Дижонская горчица

2009

      Появление мадам Микаелы и Жамеля укрепило веру в верховную мадам Галину Батон. Смешно звучит. Мадам Батон приняла возможную верховность. Я помню её слова в Дижонском Пансионе о желании учиться в любом возрасте и нежелании управлять шабашем. Мадам Селестин Кабрера возвращается к истокам ведьмовства — люди издревле страшились ведьм. Мадам Батон поначалу внушает страх и недоверие — яркая внешность играет по правилам обмана. Мадам Батон — добрая и справедливая ведьма. Идеальная верховная в юности была ученицей с французскими косами. Маленькая ведьмочка с непослушными волосами не мечтала стать главой шабаша. Мадам Батон выбрали верховной давно, в первой половине 90-х. Самопожертвование ради политического переворота. Бунтарство узаконивает новые правила.       Имя «Галина Петровна Батон» вросло во французскую мадам Бут. Будем ли мы скучать по ней? Конечно. Ждать ли нам проблем после смены имени? Алексей Гамлетович не рассердился, гундосым голосом перечислил документы на компанию, подлежащие изменениям. Беженка раскрывает лицо. Алексей Гамлетович никогда не станет официально Гамлетом Ваграмовичем Арцруни. Что будет с Павлом Васильевичем Рутгером? Хороший парень, согласитесь. Я не похож на еврея! Мама с папой назвали меня Паскаль Ригер.       Аппарат выплёвывает талончик.       — Шестьдесят пять, — читаю на бумажке.       — Нам туда, — мадам показывает на заполненный людьми холл.       Полчаса ожидания. Механический голос зовёт: «Номер шестьдесят пять, пройдите в двенадцатое окно». Темнокожая девушка не скрывает пышные формы белой блузкой и шейным платком. Кудри напоминают мадам Клотильд, розовый лак — мадам Фату, чёрный блеск на щеках — мадам Диавару, морковная помада — директора Илону, карие глаза — господина Габина. Шоколадный фондан с черникой и малиной.

ᴛʜᴇʀᴇ's ᴀ ʀᴜᴍʙʟᴇ ɪɴ ᴛʜᴇ ᴊᴜɴɢʟᴇ:

ɪ'ᴍ ʙᴜʙʙʟɪɴɢ ᴛᴏ ᴛʜᴇ ʙᴇᴀᴛ,

ɪ'ᴍ ɴᴏᴛ ʟᴏᴏᴋɪɴɢ ꜰᴏʀ ᴛʀᴏᴜʙʟᴇ ʙᴜᴛ ᴛʀᴏᴜʙʟᴇ's ʟᴏᴏᴋɪɴɢ ꜰᴏʀ ᴍᴇ!

ᴍʏ ᴘᴏᴄᴋᴇᴛs ᴀʀᴇ ꜰᴏᴋᴋᴇɴ sᴡᴏʟʟᴇɴ ʙᴜᴛ ɴᴏᴛʜɪɴɢ ᴊᴜsᴛ ᴄᴏᴍᴇ ꜰᴏʀ ꜰʀᴇᴇ.

ɪ ᴜsᴇᴅ ᴛᴏ ʙᴇɢ, ʙᴏʀʀᴏᴡ, ᴀɴᴅ sᴛᴇᴀʟ,

ᴊᴜsᴛ ᴛᴏ ʜᴜsᴛʟᴇ sᴏᴍᴇᴛʜɪɴɢ ᴛᴏ ᴇᴀᴛ.

sᴏᴜᴛʜ ᴀꜰʀɪᴄᴀ ᴜsᴇᴅ ᴛᴏ ʙᴇ ᴅᴡᴀɴᴋɪᴇ ᴛᴏ ɴᴏᴛɪᴄᴇ ᴍᴇ.

