Лампочка

Кирилл Егоров.

До чего ж приятно сидеть, заткнув уши наушниками, в которых басами гремит трек Тони Раута «Карнавал», пока парни трепятся про нашу последнюю игру — ту самую, после которой было интервью, а происходящее после походило на глюк, который накрывает нариков. Потому что два Самсоновых — перебор даже для меня. Но стоило мне понять, что их вижу не я один, как у меня немного отлегло: не хотелось бы узнать, что под конец учёбы в универе поехала крыша. Внезапно, левый наушник куда-то резко пропадает, и я наполовину возвращаюсь в реальность, от которой вечность пытаюсь скрыться. — А без всей этой хрени обойтись слабо? — хмыкает Крепчук. — А я-то думаю, кому тут жить надоело, — фыркаю в ответ. — Хрен ли с вами ловить? Сначала сами от шайбы шарахаются, а потом — помоги, братан, наши задницы от поражения спасти! — Фига ты замахнулся! — укатывается Федорцов. — Может ещё возомнишь себя кем поважнее и в будущем спасёшь наши задницы ещё и от адской сковородки? Я точно помню, что собирался ответить ему что-то остроумное — ну или отпустить элегантный стёб — но где-то в этом промежутке забыл, о чём мы вообще разговаривали. А всё потому, что мозг начало конкретно троить. Ну, то есть, мне показалось, что его троит, когда я увидел «сладкую парочку». Они меня раздражали. Даже не так — они меня безмерно бесили, потому что из-за них я стал неспособен смотреть в сторону кого-либо другого, как только эти двое попадали в мое поле зрения. Новость о том, что Валенцов «новый парень Лизы», была похожа на удар по «шарам» — такая же неожиданная до искр из глаз, выбившая из башки все мало-мальски адекватные мысли. Но при этом и настолько же неприятная. Я всегда понимал, что я и хорошие девочки — это две параллельные, которые ни при каких обстоятельствах не должны пересекаться. И дело здесь не в том, что с правильными слишком много мороки — первое впечатление, адекватное поведение и вся эта прочая херня — а в том, что такие, как Лиза, чаще всего мечтают о серьёзных отношениях с любовью до гроба. Во всю эту розовую муть я не то что бы не верю — просто не вижу в ней смысла. По-началу, все было иначе. Мне казалось, что я ошибся, и Лиза такая же, как и я. Я бы сказал, что нашёл свой идеал среди девушек — никто из нас не претендовал на серьезные отношения. Это было похоже на американские горки, так что за месяц я спокойно мог сосчитать с десяток раз что мы расходились и пламенно мирились. Меня не смущало, где она и с кем, а её — мой разгульный образ жизни. Пока две злосчастные полоски на тесте не разделили наши нестабильные отношения на «до» и «после», обнажив суровую реальность. Лиза требовала того, чего я ей дать был ещё не готов — любовь и семью, но в моей голове я не мог представить, чтобы какая-то девушка ходила по моей квартире; носила кольцо на пальце, надетое мною в ЗАГСе; растила моего ребёнка. Какой из меня, к чёрту, отец, если я себя и постоянным парнем-то не представляю?! Я вовсе не не уважаю противоположный пол, просто если есть обоюдное желание получить удовольствие — грех этим не воспользоваться. К тому же, для большинства девушек это тоже своего рода приключение — переспали и разбежались. Но чтобы строить что-то надёжное и нерушимое — никогда. Потому что серьёзные отношения и я — это два разных термина из двух разных словарей в двух разных дисциплинах. Я часто бываю грубым и не могу гарантировать, что через пару часов мне не надоест общение с любой