Úlfsins

Весна медленно расцветала, переходя в мягкое лето. В Уппсале бурлила жизнь. Люди, улыбаясь, сновали из двора в двор, обменивались тем, что смогли добыть или взрастить. Уён сидел рядом с Минги в тренировочном лагере. Прошел почти месяц с того момента, как Сан и его стая стали личной дружиной наследника. Уён время от времени посещал их тренировки, контролируя процесс. Безусловно, он доверял Минги, но вносил свой вклад в подготовку воинов. Уён хотел поговорить с Саном. Раз ульфхеднар теперь главный в дружине, он должен быть осведомлен о походе на Англию. Наследник дождался конца тренировки и попросил Сана пройти за ним. Альфа, вытирая рукавом рубахи пот со лба, последовал за Уёном, ожидая интересный разговор. Их отношения было трудно назвать безупречными, но теперь они научились говорить друг с другом, а точнее — находить подходящее время для разговора. Если у обоих было доброе расположение духа, они могли обсудить детали тренировок или набегов, но если хоть один из них был зол, приходилось избегать диалогов. И Уён, и Сан были уверены в своей правоте, поэтому любое расхождение во мнениях неизбежно приводило к конфликту. Уён привел Сана в медовый зал. Воин уже бывал там, но каждый раз чувствовал странное волнение, проходя в дом конунга. Торбьёрна в зале не было. Оно и к лучшему. Сан знал, как к нему и его воинам относится конунг. С этим ничего не поделать. Торбьёрн славился своим тяжелым характером, и перечить такому человеку просто бессмысленно. Сан прошел по длинному дому, деревянные стены которого приятно пахли сосной. Уён жестом предложил ему сесть за стол. — Зачем ты меня позвал сюда? — Нужно поговорить о будущем. Я, признаться честно, никогда ранее не бывал за пределами Свееланда, оттого плавание к берегам английским меня пугает и захватывает. Ульфхеднар обратил внимание на то, что Уён был необычайно подавленным. Обычно при людях наследник вел себя иначе — громко смеялся с друзьями, а недругов строго ставил на место. Он был сильным, но сейчас отчего-то выглядел уязвимым. — Я сам нигде толком не бывал. Только вот в родном Хордаланде, что в горах Норвегии. Уён заинтересованно наклонил голову, пристально глядя на Сана. — Поведай мне о жизни там… в холоде. О своем прошлом. Сан почувствовал, как по спине пошли мурашки от упоминания его былой жизни. Но Уён выглядел так беззащитно и растерянно, что Сан не смог отказать. — Я родился в Хордаланде. Пастбища там скудные, как и пахотные земли. С детства папа учил меня ловить рыбу, разбивая лед. Жили мы бедно. В нашем поселении был один двор — двор ярла. По весне вылезали зайцы, но были они до того тощими, что проку с них никакого. Мы охотились на зверей побольше. Одного медведя нашей семье хватало почти на месяц, особенно после того, как отец… Ульфхеднар замолчал резко, будто обжёгся о что-то раскалённое. — Твой отец… он…? — Погиб. Его убили в лесу. Мы с папой и братьями остались одни. Они были совсем маленькими, поэтому даже не запомнили отца. — Прости, что я спросил об этом. — Нет. Не извиняйся, Уён. Ты спросил меня о прошлом… Это важно. Отец говорил, что без прошлого не построить будущего. Урд поучает Скульд, так же, как и прошлое учит нас жизни. Я могу поведать тебе о том, что было после того, как остальная часть моей семьи погибла. — Они все…? Уён взглянул на лицо Сана. Черные, как ночь, глаза. — Да. Они все были убиты мятежниками. Когда я вернулся из леса, они уже были мертвы. Я отомстил за них, но рана на моей душе была настолько глубока, что мой волк взбесился, начал биться внутри, как проклятый. И тогда я убежал из отчего дома куда глаза глядят. Мне было… страшно. Страшно, что я стал близок со стаей, что я мог потерять и их… — Куда ты убежал? — В лес. А там встретил выдающегося человека. Прекрасного мудреца, сильного воина. И никто не знал, откуда он пришел и как долго был отшельником в нашем лесу…

Воспоминание

10 лет назад.

