: повторение хотя бы английского языка, чтобы не приводить на встречу переводчика, чтение правил этикета и прочие мелочи. Ни собрания Евросоюза, где речь могла идти только о трёх вещах: о деньгах, о границах и о санкциях. Но на таких саммитах появлялась редкая для стран возможность увидеться друг с другом… В менее публичной обстановке. Ведь одно дело, когда две страны говорят при десятках коллегах и, того хуже, журналистах. И совсем другое, когда разговор проходит за закрытыми дверями, в небольшой комнате. Только это и радовало не слишком общительного немца на таких собраниях. «Как хорошо, что Евросоюз не долго искал здание…» — подумал Германия, стоило тяжёлым стеклянным дверям закрыться за ним. Перед мужчиной открылся довольно просторный тёмный коридор, с неярким освещением, которое очень хорошо поглощали тёмный пол и пастельные стены. Глаза, совершенно не выспавшиеся даже за время дрёмы в машине, резало не так сильно, а больную голову не нагружал гул сотен голосов — в коридоре было от силы четыре десятка стран. Неразлучное трио Литвы, Латвии и Эстонии, что-то обсуждающее в стороне, и такой же «кружок по интересам», уже из Италии, Испании и Португалии. «Славяне», в лице Польши, Чехии, Хорватии, Словакии и Словении, которые таким же «кружком» общались. И все остальные, особенно не выделявшихся. Но более всех внимание привлекала парочка у самого входа в зал. «Идеально сидящий костюм, синий, красный и белый…» — чуть прищурился немец, плохо видя с кем попрощался тонкий силуэт в светлом, прежде, чем неизвестный исчез за дверями, — «Великобритания, скорее всего… Значит, с ним, возможно, была Франция…» Франция, Франция… Прекрасный партнёр, который уж точно не откажет в ответе. Лёгкой походкой Герман направился к француженке. Будто бы эхом, с трудом пробиваясь сквозь толщу воды, до мужчины долетали обрывки фраз остальных стран, и тихие приветствия, на которые он не обращал внимания. Сейчас главное не это. У дверей в зал и правда стояла Франция, что-то читая в телефоне. Светлые брюки и пиджак, цвета молочной карамели, белая рубашка немного выделяли её очень стройный силуэт на окружающем фоне. Пепельно-белые волосы были аккуратно завиты и заколоты парой шпилек, чтобы пряди не лезли в глаза. «Как всегда, Франция. Как всегда, ” — чуть хмыкнул про себя Герман, уже силясь вспомнить усердно повторенные вчера языки. – Bon après-midi , Французская Республика, — вежливо произнёс он, постаравшись дежурно улыбнуться. – Ох, добрый день, ФРГ, — легко, с прекрасно грассирующей «р», проворковала Франция, очаровательно улыбнувшись ему в ответ, тут же убрав телефон. «Твой акцент просто ужасен…» — почти тут же прозвучало совсем рядом с женщиной, её, только более раздражённым, голосом, от которого руки невольно сжались в кулаки, а сонливость сняло, как рукой. Взгляд мимолётно скользнул на тонкое, почти костлявое, запястье француженки, опоясанное тонкой цепочкой часов, словно время сейчас значило что-то жизненно важное… Нет! Нет, это просто наваждение из-за вчерашнего сна! – М… — чуть замялся немец, отгоняя странные мысли, не без труда расслабляя руки, — Я хотел спросить, не видели ли Вы Великобританию? Очаровательная улыбка немедленно спала с женского лица. Губы вытянулись в тонкую нитку, а глаза наполнило холодное безразличие. – Он ушёл в зал, прогуляться… — фыркнула француженка, сложив руки на груди, — Будьте аккуратнее, ФРГ, рядом с ним просто невозможно находиться. – Благодарю Вас… — всё с той же вежливостью ответил немец, обойдя девушку. Такой перемене в лице он даже не удивился. Ведь сколько бы лет не прошло, в каких бы союзах эти двое не пересекались — если речь заходила о британце, француженка немедленно хмурилась. «Таблетки в сумке… Пока что это первая галлюцинация, ” — тут же напомнил себе немец, открывая дверь в просторный зал для собрания. Помещение было тех же