Лампочка

Кристина Метельская.

Вообще я не тот человек, который поддаётся хандре и прочей пробивающей на сентиментальность хрени. У меня никогда не было желания закрыться в квартире и плакать над какой-нибудь сопливой мелодрамой, поедая мороженое. Прежде любые трудности, возникающие на пути, лишь ещё больше подстёгивали меня к действию — заняться собой, когда издевались над внешностью; добиться небывалых успехов в спорте, когда родная мать говорила, что таким бездарностям, как я, ничего в этой жизни не добиться… В конце концов, почувствовать гордость от того, что этот наглый самоуверенный засранец наконец-то оставит меня в покое! Но, именно отсутствие последнего, и заставило меня купить себе проклятое ведёрко фисташкового мороженого, включить ненавистный «Титаник» и захлёбываться дурацкими слезами в полном одиночестве в обнимку с подушкой. А после, случилось и вовсе что-то запредельно невразумительное: в голову полезли воспоминания о детстве — том отрезке времени, который был ещё задолго до того, как я окунулась во взрослую жизнь и поняла, что грязь бывает не только на дороге, но и в людях. Я вспомнила, каково это — просто быть человеком без постоянного самоконтроля, которым я перестала быть слишком рано и ради неправильной цели. Но отступать я не привыкла. Да и уже слишком поздно.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌ Обвожу глазами комнату, пытаясь успокоиться, и обращаю внимание на фоторамку — самую обычную, из тёмного дерева с меленькими завитками на уголках. На фото изображены лишь два человека — я и Тим — мой младший брат. Я уже давно перестала видеть перед собой людей, вместо этого, я вижу безобразные души, скрытые под красивой оболочкой. На секунду мне даже кажется, что их лица искажены злобной гримасой, хотя это, скорее, игра воображения. И всё же, страшно представить, насколько поступок нескольких людей может повлиять на мнение о целом человечестве… Когда умер отец, для меня в мгновение ока все стали одинаково отрицательными персонажами книги, которую невозможно переписать. Монстрами, вышедшими из ночных детских кошмаров. И никакие украшения, дорогая одежда или искусный макияж не сделают их лучше в моих глазах, потому что это будет равносильно тому, как если бы на топор с засохшей кровью прицепили бантик. Даже не знаю, способна ли нынешняя версия меня на подобную открытую и искреннюю улыбку. Сосредотачиваю взгляд на беззубой улыбке брата и понимаю, что уже довольно давно не проводила с ним время. Всё наше общение последние полтора года сводится лишь к коротким телефонным звонкам, если не считать то, что мы практически не пересекаемся, хотя и живем под одной крышей. Я оправдывала себя тем, что у меня слишком загруженный график и слишком много упавшей на мои плечи работы, чтобы каждые выходные проводить вместе, но на самом деле — я просто стыдилась того, что рядом с ним держать лицо у меня не получится. Никогда не получалось. Я сука, я знаю. Меня можно описать всеми теми избитыми фразочками из книг, фильмов и сериалов. Да, я просто ходячее клише! Хотя в любой экстренной ситуации — даже за мать, как бы я не утверждала, что ненавижу — порвала бы кого угодно на чертов британский флаг. Но ведь это совершенно не оправдывает моё отношение, верно? От окончательного позора меня спасает то, что Тим уже давно спит — не знаю, что бы подумал брат, увидь меня в таком состоянии на полу посреди ночи. Скорее всего, ничего хорошего — решил бы, что у меня не все дома и посоветовал бы вызвать санитаров. И в какой-то степени был бы прав. За этими мыслями совершенно не замечаю, как наступает рассвет. Я благополучно пропускаю будильник, который напоминает мне о пробежке, и прихожу в себя только в тот момент, когда напротив меня на корточки опускается Тимур. — У тебя что-то болит? — с беспокойством спрашивает младший брат. Мои слёзы давно высохли, но видок, полагаю, был ещё тот, так что не удивительно, что он спросил именно про здоровье: он совершенно не привык к тому, чтобы я расстраивалась «по пустякам». Прежде, он никогда не видел моих слёз потому, что я соскучилась по «прежней себе». Качаю головой и поднимаюсь на ноги: меньше чем через час за мной должен заехать Егоров, а мне ещё нужно позавтракать и привести себя в порядок. Тим удивлённо смотрит на пустое ведёрко, которое ещё недавно было заполнено мороженым, и переводит взгляд на меня. — Ты что, съела всё одна? Я вот не могу понять: в его голосе было недоверие, что я в принципе могу такое сделать, или он обиделся, что я это сделала одна? Внимательно смотрю в его лицо, чтобы