      — Слу-ша-ю, — она говорит голосом американок из южного Бронкса.       — Мы бы хотели поменять паспорта, — объясняет мадам Батон.       — Потеряли? Утопили? 45? — она стучит куриными лапками по клавиатуре.       — Не потеряли, не утопили, в этом году 41, ему, — мадам кивает на меня, — 43.       Темнокожая девушка оглядывает лысую женщину в чёрной шубе и мужчину в пальто. Внешность обманывает. Внешность намекает. Мадам с завитыми ресницами просиживает ягодицы и тактично разворачивает языком пожилых клиентов с девяти утра до шести вечера. Что она делает по ночам? Катар, Ямайка, Израиль, Мавритания, Индия, Бразилия любят женщин с округлостями. Двадцать лет назад, в начальной школе, тощие мальчики смеялись над темнокожей полной девочкой.       — Угу. Угу. Угу, — не хватает топика на тонких лямках и коротких шорт, не хватает сигареты с дурью и мёртвого Боба Марли.       «Я правильно понимаю…» — поворачиваюсь к мадам.       «Ты точно дворецкий, а не колдун? — она улыбается. — Я не обучала тебя ведьмовству».       «Я сорок лет сопровождаю ведьму. Я не обладаю необъяснимыми способностями, но кое-что научился подмечать».       Мадам берёт ручку для заполнения заявления и не просит меня подать фальшивые паспорта.       — Нигерийский танец на свадьбе школьной подруги в прошлом году и ритуальные танцы Кот-д’Ивуара на вечеринке в честь Хэллоуина. Отец — вождь, отец разговаривает на французском и местном языке бете, мать — русская, работает в такси. Познакомились в 1980-м на Летней Олимпиаде в Москве, через год родилась Люси́ Мамаду. Мы привыкли к культу вуду в Африке. Вуду — не зло. В твоей квартире нет алтаря, ты не проливаешь змеиную кровь во имя Дагбе, не вкалываешь иголки в вольт. Ты играешь на маленьких тамтамах, поклоняешься природе и предкам. Этому тебя научил отец, но твоя стихия — Левитация. Ты стесняешься её. В детстве носила обувь с камнями, чтобы не взлетать, а сейчас паришь над ночной Москвой, развлекая танцами пассажиров самолётов.       Темнокожая девушка по имени Люси Мамаду часто моргает. Люди видят нагловатую толстушку, ведьма видит забавную лётчицу.       — Кто Вы? — шепчет Люси Мамаду.       — Я открыта, но ты меня не прощупаешь, потому что я не хочу, потому что я — верховная. Я пришла вернуть своё имя и подружиться с тобой, если ты не возражаешь.       — Нет. Нет-нет, не возражаю, — Люси Мамаду подаёт заявление. — Паспорт будет готов на следующей неделе. Вы тоже меняете? — спрашивает меня.       — Да.       Люси Мамаду пишет на листочке номер телефона:       — Позвоните мне, — умоляюще смотрит на мадам. — Я не встречала в Москве подобных нам.       — Зови меня Гайя. Не служи мне. Шабаш — это уважение.       Мадам не просто рассказала про фаворита — показала, где он живёт с женой, где он ждёт жену из командировок. Я не видел его, не знаю, что он за человек. Эдуард, доктор, судебно-медицинский эксперт — мои познания о мужчине, которого звёзды выбрали для мадам Бут. Ревную ли я? Пока нет. Чувствую, пока нет. Январь 2020-о — дата встречи ведьмы и фаворита. До судьбоносной встречи чуть больше десяти лет. Разговор в «Экспрессе» с мадам Микаелой и Жамелем тоже судьбоносная встреча — встретились четверо, изменился один. Мадам Бут разгадала тайну двойственности фаворита: два человека — два сердца. Два одинаковых человека.       Четыре дня до получения новых документов. Неделя отпуска. Семь дней, чтобы вернуть имена и защититься.       — «Leviathan», — произносит мадам над кастрюлей с заваренными травами. Я готовлю на кухне, ведьма колдует на кухне.       Мадам Бут решилась на смену имени из-за «тени» фаворита. Брат-близнец Эдуарда стал «настоящим» в прошлом году, взяв имя при рождении и отчество от биологического отца. Тело отторгает инородность, грязь не очищает кровь от паразитов. Мадам Бут увидела расплывчатые очертания брата Эдуарда через Анетту Вальтеровну — несколько месяцев назад мы впервые посетили выписку новорождённого. Анетте Вальтеровне идёт набранный вес, крохотная девочка Сусанна здорова, новоиспечённый отец Ленур счастлив. Интересная пара: вместе не смотрятся, по отдельности смотрятся. Мадам продолжает не видеть Анетту Вальтеровну и её мужа — к ним добавилась девочка Сусанна — зато увидела кое-что незримое в татуировке на шее.       Мадам выныривает из кастрюли с травами:       — Это он! Он! Он делал «Левиафана»! Его… Анетта советовала мне его… на пляже.       — Где его искать? — вытираю полотенцем чаинки с лица. Лишние движения раздражают кожу под футболкой. На что я соглашаюсь?       — Рóгволд Ки́пер работает в тату-салоне «Джордан и Лани».       Я ни разу не был в тату-салоне. Татуировки? Нейтральное отношение. Сделал бы себе? Конечно нет! «Джордан и Лани» — однокомнатная квартира с холлом и туалетом. Свернёшь шею, пока спустишься в подвальный тату-салон. В салонах красоты мне нравится больше. На стенах не висят эскизы и кусочки кожи с рисунками. Ад расположен не внизу, он ближе: за поворотом или перекрёстком. Маленькая выставка в подвале девятиэтажного дома. Картины в двух стилях. Экспрессионизм? Абстракционизм? Акварель? Гуашь? Масло? Мне нравится красный цвет. На полотно перенесли витраж, на второе плюнули кровью. На другой стене картины с обрывистыми линиями и каплями, посыпанные порохом. Два художника. Кровожадный и миролюбивый. Я выбираю порох, потому что от запаха крови подступает тошнота.       — Здрасьте! — здоровается за ресепшеном девушка с дредами. Наверное, здоровается, я не уверен из-за громкой музыки — под быструю музыку надругаются над английским языком. — Вы по записи или по желанию?       К ресепшену подходит мужчина в чёрной футболке и чёрной кепке:       — Я понимаю, что посетителей нет, но я не разрешал слушать музыку на полную громкость. Мы не в клубе, в клуб пойдём завтра.

