Пламя и шторм

      «Последний раз такая толпа собиралась в тронном зале, когда Люк вернулся из плавания к руинам Валирии», — размышляет Эйтан, разглядывая лордов и леди, ожидавших дальнейшего развития событий с плохо скрываемым любопытством. — «Теперь мы снова собрались здесь. И дело снова касается Люка».       Эта деталь заставляет Эйтана напрячься. В прошлый раз всё закончилось хорошо. Люцерис проявил себя способным мореплавателем и достойным наследником великого Морского Змея. Но его достижения не сумели уберечь его от посягательств на его законное наследие. Причиной всех бед, что сыпались на их семью, была проста. Их мать была наследницей короля. Не обычной принцессой, выданной замуж ради политического союза, не безвольной пешкой, которую мужчины могли использовать в своих махинациях, а равноправным игроком в игре престолов, обладавшим властью и влиянием.       «Будь матушка мужчиной, никто и заикнуться бы не посмел о незаконнорождённости детей. Не было бы этих бесконечных интриг, заговоров и манипуляций, направленных на то, чтобы подорвать её репутацию и выставить недостойной преемницей. Бабушка Рейнис в чём-то была права».       Эта мысль точила разум Эйтана так долго, что он дал себе обещание составить закон о престолонаследии, подобный тому, которому следовали в Дорне. Титул в правящей семье Дорна передавался старшему ребёнку независимо от пола, и это не смущало дорнийских лордов и не вызывало междоусобных войн и конфликтов. Рождению принцессы радовались не меньше, чем рождению принца, и Эйтан считал это справедливым и правильным.       Эйтан видел, как его мать и бабушка старались ради блага королевства, прилагая для этого в разы больше усилий, чем мужчины, заседавшие в Малом Совете лишь по причине своего происхождения и наличия члена между ног. Видел он и то, как мужчины закрывали глаза на достижения женщин его семьи, предпочитая выискивать недостатки в их словах и действиях. Это раздражало его так сильно, что порой он с трудом сдерживал порыв придушить сира Отто, который смел снисходительным тоном обращаться к его матери, будто бы она была несмышлёным ребёнком, а не взрослой женщиной с опытом управления. Иногда Эйтану хотелось призвать Вермакса и велеть ему спалить мейстера Орвиля, позволявшего себе вставлять неуместные реплики об истинном предназначении женщин, созданных для семьи и очага, а не для свершений и подвигов. Лишь легкое прикосновение материнской руки и почти незаметное покачивание головой сдерживали порывы Эйтана, и он с нетерпением ждал того дня, когда его мать, наконец, станет королевой и расквитается со всеми, кто смел принижать и оскорблять её.       «Будь у Визериса хоть капля характера мамы, Веймонд не посмел бы даже подумать о столь дерзком оскорблении в адрес нашей семьи».       К такому неутешительному выводу Эйтан пришёл, найдя заплаканную Дейну в их покоях. Успокоив возлюбленную, Эйтан выпытал у неё причину её слёз. И тут же пожалел об этом. Потому что ему захотелось ворваться в покои умирающего деда и высказать все оскорбления в его адрес, крутившиеся на языке. Но он не мог себе такого позволить. Не тогда, когда их матери не было в Красном Замке и его недостойное поведение могло бросить тень на её репутацию. В ночь перед днем слушания Эйтан лежал в постели, прижимая к себе Дейну и малыша, которого ему приходилось называть сыном. Он наблюдал за беспокойным сном возлюбленной, он пытался найти в мальчишке черты своего родного сына, лицо которого почти стерлось из его памяти, он думал о том, как тяжело сейчас было Люку, который столько лет с достоинством нес бремя сплетен и грязных слухов. Эйтан вновь убедился в том, что источником всех этих бед было нежелание мужчин видеть на троне женщину. И еще больше уверился в необходимости создания закона, который позволил бы старшим дочерям быть наследницами и править без страха развязать войну и расколоть государство.       