понять, что он имел в виду, задавая этот вопрос — глупый, на мой взгляд, потому что кроме нас двоих здесь никого нет, а он сам к мороженому не притрагивался. В этот момент, телефон пиликает звуком уведомления. Открываю телеграм, где на меня смотрит сонное лицо Егорова, говорящее, что он проспал и забрать меня не сможет. За…шибись просто. Сам этот цирк придумал, теперь сам и сливается. — О, сеструх, ты че, нового па-а-арня подцепи-и-ила-а-а? Мда, проморгала момент, когда одна любопытная Варвара, засунула свой нос через мое плечо, заглядывая в мобильник. Впрочем, ему итак было прекрасно слышно: «детка, я проспал, вызови такси». — Просто друг, — фыркаю, наливая кофе, и протягиваю кружку Тиму. — И что ты мне расскажешь о своем дру-у-уге, — брат опять растягивает слова, словно ни капли не верит в эту версию. — Давно вы дружите? — Давно ты таким мудаком стал? — закатываю глаза. — Не лезь не в своё дело, иначе угроза про лишение карманных станет реальностью. Что случилось с моим плаксивым младшим братиком, который бегал за мной хвостиком и чуть ли не боготворил меня? — Да ладно, сеструх, ну чего ты? Я ведь забочусь о тебе, переживаю. Если ты начала с кем-то встречаться, то мне ведь интересно. — Мы не вместе. — Просто секс по дружбе? Я не осуждаю, Крестик, но это не… — Господи, придурок ты заботливый, прекрати нести чушь. Это мой знакомый, я ему помогаю в одном деле. — И в каком? — Играю девушку перед его бывшей. Я не рассказываю Тимуру о деньгах. Просто в общих деталях, без ненужной шелухи. Мне, в любом случае, нужен хоть кто-то для советов и поддержки. Если всё держать в себе, то долго можно не выдержать, а брат, когда перестанет смеяться, точно что-то посоветует. Ну или, для начала, будет точно знать о том, куда и с кем я сегодня поеду. Пускай, Егоров и не казался мне психом или опасным. Немного мудак, немного наглый — классический набор успешного парня. Который слишком хорошо целуется. Так, что у меня до сих пор покалывает губы. И кажется, что чувствую его аромат. Закинул, блин, к себе на плечо. И всю собой пропитал, что кажется будто его запах проник мне под кожу. — Блин, Крис, только ты так можешь влипнуть. Начни приставать к этому… как его…? — Олегу? Сомневаюсь, что это поможет. — Значит, вперёд в чужую постель. Ты же хочешь помочь Кириллу? Или в его постель хочешь больше? — Ты такой придурок. Отношения с Тимуром всегда колебались с нестабильным графиком. То он не по годам заботливый младший брат, к которому действительно можно прийти за помощью, а то мудак. Хуже Егорова, намного. Усаживаюсь за стол, помешивая сахар в чае. Обычно пью без него, но мне срочно нужно хоть что-то сладкое — а лучше крепкое — чтобы отвлечься, и не возвращаться мыслями к Егорову. Это точно связано с новолунием, общим помешательством и тот парень наверняка что-то добавил в моё латте, потому что адекватных причин целоваться с хоккеистом у меня не было. — Не больше тебя, сеструх. Придурок и недальновидная — отличный семейный портрет. — Помечу это я — недальновидная? — Пацан явно не простой, красивый. Заметила бы, станешь настоящей девушкой и вся в шоклоде. Мечта, а не жизнь. Но, на случай, если захочешь сделать какую-то хрень, вспомни, что это я разбил те твои духи. Тогда ты точно захочешь вернуться домой, чтобы надрать мне задницу. Это так. Дотянувшись до него, мои пальцы добираются до ребер. И я знаю, что поступаю подло, но этот мелкий засранец этого заслужил. Поэтому, почти с чистой совестью, начинаю его щекотать, ибо он с детства боится щекотки, как атомной войны. — Хватит, — братец сгибается пополам, смеясь. — Отвали от меня! На один единственный глупый миг я почти забыла, насколько паршива наша жизнь. Почти забыла. У меня другие приоритеты, и Егоров уж точно не касается ни одного из них. На территорию универа попадаю аккурат ближе к началу первой пары. И вот, когда я захлопываю дверцу машины такси и оборачиваюсь — натыкаюсь на весьма недвусмысленный взгляд хоккеиста, который тут же приходит в движение, направляясь в мою сторону. Его левая рука покоится в кармане пальто, а пальцы правой сжимают розу нежно-розового цвета. Как только окружающие понимают, что Егоров направляется в мою сторону, движение на парковке словно замедляется. А мне показалось, что удары моего гулко бьющегося сердца были слышны даже в другом крыле учебного корпуса. Нервное, наверное… Закатваю глаза, а из груди вырывается отчаянный стон. Мне теперь каждый день придется мириться с этими показательными выступлениями?! Кирилл тормозит лишь тогда, когда между нами не остаётся ни одного сантиметра