Нехватка воздуха. Легкие сжимало от холодного воздуха, но Сан продолжал бежать, бежать, бежать… Бежать, пока его ноги не отказали, и он не упал на землю, мокрую от подтаявшего снега. Сан закричал так громко, как только мог. И кричал бы еще долго-долго, но его голос быстро пропал. Сан тяжело дышал, горячие слёзы дорожками катились по щекам, чуть ли не превращаясь в кристаллики льда. Та весна была, как всегда водилось в Хордаланде, холодной. Сану исполнилось четырнадцать лет, и он потерял все, что у него было — семью и дом. Он хотел затеряться в вечнозелёных хвойных лесах, никогда не возвращаться обратно — туда, где умерла часть его сердца. Что-то глубоко в груди болело, тянуло невыносимо сильно, а волк все не унимался. Он выл, плакал, сострадая своему носителю. Последнее, что помнил Сан — темнота, преследовавшая его всю его жизнь. Он уснул на земле, там, где и лежал, обессилев. Но проснулся не на холодной почве, а в теплом жилище, которое было ему доселе неизвестно. Открыв глаза, он понял, что находится в пещере, на стенах которой играют блики пламени от костра. В пещере пахло жареным мясом, запах которого навевал воспоминания о родном доме. Сан проглотил ком в горле, потому что увидел у входа в пещеру грузную фигуру взрослого мужчины. На плечах его была накинута тяжелая шкура темно-коричневого цвета. Волосы мужчины — длинные и такие же темные, как и шкура зверя — были кое-где спутаны, а где-то заплетены в неаккуратные косы. Войдя в пещеру, мужчина снял шкуру и откинул ее в сторону, тяжело выдыхая и присаживаясь на холодную землю с проталинами около костра. На огне жарился большой кусок мяса дикого зверя. Мужчина перевернул вертел другой стороной, чтобы еда сготовилась равномерно. Сан смотрел на незнакомца долго и пристально, но тот будто не обращал никакого внимания. Мужчина занимался своими делами, попутно следя за мясом. Кажется, он обрабатывал кожу, которую содрал с животного, чья плоть должна была стать ужином. На улице уже стемнело, когда мужчина впервые обратился к Сану. — Чего разлегся? Не видишь, мясо готово, — низкий строгий голос мужчины сперва напугал Сана. Он вздрогнул, но вида не подал, лишь молча поднялся со своего места и подошел к костру. — Ну же! Бери-бери. Для тебя отловил. — Спасибо, — тихо и неожиданно хрипло произнес Сан. Горло болело из-за крика, и кашель непроизвольно вырвался из груди. — Ты, малец, кажется, совсем расхворался… Не дело это. Ну ничего-ничего. Подлечим. А как подлечим, расскажешь мне, что привело тебя в лес. Я нашел тебя, когда охотился… Ох, плохо дело… Вдруг ищут тебя родители твои, а ты тут со мной трапезничаешь… — Не ищут. Некому искать, — сухо ответил Сан, откусывая от мяса большой кусок. — Вот оно что… Ну ничего-ничего… Будешь мне первое время помогать, а потом увидим, что тебе норны уготовили. Ох, несчастное дитя… Что смотришь на меня зверем диким? Ешь давай хорошенько. Слабак мне в быту не помощник… Как звать-то тебя? — Сан. А вас? — Чонхо. Меня зовут Чонхо Медвежий Клык. Так меня раньше в деревне звали… Странно ты пахнешь, малец. Неужто у тебя зверь есть? — Есть. Чонхо улыбнулся и задумчиво покачал головой. Он несколько раз глубоко вдохнул через нос, чтобы распробовать запах Сана. — Кажется, волк… Вот оно что. — А у вас медведь, верно? — сказал Сан, снова откашливаясь. — Да-да. Верный друг мой. Как тебе удалось найти своего зверя в таком юном возрасте? — Меня и мою, — Сан запнулся, обжигаясь о слово «стая», которое крутилось у него на языке, — меня и других мальчишек из селения отправили в лес на зиму. В первый же день мне довелось сразиться с прекрасным большим волком. Он отдал мне свой дух и шкуру, но ее я оставил… там. — Эх, молодые люди всегда склонны поступать опрометчиво. Ну ничего. Вернем мы тебе шкуру. Да и помереть тут я тебе не дам. — Почему вы это делаете? — Ты напомнил мне меня. Всякое было в прошлом. Но прошлое на то и прошлое. Давай, ешь-ешь. Я пока пойду в лес, проверю, чтоб дикие звери тут не бродили. Чонхо вышел из пещеры, оставив Сана одного со своими мыслями. Сан был в смятении. Он бежал в лес, надеясь на смерть, но остался жив. Немного охладив голову, возможно, он и осознал бы, что смерть не сможет спасти его от выжигающего чувства горя. Но это самое горе застилало глаза, пережимало горло. Нужно чуть больше времени, чтобы избавиться от него.