Шёпот, пробежавший по тронному залу, возвращает Эйтана в настоящее. Сир Аррик объявляет о прибытии сира Веймонда Велариона, и он, уверенной походкой пройдя мимо людей, встает у подножия Железного Трона. Эйтан, которого отец всегда учил обращать внимание на мелочи, понимает, что вся эта уверенность была напускной. Он видит, как дергается тонкая жилка на виске Веймонда; как неестественно выпрямлена его спина; как нервно раздуваются его ноздри. Весь вид недалекого родственника кричит о том, что он сам осознавал абсурдность собственных заявлений, но не мог повернуть назад, подгоняемый собственной гордыней.       Эйтан переводит взгляд на «зелёных». Королева стояла по другую сторону от Железного Трона, не отрывая недовольного взгляда от Рейнис, восседавшей на нём. Эймонд, Дейрон и Герольд стояли рядом с матерью, оглядываясь вокруг, и Эйтан невольно вспомнил свою первую охоту с отцом и матерью. Они тогда загнали в ловушку страшного вепря, и тот озирался вокруг такими же стеклянными глазами, наполненными ненавистью и осознанием безнадёжности. Все они были одеты в наряды самых разных оттенков зелёного, продолжая являть двору раскол в королевской семье.       Лишь Эйгон, одетый в черно-красный дублет, выделялся среди них, как яркий цветок среди ядовитых сорняков. Поймав взгляд Эйтана, Эйгон улыбается и подмигиваетему. Сердце Эйтана пропускает удар, когда он видит отражение материнской улыбки на лице дяди. Он благодарно кивает Эйгону, чувствуя, как напряжение понемногу отпускает его. — Мы собрались здесь для того, чтобы выслушать прошение сира Веймонда из Дома Веларион. — Голос Рейнис эхом отскакивает от стен тронного зала, заставляя всех устремить взгляды на Десницу. — Сир Веймонд, кто будет представлять ваши интересы? — Я сам, леди Десница, — отзывается Веймонд, прищурив глаза. — Прежде чем мы начнем, могу я задать один вопрос?       Рейнис отвечает молчаливым кивком, а Эйтан подозревает, что вопрос Веймонда не принесет ничего хорошего. Матарис шёпотом ругается на валирийском, а Эйна отвечает еще более грязными ругательствами в адрес «дядюшки», за что получает недовольный взгляд от Лейны. Когда на бледном лице Люка появляется слабая улыбка после слов Эйны, Эйтан готов расцеловать младшую кузину за то, что она сумела немного развеселить его брата. — Разве уместно то, что рассмотрением моего прошения будете заниматься вы, леди Десница? — Вкрадчиво интересуется Веймонд. — В отсутствие короля именно Десница занимается ведением судебных тяжб и рассмотрением прошений, сир Веймонд. — Не сдерживается Эйтан. — Человеку вашего происхождения и статуса должно быть стыдно задавать подобные вопросы. — Принц Эйтан, как просящая сторона сир Веймонд имеет право на уточняющие вопросы, — елейным голосом произносит Отто. — Как мастер над законами вы должны понимать абсурдность подобных заявлений, сир Отто, — парирует Эйтан, встретившись с взглядом Хайтауэра. — У людей, собравшихся здесь для того, чтобы узреть королевское правосудие, может возникнуть впечатление, что сир Веймонд специально тянет время. Несомненно, в каких-то своих корыстных целях. — Мой внук прав, сир Веймонд. — Прерывает их спор Рейнис. — Не нужно задавать вопросы, ответы на которые вам уже известны. Прошу, изложите суть своего прошения.       