Дижонская горчица

1993

      — Дебют, миттельшпиль, эндшпиль, — Фату расставляет фигуры на шахматной доске. Лысенькие, с крестиками, с лошадками, с коронами. — Начало, середина, конец.       — А пойдём покурим? — ставлю локти на столик, подпираю подбородок. — Для первого урока вполне достаточно.       — Ты хотела научиться игре в шахматы? — Фату смотрит на меня, склонив голову. — Учись.       Я видела, как в Дижоне Фату играла в шахматы с Бенуа. Не знаю, но почему-то мне всегда казалось, что шахматы — мужская игра. Дворецким разрешено хлопотать на кухне, а женщинам запрещено ковыряться в машинах? Ладно, двигатель я никогда не найду под капотом, но непонятные штучки на доске расставлю. Шахматы отвлекают от жизни. Чёрные, белые. В конце выигрывает один.       — А кто тебя научил?       — Тео. Клотильд было неинтересно, а я втянулась с первого раза, обыграв Тео в дебюте, случайно поставив мат.       — Почему ты постоянно проигрываешь Габину?       Месяц назад я застала Фату за одиночной игрой в гостиной. Чёрные фигуры ходили сами. «Собака такая, как ты это сделал?!» — хлопнула Фату по столику. Она не разочаровалась проигрышу, она не поняла, в какой момент допустила ошибку. А через несколько дней я увидела Габина за очередной игрой рано утром. Изувер всегда играет чёрными и всегда одерживает победу.       — Я вижу шахматную доску сию секунду, Габин — переменчивость игры.       Почему я хочу научиться игре в шахматы? Во-первых, это круто: красивая ведьма решает арифметическую — иначе не могу назвать танцы на поверхности — задачу. Противник чувствует победу. Проиграть девке? И ты проигрываешь. Ведьма-шахматистка — это, обосраться, как круто. Ну и не будем ходить вокруг да около — хочу уделать Габина. Какого хрена он всё умеет?       — Король двигается в любом направлении на одно поле. Ферзь перемещается по горизонтали, вертикали, диагонали на любое количество полей. Ладья ходит вперёд, назад, вбок также на любое поле. Слон двигается по диагонали. Ход конём — угол, два поля в одном направлении и одно перпендикулярно, — осталось понять, что такое «перпендикулярно». — Пешки двигаются вперёд на одно поле, но съедают по диагонали и никогда не отступают.       — Есть листочек с карандашиком? Записать бы.       — Выигрывает тот, кто убивает короля, — Фату держит чёрную фигуру в шапке с крестом.       — Почему ты показываешь на моём короле? Вдруг я убью твоего?       — Уроки затянутся, — Фату подводит итог после продолжительной паузы.       После продолжительного секса Фабрис снимает кожаные ремни с груди и уползает на диван к горящей на тумбе лампе. Племя Маори на левой мышце защищает сильного духа ритуальным танцем. Паскаль спит на кухне.       Я поджигаю две сигареты и подсаживаюсь к Фабрису:       — Луи́ балуется героином, — передаю одну. — Лучше бы не говорила?       — Знаю. Нет, ты можешь говорить всё, что видишь.       — Он перестанет, — провожу ладонью по влажному плечу, — обязательно перестанет.       Фабрис очень переживает из-за того, что его тринадцатилетний сын — героинщик. Луи колет вену по утрам перед школой в парижской улочке, в двухэтажной квартире при родителях не наркоманит.       — Как Мерé?       Фабрис не сдерживает улыбку, когда мы говорим о его дочери.       — Утром собираюсь на работу, она уже по квартире бегает, вечером прихожу — а она продолжает бегать. Маленькая оторва, обожает меня. Единственная, кто постоянно виснет на шее, пацаны в её возрасте такими не были, — он стряхивает сигарету в пепельницу на тумбе.       Я забираю с журнального столика сумочку, достаю кошелёк.       — Платишь? — ухмыляется Фабрис. — Перестань, я не беру бабки за секс.       — В пансионе учатся ведьмочка и дворецкий. В следующем году ему — 18. Я хочу сделать им подарок, купить хорошую машину, — передаю две тысячи евро. — Это все мои сбережения. Поможешь? Хватит или мало?       Фабрис рассматривает деньги, прикусив по середине нижнюю губу:       — Пригнать из Парижа в Лион хорошую тачку? Какую хочешь?       — Вторую «Богиню» другого цвета, возможно, поновее.       — Это ведьмочка, про которую ты говорила? Твоя протеже? В следующем году она протирает попку в Ситроене, а через пять лет трахается с красавчиком вроде меня?       — Она влюблена в дворецкого, ей не нужны старые парижане, — щиплю его за бок.       — А ты? — Фабрис трётся плечом. — Ты была влюблена в дворецкого?       Я смотрю на закрытую комнату, где спит Паскаль. Я, пиздец, как любила Паскаля, считала его единственным и вечным. Любила совсем недавно. Разлюбила? А любила ли я по-настоящему?       — Моя протеже влюблена в моего дворецкого.       