Úlfsins

Тёмный туманный лес подле Уппсалы холодно встретил двенадцать воинов. Каждый из них был облачён в серую волчью шкуру и вооружен блестящими боевыми топорами. Впереди всех шёл вожак — Сан. Его чёрные как ночь глаза хищно вглядывались меж густых рядов величественных сосен. Сан втягивал холодный воздух, в котором смешивались сотни животных запахов. Он чувствовал каждый из них, чётко определял направление движения этих запахов. Вожак остановился и свёл брови к переносице, поворачиваясь к своей стае. — Здесь нет людей. Можем остановиться, когда я найду нужное место, — Сан произнес это и, не дожидаясь одобрения, свернул с тропы вглубь леса, туда, где, как он считал, будет удобнее всего заночевать. Вскоре мокрая трава примялась под весом деревянных щитов. Солнце плескалось на опушке, которая сильно разилась от тёмной лесной чащи. Воины разбили лагерь, состоящий в основном из простых навесов. Большего им и не требовалось. Стая привыкла к подобным условиям, ставшим уже обыденными для кочевников. Они нигде не задерживались надолго, нигде не было им места. Они — ульфхеднары. Некогда ценные, бравые воины, обретшие дух волка, прошедшие страшные испытания. Теперь же они впали в немилость ярлов и конунгов и были вынуждены скитаться от поселения к поселению, грабить и убивать. Ими овладевала жажда крови, жажда битвы. Их внутренние звери рвали и метали, угрожающе рыча. Новообретённая цель стаи — Уппсала. Этот величественный город кишел альфами, готовыми защищать себя и свои земли, готовыми дать ульфхеднарам кровавые бои. Богатства Уппсалы их совершенно не интересовали. Волкам нужна кровь. Им нужна война.

***

Яркое солнце быстро покинуло небосвод. Вечерний холодный ветер раскачивал пушистые лапы сосен. Воины развели костёр, на котором жарили крупные туши зайцев, пойманных днём. — Сколль сегодня необычайно быстрый! — весело произнес один из ульфхеднаров. — И не говори! Ловко же он Соль спугнул! Воины смеялись, сидя на толстых брёвнах вокруг огня. Вожак смотрел на них со стороны, не присоединяясь к беседе. Он всегда был самым отстранённым, молчаливым и задумчивым из них, хоть и любил свою стаю всем сердцем, как родных братьев. Сан вынашивал план. Он обещал себе не жертвовать воинами, поэтому всегда рассчитывал всё до мелочей. Ранним утром он отправится на разведку, прихватив с собой самых ловких из стаи. Тихий треск огня гармонировал с низкими голосами ульфхеднаров, находящихся в предвкушении битвы. — А что, если Уппсала настолько хороша, что наш вожак впадёт в то наваждение… Помните? Его красные глаза до сих пор преследуют меня чёрными ночами… — Нет, быть такого не может! Он же тогда обезумел… Из-за братиков и папы… Они шептали, пугливо посматривая на Сана, чей взгляд был направлен на бескрайнее небо, на блестящий полумесяц. Сан, увлеченный своими мыслями, кажется, их не слышал. — Мы не знаем, что еще может разозлить его варга… Вспомните ту тушу, что мы тащили тогда в лагерь! Сан — великий воин, раз полез на такую громадину… — продолжал первый. — Тише, тише говори, а не то он разгневается! — Он не такой, как мы. Нужно благодарить богов, что тот берсерк спас его! Если бы не он… Воин осёкся, учуяв знакомый запах, приблизившийся к нему. Его глаза встретились с напуганными глазами остальных. Все их взгляды были направлены за спину воина. Он медленно повернул голову. — Я просил вас не упоминать это, — сквозь зубы процедил Сан, скалясь подобно волку. — Сан… Фыркнув, вожак вернулся на свое прежнее место под навесом. Старые шрамы неприятно саднили, напоминая о былых временах, которые Сан предпочёл бы забыть. Он был ужасно зол. Больше всего на свете Сан ненавидел своё прошлое, залитое кровью его родных. Чаще всего он проклинал Урд за то, что она ему предписала.