Веймонд снисходительно кивает и поворачивается к людям. — Мои лорды и леди… История домов Таргариен и Веларион уходит корнями во времена Старой Валирии. Пока дом Таргариен правил небесами, дом Веларион правил морями. На Валирию пал Рок, и лишь наши дома уцелели, — высокопарно начинает Веймонд, но его тут же прерывает недовольный голос лорда Селтигара. — Вы только начали говорить, а уже несете чушь, сир Веймонд. Помимо Таргариенов и Веларионов уцелел также дом Квохерисов, вымерший уже после завоевания Вестероса Эйгоном Первым. — Пожилой мужчина выпрямляется, гордо являя герб своего дома, вышитый на его дублете. — А уж усомниться в валирийских корнях дома Селтигар я не позволю никому.       В толпе раздаются смешки, и лицо Веймонда бледнеет. Эйтан чувствует мрачное удовлетворение, разливающееся по его венам. — Благодарю вас за ценный урок истории, лорд Бартимос. — Эйтан слышит в голосе бабушки едва прикрытое веселье. — И всё же я попрошу не перебивать сира Веймонда. Прошу, продолжайте. — Спасибо, принцесса Рейнис, — сквозь зубы выдавливает Веймонд. — Наши предки пришли на новую землю, зная, что если не справятся, это будет конец для их рода — и имени. Я всю жизнь защищал трон моего брата в Дрифтмарке. Я ближайшая родня лорда Корлиса по крови. Чистая, нетронутая кровь Веларионов течет в моих жилах. — Эта же кровь течёт в моих племянниках и племянницах, дядя Веймонд. Все они — дети моего брата, сира Лейнора Велариона, — в голосе Лейны звучит вызов, когда она становится перед Люком, защищая его от нападок Веймонда. — Если бы тебя волновала кровь дома, ты бы не старался сместить наследника. Ты говоришь лишь за себя и своё честолюбие. — Леди Лейна, вы сможете высказаться в защиту принца Люцериса позже. Позвольте сиру Веймонду высказаться, — чопорно произносит Алисента, впившись своими темными глазами в лицо разъяренной Лейны. — Что эти дети могут знать о крови Веларион, племянница? Я мог бы вскрыть вены и показать её им, и даже так они бы её не узнали! — Выплевывает Веймонд с ненавистью в голосе. Он поворачивается к Рейнис, восседавшей на Железном Троне с нечитаемым выражением лица. — Речь идет о будущем и выживании моего дома. Это вопрос крови, а не честолюбия. Лично я ставлю выживание моего дома и рода превыше всего. Поэтому я скромно предлагаю себя в как наследника моего брата, лорда Дрифтмарка и лорда Приливов. — Благодарю вас за столь пламенную речь, сир Веймонд. — Эйтан слышит в голосе бабушки сталь и понимает, что ничем хорошим этот день не закончится. — Леди Лейна, прошу. Вы можете выступить от имени своего племянника, принца Люцериса Велариона.       Лейна выходит вперед. Эйтан видит, как Рейна успокаивающе сжимает руку Люка, желавшего защитить себя самостоятельно. — Я бы предпочла не ввязываться в этот фарс, леди Десница, но у нас, видимо, нет выбора, — начинает Лейна, сверля взглядами «зелёных», наблюдавших за ней подобно змее, заприметившей добычу. — Тогда я посмею себе напомнить о том, как двадцать лет назад в этом же зале принцесса Рейнира Таргариен была названа…       Слова Лейны прерываются звуком открывающихся дверей. — Король Визерис из дома Таргариен, Первый своего имени, король андалов, ройнаров и первых людей. Лорд Семи Королевств и Защитник Государства!       Ошарашенная толпа поворачивается к двери, через которую, тяжело постукивая резной тростью, проходит король. Эйтан удивленно переглядывается с Дейной, которая тихо шепчет: «Неужели он решился?» Король осторожно спускается по ступеням, отвергая помощь Белых Плащей. Рейнис тут же встает с трона, уступая королю его место, и оказывается рядом со своей семьей. Лейна вцепляется в мать, не веря своим глазам.       