Пламя и шторм

— Леди уже начинают прибывать в королевский сад, Дейна. — Я скоро буду, Линесса. Вели слугам принести закуски и вино, чтобы они не скучали без меня. — Вы возьмете с собой принца Эйликса? — Да. Для этого разговора мне понадобятся все козыри.       Линесса проходит в смежные покои, чтобы забрать Эйликса у Дженнелин. Дейна заставляет себя даже в мыслях называть этого малыша Эйликсом, чтобы не разрушить легенду, из-за которой они все пожертвовали слишком многим. Когда её сына только увезли на Север, Дейна не могла даже смотреть на подменыша. Он был совсем не похож на её идеального принца. В его волосах было больше золота, чем серебра, а глаза по цвету больше походили на фиалки, чем на молодую сирень. Он был меньше Эйликса, молчаливее и слабее. Те луны, что они провели на Драконьем Камне, Дейна буквально заставляла себя брать его на руки, разговаривать с ним и делать вид, что он её сын. Это становилось еще более трудным испытанием для неё, когда она вспоминала о том, что её мальчик находился на далеком суровом Севере. Как он пережил разлуку с родителями? Осознал ли её малыш, что его забрали от его семьи? Не мерзнет ли он в стенах Винтерфелла вдали от матери? Эти мысли сводили её с ума, и лишь напоминание матери о том, что Эймма не позволит Эйликсу чувствовать себя покинутым, держало её на плаву. В какой-то момент Дейна заставила себя вспомнить об обещании, данном себе и Эймме, и отбросила ненужную жалость к себе. Она стала звать подменыша именем своего сына, играть с ним и разыгрывать идеальную мать для принца.       Вернувшись в Королевскую Гавань, Дейна приступила к своим обязанностям, которые она забросила после рождения сына. Раз в неделю она вместе с Эйтаном и матерью выезжала в город, чтобы раздать милостыню и выслушать прошения граждан. Дважды в неделю она посещала дом милосердия имени королевы Эйммы и родильный дом, построенный по приказу её матери. Но главным её достижением стало обновление фонтанов королевы, построенных по приказу Алисанны Доброй. Она следила за реставрацией и очищением колодцев и туннелей, обеспечивавших фонтаны чистой питьевой водой, и выделила собственные средства для того, чтобы облагородить пространства вокруг фонтанов.       В Красном Замке раз в неделю она проводила встречи со знатными дамами. В основном это были жены, матери и сестры лордов, которые до сих пор не смирились с тем, что в будущем ими будет править женщина. Дейна на этих встречах пыталась мягко подтолкнуть леди к тому, что правление женщины позитивно скажется на их собственной жизни. Кто-то внимал её словам, а кто-то оставался глух. Тогда в дело вступали угрозы, прикрытые заботой о будущем их дочерей. Рейна, принявшая на себя обязанности Эйммы по заключению политических браков, отбирала для Дейны самых отвратительных претендентов, которыми Дейна могла припугнуть особенно упрямых леди. Всё же они были не просто жёнами, но еще и матерями. И угроза того, что их дочери будут выданы за извращенцев и тиранов, была вполне действенной.       Но всё это едва утоляло её тоску по сыну. Лишь в объятьях Эйтана она позволяла себе снять маску идеальной принцессы и выплакать всю горечь от разлуки с Эйликсом. Лишь сильные руки возлюбленного и его срывающийся от чувств шёпот помогали ей не утонуть в пучине отчаяния. Осознание того, что не ей одной приходится играть роль счастливого родителя, удерживало её от того, чтобы расползтись на куски.       Вот и сейчас Дейне необходимо было сыграть роль. Но сегодня она это делала не для себя. А для Люка. Дерзость, с которой Веймонд посмел подать прошение короне, вызвала в ней такую ярость, что она была готова оседлать Среброкрылую и спалить этого наглеца вместе с его недостойными сыновьями. Сам факт того, что он это сделал в тот момент, когда её семья переживала трудные времена, гадая, выживут ли их дед и отец, заставлял кровь в её венах вскипать. Отсутствие матери, отправившейся на Ступени, лишь усугубляло их положение. Дейна знала, что Веймонд не посмел бы сделать это, если бы её родители были в Красном Замке. Влияние её родителей было слишком велико, чтобы осмелиться на подобную глупость. Но в их отсутствие он нашел в своей подлой душонке смелость бросить вызов Люку и его правам на Дрифтмарк.       