Yeah, girl — I'm a freak of nature:

Sign my name on your boob, fuck a piece of paper

If you feelin' me, cool,

Not feelin' me? Fuck off

Wies jy? Fokkol! Umnqundu wakho!

      Ему — 46. Он ниже меня ростом, крепкого телосложения, голубоглазый, с бородой, с двумя серьгами в левом ухе. Частично русоволосый, частично седеет. Большеносый, морщинистый, татуированный. Мадам берёт меня за руку. Мадам впервые видит фаворита в реальности. Она выбирает высоких и гладковыбритых. Не её выбор. Она выбирает красивых. Сомнительно, но не её выбор. Она выбирает приятные голоса. Однозначно её выбор. Рогволд Кипер говорит, как сердцеед, но по глазам вижу — бабник. Не очаровывает, обольщает образом «я-парень-в-теме». Почти-фаворит. Теперь я знаю, кому отдам мадам Бут.       — Рогволд Кипер? — неуверенно спрашивает она.       — Да можно просто Рогволд, — он подходит. Хочет протянуть руку, но ему мешает моя — держащая мадам. Он не соблазнён. Клиентка и мастер. Его типаж — громкие, пирсингованные, татуированные девушки. Любит помоложе.       — Или Рогги, — девушка за ресепшеном убавляет громкость музыки, — как мы его называем.       — Да, — он улыбается. — Рогги. Вы хотели сделать тату? — снимает кепку, поправляет светлые волосы. О-о, да ты лысеешь.       — Я?.. Да.. — мадам отпускает мою руку. Так же мне придётся отпустить тебя через десять лет. — Мне понравились твои эскизы.       Они — забавная пара. Он в кепке с козырьком назад, она на каблуках. Она смотрит на него сверху и знает, что под другим будет снизу. Она понимает, Рогволд — не он. Почти. Почти спасает меня от неминуемой гибели.       — Если ты про «Блэкворк», то я ещё не преуспел, — чешет мочку с серьгами. — Пойдём в зал, — ведёт за собой в комнату. — Ты тоже будешь делать?       — А-а… Да… — Господи, да!       Кушетки, столики, свет-свет-свет, зеркала, кресла, компьютерный стол с широким монитором.       — Эскизы есть, или я рисую?       — Полагаюсь на тебя, — мадам облокачивается на стол.       — Что хочешь? — Рогволд берёт планшетку.       — Зубы, челюсти, человеческие, детальные, не идеальные.       — Страшные? — Рогволд двигает светлыми бровями. Играется. Не осознанно.       — Некрасивые.       — С корнями, кривые? Раскрытая челюсть? Куда хочешь? — оглядывает руки.       — Сюда, — мадам приподнимает платье.       — Внутрь ляжки? — Рогволд перегибается через стол. — Большую? Маленькую?       — Размером с кулак.       — Десять на восемь где-то, — делает пометку на листе. — А ты?       А я, как дурак, стою в «медицинском кабинете».       — Ему тоже зубы. Не челюсть. Трёх достаточно. На грудь, — мадам прикладывает ладонь.       — На сиську, значит. Цветные? Чёрные? С фоном?       У Рогволда левая рука серая. Непокрытые участки кожи напоминают лекала. Мы к тому мастеру пришли?       — Чёрные, без фона.       — Посидите, подождите. Я нарисую, а потом будем примерять.       Сажусь в кресло, от нервов начинаю потеть. Мадам не отходит от компьютерного стола.       — Помогаешь мне? — усмехается Рогволд.       — За тобой интересно наблюдать.       