Дижонская горчица

      «Ошейник с шипами, на короткий поводок. Подчиняться на четвереньках. Она прикажет сесть на гвозди — я сяду. Она прикажет не мочиться — я выполню. Подставлю грубую кожу под острые ногти. За ночь с ней заплачу «лимон», не меньше. Выпороть до мяса и грязно оттрахать. Предложить сейчас или чуть позже?»       Давид по прозвищу «Подлива» подпирает полку с кроссовками. «Черкизон» — страшное место, необъятное. Завтра собеседование, а из нормальной одежды джинсы, пара футболок и застиранная жандармская форма. «У Подливы есть всё, — заверил Рамиро, — для всех. Мы только у него закупаемся. Оптом дешевле. Ваших денег хватит на десять палаток Подливы, но для работы в офисе не бери кроссовки и спортивки». Рамиро не предупредил, что Подлива потечёт при виде меня. Первый поклонник в Москве? Небольшого роста, чёрные волосы кудрявятся, залачен-загелен. На обезьяну похож. Не-не-не, не даю шанса бородатым мужикам, дышащим мне в сиськи. Спасибо, откажусь. Внешность — важный фактор, а тут впридачу желание быть оттраханным мной. Я где-то потеряла кожаную плётку, дубасить Подливу подручными средствами не собираюсь. На рынке работают дрочеры и извращенцы. Главного «мачо» я увидела. И как назло, у Подливы качественная и красивая одежда! Не смей обменять трусы на смачный удар по заднице.       — Подошли? — голос — порванная струна, светлые глаза в обруче густых ресниц — яйцо в заднице лохматого паука.       — Да, беру, — отодвигаю штору, передаю Паскалю три юбки.       — Что ещё дать посмотреть и померить? — в данный момент Подлива не курит, а слышится, будто курит три сигареты одновременно.       Пакет с бюстгальтерами и трусами, пакет с джинсами, брюками и юбками, пакет с футболками, рубашками и блузками, пакет с платьями и кофтами, пакеты с куртками, плащами, «пальтами», пакеты-пакеты-пакеты с обувью. Это мне одной! Куча рубашек Паскалю, костюмы на каждый день недели, урожай трусов, носков и моих колготок, по мелочи — футболки, майки, свитера, водолазки, падла не хочет носить джинсы, ботинки-ботинки-ботинки. «Зачем дворецкому кроссовки?» Спортом под моими окнами будешь заниматься! Как же без галстуков? Двадцаточки хватит? Паскалю тоже куртки, плащи, «пальты». К весне, лету и осени в Москве готовы, а до зимы далеко.       — Сколько с нас?       Подлива клацает по калькулятору:       — Пятнашка.       «Очень мало», — Паскаль кладёт пакеты в тележки.       — А чё так мало? — взираю на сидящего за столом «бизнесмена» Подливу.       — Отчётность для Романа. Если бы не он, я бы тебе бесплатно отдал.       — За какие заслуги? — нависаю глубоким декольте.       — Новым клиентам скидки. Красивым клиентам очень большие скидки. Постоянным клиентам предложения вне очереди, — он забрасывает на стол короткие ноги в грубых ботинках. — Не возьмёшь мой телефончик? На носу поставка лифчиков и трусиков. Сама выберешь или мне доверишься?       — Давидик, — ставлю руки на стол, Подлива вздёргивает подбородок, — держи язык за зубами. Прислушайся к совету: затыкай ноздри и уши. Ты громко думаешь, твои мысли, как понос, выливаются из щелей.       — Если будешь называть меня Давидом, я зашью не только уши с ноздрями, но и очко, и дырку, через которую ссу. Меня никто не называет Давидом.       Я выдерживаю его хищный взгляд: холодный, с мелкими зубьями, как крышка на банке с килькой.       — Я люблю плавать. Найдёшь подходящий купальник? Отложи к лифчикам и трусикам. До встречи, Давид.       «Раздавила головку члена тонким каблуком, — слышу за спиной. — И если она пожелает связать меня, я подам ей проволоку».       «Победа» припаркована далеко и заколдована. Мы пробираемся сквозь бесчисленные палатки и лица. Ужасное место, отвратительное. Я перенеслась в то время, когда по улицам бегали стаи крыс, а бродячие собаки жрали дохлых бездомных. Шлюхи, наркотики, деньги, оружие. Как мерзость совмещается с одеждой и обувью — загадка. Рождённые в Дижоне на улочках грязного города. Ведьминское обоняние чует убийства и махинации с нотками мистики. Фабрис хотел, чтобы мы с Паскалем здесь работали? Когда он приедет в гости, я привезу его сюда и оставлю нахрен.       — И что мне надеть завтра?       — А-м…       Шифоньер раскрыт, пакеты выпотрошены. Паскаль с мокрыми волосами после душа и тарелкой с гречкой и гуляшом. Подлива. Я с выщипанными бровями и побритыми ногами теряюсь от количества купленных вещей.       — Мы выбираем нижнее бельё или относительно верхнюю одежду?       — Паскаль, трусы я сама выберу. Вопрос: что на трусы?       — Я бы посоветовал блузку и брюки, — Паскаль ищет глазами названные вещи, посасывая пустую вилку. — Женственно и закрыто. Мне кажется, такой комплект подходит для работы в офисе.       — О-фисе! — ковыряюсь в стопке рубашек и блузок. — Что делают в офисе? Вдруг я не подхожу для работы в офисе?       — Месье Пенверн договорился. Месье Пенверн не стал бы советовать Вас работодателю, в котором не уверен.       — Уверен в работодателе или во мне? — не та блузка, рюши явно не подходят для офиса. Ищем другую.       — В обоих.       — Я уже ни в чём не уверена. Может, ну его, эту работу? Пойду в подземный переход гадать на бабкиной-Шуркиной колоде карт? Как тебе? О-о, какая прелестная! Завтра в ней поедешь, — вешаю на плечо Паскаля рубашку в зелёно-синюю клетку.       — А как мне Вас сопровождать? Подождать в машине или… месте ожидания?       — Можно задавать вопросы полегче или есть молча?       Последние штрихи, чтобы завтра от меня обалдели — маникюр и педикюр. Бабка Шурка занимается руками, Паскаль — ногами. У кого мне узнать об особенностях работы в офисе? Правильно, у единственной подруги, прожившей в Москве полвека. Чай, бутерброды с сыром и колбасой — сыр и колбаса на сладкой булке — солёные огурцы и помидоры. Прозрачный лак на передние лапы, красный — на задние. Разговоры-разговоры-разговоры.       Итог:       — Ты главное не выёбывайся, — бабка Шурка переходит на левую руку. — Выебнуться всегда успеешь, тебе есть чем выебнуться. Лучше помалкивай о фокусах с картами и предсказаниями. Люди не верят, не верят, даже когда видят. Выполняй поручения, улыбайся, будь приветливой, но дурочкой не надо быть. Легко сесть на шею и свесить ножки.       — Шурик, ты так говоришь, будто меня уже взяли. Я настолько непутёвая, что облажаюсь на собеседовании.       — Многие лажают на собеседованиях. Хороших работников отсеивают на собеседованиях. Страдать теперь? Приготовь своё главное оружие — красоту. На красоту все ведутся, Галочка.       