тёмных тонов, что и коридор. Наверху, по потолку расходились световые панели, заполняя комнату мягким светом, который не могли дать небольшие окна. Посреди зала был поставлен большой стол, с уже расставленными табличками с именами стран, и мягкие кресла. Но главное, это была тишина. Тишина, которая, кажется, звенела… И вот-вот заговорит какой-нибудь очередной галлюцинацией из прошлого. «Нет… Нет, второй реплики пока не нужно…» — тут же отсёк мысль о тишине мужчина, обратив внимание на силуэт в комнате. Британец был, как всегда, идеален. Чёрный костюм «тройка» великолепно сидел и подчёркивал атлетическую фигуру своего владельца, оттеняемый белоснежной, едва-ли не сияющей, рубашкой, а лакированные туфли блестели в свете ламп. Синие волосы были аккуратно уложены, ничуть не теряя формы, а взгляд безразлично-холодных глаз направлен на вошедшего.        — Добрый день, Федеративная Республика Германия, — выделяя каждое слово сказал британец, расправив плечи. — Добрый день, Великобритания, — поспешил ответить немец, складывая руки за спиной в замок, тихо делая несколько шагов к собеседнику, — Мы могли бы поговорить до начала собрания? «Вы же никак не можете обойтись без предварительных расспросов, даже зная о чём пойдёт речь…» — мысленно добавил Германия, уловив запах крепких сигарет, как только оказался ближе. — Смотря о чём Вы хотите вести речь, ФРГ, — уклонился от ответа Великобритания, окинув взглядом собеседника так, будто перед ним стоял не коллега, а излишне надоедливый консультант. — Я хотел лишь попросить Вас повременить с выходом из Европейского Союза, хотя бы до конца этого года… — стараясь реже дышать сказал Германия, всеми силами подавляя раздражение и желание чихнуть. Запах сигарет и высокомерие, вечные спутники старого британца, не нравились не только Германии, но и большинству участников Евросоюза. Однако сказать об этом Соединённому Королевству никто не желал, так как ответ мог вызвать ещё большее раздражение. — Прошу Вас оставить этот вопрос до начала собрания, Федеративная Республика Германия. Это совершенно не та тема, которую стоит рассматривать именно сейчас, — так же чётко выделяя каждое слово произнёс британец, хмурясь и прикрывая глаза, складывая руки на спинке одного из кресел, всем своим видом ощетинившегося ворона давая понять, что разговор окончен и более он слушать и отвечать не намерен. — Я понял Вас… — с напускным спокойствием проронил немец глухим голосом, до побеления костяшек сжав свои руки за спиной, — Великобритания… «Ты старый британец, я надеюсь, что ты подавишься своими же сигаретами…» — прошипел в мыслях Герман, легко развернувшись и пройдя к своему месту. Положив листы на стол, мужчина прикрыл уставшие глаза. Сонливость вновь накатила и обрушилась на голову, как сугроб снега с крыши, так, что даже ноги чуть отяжелели. «Потерпи, потерпи, скоро все зайдут…» — держась за край кресла повторял мужчина, прикрыв глаза, изредка поглядывая на дипломат. Таблетки. Если что, он всегда их сможет выпить, чтобы его не беспокоили галлюцинации. Главное, не забыть о них, как о прошлой жизни. Взгляд метнулся на наручные часы и немец чуть недовольно нахмурился. Собрание шло уже три минуты, а в зале были только он и высокомерный британец! Ну что за чудовищная не пунктуальность? «Подожди, Германия, ” — осадил в себе бурю негодования мужчина, взглянув на двери, — «Может быть, что-то действительно серьёзное… Например, Греция?» Почти в тот же момент открылись и двери, впустив в зал несколько десятков стран в строгих костюмах. В пестроте флагов мужчина не сразу заметил прошедшего Евросоюза, за то почти мгновенно заприметил главную головную боль после Великобритании. Идя рядом с миловидной полячкой, волоча за собой капельницу с каким-то препаратом, в помещение вошёл Греция. Низкий мужчина, с бело-голубым флагом и вьющимися кудрявыми волосами под