Она рассматривает его, как оценщик антиквариат. Улыбается, когда Рогволд смущается под её взглядом. Разговор на языке дыхания и усмешек. Она не читает его мысли, он не раздевает её мысленно. Они не флиртуют. Она прощупывает его, как сатин. Она разочарована.       «Что Вы видите?»       «Он другой. Он открытый».       «А фаворит?»       «Непробиваемый, недовольный, неулыбчивый, нелюдимый».       Ей ближе Рогволд. Они понимают друг друга, их тянет друг к другу. Сексуальное влечение неуместно. Попробовать фаворита через его брата-близнеца? Какой толк? Не все одинаковые люди одинаковы во всём.       — Меня Галя зовут, — мадам подпирает подбородок, — его — Паша.       — В постоянные клиенты набиваетесь? Я рад. Мой бизнес — моё удовольствие.       — Размечтался, — она снимает кепку, выпрямляет козырёк. — Дальше одной татуировки не пойду.       — Все так говорят, я тоже говорил. На меня посмотри.       Тату на руке единственное? Вряд ли. Творческие люди украшают себя в сомнительных местах.       Через десять минут Рогволд приглашает мадам на кушетку:       — Дамы вперёд. Задирайся.       В чёрном платье тепло в машине, на каблуках удобно в машине. Запах женщины — духи от «Дольче и Габбана». Рогволд приклеивает трафарет, как Прайс исследует «Антикитерский механизм» — долго, осторожно и чтобы получилось с первого раза. Разные мужчины трогали мадам. Рогволд касается оголённого бедра не как мужчина. Бабник? Учтивость и вежливость в мужчинах ценятся.       — Работаем? — Рогволд готовит инструменты и краски.       — Да.       Чёрный фартук, чёрные медицинские перчатки, маска, кепка козырьком вперёд. Владелец тату-салона приступает к работе. Мастер в чёрных джоггерах, футболке и Джорданах нажимает на педаль. Фаворит мадам не носит кепки и пирсинг в соске, не знает, чем отличаются джоггеры от Джорданов, не увлекается искусством и женщинами.       — У тебя мягкая ляжечка, — смеётся Рогволд под маской. — Это хорошо. На худых и мускулистых больно бить.       — Ты когда-нибудь грустишь? — мадам лежит на боку. — Складывается впечатление, что ты всегда смеёшься и улыбаешься.       — Конечно я грущу, — он протирает салфеткой контур. — Я стараюсь грустить как можно реже.       — Кто такие Джордан и Лани?       — Мои друзья. Шучу, — смех перебивает работающую тату-машинку. — Выдуманные мной художники, чьи картины висят в холле. Джордан рисует спермой и посыпает её угольным порошком, — я говорил, что мне понравилось? Нет, мне не нравятся те картины! — По факту он кончает на свою публику. Потрясающий творец. Лани рисует менструальной кровью. Когда все женщины страдают от месячных, Лани зарабатывает деньги. «Джордан и Лани» звучит круче, чем «Саша и Маша». И не спрашивай, кто кончил и пролил кровь на полотна в холле — это мой секрет.       — Что ты добавил в краски? — ухмыляется мадам.       — Ничего, не переживай. Я открыл новые при тебе. Я бы не стал зарабатывать на сперме и крови.       — В твоём случае сперма — отличный вариант.       — Я нарасхват у женщин, не отрицаю, но я не балуюсь частой мастурбацией.