понравившейся девушкой — а так я спокойно могу помахать ей ручкой и двигаться дальше. В серьёзных отношениях уже хрен отвертишься. Хотя бы потому, что это тоже в каком-то смысле ответственность за чужую жизнь. А я — неисправимый распиздяй и безбашенный придурок с самого рождения. Стабильность — моё второе имя. Ну и как вывод — я мудак. Законченный, неисправимый, непробиваемый мудак. — Э, ты чё такой хмурый? — слышу как сквозь вату голос Димана, потому что от злости даже уши заложило. Отворачиваюсь в сторону, чтобы не дай Бог не выкинуть какую-нибудь хрень в своём персональном стиле, и стискиваю зубы до скрежета. — Я в норме. Брови Федорцова сходятся на переносице. — Ага, как скажешь, — он поворачивается к парням. — Короче так, на днюху скидываемся этому бедолаге на вставную челюсть, ибо от его собственных зубов мало что останется. — Думаешь, он до своего др дотянет? — делано задумывается Дергачев. — Может, лучше на НГ? Жалко ж пацана, молодой ещё, зелёный… — Да идите вы… в багажник! — не сдерживаюсь и ржу, потому что… Да потому что я такой и есть — функции серьёзного степенного человека и полного придурка включаются независимо от меня самого. — Так чё там с игрой? Переводить темы — моя фишка, хотя в этот раз вышло как-то вяло. Ну и пофиг, лишь бы никто из парней не вздумал лезть в мой «внутренний мир» с метёлкой собирать паутину по углам. Тут тема поинтереснее есть – Самсонов и его «биполярка». До сих пор в шоке с того, что университетские паблики ещё не забиты видосами. Уверен, завтра будет то ещё шоу. Однако, и в процессе разговора моя злость никуда не испаряется, потому что, как на зло, в противоположном конце коридора остановилась Метельская, и о чём-то щебетала с каким-то пижоном, а мои глаза то и дело косились в её сторону, будто притянутые магнитом. При этом в теле чувствовалось такое напряжение, вроде я стоял перед выбором: от удара током сдохнуть или с обрыва сигануть. Вот она поворачивается в мою сторону, и даже на этом расстоянии в пятьдесят метров мне кажется, что я отчётливо вижу её глаза — охренительно-нереального синего цвета, в которых можно не просто заблудиться, а реально утонуть. Чёртова синева темнела к краям радужки, напоминая чистейшее озеро с прозрачной водой, и призывала плюнуть на инстинкт самосохранения и заглянуть за «кулисы» — туда, внутрь души, чтобы узнать хозяйку получше. И пока я всё это прогоняю в голове, наверно, по сотому кругу, Кристина смотрит в мою сторону и, кажется, замечает меня. На секунду её губы сжимаются в едва заметную полоску — весьма соблазнительные губки, чёрт возьми, которые приковывают взгляд даже без помады — а после девушка показывает мне средний палец и разворачивается. Детский сад… Я явственно представляю, как догоняю её, хватаю за хрупкую талию, обтянутую свитером, словно второй кожей, и прижимаю к стене. Как наматываю на кулак эти шёлковые золотые пряди, наклоняя её голову назад, открывая себе полный доступ к её губам, шее и всему, до чего смогу дотянуться. Она вполне себе могла бы сопротивляться — чёрт, она точно стала бы отбиваться, будто дикая кошка — но это только подогрело бы мой азарт. Я почти уверен в том, что она даже попыталась бы нанести мне максимальный урон, но в конечном итоге проиграла бы собственному желанию. Резко мотаю головой в стороны, смахивая наваждение. Поначалу мне показалось, что мой план будет сродни прогулке по парку — приятной, быстрой и лёгкой, но, как и все самоуверенные