Фабрис убирает протянутые деньги в кошелёк:       — У меня есть знакомые, шарящие в тачках. Найти Ситроен 70-х поновее… — задумавшись, качает головой. — Найдут. А деньги с тебя я не возьму. Потрать на себя и свои радости. Радовать тебя я могу и без денег, — он дожидается, пока я докурю. — Пойдём спать?       — Какой сон наколдовать? — чешу ногтями ёжик чёрных волос.       — Себя, — Фабрис кладёт голову мне на плечо. — Просто себя.       Столовая готовится к завтраку. Я отдыхаю после занятия Предвидения, поедая на кухне круассан с джемом.       — Чего одна? Чего в столовую не идёшь? — Анн Ле выкладывает на тарелку два здоровых разрезанных круассана, из холодильника достаёт ветчину, «саляму» и Чеддер.       — Да я быстро, не хочу особо есть, — стряхиваю крошки. — А кинь мне пару ломтиков, — подставляю половину круассана.       — Прям на джем?       — Ага, — две ветчинки, две «салямки», два сырка. С серьёзным лицом лезу в холодильник за дижонской горчицей.       Анн Ле собирает лазанью, честное слово. В чистую кружку насыпает две ложки кофе и четыре сахара. По щелчку пальцев «отправляет» завтрак на второй этаж пансиона.       — Ты ничего не видела, — она уходит из кухни с улыбкой.       Девять утра, а он спит! Девять утра, а завтрак ожидает изголодавшегося на письменном столе. Валяется на животе под одеялом, губы «уточкой» на подушке, солнце припекает спину. Долой одеяло.       — Подъ… — ой, бли-и-ин.       Зря долой. Габин в синих семейниках с голубыми листьями и розовыми «фламингами».       — Нихрена у тебя труселя.       Он отрывает жёсткую мочалку от подушки:       — Какого хрена ты здесь делаешь, Бут?       — У тебя вот тут, — показываю на правый уголок рта, — слюнечки.       — У меня вот тут гадюка Бут, — Габин переворачивается на бок, вытирая слюни. — Чего тебе надо?       — Завтрак принесла любимому колдуну, — сажусь за стол в предвкушении пожрать во второй раз.       — Бут, я знаю, что еду мне отправляет Ле.       — А самому сложно на кухню прийти? Ты же ошиваешься там периодически.       — Когда там одна Ле, а не когда там команда мальчиков и команда девочек.       Габин присаживается ко мне за стол. Сушёный пупок на шее, синий браслетик на запястье, двухдневная щетина на лице. Помешивает кофе в кружке, глядя в окно опухшими глазами. Ну ничего такой для трёхсотлетнего. Правда волосы между сосками и пузико явно лишние.       — Сигареткой не угостишь? — он тянется за зажигалкой.       — А ты круассанчиком?       — Бери, — пододвигает тарелку.       — Угощайся, — кладу на стол пачку сигарет. Габин бросает взгляд на пальцы. — Дэнь, у тебя нормальных трусов нет? — захватываю пастью круассан. Нихрена сколько мяса!       — У меня все трусы красивые, — первая затяжка запивается кофе. — Все трусы покупает Ле. Трусы живут от отпуска до отпуска.       — А ты ей сексуальные трусики покупаешь, да?       — Меня вообще не возбуждает одежда. Ты радостная, в ожидании чего-то, — он тушит половинку сигареты и приступает к завтраку. По захвату пасти выигрывает меня. Конечно с таким огромным ртом и толстыми губами! — Точнее кого-то. Я прав? Твой трахушник-убийца в Лионе.       — Угу, и он приехал меня трахать. Будешь подсматривать?       — Да чего я там не видел? — Габин вытирает сливочный соус со рта. — Ебашишь его плётками знатно. И подумать не мог, что в тебе столько агрессии.       — Он просто толстый, в нём много мышц, — ворую чужой кофе. — Его удобно бить, ему не больно.       — Если Шедид и Руайе потрахаются в тачке и не только в тачке, я смогу закрыть на это глаза. Я не Хорхолле. Хорхолле не закроет, — Габин внимательно на меня смотрит, лучше бы на торчащую ветчину. — Понимаешь? Если делаешь из Шедид протеже, делай правильную, идентичную себе, с любовью и без секса.       — Тебе нравится Шедид? Жалко сжигать на костре?       Габин откидывается на спинку стула. Нет, ну сложно выдернуть три волоска?       — Ты не сука, чтобы подставлять невинную девочку. Страдай сама. Зачем впутывать других?       Четырнадцатилетняя девочка блистает. Она отрастила волосы идеальной длины, она надела кожаные доспехи и мужскую стать.       — Он красивый? — Шедид курит сигарету с оранжевым фильтром на крыше.       — Да нормальный. Наверное, красивый. Сейчас кажется самым красивым.       — Красивее Руайе? — Шедид ехидно злорадствует.       — Ведьма, моему мужчине — 45, твоему возлюбленному — 19. Чувствуешь разницу? Бессмысленно сравнивать опыт со страстью. Но бровки у моего тоже широкие. И грудь накаченная. По-ведьмински попроси Руайе на занятиях спортом заниматься спортом без майки. Я заколебалась подлезать глазами под ткань, чтобы разглядеть накаченные сисечки.       — А тебе лишь бы на сисечки поглядеть, — Шедид бросает вниз окурок.       — Да я бы и полапала.       — Кажись, едет, — она вглядывается в конец улицы, поднимается в полный рост.       