ʙʟɪɴᴅꜰᴏʟᴅ ʏᴏᴜ, ʟᴏᴄᴋ ʏᴏᴜʀ ʜᴀɴᴅs ᴜᴘ ᴡɪᴛʜ ᴛʜᴇ ʜᴀɴᴅᴄᴜꜰꜰs,

ᴇᴠᴇɴ ᴛʜᴏᴜɢʜ ʏᴏᴜ ʟʏɪɴɢ ᴅᴏᴡɴ, ɪ ᴄᴀɴ ᴍᴀᴋᴇ ʏᴏᴜ sᴛᴀɴᴅ ᴜᴘ.

sᴘɪʀɪᴛs ɪɴ ᴛʜᴇ ʀᴏᴏᴍ ᴛɪᴄᴋʟᴇ ʏᴏᴜ ʟɪᴋᴇ ᴀ sɴᴇᴀᴋʏ ᴘʀᴀᴡɴ.

ꜰᴜᴄᴋ ᴀ ᴘᴇɴ ᴀɴᴅ ᴘᴀᴅ, ɪ ᴡʀɪᴛᴇ ᴍʏ ʀʜʏᴍᴇs ᴡɪᴛʜ ᴀ ᴏᴜɪᴊᴀ ʙᴏᴀʀᴅ.

ᴅʀᴀᴡ ᴀ ᴘᴇɴᴛᴀɢʀᴀᴍ ᴏɴ ʏᴏᴜʀ ᴄʜᴇsᴛ ᴡɪᴛʜ ᴍʏ ʟɪᴘsᴛɪᴄᴋ.

ᴠɪsɪᴏɴs ɪɴ ᴛʜᴇ ᴍɪʀʀᴏʀ: ʜᴇᴀᴠʏ ᴢᴇꜰ ꜰᴜᴛᴜʀɪsᴛɪᴄ.