идиоты, просчитался: «работать» с Крис оказалось так же просто, как, если бы Отелло вздумал изображать влюблённого Ромео перед Дездемоной, которую больше всего на свете хотелось задушить. Но сначала трахнуть… Чёрте что и сбоку бантик… — Что, опять на Крис засмотрелся? — не унимается Крепчук. Фыркаю в ответ. — Не ревнуй, Гарик. Ты всё равно самая клёвая блондинка в нашей команде. Парни ржут, пока я уворачиваюсь от подзатыльника, заставив Крепчука досадливо сморщиться. Задний карман вибрирует и отзывается звуком упавшей на стол монетки. Сообщение. И я даже знаю, от кого оно. «Бесишь!!!» Кого-то знатно припекло, если судить по тону смс-ки. Впрочем, у Кристины на то есть все основания. Я играл грязно — признаю, но по другому эта стерва не согласилась бы. — О-о-о, кажись, связь с шаттлом потеряна, — ржёт Крепчук и закидывает руку мне на плечо. — Если тебе не с кем провести ночь, могу набросать парочку идей. Или даже номеров… Ну, или провести мастер-класс, если цыпочки жалуются… — Да отвяжись ты от него, — хмыкает Диман. — У парня уже дым из ушей валит. Натягиваю на губы улыбку и закидываю руки на плечи обоим. — Вы в курсе, что вы самые доставучие сукины дети из всех, кого я встречал? — А вот этого Кирюху я узнаю! Пока ты на баб залипал, у нас тут спор возник… — …кто сверху, а кто снизу? — откровенно ржу. — Да иди ты! — угарает Самсонов. — Может сегодня соберемся где? Трени завтра нет, пары можно и проспать. Э, нет, братан. Просыпать мне завтра никак нельзя. Потому что, если я продинамлю Метельскую и не заеду за ней утром — то та сделает мне харакири. — А спор по какому поводу? — Я, Диман и Захар за то чтобы собраться у кого-то дома, — подаёт голос Файзулин. — А Олег, Влад и Игорян — за клуб. Как видишь, твой голос решающий. — Ну надо же, — усмехаюсь. — От меня зависит судьба вселенной! Дайте мне пять минут — насладиться моментом! — То самое чувство, когда он ещё за прошлый подъёб не поплатился, а уже напрашивается отхватить за новый. Кто-нибудь, перетяните его уже чем-то потяжелее, — потирает рукой лицо Диман. — У меня правнуки поседеют, пока ты будешь выёживаться! — Если ты хочешь набить мне морду — только скажи, — отзеркаливаю в ответ и скалюсь во все тридцать два. — Ну ладно, ладно, — примирительно взмахиваю руками. — Я за клуб. Взяв меня на буксир, Крепчук потащил меня на пары, в арьергарде следовали Влад и Федорцов, и последний никак не мог удержать при себе насмешливые комментарии в адрес меня и Кристины — и кто додумался запилить видео и разместить его в закрепе сообщества универа? — Еба, она тебе вмазала! Признайся, дома ты, наверно, страдал в духе Шекспира: в одной руке склянка с ядом, во второй — кинжал… «Я пропустил джеб от девчонки, нет мне прощенья!» Федорцов театрально прикладывает руку ко лбу, прикрывая глаза, и я фыркаю, обхватывая рукой его шею и притягивая к себе в шутливом захвате. — Шекспир так Шекспир, дружище, — скалюсь во все тридцать два. — Будешь моей Дездемоной? А то мне страсть как хочется тебя задушить! За время скучных лекций я смог восстановить самообладание и даже немного расслабился. А на переменах ничего не мог с собой поделать: глаза сами автоматически выискивали в толпе Крис. Вот только девчонка не хотела мне помогать — первые два перерыва она старательно меня избегала. Может, в нашем универе есть какие-то потайные ходы, о которых я не знаю? На моих губах расплылась усмешка: завтра ей всё равно никуда от меня не деться.