его цвет, смотрел уставшими карими глазами на всех присутствующих, пряча под рукавом пиджака тонкую трубку от капельницы… Из пакета с препаратом медленно, по крупицам, жизнь текла в уже почти мёртвое, ежедневно теряющее кровь и плоть тело. – Насколько целесообразно оставить всё так, герр? — голос прохладный и утомлённый, словно мясник в конце смены рассказывает о каком-то куске тушки. – Полностью, — без колебаний звучит ответ, — Пусть его лечат… И пусть его вылечат… — Господа, прошу внимания! — вырвал немца из раздумий звонкий голос Евросоюза, занявшего своё место за высоким небольшим столом, специально для докладов. «Экономические проблемы всегда так сказываются на странах…» — судорожно сглотнул немец, косо глядя на грека, делая вид, что внимательно слушает союз… Ни черта нового он не скажет, конечно, но, хотя бы ради приличия… — Прошу сесть, — всё так же произнёс ЕС и немедленно послышался звук отодвигания кресел. Все сегодня присутствовали. И те, кого Германия хотел видеть, и те, кому, в целом, можно было и не являться. Высокомерный британец и недовольная его присутствием француженка сидели рядом, как старая супружеская пара, ненавидящая друг друга, но неизменно продолжавшая появляться везде вместе. Через пару мест от них, практически напротив Германа, устроился эмоциональный Италия, как обычно одевшийся не по погоде: белая, кое-где помявшаяся рубашка и светло-серые брюки. Волосы, под цвет флага, были собраны в низкий хвост. «Интересно, они не мешают ему играть на скрипке?» — машинально подумал немец, бросив мимолётный взгляд на причёску итальянца, и тут же перевёл взгляд на его соседей: Португалию, видимо решившего не заморачиваться, приехавшего в бежевой кофте поверх белой рубашки, брюках. И Испанию, одетую в строгое чёрное деловое платье, с завивающимися алыми волосами, и печальным, совершенно уставшими золотыми глазами. «ЕС, видимо, не помог…» — пронеслось в голове, даже с оттенком жалости… На остальных немец решил даже не смотреть, вновь скользнув взглядом по бумагам, пока Евросоюз продолжал вещать: — Уважаемые страны. Я хотел бы выразить вам свою признательность, что, её смотря на тяжёлые для Европы времена, вы смогли прибыть на это экстренное собрание. Герман невольно бегло взглянул хмурые и серьёзные лица всех присутствующих. Всех оторвали от важной работы или уже начавшегося неофициального отпуска, ещё и накануне зимних праздников, ради какого-то саммита, важного только кучке особенно инициативных коллег. На Евросоюз были устремлены скептические взгляды. — Докладчиком сегодня выступит Федеративная Республика Германия. Взгляды десятков государств, холодные и внимательные, словно иглы, впились в фигуру немца. Молча встав со своего места, прихватив с собой листы, Германия вышел из-за стола переговоров, быстро направившись к стойке. Взгляды. Взгляды впивались в спину, вызывая жгучее желание обернуться и вовремя увернуться от очередного укола металла, сверкающего в неживом свете холодных ламп. «Куда же ты так бежишь, ФРГ?.. ” — сам себя спросил мужчина, смотря пустым взглядом на белые листы бумаг, что мялись в его же руках, — «Почему нервничаешь так ты?» Уложив листы-подсказки на «стол», мужчина поднял взгляд ко всем собравшимся. Обычные страны, с обычными для такого случая лицами. Придвинув микрофон ближе, мужчина заговорил спокойным и ровным голосом: — Добрый день, уважаемые коллеги. Я рад видеть всех вас на этом экстренном саммите Европейского Союза и благодарю, что вы выделили время для этого собрания, — взгляд мельком опустился на лист с подсказками, и вновь поднялся к усталым лицам собравшихся, — На повестке дня у нас несколько важных вопросов: возросший уровень мигрантов и угрозы терроризма, вопрос об усилении границ между всеми присутствующими здесь государствами и нехватка бюджета… Все эти проблемы имеют один источник — большой наплыв