Злое колдовство

      Река поднялась стремительно — сначала с шумом пронеслось вдоль окраины стадо местных мелких косуль, затем выскочил и по балке взлетел на крышу длинный и бурый лесной кот. Лесте, сестра нашего проводника, с тревогой прислушалась, всплеснула руками, залопотала по-местному и убежала вниз. С высоты веранды поднятого на сваи домика, где нам накрыли стол, мы озадаченно смотрели, как она поспешно собирает развешанные во дворе связки вяленых фруктов, как точно так же суетятся женщины на других дворах… а потом Рейтар уставился куда-то вдаль и изумленно произнес нечто сложносочиненное.       С востока шла волна.       Или нет. Не волна, конечно — просто река расширялась, разбухала, как тесто, лезущее из кадушки, ползла, проглатывая пологий берег, вроде неспешно, но неостановимо. Селение, стоящее на сваях, да еще на насыпном холме она, скорее всего не утопит, здесь достаточно лодок, но…       Черт, хорошо, что мы успели. Наш проводник еще вчера говорил, что в горах, вероятно, была гроза, и река может выйти из берегов, но такого я не ожидал. И никогда такого не видел. Мирный летний день, томная южная жара, птицы поют, дети в отдалении что-то там кричат, женщины в соседнем доме беззлобно переругиваются в поисках какой-то утвари, осы и бабочки слетелись на блюдо с вялеными фруктами… и на все это неотвратимо накатывает стихия.       «Льоу айя! Льоу айя!» — неслось по деревне. По-местному — «Река идет!» И селение вскипало стремительным движением, суетой, но, как ни странно, не панической, а вполне организованной и деловитой.       А я, восхищенный и не слегка напуганный, глядел на приближение воды. Стихли насекомые, тревожно закричали птицы — хотя вот кому бы не волноваться, так этой местной помеси уток с лебедями. И вот наконец, воодушевленный и сияющий, взбежал по лестнице наш проводник — Айринне. Так его звали здесь, и значило это, кстати, почти то же самое. «Бродящий в глуши» — прямо как у индейцев.       — Удача с нами! — воскликнул он, широко улыбаясь. — Ежели мой прекрасный господин изволит пожелать, мы сможем достичь Того Самого Места на лодке!       Речь шла, конечно же, про загадочный храм, который то ли есть, то ли нет, но даже если и нет, прекрасный господин наверняка оценит красоту цветущих болот! Птички — что, птичек можно и так наловить, а вот Слезу Луны в королевский дворец никак не доставишь…       Рейтар только вздохнул, смирившись. Еще вчера, когда мы устраивались на ночлег, он попытался меня отговорить, но я сумел настоять на своем — в конце концов, какая опасность могла мне грозить? Насекомых и опасных животных легко отпугнет магия, а опасные места вроде трясин и ненадежных сланей заметит наш проводник. Если же мы наткнемся на какую-то древнюю тварь вроде того же грифона или взрослого нага… эх, как там мой змееныш? Серьезно, вероятность такой встречи очень мала. Грифонов по большей части ловили в предгорьях Северных гор, нагов — на берегах полуострова Клешни, а в Южных джунглях водились исключительно пантеры, крокодилы и гигантские змеи, опасные, но совершенно обычные животные. Уж если обычные люди умеют с ними справляться, то мне с моими умениями действительно мало, что грозит…       — Готовь лодку! — приказал я. Проводник радостно улыбнулся и поклонился, прижав руки к груди. Что-то внезапно показалось странным; я внимательно посмотрел на него, встретив сияющий взгляд, какой-то, как будто, нездешний. Похоже, мысленно наш проводник уже был в своем любимом болоте…       