Король медленно идет сквозь толпу, хрипя от боли, не оставлявшей его ни на минуту последние несколько лет. Лорды и леди кланяются ему, шепча молитвы о его выздоровлении. Но Эйтана больше интересуют «зелёные». На лицах королевы и троих её младших детей написано такое изумление, что Эйтану хочется рассмеяться. Эйгон же вовсю потешается над родственниками, пародируя их шок. Эйтан переводит взгляд на Веймонда. Его и без того бледное лицо сравнялось по цвету с первым снегом, а в бледно-фиолетовых глазах мелькнул страх.       «Жалкий червяк. Тебя привел в ужас вид мужчины, который уже одной ногой в могиле. И почему? Лишь потому что он зовется королем и носит корону на своем челе», — с отвращением думает Эйтан.       Звонкий стук железа об камень обрывает все шепотки в зале. Эйтан видит корону Джехейриса Миротворца, лежащую на ступенях Железного Трона. Ноги сами несут его в сторону деда. Он поднимает корону одной рукой, а второй подхватывает деда под локоть. — Идите вперед, Ваше Величество, — шепчет он, надеясь, что он не забыл валирийский.       Тяжелым шагом король Визерис поднимается на трон. Эйтан помогает ему сесть, а затем надевает ему на голову корону. — Спасибо, мой мальчик. — Выдыхает Визерис.       Эйтан кланяется и спускается вниз, к своей семье. Глаза Дейны наполнены гордостью, когда она встречается с его взглядом. Он переплетает их пальцы, пытаясь успокоить своё бешено колотящееся сердце. — Должен признать, я удивлен. — На удивление громко говорит Визерис, привлекая внимание каждого человека в зале. — Я не понимаю, почему проводится слушание, когда наследник определен.       Люди согласно качают головами после слов короля, а Эйтан едва сдерживает отвращение при виде того, как легко толпа меняет сторону на другую. Совсем недавно они с удовольствием наблюдали за тем, как Веймонд унижал их семью, а теперь они с радостью отвернулись от него, внимая словам Визериса. Сам же король переводит взгляд на Рейнис, стоящую перед своими внуками как непробиваемый щит. — Единственный человек среди присутствующих, который лучше всех понимает желания лорда Корлиса, это принцесса Рейнис.       Рейнис выходит вперед и смело встречает взгляд короля. — Благодарю за возможность сказать своё слово, мой государь. Всем известно, что по воле моего супруга Дрифтмарк перейдет от сира Лейнора к его законному сыну, принцу Люцерису Велариону. Это решение неизменно, и я его полностью поддерживаю. К тому же Рейна Таргариен, дочь леди Лейны, обещана принцу Люцерису. Таким образом, в следующем поколении Дрифтмарком будут править потомки и нашего сына, и нашей дочери. Мы с лордом Корлисом не могли желать лучшего расклада, — заканчивает свою речь Рейнис. — Что ж, вопрос решен. — На лице Визериса появляется улыбка, когда он переводит взгляд на Люка. — Ныне я подтверждаю: принц Люцерис из дома Веларион — наследник Дрифтмарка, Плавникового трона и будущий Лорд Приливов.       Эйтан слышит облегченные вздохи своих братьев и сестёр. Рейна обнимает Люка. Дейна, Матарис, Эйрион, Эйна, Бейлон и Дейнора окружают их двоих, бормоча поздравления и шутки на валирийском. Эйтан заставляет себя оставаться на месте, рядом с бабушкой-Десницей, чтобы никто не посмел напасть на его семью в момент радости. — Ты нарушил закон и многовековые традиции, чтобы назвать наследницей дочь! — Восклицает Веймонд, глядя на короля безумными глазами. — И смеешь указывать мне, кому наследовать имя Веларион? Нет, я этого не позволю! — Не позволишь? — Удивляется Визерис, крепко обхватив рукоять своего кинжала. — Ты забываешься, Веймонд. — Принцесса Рейнира из дома Таргариен! Принцесса Драконьего Камня и наследница Железного Трона! Принц Деймон Таргариен! Сир Лейнор Веларион! Лорд Корлис Веларион! Лорд Киран Маллистер, Хранитель Ступеней!       Это объявление сира Эррика вызывает еще больший шок, чем появление короля.