Шедид и Руайе встречаются два года. Она поцеловала его на Рождество 1992-о, когда он упал вместе с Бенуа и ёлкой. Старый наставник и молодой ученик не донесли в центральный зал четырёхметровую ёлку. Запрещённый поцелуй видели я и Бенуа, ну и Габин подсматривал. Фату не поддержала Шедид, не поцеловала давнего друга. Да что я всё о пресловутом Бенуа? Шедид и Руайе встречаются.       — Ведьма, не трахайся с ним, — убедительно прошу. — Люби, проводи ночи, целуй, обнимай, но не трахайся.       — Разве это любовь, Гайя?       — Неправильная любовь нас убивает. Я не переживу, если ты повторишь судьбу моих любящих друзей.       Шедид опускается передо мной на корточки:       — Ты любишь парижанина, потому что не можешь любить Паскаля?       — Я… — откидываюсь спиной на черепицу. — Зачем страдать, когда можно ебаться? Я любила Паскаля и трахалась с другими, а сейчас я люблю и трахаюсь с одним.       — Джекпот? — Шедид подаёт мне руку, чтобы встать.       У пансиона припаркована серо-белая «Богиня». Фабрис в костюме припирает толстой задницей тачку.       — Учись, как нужно радоваться джекпоту, — расстёгиваю три пуговицы на блузке.       Кому не нравится, когда о нём говорят? Сплетни, слухи. К непутёвой мадам Гайе Бут приехал обворожительный мужчина. Может, она не такая и непутёвая? Глупые ведьмы скажут: «Фаворит». Мне хочется быть глупой и влюблённой ведьмой, распутной девицей.       Фабрис редко целуется без языка, лишь в моменты блаженства: когда устаёт после секса, когда устаёт от жизни. Он без слов признаётся в любви. Я знаю, он любил каждую женщину в постели.       — Я ожидал другого приветствия, — Фабрис без галстука, в сером костюме, подтяжках и белой рубашке, через тонкую ткань просвечивается татуировка, через чёрные линзы не видны бездонные глаза. — Меня не проклянут ведьмы за связь с тобой? Мётла не наготове?       — Не смотри на них, — приковываю его взгляд к себе. — Тебе не похуй на окна с глазами?       — Мне не похуй на тебя в короткой юбке, — я тяну за расстёгнутый пиджак для поцелуя. — Будь моя воля, я бы поимел тебя на капоте Ситроена.       Пансион ещё долго будет обсуждать мужчину, трогающего мои ягодицы под юбкой. Пофиг. Запоминайте и учитесь — так надо любить. Любовь нельзя стесняться. Женщины боготворят не всех мужчин.       «Паскаль», — читаю в голове Фабриса. Он поднимает ладони на талию и замедляет поцелуи. Фабрис уважает Паскаля по-своему, не как Бенуа Габина. Фабрис не боится Паскаля.       Уроки Фату длинными зимними вечерами подводят к главной схватке. Бенуа ставит деньги Анн Ле на Фату, Габин — на меня. Первую партию выигрываю в дебюте, две последующие — в миттельшпиле.       — Пятьдесят евро! — возникает Анн Ле с колен Габина. — Придурок, мог поставить поменьше?       — Я болел за мадам Фату! — защищается Бенуа. — Никто за неё не болел! Могла бы поддержать подругу!       — Не включай старшего брата! Учит он меня! Я не участвовала в пари, потому что не хотела! Ненавижу азартные игры.       — Это когда-нибудь должно было произойти, — Фату жмёт руку победителю. — Поздравляю, ты играла красиво.       — Никаких денег, — оглядываю Бенуа и Габина. — Илона обеднеет и урежет нам зарплаты, — флиртую бровями с колдуном. — Дэня?       — Достойный оппонент? — ушастый придурок в брюках, рубашке на распашку и шляпе занимает место Фату.       — Ради тебя я сыграю белыми, — расставляю фигуры на доске.       — Конечно, первый ход за белыми. Если ты предпочитаешь играть за чёрных, я уступлю.       — Ага, хер ты пойдёшь первым. Я не профессионал в шахматах, но меня ты не проведёшь.       Болельщики располагаются поперёк кровати, свесив ноги на коврик. Мы не у Анн Ле с Габином, мы у Фату, потому что у неё шахматный стол и еда. Алкоголя нет. Алкоголь всегда есть в комнате Клотильд, но Клотильд болеет неделю в лазарете Лермитт — простудилась, так натанцевалась в отпуске, что простудилась и покрылась ветрянкой.       — Ставлю десятку на господина Габина! — заявляет Бенуа.       — Ты охерел? — вылупляю глаза. — А я? Не хочешь меня?       — Я его боюсь сильнее, чем Вас, мадам Бут.       Анн Ле отвешивает ему оплеуху:       — Заколебал тратить мои деньги! Выращивай в саду банкноты, а не ирисы!       — Я за Бут, — Фату трясёт кулаками. — Давай, красотка, уделай старого извращугу! Как я тебя учила! Врываемся резко.       Габин опускает подбородок, поддерживает голову кривыми пальцами. Опять в Астрал ушёл. Он поднимает на меня удовлетворённый взгляд и улыбку.       «Какого хрена ты лыбишься? Выиграешь, да?»       «Хотел посмотреть ход партии, но увидел, как твой парижанин забавляется с «шоколадками» в Африке. Астрал что-то сегодня неправильно работает, погодка плохая», — за окном идёт снег.       