lay down your sweet and weary head

На следующий день Фрерин, который всю ночь отказывался отходить от Торина – за что он втайне искренне благодарен ему, – смотрит на него с беспокойством в глазах и спрашивает: - Ты уверен, что не хочешь, чтобы я пошел с тобой? Дис все еще немного.… нестабильна в последнее время. Он почти фыркает. Сначала она с трудом скрывает свою голодовку, затем ее колебания между постоянным стремлением что-то сделать и тем, что она вообще едва двигается, придавленная горем. То, что это вполне объяснимо, лишь осложняет понимание происходящего, свидетелями которого они все стали. - Я уверен, - вздыхает Торин, кажется, в десятый раз. - Но я был бы признателен, если бы ты остался поблизости, на случай, если услышишь крики. Или если у меня случится нервный срыв. Или и то, и другое. Фрерин немедленно кивает, ясно понимая, о чем на самом деле спрашивает Торин – в конце концов, ни один из них по-настоящему не верит, что Дис когда-либо сделает что-то, что заставит Торина хотя бы повысить голос от волнения. Пять минут спустя Торин стоит перед дверью Дис, проклиная себя девять девять раз перед кузницами Махала. Разве может быть так просто броситься очертя голову на огромного орка? Он замечает, что его руки слегка дрожат, и сжимает пальцы в кулак. А потом стучит. - Войдите! - доносится с другой стороны голос Дис, приглушенный камнем. Сделав последний глубокий вдох, Торин входит. Дис поворачивает к нему голову, сидя у огня, все еще бледная и одетая в серое, их траурный цвет – цвет камня, в который, как верят гномы, возвращаются убитые. Она открывает рот. - Мне нужно с тобой кое о чем поговорить, - выпаливает Торин, пока мужество не покинуло его. - Кое-что рассказать о себе.... Дис поднимает взгляд от чашки, которую держит в руках, и на мгновение заглядывает ему в лицо. - Значит, ты наконец решил мне рассказать. Торин озадаченно хмурится. - О чем ты? - Что ты, несомненно, Дурин Возрожденный. Рот Торина открывается совершенно непроизвольно, его разум слишком занят тем, что временно останавливается, чтобы вмешиваться. - Что? - Ты думал, никто не заметит? - Губы Дис кривятся в усмешке, которая может быть похожа на веселье. - По общему признанию, именно Балин первым понял, почему твое поведение могло измениться, как ты внезапно стал мудрее и откуда ты узнал все то, чего не должен был знать. Я помню, что ты сказал мне - я потерял все. Если ты хранишь все их воспоминания...… Я не могу представить, свидетелем какого ужаса ты, должно быть, был. - В ее глазах отражается свет огня в камине. - Кхазад-дум сгорит. Торин с трудом сглатывает, не зная, что делать, когда он смотрит на свою сестру, а затем, впервые в своей жизни, он просто разворачивается и убегает. - Она думает, что я Дурин Возрожденный, - почти кричит он Фрерину, как только за ним закрывается дверь. - Дурин Возрожденный, Фрерин. Почему она так думает? Фрерин удивленно смотрит на него, привстав со стула при появлении Торина. А потом он начинает смеяться. - Боже, Торин. Твое лицо. Можно подумать, она обвинила тебя в том, что ты любишь эльфов больше, чем свою родню. - Когда Торин продолжает выглядеть слегка испуганным, он успокаивается. - Подумай об этом, nadad. Я думаю, в этом даже есть смысл, не так ли? Она, как и я, явно заметила, что твое поведение было немного странным, что ты внезапно стал мудрее и осведомленнее. "Легенда о Дурине" дает довольно четкое объяснение всему этому, и ты действительно подходишь под все критерии. Дурина уже давно не было, и времена становятся все мрачнее. - Его губы подергиваются. - Это, конечно, более правдоподобно, чем то, что ты живешь свою вторую жизнь. - Но из всего нашего рода у меня меньше всего шансов стать реинкарнацией Дурина! - взрывается Торин. - Ты что, не слышал ни слова из того, что я тебе вчера говорил? - Слышал, - говорит Фрерин, в его словах слышится скрытый упрек, а в глазах внезапно появляется сталь. - И именно это заставляет меня думать, что ты подходишь. Ты пережил тяжелые и мрачные времена, Торин, и все это время ты мужественно вел свой народ за собой, и твоя семья и те, кто смотрел на тебя снизу вверх, кто бросил вызов тьме и злу, были готовы идти за тобой к свету. Именно благодаря твоим действиям наш дом был восстановлен, а орки побеждены, и хотя ты, возможно, спотыкался и падал на своем пути, в твоем сердце всегда жила доброта. Неужели так трудно представить, что Махал выбрал тебя для этих великих целей? Торин моргает раз или два, затем собирается с духом. - Факт остается фактом, он этого не сделал, и теперь Дис думает, что я тот, кем не являюсь. И она не единственная, она также упомянула Балина. Что я должен делать? - Ты мог бы просто, знаешь, сказать ей правду, - сухо предлагает Фрерин. Глаза Торина встречаются с глазами брата, полными дурных