Эйтан, бабушка Рейнис и тетушка Лейна последние два дня не покидали кабинет Десницы, собирая аргументы против притязаний Веймонда. А Дейна собиралась посеять нужные семена среди жителей Красного Замка. Именно поэтому она велела накрыть стол в королевском саду и назначила встречу всем знатным леди, которые находились в этот момент в столице. Переступив через себя, она также отправила приглашения жёнам своих сводных дядюшек.       Из всех них она переваривала лишь леди Серису, которая наслаждалась привилегиями жены принца и была совершенна равнодушна в противостоянию между семьей её мужа и семьей наследной принцессы. Эллин Баратеон, вышедшая замуж за Дейрона, отличалась истинно Баратеоновским упрямством, которое она демонстрировала каждый раз, когда Дейна пыталась с ней сблизиться. На все её приглашения она отвечала вежливым отказом, предпочитая общество королевы Алисенты обществу Дейны и её кузин. В какой-то момент она сменила чёрно-желтые цвета Баратеонов на зеленые платья, подобные которым носила леди Десмера и сама королева Алисента. Это стало для Дейны отчетливым знаком того, что леди Эллин выбрала сторону. Она не могла её винить за это, в конце концов она была женой Дейрона, который во всем следовал словам своих матери и деда и ожидал от своей жены того же.       «Дочь своего отца», — с этими мыслями Дейна сдалась и оставила попытки сблизиться с дальней родственницей.       Леди Джейн Мутон, на которой женили Герольда ради войск и богатства Девичьего Пруда, была настолько же скучна, как и её супруг. Если Эймонд и Дейрон слыли достойными рыцарями, то умения Герольда мастер над оружием обозначал как «вполне сносные». Герольд не отличался ни яркой внешностью, ни приятными манерами, ни какими-либо талантами. Он всегда находился подле своей матери, наблюдая за всеми своими темными глазами, унаследованными от королевы Алисенты. Даже несносная тетушка Аллирия, которая доводила Дейну до белого каления своими неприкрытыми поддевками, была интереснее и ярче, чем её младший брат. Дейна вообще засомневалась бы в том, что в Герольде есть хоть частичка крови Таргариенов, если бы не его дракон. Когда Герольд оседлал Овцекрада, гостя вместе с королем и королевой на Драконьем Камне, Дейна сначала не поверила своим глазам.       «Невзрачному принцу — невзрачный дракон», — прокомментировал тогда ситуацию Люк.       Лишь с возрастом они все поняли, что Герольд и его дракон могли стать для них большой проблемой. Овцекрад пускай и был не самым красивым драконом, но размерами уступал лишь Вхагар, Келваросу и Вермитору. Дейна часто становилась невольным наблюдателем за полетами своего дяди. И как драконий наездник он мало чем уступал не только своим братьям, но и братьям самой Дейны. Поэтому Дейна старалась втереться в доверие леди Джейн, чтобы внести смуту в семейную жизнь дядюшки.       Но леди Джейн была либо беспросветно глупа, либо слишком умна. На все намёки Дейны она отвечала глупыми улыбками и хлопаньем ресниц, благодарила её за поддержку в адаптации к жизни в Красном Замке и вела с ней разговоры, не имевшие никакого смысла. Дейна велела своим фрейлинам наблюдать за молодой женой своего дяди, но пока это не принесло никаких результатов. Леди Джейн не выказывала неуважения к её матери, но при этом была в хороших отношениях со своей свекровью. Настолько, насколько это было возможно при стремительно портящемся нраве королевы Алисенты.       «Впрочем, ей есть отчего страдать», — размышляла Дейна.       Вторая жена Эймонда так и не обрадовала свекровь долгожданными внуками. За последний год она обзавелась лишь тремя внучками. Леди Эллин родила Дейрону дочь, такую же черноволосую, как она сама. А шестнадцатилетняя леди Джейн дала жизнь девочкам-двойняшкам. В суматохе дел, Дейна и Рейна упустили этот момент и беспрестанно благодарили богов за то, что родились принцессы, а не принцы. С тех пор Дейна тщательно следила за тем, чтобы Дейрона и Герольда поили тем же бальзамом, что и Эймонда. Дейна не желала уповать на удачу, поэтому сделала всё возможное, чтобы её дяди не стали отцами сыновей.       «По крайней мере, нас не свяжут с тем фактом, что у Эймонда нет детей. А наличие дочерей у Дейрона и Герольда не позволит людям оскорблять леди Эллин и Джейн. Они не виноваты в том, что их выдали за наших дядюшек», — искала положительные моменты в сложившейся ситуации Рейна.       Каждой из принцесс положили яйцо в колыбель. Этому предшествовала истерика Алисенты, требовавшей для своих внучек драконов. Только вот яйца, положенные им, никогда не проклюнутся. Потому что их отбирали Матарис с Деймоном, которые изучили все свитки, посвященные драконам, которые Люцерис привёз из руин Валирии.       «Внучки Алисенты получат свои яйца. Но из них никогда не вылупятся драконы», — прошептал Матарис, отдавая жаровни с яйцами сиру Кристону, который с победной улыбкой унес их в сторону покоев королевы.       «Жаль, мы не сделали этого с яйцами для детей дяди Эйгона», — думала Дейна, вспоминая о Шрикосе Джехейриса и Моргула Джехейры.       Заботами о детях оправдали свои отказы леди Джейн, леди Эллин и леди Десмера. И Дейна не могла сказать, что была этим огорчена. С одной стороны ей не придется видеть их лица, с другой — двор в очередной раз станет свидетелем того, что в расколе между семьями наследной принцессы и королевы виноваты именно «зелёные». — Ты выглядишь царственно, Дейна, — с довольной улыбкой заявляет Леона, закончив укладывать её волосы. — Настоящая валирийская принцесса.       Дейна встает и подходит к большому зеркалу в полный рост, которое ей на свадьбу подарил Эйтан. Увиденное радует её взгляд. Для встречи с дамами Дейна решила выбрать не привычное платье в цветах Таргариенов или Веларионов, а нарядиться в одежды, подобные которым носили знатные дамы в Древней Валирии.       Первым слоем на ней была нижняя сорочка, сверху неё — туника из легкой ткани цвета слоновой кости с широкими рукавами, края которых были украшены золотой вышивкой. Поверх туники она надела столу нежно-розового цвета, напоминающего небо на рассвете. Талию Дейна подчеркнула широким поясом, украшенным жемчугом, а на ноги надела мягкие кожаные туфли. Волосы Дейна велела собрать в объемный пучок, а вместо диадемы она выбрала в качестве украшения кокошник, обшитый жемчугом и покрытый золотом. Дейне нравилось думать, что своими нарядами она привносила в Красный Замок частичку своей прародины, напоминая лордам о том, что ими правят не андалы, а драконья кровь валирийских владык. И для сегодняшней её цели этот наряд подходил как нельзя лучше. — Маленький принц тоже готов, — Линесса с Эйликсом на руках входят в комнату. — Можешь отдохнуть, Джен. — Обращается Дейна к бывшей фрейлине Эйммы, которая с её отъездом стала помогать ей с Эйликсом. — Видят боги, этот ребёнок может измотать кого угодно. — После истерик, которые мне устраивала Мирна, мне ни один ребёнок не страшен, — усмехается Дженнелин. — К тому же я хочу увидеть, как отреагируют на ситуацию с прошением сира Веймонда наши высокородные дамы.       Дейна пожимает плечами и, забрав ребенка из рук Линессы, выходит из покоев. Четверо Черных Плащей окружают их четверку, сопровождая их к королевскому саду. На выходе из замка к ним присоединяется Теора, следившая за приготовлением стола для дам. При виде Дейны женщины приседают в реверансах, приветствуя свою принцессу.       Дейна проводит некоторое время, беседуя с каждой из женщин, как она приучила себя с самого начала. Она поздравляет вдовствующую леди Хейфорд с женитьбой сына и появлением невестки; справляется о здоровье младшей дочери леди Торн, с трудом оправившейся от последней беременности; выражает свои восторги по поводу нового платья леди Тарбек; умиляется сыну новоиспеченной леди Баттервелл. Дейна обещает поделиться тканями с леди Пик, пораженной красотой её наряда, просит леди Фоссовей передать благодарности её супругу за прекрасный яблочный сидр, полюбившийся Эйтану, и выражает соболезнования леди Касвелл, младший сын которой недавно скончался, подхватив потную лихорадку.       