***

      Люк ощущает невероятную волну спокойствия после слов сира Эррика.       «Она выглядит как валирийская богиня», — мелькает в его мыслях, когда он видит свою мать в дверях тронного зала.       Он замечает в капли крови её серебристых волосах, заплетенных в десятки кос и уложенных вокруг головы на манер короны. На ней кожаные доспехи, которые она носила во время полетов на Сиракс, которые также испачканы кровью. Даже со своего места он видит на её лице кровавые разводы.       «Мама ранена? Что случилось?» — Со страхом думает Люк.       Но когда он перехватывает спокойный взгляд отца, тревога покидает его. Отец не был бы так невозмутим, если бы с матерью что-то случилось. Люк жадно разглядывает родителей, которых не видел долгие луны. Отец похудел и осунулся и был немного бледнее обычного. Люк замечает, что он немного хромает на левую ногу. Но во всем остальном Лейнор Веларион выглядел как обычно — величественный воин и храбрый драконий всадник.       Их дед, следовавший за Рейнирой и Лейнором, также выглядел немного потрепанным. В его серебристых волосах стало больше серой седины, а на его лице появились новые морщины, которых не было до его отплытия на Ступени. И даже так Морской Змей внушал страх и уважение.       Присутствие лорда Кирана оставляет Люка в замешательстве, но когда он видит яростный взгляд, который тот бросает на Веймонда, он решает, что прибытие Маллистера было частью плана его родителей. Деймон же, замыкавший процессию, быстрым шагом обходит всех и становится рядом с Лейной, переплетая их пальцы. Люка этот жест почему-то умиляет. Он переводит взгляд на Рейниру.       Люк заметил, что больше всех изменилась его мать. Он понял это в то же мгновение, как встретились их взгляды. В сиреневых глазах матери всё еще было море любви, посвященное ему и его братьям и сёстрам, но за этой любовью прятался ледяной океан ненависти и презрения. И Люк догадывался, кому были адресованы эти чувства. — Прошу прощения за опоздание, Ваше Величество. — Звонкий голос Рейниры заставляет все взоры обернуться к ней. — Путь от Ступеней до столицы неблизкий, пришлось поторопить Сиракс. Надеюсь, мне дадут слово в слушании по поводу наследства моего сына? — Я бы тоже хотел поучаствовать во всём этом, — присоединяется к ней Лейнор. — И я, — громогласно объявляет лорд Корлис. — Король уже вынес решение, принцесса, — вставляет Отто, но его прерывает крик Веймонда. — Это не настоящий Веларион! — Веймонд тычет пальцем в сторону Люка. — И точно не мой племянник! — Веймонд, ты сказал достаточно, — звучит голос Рейнис. — Люцерис — мой законнорожденный внук. — На удивление грозно напоминает Визерис. — А ты не более, чем второй сын Дрифтмарка. — Ты управляй своим домом так, как считаешь нужным. — Выплевывает Веймонд. — Но не смей решать будущее моего дома…       Веймонд почему-то замолкает, а Люк чувствует, как его удерживают сразу несколько рук, не позволяя ему наброситься на Веймонда. Лишь прикосновение материнской руки и её нежная улыбка прорываются через марево ярости, застилавшее его взор. — Не сейчас, мой мальчик. Он нам нужен живым, — шепчет ему мать.       Она поворачивается к Эррику, стоящему у дверей. На её лице проступает кровожадное выражение. — Сир Эррик, не соизволите ли принести сюда подарок, который я привезла со Ступеней? — Просит она. Дождавшись кивка рыцаря, она поворачивается к трону. — Ваше Величество, вы знаете, какая нужда заставила меня бросить мои обязанности и отправиться на Ступени. Мои муж и свёкр были тяжело ранены, а наши люди терпели поражение от флота Трех Сестер, вновь объединившихся для того, чтобы подчинить себе Ступени. — Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать войну, которую лорд Киран и лорд Корлис развязали без указаний на то короны, принцесса, — напоминает ей Алисента. — Не вмешивайтесь в то, что вас не касается, моя королева. — Обрывает претензии королевы Рейнира, награждая ту тяжелым взглядом. — То, о чём я собираюсь сказать, напрямую повлияет на результаты сегодняшнего рассмотрения прошения сира Веймонда. — Визерис, ты позволишь принцессе оскорблять меня при всех? — Жалостливо тянет Алисента, заработав недовольный взгляд Отто. — Продолжай, Рейнира, — велит ей Визерис, не обращая внимания на слова