***

Лето уже подходило к концу. Дни летели один за другим. Каждый из этих дней был по-своему тяжелым и интересным. Чонхо обучал Сана всему, чему должен обучить своего сына отец. Всему, что может быть полезно в жизни и бою. Чонхо, будучи опытным воином-берсерком, передал Сану огромное количество важных знаний. Каждый их вечер заканчивался ритуалом, а утро начиналось молитвой богам. В один из таких вечеров после ритуала Чонхо позвал Сана в глубь леса. — Пришло время рассказать тебе о моем прошлом. А то ты совсем зачах тут со мной. Может быть, ты захочешь что-то изменить, — сказал Чонхо, задумчиво глядя в даль. — Изменить? — Да, сынок. Присаживайся. Разговор будет долгим. Сан, не сводя с Чонхо глаз, опустился на мягкую траву и обнял свои худые колени. — Я родился в небольшом поселении. Еще меньше, чем Хордаланд. Мои отцы воспитывали меня как настоящего воина. Никогда не позволяли себе быть со мной нежными. Я рос обычным юношей, но все изменилось в один день. Тогда я уже поступил на службу к вожаку. Наше войско отправили в лес, так как набеги воров сильно участились. Именно в лесу я встретил его… Предназначенного мне судьбой омегу. Он был одним из пленников альф-разбойников. Я спас его не раздумывая. Перебил там всех, но нашему счастью не суждено было жить долго. Когда я снова отправился в лес, на наше поселение напали, и он был убит. Мной завладела ярость. Все, о чем я мог думать — месть. И я отомстил. Наверное, ты поймёшь меня… Эта месть не принесла мне никакого утешения. Сердечная боль была слишком сильной. Я не смог защитить его, не смог даже попрощаться… Тогда я и стал отшельником. Я боялся, и что уж там таить, до сих пор боюсь сближаться с кем бы то ни было. А когда появился ты, я почувствовал, что мы похожи. Мне бы не хотелось, чтобы ты упустил земную жизнь, как я, — Чонхо замолчал ненадолго. — Тебе нужно возвращаться, но перед этим я должен научить тебя тому, без чего ты не обойдешься в бою. — Возвращаться? Я не хочу возвращаться! Как я могу… — Я не могу решать за тебя и выгонять тебя не стану. Просто подумай о моих словах. Чонхо оставил Сана наедине со своими мыслями. Одного в огромном лесу, который был даже не сравним с размером тяжести, что упала на его плечи. Он знал, что ему не убежать навсегда, знал, что рано или поздно ему бы пришлось вернуться.

***

Утром следующего дня Сан нехотя плелся за Чонхо к реке. Юноше так и не удалось уснуть, и всю ночь он просидел около пещеры, глядя на бесконечное небо. Бурная лесная река журчала радостно, совсем недавно пробудившись от ледяного заточения. Даже летом солнце светило не достаточно ярко, чтобы быстро растопить свирепый лед. Сан смотрел на воду, задумавшись о своем, пока Чонхо раскладывал на ближайшем пне что-то, что принес с собой. Обернувшись, Сан увидел, что Чонхо имел при себе несколько грубых кинжалов, пару стрел, топор и кучу старого тряпья. — Чонхо, зачем нам это? Мы будем охотиться? — На тебя, сынок, — сказал берсерк, улыбнувшись. Сан испуганно взглянул на Чонхо и глухо сглотнул. От услышанного его волк заметался неистово, зарычал, предупреждая об опасности. — Ну что же ты так напряжен! Не думаешь ли ты случаем, что я говорил серьезно? Даже твой запах изменился! До чего же пугливый мальчишка! — добродушно протянул Чонхо, закончив приготовления. — Тогда для чего тебе оружие, берсерк? — недоверчиво спросил Сан. — Вытяни руку вперед. Сан насторожился, но выполнил просьбу, мгновенно пожалев об этом. Чонхо одним из кинжалов полоснул Сана, оставив чуть выше запястья большую рану. — Что ты сделаешь, если с тобой такое случится в битве? — Что? Что ты несёшь? Почему ты это делаешь? — нервно спрашивал Сан, чуть ли не срываясь на крик. Сан прижал ладонью рану, пытаясь остановить кровотечение, но разрез был слишком глубоким и длинным. Кровь капала на землю, пачкала все вокруг, включая одежду. Сан запаниковал от внезапного нападения, которое могло стать для него смертоносным. — Возьми лоскуты на пне. Быстрее! Ты же не желаешь отправиться в туман? — грозно прикрикнул Чонхо. — Нет-нет… не хочу… умирать. Сан всегда отличался волей к жизни. С самого детства его тело не давало ему погибнуть, а когда у него появился волк, все стало еще серьезнее. Он брал сознание Сана под свое управление, менялся с ним местами, действовал быстрее, чем способен обычный человек. — Останови кровь. Сан по-животному взглянул на Чонхо своими желтыми глазами, цвет которых уже успел измениться с приходом волка, схватил кусок ткани, обмотал вокруг руки, приостанавливая таким образом кровотечение. — Тебе нужно зашить рану, волк. Справишься? Ульфхеднар лишь фыркнул недовольно, подошел к Чонхо и протянул руку. — Давай иглу. — Не знал, что дикий дух может быть таким способным… и свирепым, — сказал берсерк, вкладывая в раскрытую ладонь юноши иголку и нитку. Сан, пошатываясь, дошел до реки, чтобы промыть рану. Вода окрасилась кровью, смывая своими потоками такой же кроваво-красный лоскут. Сан, бледный как снег, вернулся к Чонхо и сел около пня с иглой в руке. Волк успокаивался, стараясь довериться Сану, который пытался убедить его, что все в порядке. Глаза юноши меняли цвет на привычный черный, пока он неумело стягивал швы на порезе. — Ты хорошо справляешься, Сан. Я дам тебе немного отдохнуть, а потом мы продолжим обучение. Тебя ждут лук и топор, ульфхеднар, — Чонхо сделал акцент на последнем слове, будто доказывая, что он признает Сана, как воина-берсерка.