***

Утренняя роса блестела на изумрудной траве. Птички громко щебетали, споря и переговариваясь. Лес был оживлен как никогда. Недалеко от лагеря Сан заметил молодого зайца, наслаждающегося мягкой весенней свежестью. Заяц его, кажется, не замечал, беззаботно продолжая нежиться в море солнечных лучей. Сан проснулся раньше всех, встревоженный ночными кошмарами. Остальные ульфхеднары беспробудно дремали, свалившись там, где и сидели вечером. Вчерашняя обида еще давала о себе знать. Сан презрительно оглядел стаю и решил отправиться в одиночку, никому ничего не говоря. Покинув опушку, Сан вышел на лесную тропу, никогда не видавшую света из-за густых туманов и пахучих хвойных деревьев. Тропка — длинная и кривая — вела к Уппсале. Сан медленно продвигался вперёд, прислушиваясь к каждому шороху. Свист стрелы. Сан напрягся, услышав этот звук. Судя по всему, стреляли в окрестностях Уппсалы — довольно далеко от местонахождения Сана. Наверняка это был какой-то охотник, решивший поймать дичи к завтраку. Сан был готов к бою в любом случае, но его настораживало отсутствие запаха у стрелявшего. Ульфхеднар, ведомый любопытством, решил пойти на звук стрелы. Свернув с тропы и пройдя через плотные ряды елей, Сан набрёл на мелколесье, совсем не свойственное для мест, откуда он сам был родом. Тонкие стволы молоденьких деревьев шуршали своими сочными листьями. Вдалеке стоял юноша с луком. Его увлечённый взгляд был направлен на ярко-рыжую лисицу. Фигура охотника будто светилась, пока его ловкие пальцы натягивали тетиву. А ещё незнакомец совершенно ничем не пах. Сан, спрятавшись за деревьями, внимательно следил за его движениями — чёткими, почти изящными. С одного выстрела охотник пристрелил лисицу, громко взвизгнувшую и павшую замертво. Сан был поражен такой удивительной меткостью. Незнакомец размеренным шагом подошел к туше и за пушистый хвост поднял добычу, закидывая её себе на плечо. Лучник обернулся, принюхиваясь. Затем его чёрные глаза широко распахнулись, и он быстро убежал в неизвестном направлении. Сан не успел понять, что произошло, но решил не преследовать странного охотника и продолжить разведку. Прокручивая в голове образ незнакомца, Сан и не заметил, как приблизился к окраине небольшого поселения. Несколько домишек стояли рядом друг с другом. Во дворах бегали ребятишки, устраивая шуточные бои на деревянных мечах. Их папы-омеги хлопотали по хозяйству, развешивая рубахи на кривых заборах. Сан учуял запахи и альф, но те, видимо, находились внутри домов. Радостные лица детей навевали горькие воспоминания о родном селении, а размеры домов напоминали игрушки, которые отец выстругивал из ароматного соснового дерева. Откинув липкие мысли и качнув головой, Сан решил возвратиться в лагерь и рассказать стае о деревушке.

***

— Я считаю это разумным решением! Раз Сан говорит, что у них есть альфы. Можем начать с этого поселения. — Согласен! До Уппсалы еще успеем дойти! — Завтра на рассвете мы направимся в эту безымянную деревню, чтобы придаться священной битве, — сказал Сан, улыбаясь. — Ночью готовьтесь. У ульфхеднаров закипала кровь от предвкушения. Их глаза сверкали хищными огнями, а волки, сидевшие глубоко в них, несдержанно метались и скулили. Ночью они проведут ритуал, выпускающий этих загнанных зверей наружу: уйдут глубоко в чащу, разведут костёр и будут молиться своему богу. Станут подобны диким животным — свирепым, бесчеловечным.

