Злое колдовство

      — Если люди не смогли преодолеть реку, — спросил я, рассматривая картины на стенах, изображающие людей в одеждах, похожих на римские тоги, — кто тогда построил этот храм?

***

      Это было действительно красивое место.       Густой зеленый сумрак под кронами леса постепенно редел; и чаще стали встречаться на нашем пути яркие цветы и пестрые бабочки. Запах прели, зелени и воды разбавил свежий сквознячок, и вот наконец наша лодка вышла из зарослей на простор.       Казалось, здесь начиналась еще одна река.       — Это болото, — тихо заговорил наш проводник. — В дни, когда река не выходит из берегов, оно похоже на цветущий луг с нежной травой. Когда-то здесь утонула целая сотня рыцарей. Они преследовали белую пантеру и не успели остановиться в погоне.       — Надеюсь, ты не забудешь дорогу, — передернув плечами, проворчал Рейтар.       — Не забуду, достойный господин, — рассмеялся проводник. — К тому же, вода будет стоять не меньше трех дней — мы успеем…       …Мы плыли под зелеными сводами леса; и проводник говорил, говорил, как щебечет птица, не уставая — о деревьях, дающих плоды, похожие на мясо, и о черных цветах с опьяняющим запахом и дурманящим соком. О тех же птицах, похожих на бабочек, и бабочках, похожих на маленьких птичек, которые пьют нектар, зависая в воздухе. И о змеях с чешуей, сверкающей, как драгоценные камни. И показывал — змею, ползущую по ветке, как ожившее ожерелье, и бабочку, застывшую на цветке орхидеи, как еще один дивный цветок, и бутон бархатно-черного цвета, переходящего в темный индиго на самых кончиках лепестков…       После недолгого привала — точнее, причала — мы двинулись дальше среди громадных стволов под переплетением ветвей, покрытых то прядями серебристого мха, то цветущими лианами. Проводник показывал нам — вот длинная, ребристая спина крокодила возле поваленного ствола, вот пантера дремлет на толстой ветке… а вот те самые птички, блестящим опереньем похожие на всполохи синего огня.       А вот дупло красных пчел, мед у них очень вкусный и целебный, но пара укусов может убить.       А вот копченое дерево — его цветы пахнут костром, а плоды лечат лихорадку…       А вот…       А вот…       Завороженный, я слушал, дыша странными запахами южного леса и замечая, как что-то внутри меня — мое золотое солнце! — как будто бы разгорается ярче, вырываясь за пределы тела уже не моим сознательным усилием, а само собой, горячими лучами касаясь, осязая, делая мир глубже и ярче…       А потом сгустились сумерки и наш проводник подвесил на нос лодки фонарик-масленку в оправе из толстого стекла. Картина получилась жутковатая — фонарик дал мертвенный зеленоватый свет, и я подумал, что мы как будто идем сквозь царство мертвых, и проводник наш — не человек, а дух или оборотень из тех, про кого рассказывали сказки, в кого играли юные пажи. Гела мне говорила, что был такой народ, только давно исчез, растворился в людях…       А потом наш проводник внезапно замолчал, оставив весло, снял и погасил фонарик, встал во весь рост и поднял правую руку, не то призывая нас к тишине, не то кого-то приветствуя. Его фигура в темноте была едва различима.       А лодка продолжала двигаться, несла нас вперед, и я надеялся, что проводник соображает, что делает, и мы не налетим впотьмах на корягу. Впрочем, темнота постепенно рассеивалась — среди деревьев нежным молочным потоком пробился лунный свет. Такой удивительно яркий, какого я никогда не видел ни в прошлой жизни, ни здесь, во дворце…       — Поле Слез, — тихо сказал проводник.       Поле лунного света.       Цветы, выточенные из полупрозрачного лунного камня, но живые, сиявшие не то отраженным, не то своим собственным светом.       Я понял, почему оно зовется «полем Слез». От такой красоты действительно хотелось плакать. А уж сорвать хоть один у меня бы рука не поднялась.       Тихо вздохнул за моей спиной Рейтар. Проводник, озаренный луной, вытянул руку, указывая вдаль.       — Вот он, храм.       Он возвышался вдалеке, как белая скала с обломанной вершиной — провалом крыши, и мраком среди высоких колонн. Я молчал, чувствуя себя угодившим в настоящую сказку, а лодка продолжала сама собой двигаться среди цветов, качающих длинными стеблями, осыпая с тонких тычинок мерцающую пыльцу…