***

После всех испытаний от Чонхо Сан слег с жаром. Его тело, слишком перегруженное, устало от борьбы с травмами. Волк, кажется, совсем уснувший, никак не способствовал выздоровлению, но Сан не гневался. Он был благодарен ему за помощь. Теперь Сан знал, что он всегда может положиться на своего зверя. К тому же, Сан совсем не злился на Чонхо, несмотря на его методы воспитания.

***

— Кинжал взял? — Взял. — Топор? — Чонхо, я собрал все нужное еще несколько дней назад. — Ты не серчай на меня. Всё-таки ты мне теперь как сын родной. — Я не злюсь, Чонхо. Спасибо тебе за заботу! Решение о возвращении домой далось Сану нелегко. После разговора с Чонхо прошла целая зима. За это время Сан сильно вырос и возмужал. Благодаря взрослению он чувствовал себя увереннее, хотя он и не мог представить, как отреагируют на возвращение его товарищи. С того момента, как Чонхо нашел его обессиленным и разбитым, прошел год. Год, за который Чонхо смог стать достойным наставником для Сана. Но жизнь никогда не стоит на одном месте, и некоторых людей приходится отпускать. Крепко обняв Чонхо, Сан сделал шаг на путь к своей новой жизни в старом месте.

Конец воспоминания

Когда Сан закончил свою историю, Уён лишь молча смотрел на него с сожалением и гордостью. До этого рассказа наследник даже не мог подумать, что главе его дружины пришлось так нелегко, что его путь был тернистым и полным страха. Все это заставило Уёна сильнее уважать силу Сана, даже если ульфхеднар все еще действовал ему на нервы. Сан тоже молчал, не зная, как разрядить напряжение, что он принес вместе со своими воспоминаниями. Его взгляд метался по дому, обратив внимание на окна, небо за которыми окрасилось в тёмно-синий цвет. — Я, наверное, пойду… Темно уже, — сказал Сан, наконец-то найдя повод для того, чтобы уйти. Уён кивнул, тем самым безмолвно попрощавшись.

