lay down your sweet and weary head

Торин действительно получает определенное удовольствие от широко раскрытых глаз Вили, когда тот впервые видит залы Эребора. Раньше, когда они жили в Эред Луине, никогда не видя своего древнего королевства, на лице мужа Дис появлялось едва скрываемое сомнение всякий раз, когда кто–то из них вспоминал о своем доме - не то чтобы они делали это часто, боль от потери была слишком острой. Тогда у Торина закипала кровь от неуважения простого шахтера к тому великолепию их прекрасного королевства, которого он никогда даже не видел; хуже того, он проявил неуважение к наследию и родному дому Дис, хотя Вили не воспринял бы свои действия подобным образом. Едва ли нужно говорить, что Торин и Вили не всегда хорошо ладили, хотя они всегда были вежливы друг с другом, и у них бывали моменты радости, несмотря на то, что Вили возмущался обязанностями и ожиданиями, связанными со статусом его жены. В самые мрачные моменты своей жизни Торин даже не находил в себе сил упрекнуть добросердечного гнома за это, в те моменты, когда он позволял себе быть достаточно слабым, чтобы признать, что от них требовали слишком многого. И что им пришлось пожертвовать очень многим. Но это в прошлом, а сегодня он видит, как в глазах Вили растет благоговение, когда его ведут к его – временному, он, скорее всего, очень скоро переедет к Дис, но Торин настаивал на своем, и Дис, на удивление, покорно уступила – квартире. Нет необходимости упоминать, что Торин намеренно выбрал немного более длинный, но более живописный маршрут, чтобы добраться туда. Дис слишком занята разглядыванием своего будущего мужа, чтобы заметить это. Как только они добираются до гостевых покоев, он оставляет их наедине, так как уже опаздывает на встречу, но, по крайней мере, его настроение значительно улучшается.

***

Бофур первым находит его из всей троицы, как раз когда Торин собирался сам начать его поиски, с необычайно серьезным лицом он показывает Торину предмет, лежащий у него на ладони и весело поблескивающий. - Я нашел это на следующий день после твоего отъезда. Бифур и Бомбур тоже нашли такие. Торин изо всех сил старается выглядеть непонимающим – удивиться легко, поскольку он не ожидал, что Бофур свяжет жетон с ним, не говоря уже о том, чтобы противостоять ему по этому поводу. О, как же ему не хватало прямолинейности своего старого товарища, теперь, когда он так часто оказывается в окружении гномов, которые скорее вырвут себе все зубы, чем честно выскажут свое мнение. - Это довольно мило, - признает Торин, делая вид, что внимательно изучает сувенир. Бофур вытаращился на него. Кажется, даже голова у него закачалась от праведного негодования. - "Мило"? Это одно из лучших произведений искусства, которые я когда-либо видел, и даже Бомбур со мной в этом солидарен. - Заметив взгляд Торина, он добавляет. - У него, как и у Бифура, хорошее чутье на качество. Но обычно он интересуется только едой. Торин тихо посмеивается. Еда и красивые женщины. - И что? - Я не мог представить никого другого, кто мог бы оставить его у меня, - говорит Бофур, и его лицо внезапно снова становится серьезным. - Я не понимаю, почему, но вы - единственный вариант из всех возможных. Ваше величество. Торин сердито смотрит на него. - С чего ты взял, что я хочу, чтобы ко мне так обращались, когда я уже просил тебя не называть меня принцем? - Надо вести себя прилично, - пожимает плечами Бофур, хотя он, пожалуй, не самый подходящий пример "приличности" из всех, кого Торин когда-либо встречал. И вполне осознает это, поскольку продолжает тоном, который любой, кто его не знает, счел бы неуважительным. - И не думай, что я не заметил, как ты уходишь от ответа. Иногда Торин задается вопросом, что бы сделал Бофур при более строгом лорде или короле. - А что, если бы это было правдой? - наконец спрашивает Торин, прямо встречая взгляд собеседника. - Я удивляюсь, почему, милорд, я, возможно, не сделал ничего такого, чтобы заслужить это. И я удивляюсь, откуда вы знаете нас настолько хорошо, чтобы распознать наши цвета. Должно быть, он что-то увидел в лице Торина, потому что продолжил: - Я спрашивал себя, как могло случиться, что принц из чужого королевства может казаться мне таким знакомым. Но я сомневаюсь, что ты дашь мне ответ. Неудивительно, что именно Бофур, тот, кто больше всех в компании думал сердцем, больше всего чувствует свою связь с Торином; Бофур всегда был подкован в таких вопросах и выказывал немалый интерес. - Нет, не буду, хотя, честно говоря, я знаю не намного больше, чем ты, - говорит Торин немного устало. - Однако я бы попросил вас принять и сохранить этот знак внимания. - На его губах появляется мимолетная улыбка. - По крайней мере, они милые. Бофур некоторое время молча смотрит на него, в глазах его светится любопытство, но в конце концов он только бормочет: - Да, мы будем ими дорожить. А затем добавляет, чуть громче: - Тебе стоит как-нибудь прийти на ужин. Бомбур с нетерпением ждал возможности приготовить для тебя что-нибудь вкусненькое, и я думаю, Бифур захочет обсудить с тобой твое предложение. Торин улыбается ему и наклоняет голову. - Тогда я обязательно найду время. - Только если у тебя оно будет, конечно же, - поспешно добавляет Бофур, внезапно становясь взволнованным. - Не хотел бы отрывать тебя от важных дел. - Я всегда нахожу время для того, что важно, - твердо возражает Торин и старается не рассмеяться, видя, как румянец заливает и без того довольно румяные щеки Бофура, то ли от удовольствия, то ли от смущения. - Не надо расхваливать таких скромных шахтеров, как я, - бормочет другой гном, глядя в землю. - Другие могут подумать, что это странно и не ошибутся. - Я думаю, Эребор, в целом, довольно странное место, мастер Бофур, - мягко говорит Торин, но с такой резкостью в голосе, что становится ясно: он больше не желает слышать подобных речей. – А иначе как можно угодить своему своеобразному королю – и я должен сказать, что пока никто не жаловался. Бофур на мгновение задумывается. - В таком случае, думаю, мы могли бы отлично вписаться. Торин улыбается. - Да, я думаю, вы отлично впишитесь.