Да, Фабрис трахается на стороне. И что? Член за это отрывать? У него и так яйца нерабочие.       Я выкидываю из головы дурацкие мысли, не обращаю внимания на оппонента в шляпе. Это всего лишь игра, в которой я обязана выиграть. На удивление, с Габином интересно соперничать, его ходы значительно отличаются от стиля игры Фату. Впервые в жизни я напрягаю мозги — они, оказывается, есть.       — Мат, — я не двигаю фигуры.       — Кем?       — Конём.       — Спёртый мат. Поздравляю, мадам Бут.       — Ура-а-а-а-а! — Бенуа подпрыгивает с кровати с поднятыми руками.       — Дурак, ты не на неё ставил, — Анн Ле сажает его обратно.       Вновь удовлетворённый — он как будто только из кровати вылез после «того-самого» — Габин прислоняется к спинке стула со скрещенными на груди руками.       «Ты поддался. Слишком много ошибок для профи», — закуриваю. Фату идёт в туалет. Анн Ле и Бенуа балуются с киви.       «Кто сказал, что я — профи? Я играю лучше других в пансионе. Ты выиграла лучшего».       «А как же: «Я вижу больше остальных?» Астрал и впрямь не помог?»       «Помог, — он ворует мою сигарету из пачки. — Научить тебя всегда побеждать?»       «Знаешь, Дэня, достаточно одной победы. Я больше не сяду с тобой за один стол».       «А я бы сел с тобой, — Габин ставит локти на поверхность. Застегни рубашку, волосатик! — Научу тебя новой игре, её цель не побеждать и защищать короля. Заинтересовал?»       С января месяца шахматный стол стоит в моей комнате. Вначале Габин не заинтересовал, потребовалось три матча и две победные партии. Я захотела играть, как он, но он планировал обучать меня совсем другому.       — Чем отличается Астрал от Предвидения? — начинается допрос.       — Камешками и картишками, — невозмутимо отвечаю. В Предвидении знаю толк, так-то я — учительница Предвидения.       — Предвидение показывает на камнях и картах конкретный момент из будущего, — Габин расхаживает по комнате в коричневом костюме, белой рубашке и сапогах. — Он случится, ничто не повлияет на него. Руайе и Шедид поцеловались четыре года назад. Что они для этого сделали?       — Влюбились? — предполагаю.       — Нет. Так было задумано. Допустим, жизнью или высшими силами. Конкретно ты что сделала для поцелуя?       — А-м-м…       — Предсказала Шедид поцелуй. Ты разложила карты. Следующий пример. Победа Фабриса. Вспоминаешь? Расклад на картах и… — Габин наклоняется, ждёт от меня продолжения.       — И я… посветила личиком в катакомбах.       — А ещё?       — Блин, Дэнь, не помню, пять лет прошло. Напомни.       — Ты сказала пароль от входа Фабрису.       Входа в меня? Неуместные шутки.       — Что такое Астрал?       — Пф-ф… ты меня экзаменуешь?       — Жду ответ, — он заводит руки за спину.       — Выход из тела. Для Астрала необходимо особое состояние.       — Что показывает Астрал?       — Момент из будущего.       — Момент, который произойдёт с тобой, — Габин показывает на меня. — Астрал не влияет на будущее, а предсказывает. Ты — главный герой этого момента. Ты у руля.       — Но я и в Предвидении у руля.       — Ты — да, но это неправильно. Предвидение — это показ, Астрал — участие. «Астральный момент» произойдёт, если ты приложишь к этому руку.       — Что значит «неправильно»? Я — неправильная «Предвиделка»?       — Да, — Габин кивает. — Твоя стихия — Астрал. Ты предсказываешь, Гайя. Сила салемской ведьмы. Я предлагаю тебе развить силу, — он садится напротив меня за стол. — Заменим карты на шахматные фигуры, а Предвидение — Астралом.       — Извиняюсь, — подаюсь вперёд, — а зачем?       — Чтобы самой подстраиваться под будущее и подстраивать людей под твоё будущее.       Что-то опять непонятное, а это во мне ни одного бокала вина. Габин — хороший учитель, его не воротит от моего тупизма.       — Ты научишься жить, принимая расклад судьбы. Нельзя изменить то, что показывается в Астрале, но можно к этому прийти.       — Каким образом?       Габин показывает на шахматы:       — Карты не управляют людьми, камни не управляют людьми. Шахматы управляют людьми.       Стихия Габина — Астрал. В Астрале он увидел мою победу в шахматах, для этого совершил ряд ошибок. Габин находился в Астрале в ночь, когда к пансиону приехал Сильвен.       — Что ты сделал, чтобы встреча с моим отцом состоялась?       — Отправил тебя спать и не давал спать разговорами.       Научиться жить. А я не умею? Управлять людьми с помощью шахматных фигур. Звучит эффектно. Салемская ведьма Гайя Бут ходит по шахматной доске живыми людьми. Я стану звездой в Лионе, обо мне заговорят в Дижоне.       — Брать от жизни всё посредством других, — Габин кивает большим носом на фигуры. — Приманивать нужных людей и отсеивать бессмысленных. Хватит заботиться о других, — он накрывает мою ладонь, — детка, пора думать о себе. До встречи с фаворитом больше двадцати лет. Хочешь увидеть момент встречи? — кривые пальцы обхватывают ладонь.       — Для чего? — шепчу. — Зачем видеть человека, который мне не интересен, которого я не знаю?       — В жизни случится всякое дерьмо, Гайя. Две неупокоенные души найдут покой, держась за руки.       Два кресла, камин, комната. Мужественный Паскаль во фраке с зелёным галстуком. Незнакомый-знакомый голубоглазый мужчина в сером костюме и бабочке. У меня бритая голова и чёрный кот на коленях, в пальцах сигарета в мундштуке. Комната похожа на гостиную. Я старая и…       Выхожу из Астрала:       — Сиськи с возрастом не уменьшатся, да? Очень жаль. А можно фаворита побрить и пересадить волосы с бороды на макушку? — щурюсь. — Я люблю волосатеньких мужчин сверху и гладеньких снизу. Ну ты понял, про что я.       — Ты повлияешь на события, чтобы эта встреча состоялась. Ты повлияешь на его жизнь, чтобы быть с ним.       — А если я не хочу быть с ним? — глажу пальцы Габина, подлизываюсь. — Ты можешь его кокнуть? Если нет, я попрошу Фабриса. Вроде есть фаворит, а вроде уже и нет. Хех.       — Я устроил тебе шоу, чтобы ты решилась на уроки, — он резко сбрасывает руку, — а не искала способы устранить фаворита. Гайя, чтобы стать крутой, а ты очень хочешь стать крутой, необходимы жертвы. В первую очередь пострадают твоё свободное время и мои нервы, а возможно, и психика.       Подпираю подбородок ладонью, смотрю в окно:       — В детстве у меня не получался Астрал.       — Получался. Ты считала это Предвидением до сегодняшнего дня.       — А как же песенки в голове? Я предвижу и предслышу песенки, — пиздец, я ебанутая, конечно!       — Это тоже Астрал. Именно с песен он зародился в тебе.       — Лучше бы я продолжила слышать песенки, — тяжело вздохнув, отрываюсь от окна. — Что от меня требуется?       — Распредели людей по фигурам, — Габин дотрагивается указательным пальцем до шахмат. — Не забывай о цвете и способе перемещения.       — Ты — слон, — беру чёрного ушастика.       — Почему? — Габин изгибает бровь.       — Потому что у тебя большие уши и нос, — покачиваю головой. Алло, песни из будущего, вы где?       — Я разве что-то говорил про внешнее сходство? — он закатывает глаза, пока не орёт. — Выкинь внешнее сходство. Думай, Бут. Цвет и способ перемещения, — легонько стучит по столу. — Поехали. Паскаль Ригер. Паскаль Ригер на шахматной доске — это…       — Я не хочу двигать Паскаля…       — Много хочешь. Паскаль будет передвигаться по твоим приказам. Как ходит Паскаль, Бут? — я очень ошиблась в Габине-учителе. Он сейчас сломает доску о мою голову.       Король? Нет. Паскаль не главный в шахматной партии. Слон? Никаких «хоботов»! Конь? Слишком уязвим. Пешка?..       — Белая ладья на а1.       Габин округляет глаза и вытягивает губы:       — Почему?       Что за дурацкий вопрос? Если да — то почему, если нет — то почему.       — В защите ему нет равных. Сильный, сильнее его только ферзь, а ферзь — это я. Он сильнее коня и слона. Он поставит мат королю оппонента, если будет действовать в паре со своим королём.       Габин одобрительно кивает, уголки рта тянутся к ушам:       — Молодец, Бут. Продолжаем в том же духе.       Продолжение схоже со службой в армии. Я — пехотинец. Проводишь утром один-два занятия у ведьм, жрёшь, уходишь в Астрал, потом опять жрёшь, потом опять уходишь в Астрал, ужинаешь, ужинаешь — это не жрать, и спатеньки. В перерывах сигареты и встречи с Фабрисом. В Дижоне меня не научили Астралу, в Лионе Габин развивает не посеянную в детстве способность.       — Руайе пристаёт с моего позволения, — признаётся Шедид в моей комнате перед отбоем. — Я пристаю к нему без позволения. Гайя, хочется познать секс.       «Как отвадить от секса, Бут? — Габин разбирает кровать в соседней комнате. — Заставить забыть о желании».       — Завтра езжайте за продуктами. На еду даст деньги Анн Ле, на гондоны — я.       «Молодец. И что дальше?»       «А дальше работа для изувера, и не забудь тапки».       Руайе забывает, почему не купил презервативы, но помнит, что Анн Ле отчитала его за плохой картофель. Габин забирает пачку презервативов.       — Я вижу Дидьё с фингалом, — сижу на подоконнике.       — Что для этого нужно сделать? — Габин в майке и брюках стирает в раковине трусы с «фламингами». В моей ванной!       — Ударить.       — Блин, понятно, что не по головке погладить! Ты это сделаешь? Поломаешь коготки о грязную физиономию? Ле никогда меня не била, ну так, могла ладошкой отвесить.       — Ты?.. — неуверенно спрашиваю, уверенно улыбаюсь.       — Не машу кулаками, отдаю должное кнуту.       — Не переводи сексуальные пристрастия в жестокое наказание.       — Что же ты такая тугодумка, Бут? — Габин трясёт мокрыми трусами на зеркало. — Мужчины получают синяки в драке. Кто из мужчин пансиона способен дать в морду?       — Ты, — вот теперь уверенно.       — Было проще натаскивать Мону кидаться на дворецких с ротанговой тростью, чем тебя обучать Астралу, — усталый вздох.       Согнать дворецких на посадку сада Бенуа, поставить в расписание на приготовление обеда Дидьё, выставить на видное место банку с солью, вежливо попросить Ведата об услуге.       — Султан, принеси водички, — больше секса в голосе! — Сегодня так жарко на посадке помидоров, — привлечь внимание всех девственников мокрой блузкой и грязными сапогами.       И вуаля. Ведат — это конь. Грива хороша! Конь ходит на два поля вперёд и на одно в сторону. Кулак летит прямо и заворачивает в глаз. Белый конь съедает чёрную пешку — d7:f6.       — Нихрена там драка! — Ги телепортирует меня на кухню. Ведат трясёт Дидьё за грудки. — Достался же мне горячий мужчина.       «Молодец», — голос Габина в голове.       Двадцатисемилетие начинается с двух ведьм в комнате. Хлопушка раз. Хлопушка два.       — Стару-у-у-уха! — кричат в один голос. — Блин, я ноготь сломала! — Ги оттопыривает безымянный палец.       — А я… в общем… — у Шедид чёрное лицо. — Нет, Пирокенез явно не моя стихия.       — Быстро идите к старухе! — расправляю руки. Ведьмы прыгают ко мне в кровать.       Умытая, накрашенная, с чистой башкой, красивая, на каблуках иду на зов Фату. Что-то чёрное с зелёным маячит сбоку. А, это Паскаль. Паскаль, потом. Коробочка из Парижа. Длинная шуба из чернобурки с огромным воротником и такими же огромными рукавами. Моя первая шуба. Первая шуба мадам Гайи Бут.       «Чтобы не мёрзла зимой. Чтобы не мёрзла, когда меня рядом нет. С днём рождения, Горчичка. Люблю. П.С.: в кармане то, что ты просила. Ещё П.С.: продолжаю любить».       Дурак. Дурак потратил кучу денег. Дурак признался в любви. В кармане нащупываю стальные браслеты. Это слишком личное. Фату с Анн Ле смеются и восхищаются, Шедид в плаще пародирует меня в шубе, Ги бросает лепестки роз из банки, Бенуа показывает большие пальцы — Бенуа от меня без ума, хочет. Паскаль нифига не понимает в шубах. Шлёндра подпирает дверной проём в гостиной. Тебе никогда не носить чернобурку.       — Взрослая ведьма, — ухмыляется Селестин. Да иди ты в жопу, шлёндра.       Отругать и поблагодарить дурака. Звоню в Париж.       — Штаб-квартира…       — Гийом, позови толстую сардельку.       — И Вам доброе утро, мадам Бут, — улыбается голосом капитан Депардье. — Сантарелли! Тебя хотят выебать в жопу.       — Что ты орёшь? — спрашивает у него Фабрис. — Слушаю тебя, — обращается ко мне.       — Ты охренел?! Тебе делать нечего?! — что-то чёрное с зелёным снова мельтешит. А, это Паскаль куда-то потопал.       — Понравилась? — Фабрис упивается славой, сидит расслабленно в кресле Гийома, стучит ручкой по столу. — Не стал брать чёрную, не доросла до роскошной чёрной шубы.       — Я тебя убью, Сантарелли! — перехожу на шёпот: — Я тебя затрахаю до смерти, и ты подохнешь с улыбочкой на лице.       — Я так этого хочу, Горчичка. Нашла браслеты в кармане?       — Да. Спасибо. Деньги за них получил по почте?       — Деньги? Ты же знаешь этих почтальонов. Взял новые в оружейке, никто ими не пользовался. Не скалься от злобы. На кой чёрт мне твои деньги? Бизнес в Африке расцветает, бабло капает.       — Я всё равно убью тебя. Спасибо большое, Фаб. Я не заслуживаю таких подарков.       Сегодня на нём синие семейники с синими акулами. Правое запястье в правый браслет, пристегнуть к изголовью, левое запястье в левый браслет, пристегнуть к изголовью.       — Попался! — приставляю палец-дуло ко лбу.       — У тебя все черти дома под черепной коробкой?       — Мог бы и поблагодарить. Заказ выполнен. Пользуйтесь на здоровье.       В чернобурочке сажусь за стол к тарелочке с омлетом и кружке с кофе. Пора и мне завтракать в комнате, а не в столовой.       — Смотрю, приоделась, — Габин в трусах прикован к кровати.       — С утра пораньше принимаю подарки из города Парижа.       — До вечера её проносишь?       Пиздец, жарко в чернобурке! Я потею, зато красивая. Я красиво потею. Я потная и красивая, красивая и потная. Не знаю, что потеет больше: я в шубе или горячий омлет. Под какие погодные условия предназначена чернобурка?       — Я и спать в ней буду, — ем чужой завтрак. — Никому не дам померить.       — Я извиняюсь, — Габин дёргает руки в наручниках, — а ключик есть?       — Попроси разрешения у Анн Ле на освобождение. Дэнь, щёлкни пальцами — вот тебе свобода.       Он освобождается. Поднимается с кровати, растирает запястья.       — Могли быть и помягче, я заказывал их для Ле.       Колдунская жандармерия ловит ведьм-искусительниц! Пристёгивает наручниками к столбам и дерёт обтянутой человеческой кожей и вздутыми венами дубинкой. Извращуги, как я и предполагала.       — Я планировал сделать это чуть попозже, когда как минимум оденусь, — Габин роется в ящике комода. — Но ты сама просишься на поздравления, — кладёт на стол мундштук. В момент встречи с фаворитом я курю сигарету в мундштуке. — С днём рождения, Бут, — Габин с заминкой целует меня в щёчку. Странно, но приятно. Почему все мужики Анн Ле меня хотят?       — Уговорил, — передаю шубу. — Скрой диких акул, иначе они набросятся.       Перед ужином я слышу разборки из комнаты Анн Ле и Габина, но на Габина кричит Фату. Ладно, узнаю вечером. Около десяти часов, как путёвая, не стучу в дверь, а телепортируюсь прямиком в комнату. Никого нет. Перемещаюсь через две стены. Фату в спортивном костюме занимается йогой на розовом коврике.       — Туки-туки. А где чета Габинов-Боннé?       — Полетели к Дениз. Цирк неподалёку от Лиона.       — В Нормандии?       — Нет, где-то в другом городе.       — Ясненько.       — Стой, — Фату выходит из позы Стула и дыхания Огня. — Надо поговорить.       — Давай без криков? Я слышала, как ты кричала на Габина.       — Бут, я не могу так больше. Что с тобой происходит?       — В смысле? Всё нормально.       — Ты слишком много времени проводишь с Габином.       — Нет, — заминка. — Да и что? Я ж с ним не трахаюсь, я только с Фабом трахаюсь. Фату, я нормально себя веду, не помню, когда в последний раз припёрлась в пансион пьяной.       — Бут, что с Паскалем?       — А что с Паскалем? — не говорите, что он умер! Он не умер, я-то жива.       — Ты забыла его…       — Не выдумывай! — возмущаюсь. — Я не забывала его.       — Вы не пересекаетесь, не общаетесь, как раньше. Когда ты в последний раз ночевала на чердаке?       — Фату, что за ерунда? — не понимаю, в чём меня обвиняют. — Почему я должна ночевать у дворецкого на чердаке?       — Потому что ты его любишь, потому что он тебя любит.       — Я не люблю его! С чего ты взяла?! У меня есть комната, где я живу, одна ночую. Тебе нравится Паскаль? Ночуй у него! Вперёд! — указываю наверх.       — Ты его забыла, — Фату печалится, от Фату пахнет потом.       — Бред! — сворачиваю коврик, отбрасываю к шкафу. — То вы говорите, нельзя любить дворецкого, то — почему ты не любишь дворецкого! Определись уже, тупые ведьмы! Живу, блять, никого не трогаю, детишек учу, пизду чешу красивым членом, а ты обвиняешь меня в забывчивости дворецкого! — ну то есть я его забыла. — Паскалю заняться нечем? Накидай ему учеников, сделай главной прачкой, и так далее в таком же духе. Фату, не смей меня обвинять в своих проблемах. Ты тащишься от Паскаля — забирай.       — Поговори с ним… — у неё текут слёзы. — У вас одна жизнь, а не две разных.       — У нас две жизни и одно сердце! И я изо всех сил стараюсь, чтобы нас не прикончили!       Я не забывала Паскаля, всего лишь расставила приоритеты. В приоритетах совершенствование ведьминской силы. Паскаль где-то сзади топчется.       — Гусеницы мопане, — Фабрис ставит на кровать контейнер. — Высушенные на солнце гусеницы ночных бабочек. Это практически заменитель белка. Чтобы почувствовать вкус, их едят без примесей.       — Подставляй ладошки, потому что я не ручаюсь за себя, — первый жучок без лапок отправляется в рот. Верное решение — потрахаться до еды. — Я чувствую лук, чуть-чуть лука.       — Ага, они обжариваются с луком, чтобы добавить вкус.       — Прикольные, — пихаю вторую, — безвкусные. Чтобы ощутить лук, надо сожрать сушёных жуков. Нет, прикольно и отдаёт лучком.       — Ведьма, — Фабрис пьёт тёмное пиво. — Ничем тебя не испугаешь, не удивишь.       Отец говорил, что танго показывает чувства. Танго обладает голосом. Танго — это двое обнажённых после секса. Мужчина высокий, мускулистый, сильный. Женщина высокая, легкомысленная, азартная. Его правая рука ниже лопаток, моя правая в его левой, левая на спине.       — А счёт? Я не знаю счёт танго. Учительница танцев, учите правильно неповоротливого ученика.       — Погоди, я помогу тебе, — делаю серьёзное лицо, напрягаю связки: — Ich hab den Schwanz wieder drin in meiner Tanzlehrerin… — Фабрис знает немецкий, Фабрис наполовину немец и вовсе не парижанин.       — Ха! Что-о-о?! — от смеха он отпускает меня. — Что за дичь? Какую чернуху ты говоришь! Ха! Опять песенки в голове?       — Романтичная песенка о танго, Фаб! — ударяю кулаком в грудь. — Про нас, очень нам подходит.       Она выйдет в 2023-м. «Надеюсь, я не доживу!» Глаза в глаза, мы не танцуем, руки по швам. Акустическая гитара и кастаньеты. Мои пальцы липкие от крови.