Взбодрившись овсянкой и кофе, собираемся на собеседование. Паскаля одеваю в брюки и клетчатую рубашку навыпуск. Себя засовываю в кожаную юбку, блузку с длинным рукавом, колготки и туфли на пятисантиметровом каблуке. Красиво? Да хуйня какая-то, ой, блять! Папка с документами: липовый диплом, липовый паспорт с новой фотографией, липовая медицинская книжка и прочая хуйета с именем «Галина Батон».       Час по пробкам вместо сорока минут. Мы уже катались в центр города, проверяли путь до офисов. «Башня 2000». Тридцать четыре этажа, мне на двадцать второй. «Победа» на парковке — засохшая козявка в носу, облепленная блестящими джипами и Мерседесами. Крутящиеся двери — мне нравится крутящий момент. Паскаль расстёгивает манжеты, прячет кисти. Я спотыкаюсь — отвыкла от каблуков. Отличное начало.       — Здравствуйте, — облокачиваюсь на ресепшен, роняю папку с документами. Начало продолжает быть отличным. — Мне на собеседование на двадцать втором этаже, — Паскаль поднимает документы.       — Проходите. Лифты вон там.       Идём «вон туда» к лифтам, к нам присоединяются двое мужчин и женщина. Двадцать второй — я манала! Что вам не сидится на земле? Чувствую себя чучелом или пугалом, потому что меня рассматривают, а ехать долго. Да, я высокая и обритая, и что? Не нравится «Красная Москва»? А мне нравится.       «Зачем застегнул до горла?» — расстёгиваю на Паскале верхнюю пуговицу.       «Так положено».       «Кто положил? Кодекс ношения рубашек? Расслабься. Ты-то чего волнуешься? Не тебя же собеседовать будут».       «Я переживаю за Вас».       На двадцать втором избавляюсь от любопытных глаз, двое мужчин и женщина едут выше — двинутые. Холл, снова ресепшен. Заученная фраза.       — На собеседование.       — К Бекау́ри? — блондиночка сверяется с экраном компьютера.       Бросаю быстрый взгляд на прозрачную папку — на дипломе листочек с надписью: «Бекаури».       — Ага.       — Проходите в коридор с кабинетами, — показывает в сторону на стеклянные двери.       — А дальше?       — Пятая дверь слева с табличкой: «Директор А. В. Бекаури».       Какой директор? Меня не предупреждали о директоре! Шурик говорила: «Отдел кадров принимает на работу». Где отдел? Пустите меня в отдел с кадрами. Это ж фотографии, да? Там принимают на работу и фотографируют?       — Спасибо, — неуверенность в голосе, неуверенность в улыбке. — Мой сопровождающий может остаться тут?       — Да, присаживайтесь, — блондиночка указывает Паскалю в кожаное кресло. — Чай? Кофе?       «Сядь, — Паскаль слушается меня, сминая манжеты. — На вопрос ответь».       — Нет, благодарю.       Блондиночка строит ему глазки, он хлопает ресницами. Что происходит? «Эффект Паскаля»?       «Я не долго. Жди здесь».       «Удачи».       — Удачи, — бросает блондиночка и возвращается к компьютеру.       Широкий коридор: кабинеты и стеклянные кладовки без дверей. В кладовках девицы за компьютерами. Работают. Пятая дверь — до пяти умею считать, с арифметикой проблем нет. Напротив кладовка без девицы: стеллажи, механические чудовища на столе. Рабочее место без работника. Постучаться к директору для приличия? Что говорят ведьминские способности?       Свист или «тф-тф-тф». Мимо меня проходит короткостриженный мужчина в костюме: «Какая. С какой задницей». Вечно неудовлетворённые мужчины: жопу в облегающей юбке увидят, тут же незаметно снимают обручальное кольцо в кармане брюк.       За дверью женщина-загадка. Я ощущаю очень сильную женскую энергетику. Женщина-камень, женщина с мышцами. Надо было надевать брюки. После стука мне не отвечают. Отличное начало продолжает глумиться. Я медленно тяну дверь от себя и лезу любопытным носом.       За столом женщина — способности не обманывают. Глаза или тупизм обманывают, но способности не проведёшь. Чёрная рубашка застёгнута под горло, чёрный пиджак подчёркивает широкие плечи, чёрные ботинки на плоской подошве ровно стоят на полу. На столе солнцезащитные очки, на стоячей вешалке шляпа. Это не женщина, это мечта — моя.       — Я-я… я на собеседование. Здравствуйте.       — Здравствуйте. Проходите, — голос приятный, женственный, звонкий. Полная противоположность внешности.       Шаг, шаг, за шагом шаг. Провинившаяся девочка в кабинете директора. Я ничего пока ещё не сделала, но чувствую, как облажалась! На столе компьютер, подставка с папками и тюльпаны в вазе. Тюльпаны! А у нас на подоконнике задрипанный фикус от Шурки — она отдала его, потому что он подыхает, а Павлик-Паскаль вроде как садовник. Я вроде прилично-неприлично одета, но меня раздевают глазами. Впиваются зубами в серьги, грызут пуговицы на блузке. Живот тянет — зря я съела овсянку. Или месячные насмехаются — да вроде рано.       — Анетта Вальтеровна, — представляется женщина с выбритыми висками и прилизанной макушкой. — Как Вас зовут?       — Га… — «Гайя Бут» чуть не ляпнула, — Галина Батон, — Рамиро говорил, что никому нахрен не нужно моё «Петровное» отчество.       — Галина, — она зависает с ручкой над бланком. — Скажите, где Вы работали прежде?       Липовый диплом учительницы.       — В частной школе для девочек, преподавала… гуманитарные предметы.       — Грамотная.       Ну как сказать. Хы.       — Владеете компьютером? «Ворд»? «Эксель»? Коммуникативные навыки хорошо развиты? Пунктуальность?       Я не знаю, как включить компьютер. О каких «ворлдах» и «иксах» идёт речь? Что за белая штучка на шнурке с двумя прямоугольниками и шариком? Хы.       — Я очень пунктуальная, — хы! — Я очень коммуникационная, — хы!       — Я не приемлю ложь, — Анетта Вальтеровна ставит локоть на стол, придерживает подбородок большим пальцем.       — «Leviathan», — смотрю на шею. Вижу конец фразы, начало спрятано. Анетта Вальтеровна поправляет твёрдый воротничок рубашки. — Извините. Извините, я не умею пользоваться компьютером, но я готова научиться. С удовольствием научусь! Я — хорошая ученица. Не лучшая, но старательная, дотошная. Не без оплошностей, увы, как же без них?       Два золотых кольца на безымянном пальце левой руки частично закрывают татуировку на фаланге. Символы похожи на рунические. Берилл на среднем правой руки. Золотая крупная булавка под воротничком и серебряная брошь на боку под пиджаком. В серых глазах мужчина с чёрными глазами.       — Вы знаете, на какую работу пробуете устроиться?       — Помощница, — так Рамиро сказал.       — Секретарь. Вы понимаете, с чем я работаю? Чем я занимаюсь?       Да хуй его знает! Я не подготовилась к опросу-допросу! Оглядываюсь по сторонам. Белый кабинет: белые обои, светлый пол, белые стеллажи, белый стол и компьютер, белые шторы на белом окне. Белая королева. Плохие воспоминания. Три ярких пятна в кабинете: чёрные пиджак и рубашка, серая шляпа на вешалке и фиолетовые тюльпаны в вазе. Прослеживаю взгляд Анетты Вальтеровны. «Посмотри на полку». С папкой в руках приближаюсь к стеллажу, на одной из полок, среди файлов и подписанных коробок, сиреневая шкатулка с вкраплениями чёрного и зелёного.       — Чароит поддерживает брачные отношения.       — Вы верите в это? — Анетта Вальтеровна ставит второй локоть на стол.       — Я не замужем, не смею судить, однако считаю, что камни обладают магической силой.       — Какой материал Вы бы выбрали для своих украшений? — она не сводит глаз с оникса и гагата.       — Змеевик. Чужие взгляды оставляют негатив на украшениях, а змеевик чистит и нейтрализует.       — Вы и впрямь верите в магические свойства. Подайте шкатулку.       Алмаз, розовый опал, александрит с тонким бликом, гранит, мрамор, шпинель. Мама бы обрадовалась такой роскоши. Камни для «Предвиделки» — награда и необходимое средство.       — Новая партия, — Анетта Вальтеровна нависает над открытой шкатулкой. — Драгоценные и полудрагоценные камни. Будущая летняя коллекция украшений. Что скажете?       — Превосходные, — отрываюсь от камней.       — Как и Ваш оникс. Он тяжёлый и блестящий, он не полудрагоценный. Настоящая удача.       Ты моего Паскаля не видела — вот, где драгоценная удача.       — И Вы… — «вставляете» хотела ляпнуть, — будете использовать эти камни в предстоящей коллекции? Кольца? Серьги? Браслеты?       — Не только ювелирные украшения, хотя чаще ювелирные, — Анетта Вальтеровна расправляет руки. — Своеобразный «Дом Моды». Мы не шьём наряды, а акцентируем образы с помощью украшений. Директор компании решил надо мной поглумиться — чувство юмора у него такое — прислал дорогой алмаз и железную шпинель, точнее плеонаст, добытый на Урале. Эти камни, — она кладёт чёрную шпинель и красный алмаз рядом, — необходимо соединить в одно украшение. Баснословную дороговизну разбавить безвкусной шпинелью. Цена редкого красного алмаза — от миллиона.       — Дорого, — киваю-киваю-киваю. Я на цену не смотрю, мне важно качество. — Но шпинель тяжёлая, ей не страшно стекло. Чёрная шпинель — отличная защита хрупкому красному алмазу.       Анетта Вальтеровна смотрит на меня неотрывно. Ты уже придумываешь украшение? Работаешь?       — Подвеска? — зрачки расширены. Она рисует в голове.       — Подвеска. Сердце — алмаз, сосуды — шпинель. На тонкой цепочке, шестьдесят сантиметров.       — Почему шестьдесят? Почему не шестьдесят пять?       У неё маленькая грудь, низко опущена.       — Вы — овен?       — …да, — Анетта Вальтеровна непонимающе моргает.       — Шпинель устраняет гематомы и способствует заживлению ран.       Анетта Вальтеровна поднимается из-за стола, относит шкатулку. Директор без каблуков, я на каблуках — она выше меня. Ура, женщины выше меня существуют! Длинные ноги в тёмно-синих брюках будоражат.       — Я беру Вас в секретари, — будущая начальница передо мной.       — Я же не умею с компьютером.       — Компьютеру легко научить, Вам помогут другие секретари. Мне нравится Ваш вкус и познания в камнях, Ваши утончённость и элегантность, Ваш подход к деталям.       Моя красота — не внешность, а знания — особые знания.       — Спасибо, — прижимаю к животу папку. Зачем брала? — А можно узнать, что стало с предыдущим секретарём? — вдруг убили.       — Она выбрала другую профессию, другую отрасль. Выросла. Как я понимаю, Вы давно выросли.       Давай не будем тыкать в меня возрастом, всего каких-то 34 годика.       — Когда я приступаю к работе?       Анетта Вальтеровна забирает папку, достаёт листочек со своей фамилией — мнёт, выбрасывает в мусорку.       — С понедельника. Стандартный график с девяти до шести, — отдаёт папку. — Рабочее место напротив, — показывает на дверь. А-а, та пустующая кладовка. — Попросите секретаря в соседнем кабинете отксерокопировать Ваши документы. До встречи в понедельник в девять утра.       Ничего не поняла, но очень интересно. В коридоре мужчина меняет воду в аппарате. Заглядываю за стекло — молодая девушка щёлкает по кнопочкам.       — Извините, Вы отсе… — «отсеить»? что сделать?       — Отксерить? Давай, — а мы уже так. — Можно поздравить? — с загадочной улыбочкой пихает под крышку мой паспорт.       — С чем?       — Анетта взяла на работу?       — Ну… ну да, вроде бы.       — Здорово. Меня Света зовут, я — секретарша Вадика, Вадима Андреевича, — кого?       — Не раскрывай мои секреты, — мужской голос за спиной. А это тот в костюме, что думал о «какой заднице». — Вы в команде? — нагло садится в кресло. — Добро пожаловать. «Какая удача! И почему нельзя иметь двух секретуток?»       — Спасибо, — слежу за тем, как липовый диплом проходит таможню.       — Вадим Андреевич — дизайнер, в компании занимается эскизами, — объясняет Света. — Все украшения — его рук дело.       — Великий художник! — Вадик качается в кресле. — «Жаль, не умею рисовать людей. Тебя бы я нарисовал без юбки».       Не успела устроиться, а уже мысленно трахают!       Грохот в коридоре и крик: «Да ё-ё-ё-ё-б…» Выглядываю из-за стекла, в ухо кто-то дышит — не кто-то, а Вадик. Мужчина, что менял воду в аппарате, уронил на ногу здоровую бутылку.       — Серый, ну два месяца назад сломал ногу, меняя кулер. История повторяется?       — Вадим Андреевич, иди нафиг, — мужчина в застёгнутой куртке с манжетами садится на пол и снимает ботинок-кроссовок.       — Опять сломал, — вздыхает Вадик над ухом. — Что за техник такой непутёвый?       Я поднимаю глаза на довольно таки симпатичного дизайнера в блестящем сером костюме. Вадик не настолько высокий, чтобы смотреть на него снизу вверх, но я немного наклонена.       — Вам не нужен новый сменщик воды? За тридцать шесть лет сломал нос, и то не по своей воле.       — Крепкий? — Вадик морщит лоб.       — С крепкими яйцами.       С документами, с хорошим настроением возвращаюсь в холл у лифта. Паскаль с ровной спиной подпрыгивает из кресла.       «Успешно?»       — Жду поздравлений, — подставляю щёку. Паскаль целует руку. — «И тебе работу нашла».       «Мне? И что я будут делать?»       «Менять воду в комбинезоне. В понедельник со мной и паспортом на работу. Тебя быстро оформят и выдадут комбинезон».       «А руки? Как я буду работать с такими руками? Отпугну людей».       «Тебе выдадут перчатки. Не беспокойся, работа не пыльная, — вызываю лифт. — Почти дворецкий. На обед полчаса».       Почти учительница, но без детей и способностей. Зачем способности? Как я заколдую компьютер? Взорву нахер гудящий ящик без трубадуров.       — Где «ё»? — каблуки валяются под столом, жопа сожрала трусы, кофе в стаканчике остыл.       — Слева вверху, — Вадик развалился в кресле поперёк, рисует на коленках эскиз подвески с алмазом и шпинелью. — В одном ряду с цифрами. «Шифт», «Капс», «Таб» — в том районе.       — Нашла. О-о-о-о-пф-ф-ф! Что за… хрень!       — Цифры набирай справа — так удобнее.       — Зачем одинаковые цифры справа и сверху?       — Есть тайны, которые нам не суждено отгадать, — Вадик стряхивает кисть. — Сколько слов написала?       — Одно. «Ёж». Ежа написала!       — За, — сверяется с часами, — полчаса?       — За пять минут. Я искала грёбаное «ё»! Бордзиловский, иди мне за кофе.       — Секретутка гонит дизайнера ювелирных украшений за кофе? — Вадик запрокидывает голову, улыбается перевёрнутой мне.       — Я не виновата, что ты торчишь в моём кабинете.       — Нужна ты мне, — кряхтит, поднимается. — Я к Светульке хожу.       — Тебе ничего не светит.       — Со Светой? — забирает стаканчик. — Она не такая гадюка, как ты. Я почти у цели.       Да нормальный Вадик парень. Высокий, темноволосый, спортивный, слегка смазливый и местами щетинистый. Сексуальный под костюмами и футболками с воротничками. В 35 лет не женат, в активном поиске, уже не в активном завоевании меня.       Звонит телефон.       — Секретарь Бекаури. Галина. Слушаю.       — Букетик твоей Бекаури, — Алёна с ресепшена на первом этаже. — Красивенькие василёчки.       — От чернобровенького?       — Ага-ага.       — Сейчас спущусь, — кладу трубку, нащупываю каблуки под столом.       Анетта в кабинете под увеличительным стеклом проверяет работу ювелира — серьги.       — Звонили с ресепшена. Курьер доставил цветы. Я спущусь?       Анетта бросает взгляд на тюльпаны в вазе:       — Не изменяет себе. Как всегда в одно и то же время. Принеси, — с глубоким вздохом.       — Куда скачешь? — останавливает меня Вадик со стаканчиком кофе в коридоре.       — На первый. Анетте прислали цветы.       — Я с тобой. Как раз покурим.       — Мои сигареты в сумке.       — Я угощу.       На перекурах я не пользуюсь мундштуком — слишком подозрительная вещица. Я скрываю способности на работе, притворяясь человеком. От чтения мыслей не избавиться. Каждый третий мужик в офисе меня хочет — дядя Митя, начальник Паскаля и старший техник — тоже меня хочет.       — Что за мужчина шлёт Анетте цветы? — мы с Вадиком курим на улице.       — Ухажёр. Анетта о нём не говорит, никто и не спрашивает. Анетта в принципе не распространяется о личной жизни. Ей — больше 40-а, бывшая спортсменка, живёт здесь неподалёку, мужа нет, детей нет. Это мне кадруша по секрету сказала. И отчётный лист по её зарплате показала — денег Анетта зарабатывает дохера.       — Какая у нас кадруша сплетница, — затягиваюсь невкусной сигаретой, стряхиваю пепел, греюсь на солнышке.       — Не, это бывшая кадруша мне рассказала. Я к ней клеился, на свидания водил.       — И давно цветочки приходят?       — Давно, сколько-то месяцев точно, но не больше года.       Проблема в том, что я не вижу отчётливо мужчину в глазах Анетты — очень размыто. Я не вижу жизнь Анетты — лишь детали, как татуировки на теле. Я видела её мужчину на белой машине с двадцать второго этажа и не разглядела ведьминскими способностями. Меня оттолкнули. На мужчине блок.       — Как перекинуть на новый абзац?       — Нажми «Энтер», — выглядывает из-за своего компьютера Света.       — А-а-а! Спасибо! — тупизм.       Анетта дала месяц на изучение компьютера, программ и принтера. В принтер я ещё не залезала.       — Как тебе? — Вадик показывает эскиз подвески.       — О-о-о! Здорово. Ты — говнюк, но рисуешь красиво. Удивительно.       — Я пошёл на расстрел, — он скрывается в кабинете Анетты.       Чую лаванду. Моя лаванда в сером комбинезоне, бордовой футболке и куртке тащит на спине двадцать литров воды.       — Паш, привет, — здоровается Света.       — Здравствуйте-здравствуйте, — Паскаль проходит мимо моего кабинета. — «Мадам, как дела?»       «Нормально. Пойдёт. А нет тачки, чтобы возить баклажки, а не таскать? По ночам я слышу, как ты ворочаешься в кровати из-за болей в спине».       «Лучшему технику положена премия. Пять тысяч лишними не будут».       Он о премии думает! До зарплаты бы дожить. Выглядываю в коридор. Трудится, водопроводчик.       «Тебя никто не обижает?»       «Нет, мадам. Мне даже в столовой порцию побольше дают».       «За какие заслуги? За красивые глаза?»       «Я подсказал кухаркам, чем отмыть плиту от жира — дижонский секрет. И за красивые глаза тоже».       Моего дворецкого эксплуатируют направо и налево! Я не скрываю связь с Павлом Рутгером, он — старший брат, двоюродный.       В конце коридора справа просторная стеклянная кладовая без секретутки и смежный с ней кабинет с пустой табличкой. Хорошо тут, много места. Да, я прохаживаюсь, разминаю жопу и пальцы.       — Та-дам! — радостный Вадик выходит от Анетты. — Одобрено!       — Ура! — мы со Светой хлопаем. — И что теперь? Изготовлять?       — Нет, теперь моделирование.       — Это тоже ты делаешь?       — Я — дурак? Я рисую карандашом. Моделировать не умею.       За последующие две недели работы я освоила компьютер с принтером, выучила часы доставки цветов, знаю всех курьеров в лицо — принимаю канцелярию на этаж, не сломала ни один каблук, бегая и раздавая секретуткам пачки бумаги, выучила всех охранников на входе и позиции в кофейном аппарате. Анетта пьёт чёрный с карамелью: два утром, один днём после обеда. На заслуженный обед я хожу со Светой, но глазами и душой с Паскалем за дальним столиком. Ему действительно дают самые большие порции. Паскаль научился чинить кофейные аппараты, лифт, компьютеры, устранять последствия потопа из-за неудачной установки баклажки. Живём. Нормально.       Будничные утра ничем не отличаются: мы завтракаем, собираемся на работу, уезжаем. Возвращаемся в семь вечера, Паскаль готовит ужин, стирает — купили стиральную машинку на деньги Фабриса, установили на кухне. Украсили квартиру цветами в горшках, вылечили Шуркин фикус, посадили помидоры. Купили видеомагнитофон и купальники на лето. Подлива выбрал экстравагантные модели для меня, я выбрала для нас классические зелёные.       По выходным Паскаль готовит французские вкусности. По выходным мы ходим в домашнем, смотрим старые русские и французские фильмы, затариваемся на рынке продуктами, помогаем Шурке и гуляем в парке. Прошло больше месяца после поджога пансионов. Я до сих пор не поговорила с Дениз, Нантар до сих пор со мной не связался.       Странный звук в квартире прерывает ужин — запечённую курицу и картошку с селёдкой на закуску.       — Это не мой телефон, — облизываю жирный палец. Не понимаю, как Паскаль мазал курицу майонезом, никакого майонеза не чувствую.       — Это, — Паскаль смотрит в коридор, — домофон. Алло? — говорит в трубку, через секунду прижимает её к груди: — Вас.       — Меня? — «мусора» пришли! Услышала слово от Подливы, когда милиционеры явились за моими трусами и лифчиками. Где я косякнула?       — Алло? — беру трубку двумя пальцами, оттопыриваю жирные.       — Это Вадик. Ты занята?       — В половину девятого я ужинаю. Тебе чего? Я напортачила с доками?! А как ты… — узнал мой адрес, укротитель кадруш.       — Да-да! У кадруши! Более того — заранее. Знаю, паршивец. Галь, уделишь пару минут? Я… я по работе. Не очень удобно общаться через домофон. Спустишься?       «Просит выйти, — обращаюсь к Паскалю за столом. Не возвращается к ужину, ждёт меня. — Разрешишь?»       «Мне с Вами?»       «М-м, решим вопросы по работе быстро. Ужинай. Я скоро приду».       «Наденьте куртку и кроссовки».       В трениках и футболке, в кроссовках на голые стопы, в куртке с резинками и манжетами спускаюсь на лифте на перый этаж. Руки помыла от курицы, изо рта пахнет селёдкой, макияж стёрт.       — Больше так не делай, — стою рядом с подъездом, у помойки дворника. — Твоё любопытство «где-кто живёт» пугает. Звони, я не против, но не приезжай.       — Послушай, Галь, — Вадик в рабочем тёмно-фиолетовом костюме и футболке. — В общем, я больше не могу.       — Кого не можешь? Тебя в туалет впустить? — показываю на подъездную дверь. — Вон, за помойку иди, туда алкаши и дети с площадки ходят.       — Ты мне нравишься, сексуально возбуждаешь. Я признался! — Вадик хлопает по груди. — В офисе не смог, сейчас осмелился.       — И что? — встряхиваю головой. — Я вижу, как ты заглядываешься на мою задницу.       — Она классная в юбке. Но почему, блин, она не оголяется, когда ты опускаешься на корточки?       — Тебе жопу показать? Я не понимаю.       — Галь, у меня ничего не получается со Светой. У нас с тобой получится?       — Сексуальная стыковка?       — Ну-у-у… да, — правый уголок рта неуверенно приподнят.       Недолго думая, тяну его за руку на детскую площадку. Затаскиваю на горку, ударюсь спиной, чертыхаюсь, расстёгиваю ширинку, нащупываю член.       — Трахаться на горке? — Вадик не знает, куда деть руки.       — Гондон есть? — возбуждаю-возбуждаю-возбуждаю. Хм, что-то среднее между маленьким и очень большим.       — Блин, нет. Я не планировал секс.       — А чего тянуть? — опускаю треники с трусами.       Вадик впечатывает меня в ограждение пылким поцелуем. Нормально. Вкус селёдки не перебивается.       — Офигеть, — он улыбается. Яркий треугольник из складок вокруг рта, идеальные белые зубы. — Я тебя поцеловал, а ощущение, что съел сочную курицу под майонезом.       — Не отвлекайся, — целюсь членом в себя. — Меня наверху ждёт второе крылышко. Без обязательств, понял? — держу за подбородок. — Отношения нахрен. Только попробуй растрепаться о секс-горке и секс-Галке. Укушу.       — Понял. Понял. И в мыслях не было.       — В темпе, в темпе, — подаюсь бёдрами. — По-быстрому трахнемся и разбежимся по домам. Не кончай в меня, раз забыл гондон.       Вадик понял «по-быстрому» прямо. Настолько быстрого перепихона у меня никогда не было. Почему я согласилась? Почему нет, когда да? Вадик миловидный, понятливый, лишних вопросов не задаёт. Быстрый, как кролик. Мой последний секс остался в Лионе с бакалейщиком. Не то, чтобы недотрах даёт о себе знать, но секс не помешает. Паскаль не согласится, я и не предлагаю. Разрядка во всех смыслах. У Вадика вздуваются вены на лбу, я чую, как на спине вырастает шишка. В секунды, когда Вадик кончает — я вижу его свадьбу со Светой через восемь лет. Зашибись. Астрал, у тебя отличное чувство юмора.       — Прости, прости, я… — Вадик заваливается на меня.       — Отлично. Молодец. Идиот! Вытирай!       — Я правда не ожидал, что ты согласишься попробовать, а на быстрый секс не рассчитывал, — он протирает непотребство носовым платком. Закуривает, всовывает мне в рот подожжённую сигарету. — Галь, ты крутая, — кладёт голову на плечо, упирается согнутыми ногами в ограждение. — У меня никогда не было секса на детской горке.       — И не будет, — убираю член в брюки.       — Я даже про машину свою забыл, — высунуть вовремя ты забыл! — Так охренел, когда ты меня потащила, что всё напрочь позабыл.       — Я повторяю: секс и не более, никаких свиданий, цветов и признаний в любви. Не подавай вида в офисе, что нас связывают гениталии.       — Как скажешь.       В это время Паскаль ужинает. В это время фаворит провожает жену в командировку на раскопки — он целует её на прощание и мечтает о ребёнке. Здравствуйте, Вас не хватало увидеть. Звёзды не рассыпались по небу, но у них отличное чувство юмора.       — Кто курит на детской площадке?! — Шурка орёт из окна. — Я вам сейчас покурю!       Я против незащищённого секса. Вадик кончил — виновата я, потому что я — организатор. Два дня пью чай из клевера, солодки и люцерны. Паскаль тоже хочет, но ему незачем менять слизистую матки. Ведьму не спасёт доктор, ведьму спасут ведьма и урок лекарства от Лермитт. Месячные приходят раньше положенного — я не беременна. Фу-у-ух.       На собрании обсуждают предстоящую коллекцию. Секретуток не приглашают. Анетта, как это ни странно, на том же собрании. Предупредить, что я пойду за цветами, некого.       — Твои ставки, — заглядываю к Свете. — Кто сегодня?       — Погоди, — она отвлекается на календарь. — Какая неделя месяца? Либо розы, либо пионы.       — Думаю, розы. Анетта обрадуется красным розам.       Быстро забираю букет с ресепшена на первом этаже, курить на улицу не выскакиваю, ставлю в вазочку у себя на столе.       «Распечатай бланки для отчётности», — приходит смс от Анетты.       — Отчётность, — клацаю мышкой, серьёзное лицо перед монитором. — «2002», «Бланки», «Анетта», — читаю вслух названия папок и щёлкаю, — «Собрания», «Ювелирка», «Отчёты». Печатать, — принтер заводится. — А у тебя тоже всё по папкам? — обращаюсь к Свете.       — У меня три папки на всё про всё.       — Три? У меня полно, на каждое поручение.       — Зачем так много? — женский разговор через коридор и мониторы компьютеров.       — Для удобства. Очень удобно и быстро. Я не лазаю по всему жёсткому диску в поисках одного бланка. Тыкаю соответствующие папки и выбираю нужную. А отсканированная документация в сканах и «Ворде». Если что-то потеряется, мне прилетит от Анетты.       — Хм, и правда удобно, и зад прикрыт. Тоже что ли упорядочить? Вадик не такой требовательный, как Анетта, он не помнит, какие эскизы рисовал для прошлой коллекции.       Принтер жуёт бумагу. На мониторе высвечивается критический уровень чернил. Твою ма-а-а-ать! Упираюсь каблуком в стол, тяну двумя руками испорченный бланк.       — А Вадик на собрании, да?       — Ага.       «Что делаешь? Я слышу, как ты ржёшь с дядей Митей».       «У меня перерыв. Вода в кулере закончилась?»       «Бланк застрял в принтере, и чернила на исходе. Поменяешь?»       «Иду», — Паскаль тушит сигарету.       Идёт моя лавандочка с прямой спинкой, глазками стреляет в секретуток. Кадруша к нему клеится в столовой и Ирка с ресепшена на нашем этаже. Мой Паскаль, мой Павлик. Ему безусловно нравится внимание, нравится помогать безруким бабам, но идите на хрен с соблазнами. Вам не удастся соблазнить священника.       Паскаль снимает перчатку с правой руки, разбирает принтер, колдует над старым картриджем, колдует над новым, проверяет проводки.       «Что на обед? По-любому уже отметился в столовой».       «Куриный суп, тефтели с пюре и морковно-капустный салат, — Паскаль виновато на меня смотрит. — Я подключал новый холодильник».       Ну всё умеет!       Спустя два часа возвращаются менеджеры, эмальеры, дизайнеры, модельеры. Вадик в расстёгнутом пиджаке несётся по коридору. «Бля-я-ять! Уебан! Цвета ему, сука, не понравились! Рожа мне твоя не нравится! Уёбок херов!»       — Чего это он такой взвинченный? — тихо спрашиваю Свету, не вставая из-за стола.       — Не сошлись мнениями.       — С Анеттой? Он же говорил, что она одобрила.       Внезапно появляется Анетта:       — Распечатала бланки?       — О-а-о… да, — передаю пустые таблицы.       — Какие цвета насыщенные, — не ярче твоего чёрного пиджачка.       — Анетта Вальтеровна, — русские имена сведут меня с ума, — доставка цветов, — двигаю вазу.       — Третья неделя и красные розы, — вздыхает с недовольным лицом. — Без изменений, — она вытаскивает из кармана пиджака бархатную коробку, раскрывает. — Директор одобрил. В следующем месяце подвеска с алмазом и шпинелью поступает в продажу, — улыбка до ушей, Анетте идёт улыбка.       — О-о, поздравляю. Здорово. Шпинель не сильно снизила цену алмазу?       — Директор оценил подвеску в четыреста тысяч, — еба-а-а! — Это мало для алмаза, но мы добьёмся успешной продажи за счёт сниженной стоимости. Первый экземпляр, — Анетта встряхивает открытую коробку, — твой. Бесплатно. Камни настоящие. Последующие экземпляры ничем не будут отличаться от первого, — ставит на стол закрытую коробку.       — Нет, Анетта Вальтеровна, я не могу взять.       — Можешь. Ты придумала, тебе и носить. Считай это моим поручением.       — Я не… Нет, я не надену его.       — Твоё право, — Анетта убирает кисти в карманы брюк. — Новым сотрудникам отпуск полагается через полгода после трудоустройства. Я договорилась с отделом кадров, уходишь отдыхать на неделю через полтора месяца. Нечего всё лето просиживать в офисе. Ты — хороший секретарь, Галина. Я не пожалела, что взяла тебя в помощницы.       Она уходит в кабинет. Забрала розы в вазе, растрогала меня. Я правда хорошая секретутка?       — Что она сказала? — спрашивает Света.       — А? — прячу бархатную коробку за клавиатурой. — Ничего. Недовольна доставленными цветами.       Осталось замолвить словечко за Паскаля. Не буду же я одна загорать и кидаться в Москва-реку. Кто опробует новые купальники от Подливы? Приду в комнату отдыха техников без лифчика. Дядя Митя разрешит Паскалю уйти на недельку в отпуск.       «Победа» завтракает в половину девятого. Поужинать не получилось, на заправке образовался затор. Паскаль следит за циферками в окошечке, придерживая «пистолет». Я поджигаю пузырь.       — Мадам, на заправке нельзя пользоваться зажигалкой!       — Цыц! От безобидного пшика не подорвёмся.       Мешочек с пузырями от воблы придаёт мистический шарм. Я — ведьма, мне положено работать с потрохами. Бабка Шурка научила правильно есть воблу, оставляя на газетке только голову и кости. Всё в топку! Икра солоноватая, подожжённый воздушный пузырь сморщенный. Запах палёного щекочет нос водителя, заправляющего машину впереди. Я жую жвачку, не нарушаю закон.       Рабочее место готово, кондиционер продувает кабинет и не задувает под юбку. Менеджеры и ювелиры заступают на смену, секретутки подтягиваются, Анетта всегда приходит ровно в девять. Паскаль ковыряет кондиционер проститутки-кадруши — бедняжка не знает, как соблазнить «лучшего техника мая».       Подпираю лопатками стеклянную стену, лодыжки скрещены, руки на груди, жарковато от напора жаркого мужчины.       — От тебя пахнет «Красной Москвой» и копчёностями. Безумный запах, — Вадик целует в шею и щёку.       — Позавтракала воблой, начала день удачно.       — Батон, ты ненормальная, поэтому я думаю о тебе постоянно.       Думает постоянно, трахает периодически. Паскаль знает, я не скрываю от него, с кем сплю. Чаще мы с Вадиком уединяемся в его машине или в его кабинете, в нашу квартиру вход посторонним закрыт. Я не объясню разросшийся на полкомнаты фикус.       — Всем приветы! — Света распахивает стеклянную дверь коридора. — Лето наступило внезапно, внезапно люди в метро запотели, — кидает сумку в кабинет, включает кондиционер.       — Где же твой личный водитель? — качаюсь на каблуке. — Красивые девицы не ездят на метро, — толкаю в бок Вадика.       — В поисках машины, видимо, — Света выходит в коридор. — Смотрели вчера «Квартирный вопрос»? Боже, они испортили уже испорченную комнату. Вот так вызывай делать ремонт!       — Ты правда веришь, что это по-настоящему? — смеётся Вадик. — Постанова, как и все передачи по телевизору, поэтому я не смотрю его.       — Да, у тебя другие развлечения, — ехидно улыбаюсь. Вадик краснеет.       «Пам» — звук лифта. Чую запах сексуального мужика. От Вадика пахнет мышцами, на этаж прилетает смесь прохладного шампанского, дыма от костра, мокрых камней, сырого мяса и горького мёда. Винтики крутятся в голове. Ни один запах не вызывал во мне дикое желание. Бежать подальше, потому что ноги подкашиваются, но бежать нельзя, потому что до начала смены пять минут.       «Ёб твою мать…» — Вадик смотрит за стеклянную дверь.       — Ой, мамочки, — Света отходит к своему кабинету.       Оборотень с кашемировой шерстью. Шаг не широкий, мыски чёрных ботинок отведены в стороны, твёрдая походка. Рост выше среднего, плотное телосложение. Чёрный турмалин под сине-серой тройкой. Ведьмин камень. Кожаные перчатки с дырками на тыльных сторонах ладоней, кожаная сумка на бедре — не свисает с плеча, держится на ремешках. Брюки приподнимаются, белые носки выглядывают. К чему белые? К рубашке?       Родной французский с акцентом. Родина далеко. Дижонская горчица трахается с горьким мёдом, приторный оргазм стекает с кожаной сумки на бедре, остатки втираются в чёрные волосы на мужских предплечьях.