свободного пространства. При этом, не делает ничего, чтобы заставить моё сердце биться ещё чаще — просто пристально смотрит в мои глаза — но я всё равно продолжаю чувствовать гулкие удары о рёбра. — Ты же говорил, что тебе придется постоянно дотрагиваться до меня, чтобы поддерживать легенду, — не выдержав, говорю я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Но она никак не хочет разряжаться… Наоборот, после моих слов глаза парня вспыхивают с новой силой, посылая по телу нервную дрожь. — А тебе хочется, чтобы я до тебя дотронулся? — лукаво спрашивает он, пройдясь глазами по моему телу от макушки до пяток. — Очень удобно — заставить меня сказать, что это нужно мне, чтобы потом делать со мной всё, что захочется, — фыркаю в ответ. Пока Егоров думает над остроумным и метким ответом, огибаю его и направляюсь ко входу в универ, мысленно рисуя на доске 1:0 в свою пользу. Вот только уходить мне никто не разрешал, как я поняла чуть позже: чья-то сильная рука хватает меня за подол куртки и тянет назад до тех пор, пока я не впечатываюсь в крепкую грудь. — Так лучше? — раздаётся тихий вкрадчивый голос прямо над ухом. — Кстати, на нас в упор смотрит Лиза… Спасибо, кеп. На нас сейчас только слепой не смотрит! — Посмотри на меня, — слышу его тихий шёпот, от которого по телу бегут мурашки. Соблазн воспротивиться слишком велик, но пока он платит — приходится наступить на горло своим желаниям, и я, подчиняясь его просьбе, утыкаясь взором в горящую бездну. Кажется, я начинаю к ней привыкать, и она уже не вызывает во мне такого первобытного ужаса, как раньше. Усмехаюсь и закатываю глаза — вот уж не думала, что Егоров перестанет меня бесить. Наверное, и впрямь нервишки шалят, раз причудилось, что я на него реагирую… Укладываю свои руки поверх его, которые обнимают меня за талию, и вдыхаю поглубже для храбрости. — Я тоже соскучилась… — говорю, нарочно громко. Облегчённый выдох в мою макушку выдаёт Егорова с головой — изображая из себя невозмутимого мачо, внутренне в данный момент он очень уязвим. По крайней мере был, потому что теперь, судя по тому, что его руки проникли под мою куртку и прикоснулись прямо к коже, неуверенности в том, что я резко решу дать заднюю — он не испытывал, от слова совсем. Осторожно выкручиваюсь из объятий парня и, чтобы это не выглядело, как бегство, оставляю легкий поцелуй на его щеке. Напоследок, успеваю заметить задумчивый взгляд Лизы, но не даю себе возможности зависнуть на этом. Увертюра пройдена… Возбуждённые шёпотки начинаю улавливать ещё до того, как достигаю своей аудитории. Недоумённо осматриваясь по сторонам, замечаю возбуждение и неверие, застывшее на лицах студентов. С присущими мне параноидальными наклонностями ожидаемо решаю, что дело во мне и Егорове — полагаю, мало кто в универе не заметил наших обжиманий, яростно перекрещивающихся взглядов во время ссоры — по крайней мере, с моей стороны — и последующего поцелуя. Но на меня никто не обращает ровным счётом никакого внимания, оживлённо обсуждая что-то между собой, при этом дружно уткнувшись лицами в экраны гаджетов, и я совершенно не понимаю, что происходит. Это не прекращается даже в аудитории, куда я захожу, скрываясь от всеобщего безумия, потому что здесь галдёж, ограниченный небольшими размерами комнаты, усиливается ещё больше. Он едва ли прекращается, когда вместе со звонком в аудиторию входит преподаватель — и то, наверно, потому, что именно Валентину Викторовну все без исключения боялись. — Я что-то пропустила? — спрашиваю у Даши — своей соседки по парте. Судя по тому возбуждению, которое напрочь снесло тормоза у всех без исключения, к нам в универ как минимум приезжает… ну не знаю, Бред Питт, например. Даша окидывает меня взглядом, а-ля «ты че, прикалываешься?», но увидев на моём лице искреннее недоумение, удивлённо округляет глаза. — Ты-то как можешь не знать? С Егоровым встречаешься, а он, можно сказать, в гуще событий! От таких туманных объяснений мой мозг испытывает желание завернуться в узел, потому что… Что опять натворил Егоров, и почему об этом не предупредил меня?! — Мы сегодня ещё не виделись, — в открытую вру я, не особо испытывая по этому поводу угрызений совести. — Так в чём дело? — У Влада Самсонова есть брат близнец, прикинь?! — чуть ли не подпрыгивая на месте, выдаёт Дашка. — Вот прям вообще одно лицо, как на ксероксе! Недоумённо хмурюсь. — И что? Восторг Шумаковой иссякает как по щелчку пальцев. — А вроде производишь впечатление умной девушки… — обречённо стонет она. — У САМСОНОВА ЕСТЬ БЛИЗНЕЦ! Я же говорила! А мне никто не верил!