предчувствий и глубокой усталости. - Ты не задумывался о том, что это может с ней сделать, nadad? Дис и так сейчас находится в нестабильном состоянии, что вполне объяснимо. Как, по-вашему, она отреагировала бы на известие о слишком ранней смерти своих сыновей? Обстоятельств их смерти? - Его рука касается знака, спрятанного глубоко под туникой, и он шепчет, скорее самому себе, чем гному, стоящему всего в нескольких метрах от него. - Ее драгоценных сыновей. В глазах Фрерина вспыхивает понимание, и он с трудом сглатывает. - Тогда не рассказывай ей об этом, но расскажи ей правду обо всем остальном. Торин отрывает взгляд от земли. - Ты хочешь, чтобы я солгал ей? После всего, что я уже сделал с ней? - До сих пор ты ничего не сделал ей, nadad, надежно скрывая все от нее, - напоминает ему Фрерин почти невыносимо мягко, и Торин стряхивает с себя далекие воспоминания, которые снова вторгаются в настоящее. Он потратил годы на то, чтобы отделить воспоминания о своей прошлой жизни от нынешней реальности, но после его признания Фрерину все, что он с таким трудом скрывал, снова вышло на первый план, заставив его запутаться в воспоминаниях. Темные глаза Фрерина наблюдают за ним, ожидая увидеть хоть какой-то признак понимания, прежде чем он продолжит. - И это не было бы ложью, Торин. Ты скажешь ей правду, просто не всю. - Его тон почти умоляющий. - Я искренне верю, что она должна знать, и не только для того, чтобы предотвратить раскол между нами - теми, кто знает, и тем, кто не знает. Торин сглатывает, картина становится слишком отчетливой. Фрерин стоял рядом с ним, внезапно начав лучше понимать его, а Дис наблюдала за происходящим, гадая, что же она сделала не так, потеряв обоих своих братьев. - Да, я верю, что ты прав, - бормочет Торин с тяжестью на сердце. - И все же я боюсь, что утаивание некоторых подробностей моей прошлой жизни может навредить мне. Дис не глупа и не наивна. - Больше вреда, чем сказать ей, что в твоей прошлой жизни ее сыновья погибли на кровавом поле боя, едва достигнув совершеннолетия, в то время как она только что потеряла своего единственного? - Фрерин спрашивает несколько резко. Возможно. И все же Торин знает, что он не скажет ей, у него не хватит сил сказать ей, причинить ей такую боль, не сейчас и, возможно, никогда, и когда он поворачивается, чтобы уйти, на сердце у него не легко, но, по крайней мере, он чувствует себя более решительно. Дис ждет его возвращения, и на ее лице не отражается ни удивления при его появлении, ни того, как он слегка переминается с ноги на ногу, подражая застенчивому карлику десятилетней давности. Прежде чем она успевает хотя бы открыть рот, он говорит быстро, но решительно: - Я не Дурин Возрожденный. Ее брови приподнимаются, и на лице наконец-то появляется выражение шока. - Неужели? - На лбу у нее появляются подозрительные складки. - Не пытайся одурачить меня, дорогой брат, я бы посоветовала тебе этого не делать. - Я и не пытаюсь тебя одурачить, - повторяет он тихим, но непоколебимым голосом. - То, что ты увидела, - это не жизнь старых дураков, проснувшаяся в моем сознании, а нечто еще более невероятное. Я Торин, и только Торин, но я уже прожил свою жизнь и теперь это моя вторая попытка. Я видел разграбленным и сожженным не Кхазад-дум, а Эребор. Не о давно ушедших гномах, чью потерю я оплакиваю, а о тех, кто мне дорог. Краска отхлынула от щек Дис, ее голос напрягся, когда она спросила: - Но как это может быть? Что это вообще значит? - Действительно, как? - Торин невесело усмехается. - Боюсь, что в этом я не мудрее тебя. Все, что я могу сказать, это то, что я прожил свою жизнь, умер, а затем снова проснулся здесь, в этом времени, старой душой в молодом теле, с воспоминаниями в моей голове, которые еще не сбылись. Тишина, которая следует за этим, настолько гнетущая, что Торину кажется, будто он чувствует напряжение, повисшее в воздухе там, где оно соприкасается с его кожей, почти покалывая – и все это время глаза Диса прикованы к его лицу, словно в поисках обмана. И затем она говорит: - Да, это тоже вполне имеет смысл. Торин пристально смотрит на нее. Черты ее лица спокойны – слишком спокойны, на взгляд Торина, который ожидал бурных эмоций, гнева, предательства, шока, чего-то большего, чем этот холодный фасад без трещин. - Когда? - спрашивает Дис все еще устрашающе спокойным голосом. Он почти готов накричать на нее, чтобы она хоть как-нибудь ожила. Это не та женщина, с которой он знает, как справиться (и, к ужасу, внутренний голос шепчет ему, что именно такой она была бы, если бы ты вернулся к ней с известием о смерти ее сыновей). Но криками никогда ничего не добьешься, если только это не происходит на поле боя или тренировочных площадках, поэтому он заставляет себя сделать глубокий вдох и просто беспомощно ответить ей. - В тот день, когда напал дракон. Взгляд Дис устремлен внутрь себя, и он слегка вздрагивает от облегчения, что этот нервирующий взгляд больше не направлен на него. - Я помню ту ночь, - тихо говорит она, и, наконец, спокойствие в ее голосе нарушается мягкостью воспоминаний. - Крик, с которым ты проснулся. Я никогда до конца не верила, что это был всего лишь дурной сон. Торин продолжает пристально смотреть на нее и, наконец, выпаливает: - ...