***

Лучник, тяжело дыша, вбежал в медовый зал. За длинным деревянным столом, держа серебряный рог, наполненный брагой, сидел бородатый длинноволосый мужчина. Он нахмурился, как только перед ним оказался молодой человек. — Уён, ты опоздал. — Отец! Это срочно! Выслушай меня, умоляю! — Что опять? Ты увидел огромного вепря? Или тебя заяц напугал? — усмехнувшись, произнес мужчина. — Конунг Торбьёрн, позволь Уёну высказаться. Ты же видишь, как он напряжен, — в разговор вклинился еще один мужчина, зашедший прямо за Уёном. Он скинул с себя тяжёлую медвежью шкуру, тяжелой поступью проходя вглубь дома, и занял место рядом с конунгом. — Минги, не лезь! Я сам разберусь с этим щенком! — огрызнулся Торбьёрн. — Выкладывай давай, да побыстрее. — В лесу чужаки! Я заметил одного из них, пока охотился! — тараторил Уён, размахивая руками и пальцем указывая в сторону леса. — Он пахнет как Минги! Он… — Хватит! Я по горло сыт твоими сказками. Тебе всё время чудятся какие-то враги! — конунг ударил кулаком по столу. — Скажи мне… Твои опасения хоть раз оправдались? — Отец… — Отвечай! — Нет. Не оправдались, — Уён опустил голову, стыдливо отводя взгляд. — Вон отсюда! — Да, отец. Уёна затрясло, когда он покидал длинный дом, оборачиваясь и встречаясь со свирепым, красным лицом конунга. Он снова чувствовал себя маленьким мальчиком, которого наругал отец. Он снова хотел убежать в лес к своему единственному близкому человеку — лекарю, живущему отшельником в маленькой хижине. Лекарь был одарён именем Сонхва, но никогда не назывался фамилией. Всё его происхождение было покрыто туманом тайн, но он всё еще являлся ближайшим к Уёну человеком. Сонхва-то точно поймет Уёна. На выходе из Уппсалы перед Уёном выросла мощная фигура. Это был Минги — берсерк из личной дружины Торбьёрна. На широких плечах снова покоилась заношенная медвежья шкура, грубо обработанная по краям. Темно-коричневый мех сбивался в колтуны, сильнее увеличивая берсерка в размерах, придавая ему ещё более грозный вид. — Уён, я тебе верю. Мои воины будут предельно внимательны. Не обращай внимания на старого дурака, ты его знаешь! — Минги улыбнулся, глухо посмеиваясь. — Спасибо. Я всегда знал, что на тебя можно положиться! Если вдруг отец решит меня искать, я навещаю Сонхва, — Уён грустно улыбнулся в ответ и быстро развернулся в направлении больших ворот, призванных защитить город. — Береги себя. Уён кивнул и отправился по длинной пыльной тропе в лес. Уён не любил проводить время в Уппсале, ощущая себя ненужным там. Он считал, что приносит пользу только в лесу, так как конунг позволял ему лишь охотиться. Для наследника охота почти унизительна. Сыновья других правителей в его возрасте уже имели немалый опыт набегов, походов и боев, но Торбьёрн скрывал Уёна. Прятал его ото всех, словно стыдясь. Сын был проклятьем конунга, ошибкой, которую нельзя избежать. Это удручало Уёна всю его жизнь, заставляло бежать в лес, бежать от себя. Проходя между стройными рядами елей, Уён замечтался. Он грезил битвами, бескрайним морем, которое стоило лишь пересечь, чтобы увидеть весь мир. Уён больше всего хотел быть воином, ходить в викинг, основывать свои поселения на далёких английских берегах. Папа в детстве рассказывал ему о смелых правителях, которые завоевывали деревню за деревней, исследовали море под развевающимся красным парусом. Уён хотел бы обрести свободу и плыть так далеко, как только сможет. Лететь выше орла по бескрайним небесам и в конечном итоге стать эйнхерием, служить Одину, пировать в Вальхалле. Но его отцу казалось, что Уён недостаточно хорош для этого. Недостаточно силён, недостаточно смел. Уёну ужасно обидно. Всё своё юношество он провёл с луком и стал отличным стрелком. Он старался изо всех сил, стараясь доказать Торбьёрну, что он достоин. Уён достоин стать воином. Тропа быстро привела Уёна к дикой лесной хижине, которую он смело мог назвать своим домом. Сонхва как всегда сидел у входа, держа в руках деревянную толкушку и миску. Каждое утро лекарь начинал со сбора трав, пополняя свои запасы. Сухие травы он молол для изготовления лекарств, а свежие вываривал и делал из них мази. Сонхва потрясающе владел своим делом. Это всегда восхищало Уёна. Непринужденность Сонхва, его уверенность в каждом своем шаге, словно он знал исход каждого следующего действия. Словно он видел будущее. Уён постарался незаметно подойти к Сонхва со спины, чтобы прикрыть ему глаза. Уён всегда делал так в детстве. Сонхва пугался, вскрикивая, но потом сразу же улыбался, как только видел Уёна. — Я знал, что ты придешь. Я ждал. — Ты испортил мне веселье! — Уён насупился и скрестил руки на груди. — Не злись, Улль. Я вижу, что сердце твое неспокойно. Отец снова донимает тебя, верно? — Ты как всегда проницателен, — Уён заметно погрустнел. Сонхва невесомо коснулся его руки, нажимая на выемку между костяшками. По ладони разошлось тепло. Что-то родное и теплое разливалось в сердце. — Ты думаешь, что людям грозит опасность. Уён, чистый изнутри, светлый, как Соль, боишься за свой народ. Не зря. Страшные звери бродят поблизости да зубами острыми щелкают. Жажда одолевает их. — Это не мой народ, Сонхва. И никогда моим не будет. Они никогда не смогут мне поверить, — Уён тяжело вздохнул. — Я видел в окрестностях чужака. Он сильный, мощный альфа. Опасный. Я испугался и убежал, рассказал отцу… — …Но твое слово в длинном доме ничего не значит. Конунг Торбьёрн пожалеет, что не поверил, — Сонхва прикрыл глаза и поднял лицо к небу. — Ох, кровь реками бурными потечет, если спаситель не придёт. Страшная участь свалится на невинных людей… Уён напряжённо слушал лекаря, внимая каждому его слову. Всё, что говорил Сонхва, звучало как пророчество. Кровь в жилах стыла от его провидения. — Уён… Воротись домой, здесь опасно. Не нужно тут быть сейчас. Готовься, готовься к битве ожесточенной. Готовься к встрече судьбоносной. Вижу, многое изменится. Пророчество должно сбыться. Жизнь новая ждёт тебя, Уён, прекрасный лучник. Да… Ступай, ступай же скорее! — А ты? Тебе ничего не грозит? Я же не могу… — Уён, со мной всё будет в порядке. Боги со мной. Уён лишь взглянул на Сонхва, прежде чем ноги сами понесли его обратно в Уппсалу.