беженцев… Решив эту проблему, как основу всех остальных, мы сможем разобраться с другими вышеизложенными обстоятельствами… Немец сделал паузу, бесшумно отодвигая лист, параллельно наблюдая, как мрачнеют лица Греции, Италии, Испании и Португалии. Особенно эмоциональный итальяшка даже осмелился что-то тихо шепнуть своей соседке-испанке, важно покивавшей в ответ, в гробовой тишине. Остальные молча выжидали паузу… «Сейчас начнётся… Нельзя было начинать с миграционного кризиса, ФРГ!!!» — сделал замечание сам себе Герман, прекрасно осознавая — поздно. Готовить речь нужно было более основательно, бестолочь. — Прошу прощения, если перебью Вас, Федеративная Республика Германия, — уже подал заискивающий голос Греция, правда не встав с места, придерживаясь за капельницу, — А какими методами Вы предлагаете бороться с миграционным кризисом? – Я полагаю, усиление контроля границ Европейского Союза поможет несколько улучшить ситуацию… Греция… — тщательно скрывая досаду от собственной ошибки сказал немец, сжав руку на столе. Грек, в свою очередь, чуть понимающе кивнул, хмурясь сильнее прежнего: – То есть Вы, не оглядываясь на предыдущий опыт подобных действий, хотите увеличить численность военных сил ЕС на его границах, отметая тот факт, что «защищая» границы другой страны, Вы фактически нарушаете её суверенитет? — Греция бледнел то ли от злости, то ли от медленно поступающего лекарства, — Что, посмею Вам напомнить, запрещено. «Он будет сейчас просить финансовую помощь…» — уже знал действия грека Германия, подавляя зародившийся глубоко внутри вздох раздражения, сплетая пальцы в замок. Хотя совершенно не его собачьего ума дело, как и что должно делать руководителю, если он сам ни черта не смог справится! – И что же Вы предлагаете, Греческая Республика? — голос прозвучал шатко, будто фраза застряла где-то в горле. – Отказаться от политики жёсткой экономии из-за беженцев и начать зарабатывать, ФРГ! — выпалил рассерженный грек, вздрогнув всем телом, явно безуспешно пытаясь встать, от чего даже капельница затряслась, — Может быть Вы и можете экономить, но нам, южным государствам, тяжело! У нас нет ничего, ничего, что можно было бы экономить, нет ничего!!! В отчаянии почти кричал больной, в бессильном стремлении подняться. И наверняка бы сделал это (правда, как думалось немцу, потом бы пришлось беспокоить бригаду скорой помощи), если бы не сидящая рядом Испания, мягко уложившая руку поверх ладони грека, как бы прося успокоиться. – ФРГ, Греция прав… — уже более мирно произнесла женщина, — Если у Вас, Франции или Великобритании прекрасно обстоят дела с экономикой, это не значит, что у других всё столь же гладко… Многим просто нечего экономить, ФРГ. Или невозможно, учитывая беспорядки, что здесь в Брюсселе, что в Каталонии…        — Поэтому, нам нужно зарабатывать, ФРГ, — заключил португалец рядом, — А для этого, для начала, нужен туризм или рынок сбыта… Взгляды всех протестующих мигом стали напряжёнными, а сам Португалия тяжело вздохнул, будто под дулом пистолета: — И… Было бы неплохо, если бы Европейский Союз снял бы санкции с Российской Федерации… «Никогда…» — прошипел мысленно немец, сжав край листа, смотря точно на грека с капельницей. «Никогда не доверяйте этим… Дети… Вы ещё натерпитесь от них, если ваш папа не разберётся с этой угрозой…» – К сожалению, — понизившимся от злости и попытки скрыть дрожь голосом проронил Германия, выделяя каждое слово, — Мы не можем отменить санкции, пока Российская Федерация не выполнит все условия соглашения. — Разрешите мне, ФРГ, внести некоторую ясность, — вскочил с места итальянец, отчего Германия прикусил щёку изнутри, чтобы не сболтнуть чего лишнего. — Верно ли я понимаю, что санкции наложены на Российскую Федерацию за то, что тот не выполняет условия соглашения, верно? — Верно… — слегка кивнул немец, отрывая кусочек бумаги, подавляя