Сама Дейна принимает похвалы своему наряду и прическе, а также выслушивает пожелания здоровья и удачи своему сыну. Малыш в её руках отзывается радостным агуканьем и смехом, вызывая у женщин умиление. Затем она приглашает леди к столу, чтобы они оценили мягкие пирожные, свежие фрукты и сладкие ягодные вина, подготовленные специально для этого события. — Какое замечательное празднество вы устроили, Ваше Высочество. — Леди Касвелл поднимает кубок с вином в честь Дейны. — Впервые со дня смерти сына я чувствую, что хочу улыбаться. — Я рада, что наше скромное собрание сумело поднять ваш дух, леди Касвелл, — с улыбкой отвечает Дейна. Отрепетированный грустный вздох будто бы помимо ее воли срывается с её губ. — Жаль, что мою горечь от последних событий эти прекрасные вина подсластить не сумели.       Она замолкает, позволяя дамам самим сделать выводы. Воздух наполняется шёпотом, а Дейна следит за реакцией женщин. — Неужели вы имеете в виду прошение сира Веймонда, Ваше Высочество? — Осмеливается спросить молодая леди Хейфорд. — Конечно, она имеет в виду его, — шипит на неё свекровь, пронзив невестку недовольным взглядом. — Ох, это такой вздор, принцесса! — Восклицает леди Торн. — Очевидно, что в нём говорит уязвленная гордость второго сына, который не унаследует ни титула, ни земель. — Только из-за этой уязвленной гордости он посмел оскорбить королевскую семью, решив сместить из линии наследования не только принца Люцериса, но и принцев Матариса и Эйриона, — подает голос леди Рут, скривив лицо от осознания подлости Веймонда. — Это нельзя описать никаким другим словом, кроме измены. — И всё же при дворе есть люди, которые считают его претензии обоснованными, — осторожно замечает леди Тарбек. — И чем же они это аргументируют, леди Тарбек? — Интересуется Дженнелин. — Неужто тем, принц Люцерис не унаследовал от родителей ни серебристых волос, ни пурпурных глаз? — Я лишь озвучила слухи, что ходят по Красному Замку, леди Селтигар, — отвечает леди Тарбек. — Конечно, ни я, ни мой муж не поддерживаем эти глупые слухи. — Дочь моего дорогого дяди Дейрона, принцесса Элейна, тоже родилась черноволосой и синеглазой. — Словно самой себе говорит Дейна, зная, что её услышат все вокруг. — Может, стоит усомниться в том, кто является отцом моей милой кузины? — Мать принцессы Элейны из Баратеонов. Их сильная кровь, перебивающая любую другую, уже стала легендой, — уверенно отвечает леди Фоссовей. — Матерью принцессы Рейнис была Джоселин Баратеон, тетка лорда Борроса. Моя бабушка, несмотря на то, что её отцом был Эймон Таргариен, прозванный Серебряным принцем, родилась с черными волосами. — Парирует Дейна. — Что удивительного в том, что кровь Баратеонов проявилась в моём старшем брате? Люцерис унаследовал от штормовых владык не только цвет волос, но и высокий рост, и их стать. — Дейна находит взглядом леди Сванн. — Леди Коренна, из всех присутствующих вы единственная, кто застал лорда Боремунда в расцвете сил и лорда Борроса до того, как чревоугодие превратило его в неповоротливого тюфяка. Разве принц Люцерис не отражение лорда Баратеона в юности? — Безусловно, моя принцесса, — кивает пожилая дама. — Те же широкие плечи, та же мощь и сила. Даже глаза такие же ярко-голубые, какие были у покойного лорда Боремунда. — А вот глаза мой брат унаследовал от матери нашей матери, покойной королевы Эйммы. Многие их вас застали мою бабушку при жизни. Разве у неё были не такие же пронзительные голубые глаза? — Интересуется Дейна.       Те женщины, что видели королеву Эймму, согласно кивают, подтверждая её слова. — И кровь Баратеонов проявилась не только в принце Люцерисе, — вставляет свою лепту Леона. — Принцесса Вилейна — молодая копия нашей леди Десницы, не так ли? — А ведь она — двойняшка принцессы Дейны. — Присоединяется к словам сестры Линесса. — Никто ведь не усомнится в том, что принцесса Дейна — истинная дочь Валирии. Принцесса Вилейна, родившаяся с черными волосами, такая же дочь принцессы Рейниры и сира Лейнора, как и принцесса Эймма с принцессой Дейной. — И не будем забывать об Эйгоре Таргариене, сыне принца Деймона и леди Лейны. Он также унаследовал баратеоновские волосы через свою бабушку, принцессу Рейнис, — напоминает Теора. — Кровь Баратеонов сильна настолько, что способна проявиться через поколения. Это подтверждают не только мои братья и сестры, но и дочь принца Дейрона. — Заключает Дейна. — Разве не глупо использовать это для того, чтобы обвинить принца Люцериса в том, что он не имеет прав на Дрифтмарк и Плавниковый Трон? — Глупо! — Нелепость! — За такое можно и головы лишиться!       