***

Утреннее солнце не успело встать, когда стая бравых воинов-ульфхеднаров уже пробирались через чащу к поселению, которому предстояло повидать волчью ярость. Сан, в отличие от своих волков, был куда более спокоен, но его грудь все равно тяжело вздымалась, когда он думал о крови, что прольют альфы под его топорами. Сан всё ещё жаждал мести, всё еще был зол, вымещая свои чувства в бою. Зверь, поделивший с Саном душу напополам, клацал огромными клыками. Вожак обычно предпочитал битву один на один. Он считал такие бои честными и равными. Но разговоры, которые дошли до него и подняли что-то чёрное из глубины его волчьего сердца, заставляли его отбросить справедливость и отдаться жажде. Сан жаждал убийства, наивно надеясь забыться и утонуть в алых реках, пролитых ни в чем неповинными людьми. Ему давно не жаль, совесть давно его не мучает. Подобравшись ближе к поселению, ульфхеднары притаились в кустах, выжидая пробуждения местных жителей. Сан крепко сжимал в ладони рукоять своего топора, не спуская глаз с хлипких домишек. Они выглядели умиротворенно, тихо, словно ничего и не предвещало беды. Вожак слышал, как шумно вздыхают его братья-воины, не в силах больше терпеть. Наконец-то из самого дальнего дома вышел высокий мужчина. Сан не видел его лица, но мощное телосложение давало понять, что мужчина — альфа. Ульфхеднары напряглись, да так, что их зубы звонко клацали друг о друга. Они утробно урчали подобно волкам, готовящимся к нападению. Сан, стоявший впереди всех, повернулся и нахмурился, дав понять, что воинам нужно усмирить свой пыл. — Тихо. Сначала мы попробуем вызвать их на бой. В случае отказа — начинаем свободную битву. Старайтесь не задеть омег или детей. Поняли меня? — грозно произнес Сан, все так же хмурясь.