шесть часов спустя

— Пацаны, чет тут тухло… фантазии негде развернуться, — канючит Игорь, кидая хмурый взгляд на танцпол. — Фантазии? — нахмурился Диман. — Да она у тебя с детства хромает! Чтобы фантазировать, надо мозги иметь, а у тебя в голове ветер гуляет. — У тебя у самого в голове перекати-поле, — отзеркалил Крепчук. — Поразительно, как с таким креативом ты до двадцати двух дожил… — Хорош херню городить, идеи подавайте! — не выдержал Влад. — А то мы тут с вашими философскими разглагольствованиями до утра будем тухнуть. Вот же ж… И как это у него вышло такую длинную фразу без ошибок выдать? — Ну так и предложил бы сам чего-нибудь! — не остался в долгу Федорцов. — Мы-то хоть запоминающиеся ночи создаём! Лицо Крепчука неожиданно просветлело. — Вот оно! Давайте себе татухи набьём! Только делать надо одинаковые, чтобы всё как у приличной банды было. — Я тебе щас морду набью, — недовольно поморщился Самсонов. — Это тебе не рисунок мелом на доске. С этой дрянью потом всю жизнь ходить придётся, не отмоешься. Диман язвительно ухмыльнулся. — Только не говори, что ты испугался иголочки, цыплёнок! — Заглохните оба! — осадил я спорящих. Игорь пихнул меня локтем в бок и захохотал. — Тебе бы пошла тату в виде дятла Вуди, вы с ним одинаковые придурки. — А тебе — тату козла, потому что вы оба — те ещё козлы. — Ты выглядишь так, словно доску проглотил, — он похлопал меня по спине и повернулся к бармену. — Плесни-ка пару стопок моему другу. — Я же за рулём, придурок, — недовольно нахмурился я, но возмущался, по большей части, для вида — только такой придурок, как Крепчук, мог не заметить початый стакан «Куба-либре», который я переодически подносил к губам. Или он в самом деле подумал, будто я цежу газировку, пока они ужираются? Передо мной тут же появилось несколько шотов. — Ещё никто не отменял машину по вызову. Или такситутку? Никак не могу вспомнить, как называется та штука, которая приезжает за тобой, когда ты синий в дрова, а твоя задница хрен знает где… Я поморщился от его пьяного каламбура. — Я не брошу здесь свою машину, — говорю, а в мыслях уже мигает лампочка, кричащая о то, что я всегда могу в ней и переночевать. — Ты свою железку любишь больше, чем живых баб. Братан, это дискриминация, — Игорь покачал головой и закинул руку мне на плечо. — Ты совершенно разучился расслабляться. Я не отвалю, пока твои три стопки не сожгут весь твой внутренний мир к чертям собачьим. Я вздохнул. А почему, собственно, нет? Если ром с колой не очищает мозги, может с этим справится термоядерная субстанция в шотах, что, с легкой подачи руки бармена, полыхнула сине-зеленым пламенем? Послав в всё в пекло, я опрокинул содержимое стакана. Жидкость неприятно обожгла горло, но я даже не поморщился, уже давно привык. «Б-52». До боли символично, ибо сегодня слово «блядь» прозвучало из моих уст не меньше сотни раз. — С каким персонажем ты себя ассоциируешь? — услышал я голос Самсонова сквозь алкогольную дымку. Я нахмурился. — Чё за бред? — Да что ты везде суть ищешь? — встревает Диман. — Просто ответь на вопрос! — Отвалите. Опрокинул в себя очередную порцию текилы и скосился в сторону светящегося от счастья Валенцова — даже трезвый он был доволен выше крыши, а уж пьяному сам Бог велел… — Тогда я скажу, с кем ты ассоциируешься у меня, — хмыкнул Влад. — Ты напоминаешь мне Стича: вроде прикольный, но злой — капец; чё говоришь — нихрена не понятно и вообще та ещё псина. Пару секунд мы переглядываемся, и на весь клуб раздаётся наш дикий ржач. — У тебя эмоциональное состояние как у рыбы, — бурчит недовольно Крепчук. — Совсем разучился веселиться. — У рыб нет никаких эмоций, — возражаю в ответ. Диман усмехается. — А вот и есть. Я окинул нашу компанию скептическим взглядом: до чего мы докатились — обсуждаем ихтиологию… — И какие же? — А у них тоже всё плохо, — начинает Влад. — Рыбаки хитрые. Вода мутная. Поговорить не с кем. Крабы дерзят. — Твоих детей жрут с бутербродами, — подключается Захар. — Мумией твоей бабки херачат об стол, — не остаётся в стороне Игорь. Моё