***

      Рейтар задремал, уложив голову на мешок с припасами, и я решил его не будить. Времени у нас хватало — проводник говорил, что если уж Храм позволил себя найти (именно так, «позволил»), то и удерживать не станет.       Мы вдвоем сидели на перевернутой лодке, втянутой на первую ступеньку крыльца, выступавшую из-под воды. Сияющее море цветов дышало и покачивалось перед нами. Легкий ветер нес тонкий неуловимый аромат, тревожащий, словно предчувствие встречи с неведомым.       — Откуда взялись эти цветы? — спросил я. — Есть ли какие-нибудь истории о них и об этом Храме?       — Историй много, — тихо ответил проводник. — Но все это больше сказки и домыслы, частью сочиненные людьми, которым посчастливилось сюда добраться, а частью теми, кто услышал их рассказы и добавил от себя. Говорят, что это дева, живущая на Луне, оплакивала своего земного возлюбленного, погибшего в какой-то древней битве, и ее слезы превратились в цветы. Еще говорят, что некогда один военачальник шел войной на тех, кто здесь жил: они не могли защититься, потому, что их было мало, и попросили своих богов о защите, и боги превратили их в прекрасные цветы. Еще говорят, что в этих цветах воплощаются души умерших младенцев… легенд много, а правды не знает никто.       Странный какой-то голос был у него, когда он произносил эти слова. Мне только чудился горький упрек, или мои фантазии о приключениях играли со мной шутку? Или просто вся его поза — согнутая спина, склоненная голова и длинные пряди волос, закрывающие лицо — казалась аллегорией печали?       Я перевел взгляд дальше, на светлые стены позади колонн. В лунном свете трудно было рассмотреть, но кажется, это не мрамор — уж белого мрамора я во дворце навидался. Поднявшись, я подошел к стене, провел рукой, всмотревшись — поверхность была отшлифована, но в ней проглядывали маленькие выемки, непохожие на трещины — слишком аккуратной формы. Я такое уже видел… давно. Кажется, оно называлось «ракушечник».       Странно. Я помнил, что этот камень использовался для внутренней отделки — в голове отчётливо крутилось что-то про осадочные породы, мел и ракушки. Известняк. Не такой прочный, как мрамор или гранит, да еще и эти выемки — следы раковин, создающие причудливый узор, но снаружи их быстро должна была заполнить грязь. К тому же, болото… ну ладно, речка. Влажность, буйная растительность.       Не самое удобное решение для строительства храма. Стены должен был покрыть мох. Разве что, они были заколдованы, хотя я и не чувствовал в камне магии, но… стоило признать — в магии я недоучка.       Но все же — кто это построил? Насколько я знал — да и рассказы проводника подтверждали — королевство остановилось на границе реки и дальше не двинулось. Крепость я бы понял, но храм, к тому же такой странной формы, не похожей на наш дворцовый, по образцу которого и строили все остальные?       Или вместе с праведными рыцарями Света в Меридиан забросило и еретиков-раскольников с тем, чтобы они обосновались в непролазных джунглях, чтобы затем…       Глупости какие-то в голову лезут.       Пройдя вдоль стены до провала на месте двери, я заглянул внутрь. Лунный свет, струящийся сквозь разбитую крышу, освещал пустынный зал с колоннами у стен, на которых смутно проглядывали какие-то картины.       — Здесь безопасно? — тихо спросил я. — Я хочу посмотреть, что внутри.       Проводник быстро обернулся.       — Ваше высочество не хочет спать?       — Нет, — я бросил взгляд на Рейтара, уже крепко спящего. — Я же ничего не делал, только в лодке сидел. Тут безопасно его оставить? Ты говорил, в Храме нет змей и хищники сюда не заходят…       — Да, здесь такое место, — проводник медленно поднялся, уставившись себе под ноги. — Если господину угодно… — он вскинул голову, глянув в упор. — Вы узнаете все.       Конечно, это прозвучало зловеще. Но мне было совсем не страшно, хотя какой-то частью сознания я заподозрил, что сюрприз может оказаться… неприятным… но слишком спокойной была магия этого места, похожего на замок Спящей Красавицы, где остановилось время. И слишком красивой казалась эта картина — лунный свет, проложивший резкие тени на точеном лице, искрящийся в больших темных глазах, превративший волосы в темный поток, подчеркнувший каждую мышцу гибкого торса. Я искренне любовался им, и, хотя осторожность пищала, что что-то тут не так…       Мысль о том, что эта красота может быть опасной лично для меня, мелькнула и ушла, как совершенно глупая.