***

— Кто вы такие и зачем пришли в мое поселение? Мужчина, которого видели берсерки из укрытия, вблизи казался еще больше. Его могучие руки были украшены шрамами, полученными в бою, а густые рыжие брови были сведены к переносице. Волков это лишь раззадоривало: новое испытание силы, которое либо кончится их смертью, либо же смертью противника. Третьего не дано. — Мы — братья-волки. Хотим испытать вашу судьбу в равном бою, — заговорил Сан, приближаясь к громадному мужчине. — Я главный в этом поселении, поэтому не могу рисковать своими жителями. — Так защити же своих жителей! Защити своих омег! Покажи, на что горазд! Давай. — Ступайте отсюда, пока я не позвал других бывалых воинов. Вы всего лишь стайка безумцев, что думают о существовании внутреннего зверя! Сан тяжело вздохнул и произнес: — Не хотите по-хорошему… А ведь могли бы попасть в Чертог, — в его руке блеснул топор. Глаза вожака загорелись багровым красным, а губы исказились в хищном оскале. В его облике более не оставалось ничего человеческого. — Нападай же! Давай, — рычал Сан. Глава поселения достал из набедренной сумки нож и в пару шагов преодолел расстояние между собой и Саном. Он замахнулся и полоснул ножом по оголенному плечу вожака, но тот будто и не почувствовал боли. Мужчина побледнел, когда понял, что его противник не реагирует на атаку. Сан всё так же стоял, скалясь и посмеиваясь. На шум сбежалась толпа только что проснувшихся жителей. Омеги пугливо спрятались за спины альф, а дети разбежались по домам, когда увидели кровь. — Это честная битва. Уведите омег, они нам не нужны. Быстрее! — крикнул Сан, тем самым заставляя и так напуганных омег трястись от страха. Остальные ульфхеднары, что стояли чуть поодаль, тоже приготовились, достав оружие. Те, кто был одет, разрывали на себе рубахи и скидывали с себя шубы. Их тела были исполосованы глубокими рубцами, полученными в бою. Омеги в большинстве своем скрылись в домах или убежали в лес. Краем глаза Сан заметил одного из деревенских омег. Он оседлал коня, в отличие от других. Вожак посчитал это довольно подозрительным, но времени на обдумывания больше не было. Внутреннее чутье подсказало ему, что с правой стороны опасность. Глава поселения действительно снова замахнулся, но Сан заблокировал атаку топором, в одно движение руки откидывая оружие противника. Ульфхеднары уже вступили в схватку с альфами, превращая некогда спокойную деревню в кровавую реку, как они и хотели. Альфы падали наземь один за другим. Кто-то был ранен сильнее, кто-то слабее, а кто-то уже был мертв. Тем временем омега, оседлавший коня, на полной скорости скакал в Уппсалу, чтобы сообщить об ужасной битве.

***

Уён с самого утра тревожился. Предсказание Сонхва сильно потрясло юного наследника. Омега предчувствовал что-то недоброе, что станет громом среди ясного неба. Конунг Торбьёрн же был спокоен и лишь посмеивался над напряженным сыном. Он позавтракал, как и обычно в одиночестве, а затем отправился в военный лагерь, чтобы удостовериться в должной подготовке своей дружины. Пока конунга не было в длинном доме, Уён не находил себе места. Отправляться в лес он решительно отказался, даже несмотря на свои чувства. Уён сидел за столом, держа в руках свой браслет, подаренный отцом на шестнадцатилетие, и разглядывал его. Вдруг тяжёлые двери распахнулись, пропуская в дом незнакомого Уёну юношу. Он явно был не из Уппсалы, так как наследник знал всех жителей в лицо. Незнакомец выглядел обеспокоенно, он тяжело дышал, а глаза его бегали из угла в угол. — Беда! Скорее! В моем поселении чужаки! Они… напали на нас! — Что? Откуда ты? — Из окрестностей Уппсалы! Скорее же! Помогите нам! Они там всех перебьют! Уён подскочил с места, подходя к юноше и хватая его за руку. Бегом они добрались до военного лагеря, где был конунг. — Отец! Этот юноша утверждает, что на его поселение напали чужаки. Что прикажешь делать? — язвительно произнес Уён. — Ты веришь каждому незнакомцу? Разве этому я тебя учил? — пренебрежительно сказал Торбьёрн. — Конунг! Я не лгу. Это чистая правда, клянусь Одином! — Прикуси язык! — конунг разгневался из-за таких неаккуратных выражений юноши. — Сын, разберись с этим. Ты же был так уверен, что в окрестностях чужаки! Только не жалуйся, когда тебя обхитрят, как последнего глупца! Можешь взять парочку воинов. Минги подошёл сзади к Уёну, опустил сильную ладонь на его плечо и уверенно заговорил: — Мои воины пойдут с тобой, Уён. Торбьёрн был вне себя от ярости. Берсерк снова вклинился в его разговор с Уёном, так еще и предложил своих воинов в помощь. Минги руководил самым сильным, самым лучшим отрядом в дружине конунга, и это раздражало ещё больше. Торбьёрн мог представить, что на окрестное селение действительно напали, но это означало, что он мог потерять своих лучших бойцов.