лицо вытягивается от удивления, и я перевожу взгляд на Федорцова, который из последних сил сдерживается, чтобы не заржать. Только сейчас до меня доходит, что всю эту херню парни выдумали лишь для того, чтобы вывести меня из застойного болота, в которое меня затянуло. В очередной раз не сдерживаюсь и начинаю ржать до рези в животе и брызжущих из глаз слёз. Наверно, нервное… В этот раз нажать на тормоз вовремя я не успел. То ли мне не очень этого хотелось, то ли моя бдительность ушла в загул, но через полчаса я шатался уже даже сидя на красном диванчике в вип-зоне. Игорь добродушно смотрел на меня остекленевшими от алкоголя глазами и постоянно подливал в мой бокал какую-то бурду, причём её цвет и градус постоянно менялись. Федорцов с Захаром продолжали спорить о том, кто круче — козёл или дятел Вуди, и я поймал себя на мысли, что вообще нихрена не понимаю, что происходит. Все последующие события я запомнил только кадрово. Кадр первый: время — час ночи; мы бухаем уже всей компанией, и никто даже не подумал о том, как после добираться до дома. Но если остальных это не волновало, то меня и подавно. Кадр второй: караоке-бар. Олег и Диман пели дуэтом песню Стаса Михайлова «Без тебя», — восемь раз, — ни единожды не попав в ноты и категорически отказавшись покидать «сцену». Заплетающимся языком я попросил у присутствующих прощения, хотя вряд ли они разобрали мою пьяную речь, и ржал громче всех, когда эти два долбоящера, запутавшись в проводах от микрофона, синхронно грохнулись на передние столы. Звон битой посуды эхом будет отдаваться в моих ушах ещё долго… Кадр третий: наша семерка буквально вываливается из машины у ночного клуба с дерзким, по мнению владельца, названием «Перец». Прочитав его, у меня сразу возникли три вопроса: во-первых, кто, чёрт возьми, додумался так назвать ночной клуб; во-вторых, какой дебил нас сюда притащил; и в-третьих, какого хера мы вообще здесь делаем. Кадр четвёртый: Крепчук нацепил на себя женский парик — где только умудрился его достать? — и, взобравшись на барную стойку, бездарно пытался скопировать танец стриптизёрши, которая в этот момент умело извивалась на сцене. Диман и Влад не то страховали его, не то пытались стащить с этой чёртовой стойки, но в конечном итоге придурков, копирующих стриптизёршу, оказалось трое. Кадр пятый: Захар машет перед моими глазами кожаной плёткой в секс-шопе. Пьяным движением руки я отпихнул его к консультанту, который очень смахивал на «любителя мальчиков», и меня посетило острое желание выбраться из этого грёбаного лабиринта с кучей мазохистских игрушек. По пути нарвавшись на Влада, Димана, Олега и Крепчука, я попытался оторвать их друг от друга: пока двое первых держали вырывающегося и матерящегося на чём свет стоит Валенцова, Крепчук безуспешно пытался правой рукой пристроить кляп у него во рту, так как левая у последнего была пристёгнута розовым бархатным наручником к стеллажу с порно-журналами. Кадр шестой: наша компания плюхается на барные стулья в очередном ночном клубе. Мы снова что-то пили, и пили много, и мой мозг окончательно отказывается воспринимать реальность, отправившись немного покататься на каруселях. Когда я отказался станцевать с Крепчуком медленный танец, он снова обвинил меня в неумении веселиться, за что получил втык по морде. Ну как втык… Моя ладонь вскользь проехалась по его роже, но он, всё же потеряв равновесие, плавное перекочевал на колени к упитому в усмерть амбалу, затянутому в чёрную кожу. Когда я уловил его игривый взгляд, устремлённый на Гара, то понял, в какой именно клуб мы заехали, и предложил рвать отсюда когти, напоследок закинув в себя ещё по паре стопок чего-то ядерного. Кадр седьмой: пытаемся усадить в такси выбывших «из строя» Рената с Валенцовым. Причем последний в двадцатый раз за вечер повторяет, что поедет только с Лизой. Кадр восьмой: Дружно решаем завалится ко мне домой. Кадр девятый: Крепчук предлагает нанять микроавтобус, на что я отвечаю, что ему понадобится катафалк, если тот «не перестанет подкидывать бредовые идеи». Что