выдох раздражения. — Ага… — чуть склонил голову итальянец, сложив руки на груди и опустив взгляд в стол, — В таком случае, разрешите Вас напомнить о том соглашении ЕС, в котором Вы, все здесь присутствующие господа и очаровательные дамы обязались всеми возможными способами уменьшать зависимость Европы от окружающих государств… — Я прекрасно помню об этом соглашении, — парировал немец, замечая, как полячка рядом с его местом нахмурилась, будто бы упомянутый документ был посвящён разделу её территорий. — Тогда по какой причине, даже сейчас, спустя год после объявления санкций, Вы и Российская Федерация продолжаете сотрудничать? — победно поднял на Германа взгляд итальянец, поджав губы, — Не кажется ли Вам, ФРГ, что это несколько лицемерно с Вашей стороны? Повисла гробовая тишина. И только чей-то слишком реальный, словно среди присутствующих кто-то решился нарушить эту тишину, громкий юношеский голос произнёс: «Он был прав, когда называл тебя самым худшим союзником, проигравший победитель!!!» Взгляды, устремлённые только на Германию, вызывали холод по спине и стук сердца в ушах. Вопросительные, некоторые даже злобные, несмотря на доступность этой информации… Они все тебя ненавидят в этот миг. В этот миг, когда итальянец просто констатировал известный всем факт… «И именно сейчас, Италия, ты решил исполнить этот отвратительнейший пируэт…» — подумал Германия, ещё надорвав край листа трясущейся рукой, — «Господи, что со мной происходит?.. Почему я слышу всё это?.. Таблетки. Таблетки, таблетки, потерпи до перерыва, Германия… Потерпи и ты выпьешь их…» Наверняка итальянец сболтнул бы что-нибудь ещё, если бы не рука Австрии, вовремя крепко сжавшая ладонь пылкого государства, призывая замолчать… — В сложившихся обстоятельствах Италия прав, Германия… — её глухой голос едва-ли мог пробиться сквозь шум в ушах, и с каждым словом становился всё менее и менее различим, — Мы не можем даже сказать, кто от кого закрылся, ФРГ… Поэтому… «Поэтому ты мразь. Как мог ты поступить настолько лицемерно?! Будучи родным сыном … ты прогнулся под красной угрозой и теперь несёшь её с собой! Мелкий паршивец, возомнивший, что имеет право на власть и территории! Ублюдок…» — вскричал голос тётушки оглушительным истеричным тоном, с необычайной громкостью пробившись из воспоминаний. «Замолчи!!!» — мысленно прокричал Герман, даже дёрнув рукой, чтоб закрыть уши от этого истеричного голоса, продолжавшего кричать и кричать: «Ублюдок, тебя не должно было даже существовать!» «Вы — самое большое разочарование как для немецкого рода, так и для всей Европы!» «ДА ЧТОБ ТЫ СДОХ, НАЦИСТСКИЙ ВЫРОДОК!» — Коллеги, я понимаю Ваше желание отказаться от санкций… — почти не слыша себя от ужасно громкого хора голосов произнёс немец, стараясь сосредоточить расфокусированным взгляд где-то на середине стола, — Но мы не можем допустить этого, поскольку… «Поскольку, Вас и существовать-то не должно, юное государство. Вы всего лишь посчитали себя независимым. Однако, Вы всё так же часть своего брата…» С каждым словом голос становился всё более и более оглушительным. Руки начали дрожать, а в глазах темнело… Казалось, ещё немного и Герман оглохнет. «Ты устроил резню… И только на твоей совести сотни жизней, псина!» — Поскольку моё дело с Российской Федерацией сугубо личное… Поэтому, я прошу не делать настолько резких действий… У нас есть иной выход… — совсем не слыша себя дрожащим голосом проронил немец. «Выхода нет! Послушайте, у нас нет другого выхода, нам нужно отключить его…» «Выход есть! Пятый раздел! Геноцид! Только так она, возможно, поймёт своё место!» «Твоё место — на цепи. Либо у брата, либо у того монстра, и которого ты называешь отцом, ведь на большее ты просто не способен, блядь!» — Господа, я прошу дать мне слово, поскольку я знаю, о чём будет говорить Федеративная Республика Германия далее, — неожиданно