***

Войско Минги сопровождало Уёна, который скакал на своем белом коне впереди. Омега, сообщивший о нападении, был рядом с наследником, чтобы указывать путь. По приезде перед Уёном предстала ужасная картина: полуголые воины без разбора рубили местных жителей, завывая подобно волкам. Их тела были покрыты чужой кровью, а в глазах блестели страшные огни. Уёну стало страшно, когда его глаза встретились с тем самым чужаком, которого он увидел на охоте. Его сердце пропустило удар, а в жилах начала закипать кровь. Уён был в бешенстве. Он злился на себя, на отца, на судьбу. Но больше всего Уён злился на этого чужака, который посмел напасть на невинных людей. На людей Уёна. Минги сразу же спешился, готовя оружие. Он почувствовал, что эти воины — не обычные. Минги чувствовал свою связь с ними: они такие же, как и он. Их дух — нечеловеческий. Минги давно мечтал сразиться с подобными себе воинами, и наконец-то ему представилась такая возможность. У берсерка было существенное преимущество: он не понаслышке знал, как именно победить непобедимых, он знал их слабое место. Ульфхеднары хоть и не использовали нательную защиту, держали щиты в левой руке. Все, кроме вожака, вооруженного двумя топорами. Из-за того, что воины были слишком погружены в бой, они не заметили Минги и его войско. Все, кроме вожака. Сзади к Сану подобрался один дружинник, немедля замахиваясь топором и целясь в позвоночник. Сан резко развернулся, снова перехватывая оружие и отбрасывая его. Воин Минги был сильно ранен, так как вторым топором Сан нанес сильный удар в грудь. В это время Уён стоял на том же месте, что и в самом начале. Нет, он не боялся. Он был поражен, трепетно восхищён силой ульфхеднаров. Уён старался уловить каждое их движение, каждый взмах топором, каждую каплю крови, стекавшую по их телам. Это продолжалось, пока наследник не заметил Минги. Берсерк вступил в схватку с воином-волком. Минги прекрасно знал, что ему нужно сделать: ударить по щиту противника так, чтобы щит пришелся по челюсти. Это была небольшая особенность любых берсерков — положение щита. Минги ловко уворачивался от ударов, несмотря на свое массивное, казалось бы, неповоротливое тело. Ульфхеднар продолжал нападение, стараясь нанести удары в корпус или конечности, но эти удары уже стали хаотичны и неразборчивы. Минги намеренно изматывал своего противника, выжидая нужный момент. И этот момент вскоре настал. Ульфхеднар попятился назад, взяв небольшой перерыв, но Минги начал наступать. Его тяжелые шаги ударили воину из стаи в голову. Он метался, как загнанный зверь, пятясь все дальше и дальше назад. Минги преодолел расстояние и одним сильным ударом под щит вырубил ульфхеднара. Он упал на землю без сознания. Берсерк подошел поближе, чтобы проверить, жив ли воин или нет. Конунг был бы рад заполучить себе таких бойцов, поэтому Минги не хотел их убивать. У Уёна перехватило дыхание. Он никогда ранее не видел Минги на поле боя. Теперь в глазах омеги берсерк был сильнее всех этих волков, сильнее всех воинов, которых ему удалось повидать. Уён хотел было что-то сказать, но вовремя заметил одного ульфхеднара, идущего прямо на него. Наследник понимал, что у него нет шансов против воинов, что не боятся боли. Воинов, которые готовы не задумываясь отправиться в Чертог. Воинов, которые готовы положить свою жизнь на кон ради битвы. Стрелы Уёна были ничем по сравнению с