было дальше? Дальше — полный провал… Веки разлеплялись целую вечность и весьма неохотно. По ощущениям казалось, что вчера вместо алкоголя мы всю ночь пили ракетное топливо: я был вполне себе в адеквате, но внутри чувствовал себя как-то гаденько. Голова трещала так, что хотелось попросту отсечь её себе топором. Поясницу тоже можно было бы отпилить, а вместе с ней ещё и шею, и задницу. В ушах звенел набат, призывая к утренней молитве… Что за херню мы вчера творили и, самое главное, где?! Хоть бы адреса запомнил, чтобы больше не показываться в тех заведениях… А то вот так случайно заглянешь туда уже трезвый, а на стене в почётной рамке твоё фото с надписью «К посещению не желателен!»… Собираюсь перевернуться на бок, когда чувствую на своей пояснице чью-то руку. В голове моментально взрывается рой воспоминаний, в которых я интенсивно копаюсь и пытаюсь вспомнить, где мог успеть подцепить девчонку, но ничего такого на ум не приходит. Впрочем, когда «девчонка» что-то сонно бубнит себе под нос голосом Игоряна, я просто зверею. — Крепчук, твою мать! — ору я, одновременно поворачивая голову в его сторону. Игорь резко распахивает глаза; его непонимающий взгляд сначала устремляется на меня, потом — на его руку, которая всё ещё лежала в опасной близости от моей филейной части. Крепчук издаёт истошный вопль — кажется, даже крестится — и пятится от меня до тех пор, пока кровать не кончается, и этот гений не шмякается задницей на паркетный пол. Уже оттуда слышу его ругательства и недовольное шипение, а сам не могу сдержать ржача, хотя в первую очередь стоит разворотить его физиономию. — Ты какого хрена делал в моей постели? — ржачь по-прежнему меня душит, так что задать вопрос серьёзным и грозным тоном не получается. — На мальчиков потянуло? Крепчук смотрит на меня как на НЛО и, кажется, сам не вдупляет, как очутился со мной на одной кровати, и всё так же не может вспомнить, как включается язык. — Блять, а ведь ты мне вчера перед сном воздушный поцелуй отправил… — издеваюсь над ним. — Нет, я конечно секси, но братан, давай проясним сразу: мы с тобой не будем вместе. Игоряна, кажись, отпускает, потому что по комнате проносится его дикий хохот — аж тройной стеклопакет ходуном ходит. — Кажется, я минералку искал, наверно, дверь перепутал, — выдыхает он, когда вновь может говорить. — А ты не мог мне ночью дать от ворот поворот, когда я только к тебе притащился, что ли?! Теперь чувствую себя педиком! И снова смеётся. Нервно так... — Ты это… свалил бы отсюда по добру, по здорову, пока кто-нибудь не застукал нас тут, — фыркаю в ответ. — А то потом докажи, что ты в той команде играешь. — Зато теперь я точно знаю, что я натурал, — ухмыляется он. — Не то что бы я собирался это проверять… — О, ради святых моих глаз, просто свали уже! Швыряю в него подушкой, от которой этот придурок уворачивается. Плавной походкой от бедра — на всякий случай мозг отмечает, что на нем надеты спортивные штаны — Крепчук дефилирует к двери, и я закатываю глаза. — Поди прочь, ошибка системы, — ворчу ему в спину. У организма было всего три потребности: освободить мочевой пузырь, глотнуть минералки и сожрать упаковку аспирина. Это ж надо было вчера так надраться! Удовлетворив первую из потребностей, направился на кухню прямиком к холодильнику, около которого обнаружился Крепчук. Сушняк во рту был такой, что пол-литра минералки впитались в язык, даже не попав в горло. Со второй бутылкой вышло лучше, но только с третьей я смог ещё и запить пару таблеток аспирина. Качнувшись, уселся на стул рядом с Игорем. Такое состояние было интересное: вроде и не мёртв, но и на жизнь это пространственное балансирование тела совсем не похоже. Я кинул взгляд на часы и нахмурился. В таком состоянии я точно не сяду за руль, поэтому разблокирую телефон и записываю кружок со своей упитой рожей, вещающей, что проспал и пусть Крис вызовет себе такси. Зная Метельскую, выключаю телефон от греха подальше. Но самый эпик меня ждёт дальше, когда я захожу в гостиную. Мне даже приходится проморгаться, чтобы «развидеть» эту картину — прижавшись друг к другу поперёк, вольтом дрыхли Диман и Влад — один на спине, второй на животе. Ни дать, ни взять молодожёны после первой брачной ночи — на обоих только джинсы и носки. Заметив на их шеях засосы, я косился на них уже с подозрением. Пока Диман дрых, лёжа на животе и подложив одну руку под голову, Влад спал на его спине; между их телами было расстояние, но малейшее движение и картина приобретёт неуместный интимный оттенок. Собираюсь разбудить кэпа первым, чтобы спасти остатки его гордости, но не успеваю: сонно поворочавшись и почувствовав тяжесть на спине, Федорцов повернулся и заржал в голос. — Чёрт возьми, Самсонов, к таким отношениям я точно не готов! От неожиданно громкого звука Влад вскакивает, растерянно осмотревшись по сторонам, с трудом отрывая себя от Димана и от пола. Даже то, что я почти до крови закусил губы, не помогло сдержать истерический ржачь от вида Самсонова, который с повышенным рвением проверял на себе наличие одежды. А ещё через пару минут, он с раскрасневшейся рожей и сам присоединился к этому дичайшему аккомпанементу нереальных звуков, которые вырывались из нас ежесекундно. Немилосердно стебу этих «голубков» — не страдать же от похмелья в одиночку! — и слышу в свой адрес столько лестных «комплиментов», что чудом сдерживаюсь от того, чтобы не разнести тут всё к чертям собачьим. Сами, блять, вчера меня стебали, а теперь я «бессердечный сукин сын», «бездушная сволочь», «упырь» и вообще «в конец охуел». — Ну и идите нахер! — всё же вспыхиваю и машу рукой. — Я поехал на пары, а вы, судя по всему, через пару месяцев отправитесь в военкомат. После этих слов я почувствовал себя заклинателем змей, потому что четыре упитые в усмерть тушки синхронно поднимаются на ноги и с бубнёжем начинают приводить себя в порядок. На кухне разгорелась настоящая «битва при Холодильнике» за каждую бутылку минералки, и я порадовался, что проснулся одним из первых. Торможу таксиста возле цветочного магазина — если покорять Эверест, то при полной экипировке. Прохожу мимо тюльпанов и лилий разных цветов и оттенков и почему-то застываю напротив нежно-розовых роз; мысленно пририсовываю им острые ядовитые колючки — такой своеобразный портрет Кристины получается в моей голове — и уверенно выбираю именно их. На парковку приезжаю одновременно с парнями, которые оценивают мою «боевую экипировку». Мой взгляд скользит в сторону Федорцова, на лице которого застыла улыбка а-ля «кое-кто влюбился», когда он красноречиво кивает в сторону цветка. Я уже открыл было рот, чтобы он узнал о себе много нового, но его спасает Самсонов. — У нас что, сегодня субботник? — задумчиво смотрит он на меня, хотя я вижу, что в действительности он давится смехом. — Не понял, — вновь хмурюсь я. — Ну а зачем ещё ты притащил с собой веник? — косит он глаза на мою правую руку, которая уже, наверно, превратила бутон в цветочное месиво, и всё-таки ржёт, явно довольный своей «оригинальной» шуткой. Приходится приложить усилия, чтобы подавить жгучее желание втащить им по его роже. Первым делом оглядываюсь в поисках Метельской; чтобы игра выглядела правдоподобно, мне придётся допустить в свою голову мысль о том, что она мне нравится даже несмотря на то, что каждая ее улыбка для меня — будет куплена за деньги. В восемь тридцать, как по часам, машина такси с Кристиной, наконец, завернула на территорию института. Я дождался, пока она неторопливо выйдет. Сегодня на ней распахнутая серая куртка, толстый свитер мятного цвета и светло-голубые джинсы, и — что самое необычное — белые «найковские» кроссовки, вопреки её любви ходить на такой длинны каблуках, что можно запросто свернуть шею. Ëё волосы забраны в высокий волнистый хвост, а на лице легкая улыбка. Точно такая же расползается и по моим губам. Девушка тоже замечает меня. Её глаза удивлённо распахиваются, а губы приоткрываются, и я чувствую уже привычное мазохистское желание впиться в них поцелуем. Хмыкаю собственным мыслям, потому что… Чёрт, а почему бы не совместить приятное с полезным?