ясно прозвучал поставленный голос Великобритании, ненадолго вернувший сознание немца в реальность. Джентльмен сложил руки в замок, не касаясь локтями стола и смотря точно в сторону немца своим неизменным высокомерным взглядом. – Позвольте сберечь Ваше и моё время. Вы, Федеративная Республика Германия, предлагали мне остаться в Евросоюзе до конца этого года. Однако, я вынужден отказать. Среди всех присутствующих здесь я плачу самый высокий взнос, выше, чем несколько стран вместе взятые… Судопроизводство идёт из рук вон плохо, из-за разительных отличий между мной и вами. Ваша политика меня и вовсе иной раз приводит в ужас, джентльмены! Если я плачу самый высокий взнос, то по какой причине я должен содержать ваших беженцев, господа? Меня совершенно не волнуют их судьбы и жизни, пускай они умирают с голоду или идут работать. Немец стиснул зубы, почувствовав солоноватый привкус… Прокусил щёку, не иначе. «Если я плачу за Ваше обучение, то по какой причине я обязан ещё и учить Вас основам правления, джентльмен? Меня совершенно не волнует Ваша незавидная судьба и последующая короткая жизнь, Вы даже не мой родственник!» — Ваша идея Евросоюза, мистер ФРГ, более всего мне напоминает то, с чем боролась Европа и Вы, когда были моложе… — голос будто бы о чём-то напоминал, — Общие дела, ослабление внутренних границ между государствами, единая политика… Не кажется ли Вам, ФРГ, что это уже когда-то было? «Вы совершенно точно следуете примеру своего жестокого и циничного рода, мистер …! Нам остаётся только ждать, когда Вы приметесь убивать своих родных, ради расширения территорий, как это сделало до Вас одно самозванное герцогство!!! Или, быть может более близкий Вам, отцеубийца, даже не рассматривавшийся на роль правителя!» — Причём, что при красном, что при его предке — Пруссии… — фыркнула сидящая рядом француженка. «Пруссия… Пруссия… Ведь именно ты его потомок, паршивец… Возомнил себя, маленькое и нищее государство, властителем Европы? Не много ли ты берёшь на себя, маленькая часть Германии, считающая себя независимой?» «Замолчи… Я прошу тебя, братишка, замолчи… Умоляю, хватит!» — будто совершенно не слыша окружающей действительности думал немец, отчётливо видя, как шевелятся губы британца, как хмурится и что-то шепчет Польша… Но совершенно ничего, кроме мерзкого шёпота на ухо, не слыша… Повторяющийся по кругу, медленно сливающийся со своими предшественниками во что-то невразумительное, оглушающе громкое, будто толпа разъярённых людей кричала у него под сводом черепа. «Ты мразь! Бестолочь!» «Мелкий паршивец, возомнивший, что имеет право жить! Ублюдок…» «Вы — самое большое разочарование как для немецкого рода, так и для всей Европы!» «Твоё место — на цепи, блядь!» «Ублюдок, тебя не должно было даже существовать!» «ДА ЧТОБ ТЫ СДОХ, НАЦИСТСКИЙ ВЫРОДОК!» «Вас и существовать-то не должно, бестолочь!» «Ты устроил резню, псина!» — Уважаемые страны, я предлагаю сделать перерыв, после которого мы продолжим заседание, — внезапно вмешался Евросоюз, вскочив с места и, деловито поглядывая на часы, быстрым шагом направляясь к ФРГ. «Отлично…», «Великолепная идея!», «Превосходно!», «Ну наконец-то…» — послышались тихие возгласы одобрения, а вслед за ними и скрежет отодвигаемых кресел, шелест ткани и неспешные шаги. — Вы приняли свои лекарства с утра, Германия? — злобно шипя сквозь зубы сказал юноша, аккуратно, придерживая немца за плечо и талию, ведя к ближайшему креслу. — Нет… — бессильным, дрожащим голосом проронил Герман, прикрывая глаза. Голоса наперебой шептались, совсем тихо, словно шелестит бумага, и изредка в этом шуме доносились обрывки фраз: «Сдохни…», «Мы умрём…», «Ты ведь не уйдёшь?..», «Значит… Я такой же, как он…» «Хватит, хватит, умоляю, заткнитесь все!!!» — то ли думал, то ли шептал одними губами мужчина, бессильно дёргаясь в кресле, если его вовсе не тормошил