Дейна прячет улыбку за кубком, довольная произведенным эффектом. Дамы почти забывают о её присутствии, разбившись на небольшие группы и приняв обсуждать произошедшее. Убедившись в том, что она выставила Веймонда идиотом, посмевшим косвенно обвинить наследную принцессу в рождении бастардов, Дейна желает женщинам хорошего дня и возвращается в свои покои.       Волнение, которое она отбрасывала весь день, настигает её. Слушание прошения Веймонда было назначено на завтра, а от Деймона не было никаких вестей. Она боялась, что с её родителями и дедом случилось что-то ужасное и поэтому Веймонд и Отто выбрали именно этот момент, чтобы напасть на их семью.       «Бабушка связана своим положением Десницы и должна быть беспристрастна в этом вопросе, иначе её обвинят в несправедливом отношении к просителю. Тетя Лейна не обладает достаточным авторитетом, чтобы устрашить Отто и Веймонда. Кто же сможет противостоять им?» — Размышляет она, расхаживая по комнате.       Неожиданная мысль осеняет её. Она кажется ей сумасшедшей, но в сложившихся обстоятельствах она была готова на любое сумасшествие. Оставив сына на попечение Дженнелин и двойняшек Тирелл, Дейна направляется к покоям короля. Не обращая внимания на ошеломленные лица белогвардейцев, Дейна входит в покои. Запах снадобий и настоек, которые использовал мейстер Герардис, настолько резкий, что ей становится тяжело дышать. — Ваше Высочество? — Удивленно спрашивает мейстер, вставая со стула. — Всё в порядке? Что-то случилось с принцем Эйликсом? — С моим сыном все в порядке, мейстер. Я просто хотела проведать дедушку, — отвечает Дейна. — Не могли бы вы оставить нас с королем наедине? — Конечно. — Мейстер подходит к ней и тихо шепчет. — Король очень слаб, моя принцесса. Если это возможно, оградите его от волнений.       «Если бы не его слабость, мне не пришлось бы его ограждать от этих волнений!» — Мелькает мысль. — Я постараюсь, мейстер, — вслух произносит Дейна.       Когда мейстер оставляет её наедине с дедом, Дейна еще несколько мгновений стоит неподвижно. Солнце, скрывавшееся в Черноводном заливе, отбрасывало лучи, проникавшие через резные окна и освещавшие лицо короля Визериса. Дейна ощущает, как жалость просыпается внутри неё при виде ослабевшего и изморенного деда. Кожа на его лице истончилась и теперь обтягивала кости, превращая лик короля в иссохший череп с редкими седыми волосами. Широкие рукава сорочки не скрывали тонких запястий и предплечий, казавшихся такими хрупкими, что Дейна боялась лишний раз вздохнуть. В какой-то момент ей хочется развернуться и уйти, но воспоминание о лице Люцериса, искаженного болью, заставляют её остаться.       Она делает шаг к постели деда. Когда она загораживает свет, льющийся из окна, Визерис открывает глаза. Его взгляд затянут поволокой, и Дейна даже не уверена, что он вообще видит её. — Рейнира? — Сипло выдыхает король. — Нет, дедушка. Это я, Дейна, — отвечает она, едва сдерживая дрожь в голосе.       Глаза короля распахиваются шире, и в них появляется узнавание. — Ах, Дейна. Здравствуй, мой прелестный цветочек.       Дейна улыбается помимо воли, услышав своё детской прозвище. Взгляд короля скользит по её наряду, и его бледные губы трогает едва заметная улыбка. — Что это на тебе надето? — Спрашивает он. — Тебе нравится? — Дейна крутится перед ним так, как делала это в детстве. — Так одевались в Древней Валирии, дедушка. По крайней мере, так следует из тех свитков, что Люк привез с собой из её руин. — Красиво, — выдыхает Визерис, глядя на неё. — Надо будет сказать каменщикам, чтобы они вырезали фигурки в таких одеждах для моей модели. Будет красиво. Может, я успею доделать её до того, как Балерион заберет меня в своё царство.       