***

Тренировки ульфхеднаров шли полным ходом. Минги, которому было поручено переобучение воинов, не давал поблажек, серьезно относясь к своему делу. Сан же, в свою очередь, учился быть не просто вожаком стаи, а хёдвингом дружины наследника. Утренние тренировки начинались с восходом солнца, когда в дом, выделенный ульфхеднарам, заходил Минги и будил всех своим громким голосом. После этого войско отправлялось в лагерь или изредка в лес. Сану было комфортно в лесу, и он предпочитал такие тренировки городским. Но он заметил одну странность. Каждый раз, когда ульфхеднары с Минги отправлялись в лес, мимо них проходил Уён, судя по всему, следовавший в хижину Сонхва. Природное любопытство Сана не давало ему покоя, но напрямую спросить об этом у Уёна он не решался. В одну из таких лесных тренировок воины сильно вымотались, поэтому Минги позволил им отдохнуть. Тогда в голове Сана пронеслась мысль. А что если он проследит за Уёном? Вдруг наследник ходит не к Сонхва вовсе? — Минги, я пойду прогуляюсь, — тихо сказал Сан, подойдя к берсерку. — Только не говори моим ребятам. Хочу побыть один. — Не опаздывай, — строго произнес Минги и, чуть смягчившись, добавил, — и будь осторожен. Мало ли какая живность в лесу бывает. Сан вышел на широкую тропу, которая вела к петляющим между деревьев тропкам поменьше. Они вели к отдаленному жилищу Сонхва, где предположительно и был Уён. Знакомый путь не занял много времени, и вдалеке уже виднелась серая деревянная хижина лекаря. Сан решил не подходить слишком близко и притаиться в кустах. Его слух позволял разобрать разговор. Он определенно слышал Уёна, его звонкий смех, который редко звучал в присутствии кого-либо кроме Сонхва или Минги. — Уён, твои прекрасные волосы так сильно отросли, — сказал Сонхва. Как понял Сан, лекарь заплетал Уёна. Такое бывало раньше, когда ульфхеднар ночевал у Сонхва. — Да, совсем я за ними не следил. — Не состригай их. — Почему? — В них хранится твоя мудрость и сила. Да и к тому же они столь красивы, что даже я восхищен. Уён рассмеялся и поблагодарил своего верного друга. — Сонхва, совсем скоро мы отправляемся в плавание. Мне даже не верится, что отец позволил… Надеюсь, ты дашь мне то снадобье? Сан навострил уши, услышав о каком-то снадобье. — Конечно, дорогой Улль. Я уже приготовил его для тебя. Думаю, столько будет достаточно! Однако мне нужно, — Сонхва осекся, словно боясь собственных слов, которые вот-вот должны были вырваться. — Что такое? — голос Уёна прозвучал обеспокоенно. — Я видел кое-что… о вашем походе. — Видел? — Да… Духи показали мне… — Что-то пойдет не так, верно? — Нет-нет, что ты. Вас ждут преграды, но вам удастся их преодолеть. Я видел во сне бушующее море, но вы не отправитесь к Йормунганду. Сан, уловив слабый запах Сонхва, понял, что тот лукавил. Он наверняка знал больше, чем мог сказать. — Боги с нами. Скоро я схожу в хоф и попрошу их о помощи. — Мудрое решение, Уён. Все почти готово, я отдам тебе снадобье, а потом воротись домой. Может быть, по пути встретишь кого-то, кто прячется неподалеку. — Ты о чем? — Не волнуйся, просто шучу. Сан понял, что Сонхва имел в виду его. Информация, которую ему удалось узнать, совсем не помогла, лишь запутала его сильнее. Что за снадобье? Почему Сонхва лукавил? Как он учуял Сана на таком расстоянии? Не найдя ответы на эти вопросы, Сан вернулся к стае на тренировку.