ᴅᴏᴄʜ ʙᴇɪᴍ ᴛᴀɴɢᴏ ᴡᴜʀᴅ ꜱɪᴇ ᴘʀüᴅᴇ.

      Он голый, но в тот момент будет одет. Он отрастит волосы, поседеет, постареет, уйдёт на пенсию. Круглая рана в кадыке.       А он улыбается.

ᴜɴᴅ ɪᴄʜ, ɪᴄʜ ᴡᴀʀ ᴅᴇꜱ ᴛᴀɴᴢᴇɴꜱ ᴍüᴅᴇ.

      Он понимает. Словил выстрел в упор. Насквозь. Задыхается. Он понимает, что умрёт через считанные секунды.       А он улыбается.

ᴡᴀꜱ ɴɪᴄʜᴛ ᴡɪʟʟ, ᴋᴀɴɴ ᴍᴀɴ ɴɪᴄʜᴛ ᴢᴡɪɴɢᴇɴ, ɴᴇɪɴ.

      Кровь заливает грудь. В джунглях он не носит костюмы-тройки и цепи на брюках.       А он улыбается.

ꜱᴏ ꜰɪɴɢ ɪᴄʜ ᴇɪɴꜰᴀᴄʜ ᴀɴ ᴢᴜ ꜱɪɴɢᴇɴ.

      Кровь течёт по животу. Он будет не один, но помощь бессмысленна. Дыра в шее не позволит произнести последние слова. Он произнесёт последние слова за минуту до посадки в вертолёт. Тайна, похороненная вместе с Элен Сибони, его любимой Элли. «А как ты думаешь?» — спросит Фабрис с искренней улыбкой, спросит того, кто похож на мать, а не на отца.       А он улыбается.       Я кидаюсь ему на шею, скрывая слёзы. Фабрис думает: «У ведьмы прилив нежности». Пускай так думает. Я крепко обнимаю его, потому что потеряю. Стук большого сердца разбивает на осколки мою кожу на груди.       Фабрис Сантарелли умрёт в старости не от старости в конголезских джунглях с открытыми глазами на руках сына Матти́аса Сантарелли.       Ложась спать с Фабрисом в одну кровать, я нежно зацеловываю его, проклиная себя за ведьминскую силу. Не спится. Невозможно спать, прокручивая в голове смерть. Плакать. Выплакать злость. Поймала глюк от африканских гусениц. Астрал показал мне будущее в неподходящий момент. Выслушать Паскаля — потерять Паскаля. Выбросить. Выбросить Паскаля из головы оказалось легче, чем принять смерть Фабриса. Дурацкая шуба! Стёртые асфальтом ступни! Гусеница заперта в коконе, на куколке тяжёлая шуба, бабочка оказалась тлёй. Почему люди умирают? Почему салемцы живут долго? Я подарила танго покойнику. Я призналась в любви покойнику.       Я возвращаюсь в отель, когда снегопад усиливается. Фабрис спит сидя на кровати, Паскаль спит сидя на подоконнике. Они искали меня, но не нашли. Они ждали меня.       Бужу Паскаля за плечо.       — Мадам?..       — Поехали домой в Лион. Сейчас же. Без слов.       — Гайя? — Фабрис встаёт рядом со мной.       Никаких объяснений, никаких «Прости» и «Прощай». Он не узнает, никогда не узнает. Мне неизвестно, когда смерть заберёт Фабриса. В любом случае я причастна. Это произойдёт. Что я должна сделать, чтобы Фабрис умер в Африке?       — Почему?! — от моего крика просыпаются Анн Ле и Габин. — Почему?! Почему?! Почему?!       — Гайя? — ведьма включает лампы. — Гайя, что случилось?       На мне мокрая чернобурка, ступни оставляют на паркете кровавые следы. Шлюха в шубе, убитая горем ведьма. Фату с повязкой на лбу и в розовой пижаме телепортируется в эпицентр землетрясения.       — Твои ебучие уроки! Твой ебучий Астрал! Управлять людьми! Двигать людей в будущее! Творить своё будущее благодаря другим людям!       — Почему люди умирают? — спокойно спрашивает Габин, сползая на пол с кровати. — Почему умирают любимые? Все умирают, Гайя. Салемцы живут дальше, — Анн Ле тоже умрёт, Габин продолжит жить без неё.       На следующий день Илона отменяет занятия Предвидения. На следующий день идёт снегопад по моей воле. Я выхожу из комнаты на третий день, а когда прихожу — на гримёрном столике лежат два чёрных перстня.       Я прихожу на чердак на пятый день после команды «Отбой!» от Фату. Молча надеваю Паскалю оникс на безымянный палец. Молча расстёгиваю пижамную рубашку, но не снимаю, обнимаю ледяными ладонями тёплое тело. Я согреваюсь в его объятиях. Звёздочки в гагате ярко светят.       — Прости меня за всё, — шепчу в шею. — Прошу, никогда об этом не вспоминать. Я ни за что не выброшу тебя. У нас одна жизнь. Ведьму сопровождает добрый котик манул.       Мы целуемся у двери не размыкая объятий. Паскаль ведёт меня поцелуями на кровать, пуховым одеялом из поцелуев накрывает слабое тело. Сейчас, рядом с ним, я слышу замедленное дыхание и громкое сердце. Сейчас я понимаю, что не переживу, если увижу смерть Паскаля.