ᴛᴜ ᴇs ᴛᴏᴜᴛᴇ ᴘâʟᴇ ᴄᴏᴍᴍᴇ ʟᴇ ᴛɪʀᴇ-ᴀᴜ-ꜰʟᴀɴᴄ

ᴀᴘʀᴇs ʟ’ʜᴀsᴄʜɪsᴄʜ, ᴀᴘʀès ʟᴇ ᴠɪɴ

ᴜɴ ᴊᴀʀᴅɪɴ ꜰʟéᴛʀɪ à ʟᴀ ᴍɪ-ᴊᴜɪɴ

ᴇᴛ ᴛᴜ ᴍ'ᴇs ᴛʀès ᴄʜèʀᴇ

ᴊᴇ ᴅᴏʀs ᴛʀès ᴍᴀʟ sᴀɴs ᴛᴇs ʟᴏɴɢs ᴄɪʟs

ǫᴜɪ ᴠᴀ ʀéᴘéᴛᴇʀ ᴛᴏɴ ᴍᴀᴋᴇ-ᴜᴘ ᴀsᴛʀᴀʟ?

ᴊ’ᴀɪ ʙᴇsᴏɪɴ ᴅᴇ ᴛᴏɪ ᴇᴛ ᴀᴘʀès ᴛᴏᴜᴛ

ᴛᴜ sᴏʀs ᴘᴀs ᴅᴇ ᴍᴀ ᴛêᴛᴇ.