      Чернила смешиваются с кровью. Символ на крови. Символ внутри. Зубы не кусают — оберегают. И почему не фиалка? Лёгкая, светлая, нежная. Мадам Бут другая.       — Готово, — Рогволд протирает татуировку. — Припухлость и покраснение сойдут. Обрабатывай неделю «Гексидином» и «Бепантеном». Иди смотрись, пока я тебя не замотал.       На языке вертится слово «сексуально». Никогда не думал, что татуировки могут быть сексуальными. Зависит от рисунка? От человека? Смотри, мадам Селестин, подсматривай. Челюсти раскрыты.       — Мне нравится, — мадам перед зеркалом в полный рост.       — И всё? — Рогволд выкидывает перчатки. — А как же: «О Господи, это шикарно! — говорит, как девочка-фанатка. — Это лучшая татуировка! Рогволд, ты охере…» А, вы, наверное, не материтесь. Скажи: «Рогволд, ты обалденный! Забей меня полностью!»       «Он не ищет его, боится найти брата-близнеца. Он найдёт его. Они не встретятся, но поговорят. Второе сердце отвалится от первого. Тень обретёт лицо».       — Рогволд, ты охрененный, — мадам прячет слёзы за улыбкой.       — А-м, спасибо-спасибо, — кланяется. — Фух, я немного устал. Перекур, а потом займусь тобой, — показывает на меня. — Блин, я ничего вам не предложил! — бьёт по лбу, снимает кепку. — Хотите гля́се или глясé? Кофе с мороженым. Я обожаю мороженое! Поставил маленький холодильник у ресепшена ради него. Вообще, от кофе возможно кровотечение в процессе нанесения, — всё указывает на то, чтобы я не делал татуировку! — Ладно, мягкой ляжечке глясе, тебе мороженое. Я такие охуенные «стаканчики» купил! Простите, вкусные, — разводит руки, — вкусные «стаканчики». Окси! Ставь чайник и вытаскивай мороженку из вафельки!       — Будет сделано, Рогги! — доносится с ресепшена.       — А вы курите?       — Да, — кивает мадам.       — Сядь сюда, мягкая ляжечка, — Рогволд гладит кушетку. — Спрячем татуировку, — достаёт из тумбы рулон пищевой плёнки. — Согни ногу в колене, подтяни платье. Не стесняйся, я уже разглядел твои трусики.       С замотанной ногой и в шубе мадам курит под козырьком. В пуховике с пушистым воротником Рогволд курит рядом с мадам.       — Вы не украшаете салон к Новому году? — спрашиваю я.       — Украшаем. Завтра украсим.       — И вместе отмечаете? — мадам переступает на каблуках. — Ай, нога побаливает.       — С Окси-то? По бокальчику выпьем и по домам. Я редко отмечаю Новый год вдвоём с кем-то, чаще в компаниях. Я обручён со свободой — мы давно помолвлены. Моя избранница вызывающая и завораживающая. Я с удовольствием соответствую ей.       — Придёт время, ты перестанешь отмечать Новый год в шумных компаниях.       — Ха! — Рогволд выкидывает окурок. — Не дождёшься. Я понял, на что ты намекаешь. Я никогда не женюсь, потому что никогда не влюбляюсь.       Кружка с японской девушкой в откровенной школьной форме — «Sailor Moon», над «i» звёздочка. В кружке ароматный кофе и куски мороженого. «Стаканчик» вкусный, Рогволд не соврал. Я без пиджака, без перчаток, без жилетки. Моя татуировка — три зуба на верёвочке. Паскаль, потерпи три зуба на верёвочке.       — А чё ты всё-то побрил? — я без рубашки над Рогволдом в кресле на колёсиках. Он не замечает ожоги на руках.       — Чтобы равномерно отросло, — отвечает за меня мадам.       — А-а, ну да, логично.       — А Вы брили волосы? — интересуюсь я.       — У меня забито семьдесят процентов тела. Ты про какую часть спрашиваешь? Если про руку — нет, не брил, и зря. Если про задницу — тоже не брил, но не жалею. В случае с пахом других вариантов не было.       — У тебя в паху тату? — мадам ест мороженое ложкой.       — Ствол и две гранаты. Показать?       — Нет! Мы верим, — нервничаю. — Давайте быстрее начинать.       — На какую титьку бьём?       — На… левую.       Три маленьких зубиках на верёвочке. Паскаль, потерпи, что ты, как ребёнок?       — Не дыши так часто, — Рогволд елозит в кресле. — Я не начал, никак не подступлюсь. Лежи спокойно, — отворачивает мою голову. — Расслабь живот, — упирается локтем. — Во-о-от, вот так, — мнёт. Локоть соскальзывает на бляшку ремня.       — Ой! — что-то защемило в паху.       — Гала! — Рогволд опускает маску. — Иди держи его, я так не могу работать.       Мне — 43 года, я — взрослый мужчина. Я не знаю, что такое делать татуировки. Лучше бы не знал! Мало того, что больно, вдобавок долго и однообразно. Царапает, скребёт, жужжит. Я потею, Рогволд потеет, мадам пьёт вторую кружку глясе, меня держит Окси, она же Оксана, я отвлекаюсь на бусинки в дредах.       — Фу-у-у-ух, — Рогволд снимает маску и кепку, — давно на моей памяти не было неспокойных клиентов. Окси, дай ему «стаканчик», заслужил.       Мадам с Рогволдом курят на улице, Оксана заматывает меня в пищевую плёнку — я в топике ем мороженое.       — Все новости в группе ВКонтакте, там же телефон салона и ссылка на мою страницу, — Рогволд пишет на визитке сотовый номер, — не хочешь звонить в салон или писать в личку, звони напрямую. Жду на коррекцию через месяц-два. Не чешем, не трём мочалкой первое время, правильно ухаживаем, любуемся красотой и вспоминаем меня добрыми словами, — вручает мадам визитку. — Тебе, нежная сисечка, можно без коррекции. Я не напасусь на тебя мороженым.       — Спасибо, — допиваю кофе. — Я восхищён Вашим мастерством.       — Ага, так я тебе и поверил.       — Спасибо ещё раз, — мадам целует его в щетинистую щёку. Она же не любит бородатых. — Я приеду на коррекцию.       — Носи на здоровье, — ответный поцелуй в щёку.       Плёнка стягивает грудь, пристегнуться — проблема. Мадам в «Победе» расстроенная.       — Что случилось? Не понравилась татуировка? Мне очень понравилась Ваша татуировка, да и моя хорошо смотрится. Не знаете, как зарегистрироваться ВКонтакте?       — Татуировки замечательные. Мне жаль Рогволда.       — Что Вы увидели?       — Много любви к женщине и маленькому мальчику, много любви от женщины и маленького мальчика.       — Всё-таки женится, гордый-свободный мужчина, — усмехаюсь.       — Через полтора года он встретит свою судьбу, через два года встретит Новый год с беременной женой, через десять лет встретит последний Новый год с женой и сыном.       Наступающий 2010-й мы отмечаем у тёти Александры, наступивший 2010-й мы отмечаем у себя с мадам Дениз и Леопольдом. Мадам Микаела и Жамель по Скайпу. Первый Новый год французских бразильцев. Жамель хвастается салатом оливье и незастывшим холодцом, мадам Микаела — праздничными шторами с оленями.       День рождения Люси мы отмечаем скромно в ресторане.       42 года мадам мы отмечаем шумной компанией: я, мадам Дениз, Леопольд, мадам Микаела, Жамель и Люси — снимаем апартаменты в башне «Меркурий».       Мои 44 года мы отмечаем в двух компаниях: с тётей Александрой и всеми остальными у нас дома.       Юбилей Жамеля мы отмечаем громко — мадам Микаела арендует яхту для ведьм и дворецких.       Однажды после обыкновенного и привычного «вечернего променада» мадам Бут провожает тётю Александру.       — Мы переезжаем, — заявляет она по возвращению.       — Куда? Зачем?       — Куда-нибудь, без разницы. У нас неделя, чтобы переехать.       Я не задаю вопросов. Объясняю себе: ведьме мало места в однокомнатной квартире, директору ювелирной компании не подобает жить в Зюзино. За восемь лет произошли изменения: новая техника, новая мебель, косметический ремонт, новые двери, новые окна и кондиционер. Мы жили роскошно, нам нравилось жить в однокомнатной квартире.       Месье Пенверн усовершенствовал «Победу» прицепом. Мадам отказалась от чужих услуг перевозки. Первым делом я отвожу стиральную машинку и комоды Люси — она живёт на востоке Москвы. Мы не забираем кухню, кровать и шкафы. Новая квартира в башне «Меркурий» готова для заселения. Она мне не нравится, но мадам я не признаюсь. Я не хочу уезжать из Зюзино. Фикус считает дни до переезда. Фикус вянет. Разросшийся цветок тёти Александры достанется новым жильцам.       