ЕС. — Ну так принимайте, ФРГ! — гневно дёргая коллегу за плечи, в тщетной попытке привести того в чувство, прорычал Евросоюз, а услышав ещё и просьбу заткнуться, вовсе отпустил немца, закрыв лицо руками. — Нет, Германия… Это кошмар, тебе нужно вызвать врача… — Врача?.. — заторможенно прошептал немец, — Не нужно… Я смогу закончить саммит нормально… — Нужно, ФРГ! — отрезал союз, быстро выудив из кармана телефон и включив на нём фронтальную камеру, показал больному вид. Под глазами были тёмные круги, которые обычно создают слоями грима на актёре. И даже чёрная полоса на флаге не спасала положение. Взгляд пустой, совершенно разбитый, смотрящий в пустоту. И слишком бледная кожа, даже по меркам стран с их необычной расцветкой. — Господи… Закопай это тело там, где ты его выкопал, ЕС… — закрыл глаза мужчина, на самом деле просто не желая смотреть на своё лицо. «Не просто лицемерная гнида, так ещё и урод!» — Поэтому Вы и отправитесь сейчас же в отель! Я ничего не желаю слышать, Германия, никаких: «Я смогу закончить саммит», «Закопай тело»!.. — тонкие пальцы молодого союза набирали сообщение для дежуривших рядом докторов, пока язык язвительно передразнивал собеседника, — Приедете в отель, герр ФРГ, отдохнёте, уедите в Берлин, назначьте приемника и умирайте, сколько Вашим душе и совести заблагорассудится! А здесь я попрошу жить! «Сколько заботы…» — фыркнул в мыслях Германия, совсем закрыв глаза. Сейчас приедут доктора и он, впервые в жизни, отправится домой с саммита раньше срока. Видимо, отказываться от таблеток было не лучшим решением. Особенно вот так резко… «Интересно… Кого мне оставить приемником, вместо себя?» — вдруг промелькнула шальная мысль, прежде чем глаза закрылись совсем.

***

«Отдыхай… Спи, засыпай, восстанавливай силы… А когда ты проснёшься, тебе станет намного лучше…» — Господи, когда же это закончится?.. — до боли сжал собственные виски тонкими пальцами парень, смотря мутным взглядом в потолок. Кровать в номере оказалась просто невероятно прекрасным инструментом, чтобы страдать от собственных давно забытых воспоминаний. В глазах много раз темнело, а на ухо то мерзко шептали, то будто бы истошно кричали — кровать прекрасно выдержала все резкие выгибания тела, вздрагивания и даже удушение одеяла. — Мне ведь плохо… — расслабил руки мужчина, невесомо проведя кончиками пальцев по впалым скулам, пока ладони не замерли где-то на ключицах, — Может быть я и правда устал… И мне нужен отпуск… Припомнил слова тётушки мужчина, удручённо выдыхая. «Ты не выживешь, мальчик мой…» Слишком уж ласково, будто кто-то родной гладит по голове, проворковал чей-то голос рядом. Губы немца искривились в грустной улыбке. — Я знаю, братишка… Я знаю… — подцепив одеяло где-то на животе, мужчина завернулся в него с головой, медленно и аккуратно повернувшись на бок, чтобы немного разгрузить заболевшую спину. “Тебе нужен отдых… Очень нужен, братишка…» Прошептал уже немного другой, но такой же приятный бархатный голос, словно кто-то бы сейчас точно приобнял немца со спины… Точно бы аккуратно, мягко снял бы «капюшон» из одеяла, проведя по чёрным густым волосам, совсем растрепавшихся за день… — И это я знаю, братишка… Но, спасибо за напоминание… — горько усмехнулся Герман, закрыв глаза совсем, всё равно ведь ничего не видит без очков, — Нет, Германия, это уже шизофрения… Разговариваешь с собственной галлюцинацией и слушаешь её… Интересно, когда ты будешь в психиатрической клинике лежать? «Никогда…» Уже привычно ответил чей-то голос… «Мы всегда будем вместе, брат…» — Я не сомневаюсь… — совсем обмяк мужчина под одеялом, спрятав лицо в подушку. Саммит провален, с его стороны. Из-за его же самоуверенности и разгильдяйства, кажется, всё лечение таблетками пошло коту под хвост. Но, во всём этом немец видел один единственный плюс — когда сдаёшься, есть время как следует отоспаться. И