жены. — Спасибо, отец. — Люк восхищается тем, как его мать поддевает королеву теми же словами, что она сказала ей в ту ночь, когда он лишил Эймонда глаза. — Когда я прибыла на Ступени, то обнаружила много странностей. Во-первых, дракон моего супруга был ранен. Такую рану столь взрослому дракону могли нанести лишь из скорпиона. Все чертежи скорпионов и прочих драконобоев, имевшиеся в Дорне, были переданы нам после свадьбы принца Кайла и Алиссы. Каким образом у Трех Сестер могли появиться новые скорпионы? — Каким образом это относится к делу, принцесса? — Сузив глаза, уточняет Отто. — К тому же не все разделяют ваше доверие дорнийцам, Ваше Высочество. Кто может быть уверен в том, что они не продали копии чертежей Трем Сестрам, чтобы потом поделить Ступени между победителями? — Вы прав, сир Отто, никто не может быть в этом уверен. — Кивает Рейнира. — Так же, как никто не может быть уверен в том, что Три Сестры не получили копии чертежей, хранившиеся в Цитадели Староместа. — Вы обвиняете Хайтауэров в заговоре, сестра? — Спрашивает Герольд. — Что ты, дорогой брат, — мягко отвечает Рейнира. — Лишь напоминаю твоему деду, что любое обвинение можно повернуть в нужную сторону.       Герольд не находится с ответом. А Люк ощущает небывалый прилив сил. Глядя на то, как уверенно его мать отстаивала свою позицию, он сам перенимал эту уверенность и был готов встретиться с любыми обвинениями и легко от них отбиться. — Но не только ранение Морского Дыма опечалило меня. Было подозрительно то, что среди всех раненых в этих битвах, больше всего пострадали именно Лейнор и лорд Корлис. — Продолжает Рейнира, медленно расхаживая перед троном. — Мой муж был ранен отравленной стрелой, и яд был настолько силён, что ему понадобилось две луны, чтобы избавиться от его действия. — Мы всё еще не понимаем, к чему вы клоните, сестра, — перебивает её Эймонд. — Если бы ты был немного терпеливее, брат, то дослушал бы меня до конца и понял бы, как это связано с сегодняшними событиями. — Вкрадчиво отвечает женщина. — Разве наша набожная королева не учила тебя, что терпение — высшая добродетель? — Прости его, Рейнира, — с улыбкой просит Эйгон, будто не замечая царящего вокруг напряжения. — Ты ведь знаешь Эймонда. Терпение никогда не было его сильной чертой. — Это точно, — усмехается Рейнира, благодарно глядя на брата. — Что ж, пока меня не вновь не отвлекли, позвольте мне, наконец, закончить рассказ. В ту ночь, когда Лейнор пришёл в себя, на него напали. — На нас, — поправляет её Лейнор. — Ты знаешь, что целью был ты, Лейнор. Но той ночью хотели убить не только моего супруга, но и лорда Корлиса. — Кто осмелился на это? — Спрашивает Визерис. — Сир Корвин Веларион. Младший сын сира Веймонда, — отвечает Рейнира. В толпе звучат удивлённые вздохи и возгласы. Шёпот «убийца родичей» проносится по залу, заставляя Веймонда посереть. — Ложь! — Кричит он, размахивая руками. — Деймон отправился на Ступени, чтобы рассказать о моем прошении, а вы с Лейнором в отместку решили обвинить моего сына! — Я знала, что ты обвинишь меня в подобном, Веймонд. — Рейнира кивает в сторону лорда Кирана. — Поэтому я привела с собой свидетеля. Лорд Киран, будьте добры.       Маллистер выходит из толпы и встает перед Железным Троном. Люк ощущает тихую силу, которая исходит от мужчины, и радуется тому, что этот человек на их стороне. — Прошу, лорд Маллистер. Подтверждаете ли вы слова принцессы Рейниры? — Устало произносит Визерис. — Как вы знаете, я женат на леди Лианне Веларион, дочери младшего брата лорда Корлиса и сира Веймонда. И я не первый год знаком с мужами дома Веларион. По большей части они такие, как мой тесть сир Монтерис, как сир Лейнор или лорд Корлис. Умелые воины, выдающиеся мореплаватели, рыцари, которым не чужды такие понятие как честь и мораль. Но сир Веймонд вовсе не такой. — Киран награждает Веймонда презрительным взглядом. — Даже до Ступеней доходили слухи о том, что Веймонд Веларион давно грезит о титуле лорда Дрифтмарка и Плавниковом троне. Но я не ожидал, что эта жажда окажется настолько сильной, что он осмелится на убийство родича. — Разве это доказательство слов принцессы? — Вновь подает голос Отто. — Пока это лишь её слово против слов сира Веймонда. — Весь наш лагерь был свидетелем того, что мой кузен напал на меня и мою жену, сир Отто, — отвечает Лейнор. — А также того, что его дружок, мальчишка Сангласс, пытался убить моего отца в его же шатре. К их общему несчастью, они недооценили нас. — Я подтверждаю слова сира Лейнора, Ваше Величество. — Кивает Маллистер. — Сангласса лорд Корлис убил, защищая свою жизнь, но над сиром Корвином принцесса Рейнира провела справедливый суд. — Суд? — Выдыхает Веймонд, схватившись за сердце.       