Я собираю свои вещи, мадам Дениз и Леопольд помогают мадам Бут.       — Детка, почему у тебя не такие? — Леопольд надевает на голову бюстгальтер. — Вы — сёстры, но старшенькой нечем похвастаться.       — Отстань от наших сисек, — мадам Дениз забирает бюстгальтер. — Галя, ты могла представить, что мужик из могилы будет помогать тебе собирать лифчики с трусами?       — Нет, — мадам Бут немногословна. Мадам Бут поглощена мыслями. Закрывается.       Платья, костюмы, верхняя одежда и обувь в двадцати клетчатых сумках. По документам мы освобождаем квартиру через три дня, но месье Пенверн забирает ключи сегодня в десять вечера. В холодильнике закрытая банка кильки — внутри сто тысяч рублей новым спасённым. В комнате заправленная кровать, выключенная из розетки плазма, шкаф со спортивными костюмами и футболками, коврики, тумбочка с красным телефоном, букварём и русско-французским словарём. Под ванной подклад на удачу.       — С косметическим ремонтом можно поднять цену, — присвистывает месье Пенверн.       — Никому не говори, кто здесь жил, — наставляет мадам.       «Здесь мы плакали, веселились, ругались, болели и выздоравливали», — жду в коридоре.       «Если хочешь, я сотру воспоминания».       «Нет. Такое нельзя забыть».       — Всё взяли? Ничего не забыли? Тогда я закрываю, — месье Пенверн запирает восемь лет и один месяц жизни в Москве.       — Мадам, — окликаю на первом этаже, — Вы не попрощаетесь с тётей Александрой?       — Я уже попрощалась, — она толкает подъездную дверь. Бежит.       На Варшавском шоссе появляются мадам Дениз и Леопольд. Она за мной с увядшим фикусом, он за мадам Бут с микроволновкой.       — Такую хорошую вещь оставили! — злится Леопольд. — Вам не надо, бедным циркачам надо!       — Зачем ты его забрала? — недовольным тоном спрашивает мадам Бут в зеркало заднего вида.       — Он оживёт через три дня и будет радовать тебя.       — Он мне не нужен, как и микроволновка.       — Возможно, ты ему нужна.       Апартаменты на сорок четвёртом этаже башни огромные: площадь сто шестьдесят три квадратных метра, потолки выше трёх метров, окна выходят на Москва-Сити. «Победа» на подземной парковке. Гостиная совмещена с кухней, две спальни, три санузла, просторная гардеробная. Современная бытовая техника и новейшая мебель. Дорого. Ежемесячная цена — полтора миллиона рублей. Это не наш дом. Временное пристанище.       — Почему мы уехали?       Мадам смотрит с сорок четвёртого этажа на ночной город. Сумки с вещами в гардеробной, алтарь и ведьминские атрибуты в гостиной. Обживаться? Не сегодня.       — Я не хочу там находиться в час, когда её не станет.       Зюзино ассоциируется с конкретной женщиной, килькой, песнями Лепса, колдовством на кухне, жандармской формой, гигантскими помидорами и огурцами, бенгальским огнём на Новый год и сломанным лифтом. Самовар, «Переводной Дурак», первый русский бюстгальтер и банки с консервацией. Галочка и Павлик. Она не знала, она догадывалась. Она научила меня варить холодец и не класть яблоко в оливье.       — С новосельем, — радости нет. — Открыть вино?       — Откроешь водку через три дня.       Впервые за восемь лет я не ночую с ней. В её спальне бело-лиловые панели, в моей спальне нежно-голубые панели. Она в слезах собирает алтарь, под душем я смываю спонтанный переезд и слёзы.       Через три дня за десять минут до пяти вечера мадам звонит в «скорую» и сообщает о смерти пожилой женщины в первой квартире на первом этаже. Через десять минут я открываю бутылку «Русской» и кладу на блюдце солёные огурец и помидор, мадам зажигает церковную свечу. Фикус на окне цветёт в ускоренном темпе. Оса потеряла крылья, отложила яйца и умерла. Плоды фикуса — инжир.