никакие таблетки уже не будут мешать падать в самые приятные объятия на свете — объятия сна… Однако, за мгновение до окончательного падения в эту приятную черноту, стук в дверь резко выдернул сознание обратно на уступ. — Кто там?.. — сонно воскликнул Герман, совершенно нехотя приподнимаясь на локтях и смотря мутным взглядом в сторону двери. — Австрия, — обеспокоенно произнесла за дверью, судя по голосу, действительно австрийка, в следующую минуту поворачивая дверную ручку вниз и входя в комнату. «Она вышла недавно с саммита…» — сразу отметил немец, накинув одеяло на плечи, присев на колени на матраце. Подходило и по времени, и по внешнему виду вошедшей в комнату. Алые волосы чуть взъкрошены, деловая рубашка давно потеряла идеальный вид и кое-где помялась… Взгляда на коллегу и родственника мужчина не поднял, опустив голову вниз, тихо пробормотав: — Что-то серьёзное случилось?.. — Боже мой… — поражённо, будто увидела восставшего из мёртвых, проронила женщина, мягко коснувшись ледяными пальцами скул племянника и почти тут же крепко обнимая его, — Германия, что с тобой случилось?.. Ты выглядишь очень плохо… Под глазами чернота, ты бледный весь… Причитания женщины Германия пропускал, смотря через её плечи на изножье кровати пустым взглядом. Ей ли говорить о его здоровье и мешках под глазами? Когда она видела… Немного другого его, в несколько более тяжёлом состоянии. — Почему ты молчишь? — не угомонилась австрийка, — Может… Тебе принести воды? Чтобы хоть немного тебя оживить… — Разве есть пиво? — грустно хмыкнул Герман, не отвечая ей взаимным объятием, в попытке хоть как-то разрядить обстановку, за что немедленно получил лёгкий пинок в плечо и тихий смешок: «Дурачок». Мразь. «Я знаю, ГДР, я знаю о ваших отношениях…» — ответил собственному голосу в голове немец с бессильной улыбкой. — Ну, тот факт, что ты шутишь, уже вселяет надежду… — тяжело вздохнула женщина, отпуская родственника из объятий, — За тебя многие переживали, ФРГ… — Даже Евросоюз? — всё с той же грустью усмехнулся мужчина, опустив в матрац взгляд. Они все тебя обманывают. И, к сожалению, ты это уже знаешь. — Мальчик мой, то, как на это реагировал Евросоюз нужно было видеть! — очень даже воодушевлённо воскликнула австрийка, беря его безвольные ладони в свои, — По нему плачет театральная сцена! И Италия тихо завидует в сторонке… — Куда же без него… Самый одарённый актёр и музыкант среди стран… — лишь бы не молчать ответил немец, чтоб тётушка точно не беспокоилась, но добавил в мыслях: «И лучше бы только этим и занимался…» — Франция спрашивала о тебе… Великобритания, конечно, как обычно очень раздражался из-за этого… — продолжила Австрия, сплетая их ладони в замок, — Польша спрашивала… Герман только грустно улыбнулся. Полячка скорее всего спросила, чтобы убедиться, что он умирает. У них личные, немного далёкие от политики, счёты. — Но… — мягкая рука тётушки легла на его щёку, подняв лицо так, что две страны смотрели друг другу в глаза, — Германия… Я очень настоятельно тебя прошу уехать в отпуск… Куда ты захочешь, ФРГ, но лучше недалеко от Европы… Посмотри на себя. Ты совсем себя загнал… Ты будто бы не спал с последнего саммита ООН… В кармане пиджака резко зазвонил телефон и австрийка, мельком взглянув на экран, сбросила вызов, тяжело вздохнув. — Герман, мне пора… Но, пожалуйста, я тебя очень прошу… Отдохни… Отпустив руки мужчины, Австрия довольно быстро прошла к двери, ненадолго замерев в дверном проёме, будто желая сказать что-то ещё. Но только ушла. «Отдохнуть…» — подумал Германия, ложась обратно на кровать, выгнувшись в спине и прикрыв глаза, — «Было бы здорово…» Ну что ж… Осталось подремать, уведомить о внезапном отпуске сотрудников… И можно ехать. Или, всё же, поработать? «Отдохни…» — И ты туда же? — недовольно спросил немец, но тут же обречённо хихикнул. Даже галлюцинация отправляет в отпуск…