***

      «Неужели принц действительно живет… здесь?»       Лэй оглянулся на крыши дворца, виднеющиеся за кронами парка, сверкающие глянцевой зеленой и синей черепицей. И снова поглядел на маленький домик, утонувший в буйно разросшихся кустах сирени, окутанный покровом дикого винограда. Домик не казался развалюхой — крышу явно недавно перекладывали и подновляли крыльцо, но стены успели потемнеть, оконные рамы — рассохнуться, а кусты подстригали исключительно ради того, чтоб те не мешали ходить, вовсе не думая о том, чтобы сделать красиво.       «Интересно…»       Эти разлапистые кусты неожиданно вселили в душу некое странное теплое чувство — будто зашел к соседке на чай. У них на окраине бывали такие домики, по самую трубу укрытые зеленью, кажущиеся заброшенными. Странно было, что здесь, во дворце… хотя, если не врали те, кто говорил, что королева не любит принца…       В чем Лэй до сих пор сомневался.       Конечно, он знал, что разные народы по-разному относятся к потомству. И что у людей порой встречаются такие, которые не то, что не любят, но и вовсе могут убить своих детей. Он сам видал много примеров подобного, но до сих пор такое иногда казалось небылицей — как байка про страну, где ходят задом наперед.       Он долго рассматривал домик издалека, сливаясь с тенью дерева и размышляя о странностях, виденных по пути. Почти иссякшие защитные чары на стенах, совершенно банальные сторожки в цветниках, которые можно было запросто обойти — и никакой опасной магии, а ведь даже не особо богатые мещане порой городили в свои дома такие хитрые ловушки, что распутать их, не оставив внутри пару пальцев, стоило большого труда!       Ну правда! Дворец просто приглашал войти и пошарить внутри! И даже чутье, не раз предупреждавшее об опасности, озадаченно молчало…       Конечно, возможно такое, что за давностью лет об опасности просто забыли — ведь последняя попытка настоящего нападения на дворец случилась более пяти сотен лет назад — это дед, что был в ту пору молод, как сам Лэй сейчас, мог запомнить те времена, и того героя, и то, чем кончилась авантюра. А у людей… у людей уже куча поколений сменилась. Для них пятьсот лет — это не настоящая память, а байка про «незапамятные времена», где что пятьсот, что тысяча — все едино.       «И если это действительно так…»       Он плотней прижался к дереву, чувствуя какой-то жутковатый холодок. Все они — все, кто вырос на сказках из Книги Памяти, под крылом Старого Ворона — все знали, что живы лишь благодаря тому, что их предки отказались от части своей сути, от части силы, ибо сила не спасла — спасали хитрость, ловкость, быстрота, умение скрываться, растворяться, быть похожими на людей — новых хозяев мира…       Все видели, что случается с теми, кто предпочел гордость смирению.       Но все они мечтали… грезили о том времени, что может быть, когда-нибудь наступит…       Лэй переплел пальцы, унимая дрожь. Конечно, видимая беззащитность дворца могла быть ловушкой — она наверняка была ловушкой, иначе не могло быть! Но может быть…       Может быть…

***

      Уже поставив корзинку со спящим змеенышем в центр Звезды, Седрик внезапно подумал о том, что ритуал начинается не сейчас. Что на самом деле все началось гораздо раньше — с того момента, как он варил зелье, которым начертил Звезду. Или даже тогда, когда прочел о ритуале в дедовой книге.       А может быть и вовсе — с рождения? Разве не вся его прежняя жизнь — в бедности, унижении и страхе — привела его к этому моменту?       Глубоко вздохнув, он окинул взглядом комнату, вспоминая, не забыл ли чего. Дверь и оконные ставни заперты, окна надежно занавешены плотными шторами. Заклинание, переписанное из книги на листок, десять раз перепроверено.       Пора.       Медленно засветились линии Звезды, замерцали огоньки над символами, окружающими лучи. Завороженный, он чуть не пропустил момент, когда Звезда перестала мерцать и засияла ровно и мощно, осветив погруженную во мрак комнату и темные уступы стола и шкафов мертвенным синеватым светом. В тревоге он едва не позабыл нужные слова, но месяцы зубрежки не прошли даром и язык сам собой произнес древнее: «Ай маари райно…»       «Я обращаюсь…»       …К Древним и Темным Силам. Взываю к Великим и прошу не помощи, но суда. Пусть взор ваш обратится на меня — взгляните и оцените, измерьте и взвесьте…       Хорошо, что у заклинания в книге деда был перевод, не то Седрик обязательно запутался бы в странных чужих словах. Знать смысл ему было гораздо легче.       И на самом деле, ничего такого страшного в этом заклинании не было. Никаких посулов кровавых жертв, никаких клятв служить Злу, как в сказках. В страшном темном заклинании, оказывается, просто рассказывалось, что сам заклинатель — сильный, умный, хитрый и вообще замечательный, и значит, более достоин жить, чем какая-то мелкая бессмысленная тварь, у которой только и есть, что магическая сила, которой она, тварь эта, совершенно не заслуживает! А он, Седрик, гораздо лучше! Уж точно — умнее, и поэтому будет справедливо и правильно, если магия, которой наделен глупый зверь, перейдет к нему…       Ведь он заслужил это хотя бы тем, что пытается стать сильнее, а не просто живет! А мелкий наг вообще не выживет, если его отпустить на волю — что толку с магии, если нет мозгов для того, чтобы ее использовать? Ни прокормиться, ни защититься от врагов не сможет…       …Взгляните и оцените, измерьте и взвесьте…       Звезда внезапно померкла и вспыхнула вновь, и комната странно исказилась, пошла рябью, словно отражение в воде. Пол закачался, раздался странный жуткий гул, от которого аж кости задрожали, и Седрик в страхе покрепче вцепился в лист с переписанным заклинанием — дед о таком не предупреждал! Должен был быть просто свет, он должен был увидеть, как магия выходит из жертвы и перетекает в него… сейчас же все проснутся! Он хотел упасть на колени, стереть линии Звезды — дед писал, что тогда высвободившаяся энергия устроит пожар, а пожар скроет все следы… но не смог. Его тело застыло, как муха в смоле, и все, что он мог — это продолжать произносить слова заклинания.       Комната расплывалась, очертания мебели дробились, переламывались и умножались, будто в гигантском калейдоскопе, мертвенное сияние, кажется, пронизывало стены, делая их прозрачными. Он словно проваливался куда-то, летел, будто на огромных качелях, а потом внезапно пропали и комната, и Звезда на полу — остался только густой непроглядный мрак, в котором не разглядеть было даже собственной руки. И не услышать собственного голоса…       Мама… боги… страшно…       Помогите кто-нибудь…