Ты такая спокойная. - А почему я не должна быть спокойна? - спрашивает Дис, и резкость в ее голосе наконец-то выдает трещину в ее маске безмятежности. - О, возможно, потому, что ты только что узнала, что твой старший брат большую часть твоей жизни хранил от тебя тайну и оказался не тем, за кого ты его всегда принимала? Луч солнечного света падает через окно, освещая Дис сзади, смягчая морщины на ее лице там, куда попадал, и ее темные волосы почти радостно блестят. - Не пойми меня неправильно, Торин, я совсем не рада, что ты не доверил мне эту информацию раньше, - говорит она, неосознанно повторяя вчерашнее заявление Фрерина, - но я всегда знала, что ты... другой. Ни один молодой гном не мог бы вести себя так, как ты. - Уголки ее губ насмешливо приподнимаются. - Даже наследный принц. Торин выпрямляется в притворном негодовании. - Я хочу, чтобы ты знала, что мы, наследные принцы, являемся воплощением благопристойности с того момента, как впервые делаем вдох. Некоторое время они стоят молча. - Ты не хочешь узнать больше? - тихо спрашивает Торин, когда не может больше сдерживаться. Фрерин сразу же потребовал всех подробностей... - Я не наш брат, и в последнее время я стала понимать нежелание говорить о болезненных воспоминаниях. - Он открывает рот, но она прерывает его прежде, чем из его горла вырывается звук. - Не надо так со мной, nadad, я знаю, что в воспоминаниях о твоей прошлой жизни скрыта боль. И однажды мы сядем вместе и поговорим обо всем, о чем не осмеливаемся говорить сейчас. Он огорчен, увидев, что в ее глазах снова появилась неприкрытая печаль. - Но не сегодня. - Ее голос становится тише. - Я не думаю, что смогла бы сейчас говорить о новых потерях и горе. Я не могу избавиться от этой слабости. - Это не слабость, - мягко говорит он и, наконец, делает шаг вперед, заключая ее в объятия. - Знать свои пределы и таким образом избегать ненужной боли - это не слабость. Махал знает, что я мог бы воспользоваться твоим здравым смыслом в этом деле. Слегка слезливый смешок, который он слышит, определенно стоит того, чтобы посмеяться над самим собой, узнав немного неприятную правду. В безопасности, в кольце его рук, Дис смотрит на него глазами, в которых блестят непролитые слезы, и в то же время они мягкие, а не осуждающие, несмотря на слова, которые следуют за ними. - Торин, почему ты не спас Вили? Если ты прожил свою жизнь раньше, у тебя должно было быть какое-то представление, какие-то знания... Он никогда не слышал такого голоса своей сестры, тихо умоляющего и в то же время отчаянно мрачного. Если бы в ее глазах или голосе было искреннее обвинение, он уверен, что это сломило бы его, но это...… это вопрос, вырвавшийся у нее, вопрос, который нужно было задать, но она все еще, после всего, что услышала, кажется, не винит его. Он может только удивляться. - Это правда, я многое знаю, и я не считаю себя невиновным в гибели Вили, - наконец решается он сказать, а затем колеблется. - Это то, с чем я боролся с самого начала. За что я могу нести ответственность, а что находится вне моего контроля? И какую вину я должен возложить на свои плечи? Так много всего уже изменилось. Должно быть, его внутреннее смятение отразилось в его глазах, потому что Дис еще крепче обняла его. - Я верю, что ты всегда делаешь все, что в твоих силах. Вот кто ты такой. - Хотел бы я разделять эту веру, - шепчет он ей в волосы, достаточно тихо, чтобы они оба могли притвориться, что она его не услышала, потому что, что на это ответить? Спустя несколько часов он поворачивается, чтобы уйти, оба они измучены до предела, но едва его рука касается дверной ручки, как Дис снова зовет его по имени. Он оборачивается и чуть не падает, увидев легкую улыбку на ее лице. - Ты все еще можешь быть Дурином Возрожденным. В тебе есть что-то особенное. Его губы подергиваются в ответ на шутку, которая, он уверен, будет сопровождать их долгие годы, но он отвечает серьезно, чтобы раз и навсегда развеять все подозрения. - У меня нет воспоминаний о потомка Дурина из далекого прошлого, Дис. Боюсь, я есть и всегда буду только собой. Голос Дис звучит почти неслышно мягко. - И я благодарна тебе за это, nadad. Мы не хотим никого другого. И впервые за несколько дней Торин чувствует, что может дышать совершенно свободно, без страха или беспокойства, сдавливающих его грудь последнее столетие.