***

Вечером того же дня, после того, как ульфхеднарам было позволено свободно провести вечер, Уён пришел в их дом, подзывая к себе Сана. — Пойдем, Сан. Драккары почти готовы. Уён незаметно улыбнулся, не позволяя Сану видеть свой восторг в полной мере. Да и к тому же наследник сам еще не знал, в каком состоянии корабли. Ему не хотелось, чтобы альфа, получивший неверное представление о масштабах флота, разочаровался. После откровений Сана Уён постарался быть с ним мягче, но не переходить границы. Наследник и его хёдвинг быстро добрались до залива, в котором и проходили сборы кораблей. Множество людей, которые помогали с загрузкой продовольствия, с проверкой драккаров, толпились вокруг красивых суден, пришвартованных у берега. Уён с замиранием сердца смотрел на свой флот, который он возглавит. Его детской мечте вот-вот предстоит сбыться. — Уён, нам нужно заранее обсудить набег. Ты же имеешь представление, куда именно мы плывем? — спросил Сан, отвлекая Уёна от фантазий о море. — Мы плывем в Нортумбрию. Поговаривают, что сейчас там какие-то проблемы с властью, поэтому мы и торопимся со сборами, — ответил Уён, не отрывая взгляд от прекрасных драккаров, принадлежащих ему. — Ничего не слышал о Нортумбрии. Это на севере земель англов? — На востоке. Не думаю, что это имеет для тебя особое значение. Лучше займись разработкой плана. Я понимаю, что местность не известна ни тебе, ни мне, но прошу, Сан, озадачься этим на досуге. У нас есть три дня до отплытия и примерно двадцать в дороге. Ульфхеднар улыбнулся от того, что слова Уёна звучали искренне и восторженно. Сан был готов поспорить, что если бы у Уёна был запах, он бы сейчас стал столь терпким и ярким, что все вокруг обратили бы на него внимание. Эта искренность позволила Сану немного расслабиться в компании Уёна, подумать о дальнем пути, который им предстоит и, в конце концов, о том, что он готов помогать Уёну и остальному войску. — Ты можешь на меня положиться, Уён, — сказал Сан, все так же лучезарно улыбаясь. — Сан, — окликнул Уён. Ульфхеднар сразу почувствовал изменение в настроении наследника, — если ты попытаешься меня предать, я без раздумий выпущу стрелу тебе прямо в глаз. — Я не сомневаюсь в том, что эта стрела достигнет своей цели в случае чего, Уён, — непринуждённо ответил на угрозу Сан. Ему не было страшно из-за слов Уёна. В его душе скорее укоренилось убеждение в мужественности и непреклонности характера наследника. Сан был горд, что ему пришлось служить именно такому человеку. Как же сильно альфе хотелось почувствовать запах Уёна в такие моменты. Хоть немного, мимолётно, но почувствовать.

***

Уён боялся наступления темноты, потому что ночь всегда несла с собой сомнения и дурные мысли. Он остался один в своих покоях, залитых теплым светом от огня. Свечи медленно тлели и плавились, а Уён только смотрел на них беспрерывно. Завораживающий вид сильнее погружал его в пучину собственного сознания. Волнение естественным образом появилось с приближением начала похода, который Уён должен возглавить. Его корабли выйдут в море через три дня, но перед этим нужно соблюсти важный обычай — посетить дом богов и помолиться им. Уён не хотел этого. Внутренний конфликт, который протекал на протяжении всей его жизни, отбил всякое желание верить в богов и их сверхчеловеческие силы. Уён, безусловно, гневался на них за то, какую судьбу ему избрали — стать наследником-омегой. Сущность Уёна, по его мнению, была его главной слабостью. Его природа — природа омеги. И тело его намного слабее, чем у других воинов, и выносливость ниже. Уён привык считать, что с ним все не так, как должно быть. Уён непроизвольно вспомнил папу, которого забрала хворь, когда сам Уён был совсем еще ребенком. Его папа был прекрасным омегой, прекрасным мужем. Его уважали жители Уппсалы. Но уважали лишь как мужа конунга. Он никогда не воспринимался народом как отдельная личность, и Уёну было обидно до боли, ведь он знал, насколько потрясающим был его папа. Омега был обречен стать пленником своего тела. Уён мечтал о великих подвигах, о дальних походах, о высоком статусе, но природа распорядилась иначе. В обществе омег воспринимали не иначе как материал для деторождения. Уён знал, что даже в таком развитом городе, как Уппсала, нет ни одного омеги, который держал бы свой двор, нет ни одного воина. Благодаря снадобью, которое готовит для него Сонхва, Уён мог прятать себя от народа, скрывая свой запах. Он сам почти позабыл, как пахнет. Тонкий аромат морозных ягод фантомным воспоминанием стоял в носу, но Уёну было омерзительно от этого. С появлением в Уппсале ульфхеднаров, и Сана в особенности, Уён все чаще начал сравнивать себя с ними. Сан — сильный и стойкий как духом, так и телом, вызывал у Уёна смешанные чувства восхищения и печали. Печали из-за того, что самому Уёну таким никогда не стать. Он мог лишь мечтать о том, что когда-то приблизится к уровню Сана хотя бы на шаг. Слезы покатились по его щекам, когда он задумался о том, что Сан стал бы лучшим конунгом, чем он сам. Уёну горько от осознания того, что люди никогда не воспримут его всерьез. Никто в здравом уме не пойдет за омегой, да к тому же с таким характером, как у Уёна. Как бы Уён ни старался изменить себя, его внутренняя сущность оставалась такой же, как и при рождении. Уён просто не мог поверить в то, что его кто-то способен принять, полюбить, зауважать. Измотанный своими терзаниями, Уён уснул с еле застывшими дорожками слез на лице. Свечи прогорели до конца, и свет погас, кажется, вместе со звёздами.