На лице её деда появляется столь детская улыбка, наполненная надеждой, что глаза Дейны наполняются слезами. Впервые она видит в Визерисе не слабого короля, а простого человека, который никогда не желал власти. Его главной страстью было их валирийское наследие и его драгоценный макет столицы Древней Валирии, созданию которого он посвятил большую часть своей жизни. Корона стала для него настолько неожиданной ношей, что он просто не сумел справиться с её тяжестью.       Дейна впервые испытывает к деду не жалость, а сочувствие. Жалость она считала поверхностной эмоцией, которой удостаивались хромые кошки или побитые собаки. Сочувствие же для Дейны было величайшей милостью, которую нужно было заслужить. Глядя на Визериса, сражённого болезнью, ослабленного весом королевства, взваленного на его плечи, Дейна проникается к нему глубоким сочувствием.       «В другой жизни ты был бы не королём Визерисом. В другой жизни королевой стала бы принцесса Рейнис. А ты прожил бы счастливую жизнь, изучая историю нашей прародины и трудясь над своим макетом Валирии. В той жизни Эймма Аррен не погибла бы в погоне за рождением наследника, а моя мама не страдала бы от той ответственности, которую ты на неё возложил из-жа собственной слабости. В той жизни все были бы намного счастливее», — думает Дейна, вытирая слёзы с щёк. — Я распоряжусь, чтобы каменщики сделали всё так, как ты хочешь, дедушка, — обещает Дейна, садясь на кровать рядом с Визерисом.       Визерис кивает ей. Он хмурит брови, посмотрев на её лицо. — Ты сейчас выглядишь совсем как твоя мать, когда она была чем-то расстроена. Что случилось? — Хриплым голосом спрашивает он. — Разве ты не знаешь? — Дейна думала, что он в курсе прошения Веймонда. — Бабушка не рассказала тебе? — О чём? — О завтрашнем заседании, на котором будет рассмотрено прошение сира Веймонда.       Визерис задумывается. Дейна видит, как тяжело ему это дается. — Рейнис что-то говорила. Но я уже забыл. Прости…       Дейна видит перед собой не короля, а испуганного мальчишку, и это заставляет её почувствовать себя жестокой мучительницей. — Дедушка Корлис и отец были ранены на Ступенях. Мама улетела к ним больше двух лун назад. И именно сейчас, когда никто не может нас защитить, сир Веймонд подал прошение о рассмотрении вопроса наследования Дрифтмарка. — Я не понимаю… Зачем он это сделал? Лорд Корлис объявил Люцериса наследником в тот же день, как он появился на свет… — Неужели ты не понимаешь, дедушка?       В ответ Визерис лишь растерянно качает головой. Дейна начинает жалеть о своём решении поговорить с ним. Но отступать было некуда. — Дедушка, он сделал это, чтобы очернить репутацию мамы. Он посмел усомниться в законнорожденности Люцериса, соответственно, это бросит тень не только на маму, но и на всех её детей, а также на отца и на дом Веларион. Сир Веймонд почти прямым текстом назвал Люка бастардом, а мать — изменщицей, наставляющей рога нашему отцу. Разве можно стерпеть такое оскорбление? — Нет, это невозможно. Произошло какое-то недоразумение. Никто не посмеет бросать тень на наследницу престола.       Дейне хочется схватить деда за его хрупкие плечи и хорошенько потрясти. Но это желание уступает место жалости. Она вновь видит перед собой отца, не сумевшего защитить свою дочь; слабого короля, не способного справиться с собственной семьей; неумелого государя, которого не слушаются собственные подданные. — Если ты не защитишь маму и Люка, ты предашь нас всех, дедушка. — Голос Дейны звучит твердо, когда она говорит эти слова. — Если ты оставишь всё, как есть, стервятники, что кружат над твоей дочерью, поймут, что они могут нападать на наследницу престола и оставаться безнаказанными. Если ты не исправишь последствия собственных решений, то бремя, которое ты радостно переложил на плечи моей матери, раздавит её. И это будет на твоей совести, дедушка.       Дейна встает с постели и, присев в реверансе перед королём, выходит из покоев. Велев позвать мейстера Герардиса, Дейна почти бежит к своим покоям. Слёзы застилают её глаза, и она надеется скрыться за дверьми до того, как позорно расплакаться на глазах у слуг и стражников. Едва двери её покоев закрываются за её спиной, Дейна падает на колени и дает волю рыданиям, рвущимся наружу.