***

Дис требуется всего пара дней, чтобы понять, что теперь она может задать вопросы, которые уже давно мучили ее, и настоять на некоторых откровениях.

***

- Так вот почему ты даже не удивился, когда я сказала тебе о своей беременности?! Торин поднимает взгляд от своей книги. - Да.

***

- Так вот как ты узнал, что Вили - мой Единственный? Он вздыхает. - Да.

***

- Значит ли это, что ты знаешь, с кем Оин убегает в тень, чтобы поцеловаться? - Дис!

***

- Это, должно быть, означает, что ты знаешь, кто твой Единственный.....Я так и знала, ты был слишком категоричен в этом вопросе! -..... Если бы только его тупоголовый братец не умирал со смеху в углу комнаты. - Заткнись, Фрерин!

***

Она никогда не затрагивает темы, которые, как она знает или может предположить, могут быть болезненными, никогда не спрашивает ни о чьем характере или времени смерти, даже о его собственной. Торин не уверен, быть ли ему благодарным или еще больше беспокоиться за нее. По крайней мере, по мере того, как в ней разгорается жизнь и Фрерин снова привлекает к себе все больше и больше ее внимания, к щекам Дис возвращается румянец, а в глаза возвращается огонек – далеко не такой яркий, каким, по его мнению, он может быть, но это начало, за которое он может цепляться. Для него самого, как ни странно, мало что изменилось. Он так долго боялся раскрыть свой секрет, представляя себе все более мрачные сценарии того, какой станет его жизнь после этого, что принятие от его близких стало почти шоком для него. Конечно, бывают моменты, когда он замечает, что они наблюдают за ним, и в их взглядах сквозит некоторая настороженность, но в то же время в них всегда чувствуется теплота. И, возможно, впервые он решает не беспокоиться по этому поводу. Слишком сильно.