Как раз в этот момент к трону проходит сир Эррик с бочонком в руках. Люк переглядывается с Эйтаном, в глазах которого видит отражение собственного недоумения. — Да, суд, сир Веймонд. — Отвечает Рейнира, открывая крышку бочонка. — И в отличие от сегодняшнего фарса, мои аргументы были более убедительными.       Она поворачивается к Отто. — Сир Отто, я задам вам один вопрос, как мастеру над законами. Что полагается за нападение на наследницу престола, её супруга и лорда одного из самых богатых и влиятельных домов? — Смерть, Ваше Высочество. — Благодарю, сир Отто.       Люк наблюдает за тем, как его мать окунает руки в мед, которым был заполнен бочонок, и вытаскивает из него отрубленную голову. Кто-то из женщин при виде этого зрелища падает в обморок, кого-то из юных мальчишек тошнит, но Люк не отрывает взгляда от матери. Он узнает в отрубленной, пожелтевшей от мёда голове, лицо кузена Корвина. Его мать держит его за светлые волосы, выставляя его всем словно трофей, а густой темный мёд капает на каменный пол тронного зала словно кровь. А Веймонд смотрит на голову сына в её руках широко раскрытыми глазами и коротко дышит, пытаясь втянуть в себя как можно больше воздуха. — Я, принцесса Рейнира Таргариен, обвиняю сира Веймонда Велариона в покушении на жизнь моего мужа и моего свёкра, а также в предъявлении необоснованных обвинений в легитимности прав моего сына Люцериса Веларион на Дрифтмарк и Плавниковый Трон.       Все взгляды прикованы к ней, и Люк снова чувствует невероятную гордость от того, что он является сыном этой великолепной женщины. Ту же самую гордость он видит в глазах братьев и сестёр, и тревога, сковывавшая его с того момента, как Веймонд открыл рот, улетучивается. — Клевета! Я никогда бы не осмелился на подобное, мой государь, — умоляюще произносит Веймонд. — Все факты говорят за себя, Веймонд. — Отзывается Визерис. — Ты велел своему сыну избавиться от Лейнора и лорда Корлиса, обставив это как несчастный случай на войне, а сам решил разыграть это представление, чтобы лишить Люцериса прав на Дрифтмарк. И ради чего? Ради того, чтобы усадить свою задницу на Плавниковый Трон. — Мой дом пережил Рок и тысячи других несчастий. — В гневе кричит Веймонд. Его покрасневший от злости взгляд упирается в Рейниру. — И да будут прокляты все боги, но я не хочу видеть как он падет из-за деяний этой… — Скажи это, — шепчет Лейнор, обхватив рукоять Морского Пламени. — Её дети — бастарды! — Ревёт Веймонд, тыча пальцем в Люка и его братьев и сестер. — Все знают, что Лейнор — мужеложец, не способный иметь детей! Половину детей она родила от Деймона, а вторую половину — от своего присяжного меча Каргилла! — Он поворачивается к Визерису. — Твоя дочь — всего лишь шлюха, которую ты так отчаянно хочешь посадить на престол! — Я вырву тебе язык! — Визерис находит в себе силы встать и достать кинжал из ножен.       Но он не успевает им воспользоваться. Люк успевает уловить лишь темную тень, когда по залу вновь раздаются крики и стоны. Деймон одним плавным взмахом Тёмной Сестры сносит Веймонду половину головы, оставив нижнюю губу с высунутым изо рта языком. — Язык он может оставить себе, — пожимает он плечами, брезгливо вытирая меч об одежду Веймонда. — Это был мой удар, Деймон, — недовольно произносит отец Люка. — Тогда ты бы прослыл убийцей родичей, — усмехается Деймон. — Негоже будущему королю-консорту бросать на себя такую тень. — Дядя прав, любовь моя. — Люк улыбается матери, подошедшей к ним. Её рука до сих пор держит отрубленную голову Корвина, но он не обращает на это внимания, когда она треплет его свободной рукой по волосам. — Из нас двоих хотя бы ты не должен пачкать себя это испорченной кровью. — Неужели ты сама казнила Корвина? — Удивленно спрашивает у матери Люк.       Довольная улыбка, появившаяся на её лице, говорит громче любых слов.