      Чёрный король на позиции е8. Монарх не допустит мата. Ему плевать на дебют и эндшпиль, могущество не нуждается в защите. Корона из осмия сдавливает череп. Шаг в сторону — победа, шаг назад — победа. Король бросил королеву, король спешился, король заколол слона, король раздавил ладью, король вырезал пешек.       Вадик и Света вытягиваются по струнке.       — Здравствуйте, — у Светы трясутся поджилки.       — Здравствуйте, — у Вадика зашкаливает артериальное давление.       Король не раскидывается приказами. Король выше Вадика, но ниже меня. Мокрые камни летят в сотрудников. У короля малиновый засос справа на шее. Секретутки выпрыгивают из кабинетов, выстраиваются вдоль коридора и осыпают триумфом вернувшегося с победой. Трон в конце коридора — прямиком через стеклянный кабинет.       — Кто это?       Света и Вадик расслабляются: она до сих пор под впечатлением от потного метро, он багровеет.       — Хельга, — отвечает Света.       — Кто? — брови ползут на лоб. — Какая Хельга?       Вадик расстёгивает верхнюю пуговицу на футболке:       — Директор компании.       — Директор? Анетта же директор.       — Анетта — директор центрального филиала в Москве, — Света подпирает стену, — а Хельга — директор всей ювелирной компании. Это, — обводит взглядом потолок и пол, — одно из его детищ.       — И много у него… детищей?       — В Европе, в Америке, на Дальнем Востоке — везде. Он поставляет материалы, одобряет или опровергает продукцию.       — А также заявляется без предупреждения и поселяется в офисе не на день, а на долгие месяцы, — была бы улица, Вадик бы сплюнул. — Уебан. Нам перекрыли кислород: на перекур хрен сходишь, поссать без разрешения не сходишь. Теперь, девочки, начинается настоящая работа. Добро пожаловать в ад!       — Да чем тебе так не нравится… Хельга? — не понимаю я.       Вадик сверлит меня взглядом, кладёт ладонь на плечо:       — Потом поймёшь, Батон. Ох, как поймёшь.       — Мужик с засосом на шее? Ты серьёзно?       — Ха! С засосом, — Вадик нервно усмехается и поджимает губы.       В течение дня Хельга выходит из кабинета в туалет — предположительно, в столовую не спускается. Вызывает к себе менеджеров и ювелиров по одному. Анетта — постоянный гость. К вечеру я выполняю норму, завалена документацией и отчётностью. Вскипаю, как кондиционер у Вадика. Хельга ни с кем не разговаривает вне «тронного зала», проходя мимо моего кабинета, не поднимает взгляд, смотрит вперёд или под ноги. Я не вижу его. Проникаю в голову, под костюм — меня отталкивают. Блок. Не такой, как у Анетты и её цветовода-ухажёра. У Хельги саркофаг из осмия.       Ночью мне не спится, Паскаль сопит. Техникам сегодня досталось от Хельги. Включаю настольную лампу, раскладываю карты на полу. Если я не могу увидеть Хельгу, посмотрю на него со стороны через других сотрудников.       «Вадим Андреевич Бордзиловский. Будущее до конца года». Кадры из конференц-зала, ссора без звука — Вадик орёт, чёрный сгусток дыма молчит. Чёрный сгусток — Хельга? Он и через других не просматривается.       «Светлана Сергеевна Казакова. Будущее до конца года». Мимолётные встречи с разными мужчинами — ищет личного водителя. Поскользнётся зимой на льду выходя из метро, сломает руку.       — Всё не то! — кидаю колоду.       — А-а! — Паскаль просыпается. — Мадам, Вы меня напугали. Почему не спите? Завтра на работу. М-м, — сопит в ладонь.       — Не спится, — в поле зрения шкатулка Габина. — Как думаешь, в два ночи она не спит?       — Она? Кто она?       — Мадам не мадам, не благородная девица.       Паскаль прослеживает мой взгляд:       — Мадам Дениз?       Если не сейчас, то никогда. Не важно, что говорить, важна первая встреча. Свеча ровно стоит на полу, шифоновый платок скрывает лицо. Поджигаю фитиль спичкой, подношу к глазам заклинание на вызов. Паскаль у изголовья кровати с согнутыми коленями.       — Mors et tenebrae, vita et lux, resurrecturus spiritum tuum, veni ad lucem.       Пламя не колышется. Когда Габин общался с Дениз, оно колыхалось, потому что Дениз отвечала. Логично! Я подзабыла латынь? Неправильно поставила ударение в каком-то слове?       — Что-то изменилось? — спрашиваю под платком.       — Нет. Комната прежняя. Я ничего не чувствую, — скрип пружин. Паскаль отскакивает на подоконник. — Мадам Бут!.. — вытаращивает глаза на дверной проём.       Я оборачиваюсь. Шифон — стена между мной и мадам в пижаме.       — Можешь снять платок. И без него меня увидишь. Он служит преградой перед вызовом, чтобы заблудший дух не вселился в тебя. Бабка с седьмого этажа неспокойная, катается по мусоропроводу.       — Бабка катается? — переспрашивает Паскаль.       — Ага, задержалась, чтобы прокатиться. Полчаса назад умерла. Завтра заберу, дам шалунье насладиться весельем.       «В 129-й квартире живёт пожилая мадам, — Паскаль упирается в подоконник. — Окна выходят на подъезд, на балконе вазон с гортензией».       «О-о, точно. Офигеть, померла!»       Я снимаю шифоновый платок. В комнате мёртвый. В комнате не холодно, ветер не задувает пламя свечи, но лёгкие мурашки поднимаются от предплечий до спины. Она худенькая, она темноволосая, она в пижаме-корове! С розовыми коровьими титьками, пятачком и рогами! Она залезла в корову! У Габина модные трусы, у Дениз пижамы?! Интересные черты лица, запоминающиеся. Правильный нос, слегка широкие ноздри, большие уши и треугольный подбородок. Вроде и на Анн Ле похожа, а вроде копия Габина. Белая кожа на лице и кистях прозрачная, как воздушный пузырь воблы.       — Да сядь на кровать, я не кусаюсь, — придерживая страх в животе, Паскаль опускается на краешек. — Ночью нормальные люди спят — и я в том числе. Так, на будущее. Хотите поболтать, вызывайте в промежуток между восьмью и девятью — мы успеем поужинать и уложить спать рыбок с креветками.       Рыбки? Креветки? Ужинать? Призраки ужинают и спят? И укладывают спать к-к-креветок? Аж заикаться начала от ахуя.       — Дениз Габин?.. — вжимаюсь спиной в тумбу под телевизором.       — Какой прелестный фикус! — она прикладывает кисти к груди, хорошо, не к розовым титькам. — Напомните мне в следующий раз прихватить гранитный щебень — я распылю по квартире, чтобы еда и растения не тухли из-за меня. Люди используют его на кладбище, чтобы трава не росла, а я — наоборот, чтобы съедобное и живое не портились из-за моей призрачной привлекательности, — Дениз отвлекается от рассматривания комнаты. — Дениз Бонне. Папка дал мамину фамилию — продолжение рода Бонне. У меня на лице написано, что за колдун поучаствовал в моём зачатии, — миленькая улыбочка и демонстрация Габиновских зубов. — Ну привет, сестричка.

ɴᴏɴ! ᴘᴏᴜʀ ʀɪᴇɴ ᴀᴜ ᴍᴏɴᴅᴇ.

ɴᴏɴ! ᴍᴏɴ ᴄœᴜʀ ᴇsᴛ ɪᴍᴍᴏɴᴅᴇ

ᴇᴛ ᴘᴏᴜʀ ᴛᴏɪ.

ᴏɴ ɴᴇ ᴄᴏᴍᴘʀᴇɴᴅ ᴘᴀs ᴘᴏᴜʀǫᴜᴏɪ.

      А-м. Не поняла. Да ну нахуй!