непробиваемой плотью ульфхеднаров. Уён почувствовал себя беззащитным и маленьким, ни на что не способным. Но перед ним выросла фигура Минги, как всегда вовремя. Берсерк разобрался с большей частью ульфхеднаров, укладывая их одного за другим. Осталось, кажется, двое — тот, что шёл на Уёна и тот, кто сражался без щита. Воин без щита привлек внимание Уёна сразу. Даже не из-за того, что Уён встретил ульфхеднара в лесу, а из-за того, что его запах изменился. Во время охоты Уён отчетливо слышал свежий хвойный аромат, но теперь это была концентрированная, терпкая кровь. Так пах страх, боль и потери. Если бы Уён не боялся так выразиться, он бы назвал это запахом ярости Богов, не иначе. Терпкие, железные ноты остро били в нос. Уён чувствовал только его и этот заполняющий все пространство вокруг запах. Уён видел драгоценные камни, которые его отец привозил из-за морей. Глаза у воина горели янтарём. Этот цвет ни с чем не спутать. Мышцы ульфхеднара переливались от каждого движения. Он был силён и величествен в битве. Уён смотрел с восхищением на этого бесстрашного, безрассудного воина. Этот воин остался один. Он тяжело дышал, глядя на Минги. Его руки окровавлены, взгляд дикий, как и запах. Минги думал, что ему делать с этим ульфхеднаром, но на ум ничего не шло. Единственный вариант — брать его силой. Воин порядком вымотался из-за продолжительного кровопролития. Минги выдохнул, смахнул со лба пот, и побежал в сторону альфы. Уён потерял дар речи, когда увидел кровоточащую рану на лице Минги. Ульфхеднар целился в голову, сильно замахиваясь, но Минги не мог проиграть. Он был таким же всесильным. Минги бился ради своих людей, ради конунга и ради Уёна. Это все, что у него осталось, и он готов отстаивать это ценой своей жизни. Минги — защитник, он не может подвести. И он не подвел. Так как чужак не имел при себе щита, пришлось приложить больше усилий, но Минги всё равно ударил его в челюсть. Ульфхеднар схватился за лицо. Из его рта пошла кровь, но он все еще стоял на ногах. Сознание медленно покидало его, перед глазами — пелена, а затем и кромешная тьма. Отряд Минги, к счастью, почти не пострадал. Дружинники погрузили врагов на своих статных белых коней и поскакали обратно в Уппсалу. Омега, что сообщил о нападении, поблагодарил Уёна, после чего наследник тоже оседлал коня и умчался за остальными.

***

— Я отказываюсь их судить, Уён. Конунг Торбьёрн был непреклонен, несмотря на все мольбы сына. — Почему? Они преступники! — Ты сам заварил это все, сам и разбирайся. Тебе придется делать это изо дня в день, когда ты станешь… правителем, — последнюю фразу конунг выплюнул с отвращением, словно сама мысль о восхождении Уёна на престол выводила его из себя. — Не жалуйся только, когда увидишь их в моем личном отряде. — Уён, я не позволю! Что на тебя нашло?! — Торбьёрн был вне себя от ярости. — Они сильны. Идеальные воины. Их просто нужно приструнить. Бывай, отец. Я разберусь с ними сам. Минги, стоявший рядом, проводил Уёна взглядом, когда тот выбежал из медового зала. — Катись отсюда, щенок! Опять ты убегаешь, поджав хвост! Трус! Позор! — кричал вслед конунг. — Ты даже не замарал рук! Ты не воин! Слабак. Перед наследником — лишь тьма, которую ему придется развеять собственными руками. Рано или поздно на его плечи падет неприподъемный груз ответственности и обязательств. Уёну нужно подготовиться, ему нужно повзрослеть.