***

Торин еще раз окинул сестру критическим взглядом, прежде чем заявить: - Ты прекрасно выглядишь, namadith. Довольная улыбка Дис становится почти застенчивой, а взгляд Торина смягчается еще больше, когда он убирает непослушную прядь черных как смоль волос обратно в ее сложную прическу. - У тебя все будет хорошо, - мягко заверяет он ее. - Если я смог пережить собственную коронацию, то ты точно смогла устроить прекрасную свадьбу. Ее улыбка в ответ на его попытку пошутить лишь слегка дрожит. Кроме того, по не столь скромному мнению Торина, это была не такая уж большая шутка - коронация - действительно страшное дело. - До церемонии еще есть время. Я хотел проведать Вили, но если ты предпочитаешь, чтобы я остался здесь, с тобой, я так и сделаю. - Нет, нет, я в порядке, - быстро говорит она, чмокая его в щеку. - Держу пари, что сейчас он нуждается в поддержке больше, чем я. К тому же Фрерин сказал, что он скоро будет здесь. Это оказалось верным предположением, поскольку Вили буквально трясся от волнения, когда Торин вошел в его временные покои. Торин молча успокаивающе кладет руку ему на плечо, прежде чем приступить к приведению туники другого гнома в порядок. - Этим залам будет полезно еще раз провести праздничную церемонию, - небрежно говорит он, надеясь немного разрядить напряжение и расслабить заставшую крыпнуб фигуру Вили. И все же он не может удержаться от того, чтобы не поджать губы при воспоминании. В ответ на вопросительный взгляд Вили он добавляет: - Последней церемонией, проходившей в тронном зале, была моя коронация. Как ты можешь себе представить, коронация - это не всегда определено радостное событие. Особенно, когда за ней следует поминальный пир по павшим в битве, в которой погиб предыдущий король. Вили слегка морщится и кивает в знак согласия. В последний раз дернув Вили за воротник, Торин отступает назад. На самом деле он не уверен, когда именно стал неофициальным мастером по пошиву одежды в семье, но, вероятно, это как-то связано с порой поистине ужасающим вкусом Фрерина и его обычным нежеланием тратить время на изучение тонкого искусства понимания этикета в одежде. - К тому же, после этого у тебя будет отличный праздник, которого ты с нетерпением ждешь, - весело говорит Торин, довольный тем, что на лицо Вили возвращается хоть какой-то румянец. Вили наклоняет голову, наконец-то выдавив из себя слабую улыбку. - Спасибо, Торин. Это первый раз, когда гном называет короля просто по имени, и Торин хранит этот момент в своем маленьком уголке сокровенных воспоминаний – в последнее время этот "маленький" уголок вырос больше, чем за многие предыдущие годы, но он не собирается жаловаться на это, это уж точно. Пора уходить, но Торину даже не нужно ничего говорить. Вили расправляет плечи, на его лице появляется решительное выражение – хотя Торин готов поспорить на сам Аркенстон, что это выражение скоро сменится на "невероятно счастливое" – и выходит за дверь, оставляя Торина следовать за ним. Поскольку это королевская свадьба, тронный зал был подготовлен к церемонии, и Торин руководил "парадом" на их бракосочетании – и он никогда раньше так не ценил открывающийся перед ним вид. Они выглядят великолепно, когда останавливаются перед троном, держась за руки, сияющие голубым и золотисто-коричневым, темноволосые и белокурые. Вили удается скрывать свой дискомфорт от того, что на него смотрит так много гномов, но он выглядит благодарным, когда Торин поднимается, чтобы провести церемонию, и все его внимание переключается на Дис, которую он теперь держит за обе руки. Свадебные церемонии гномов просты, что, возможно, удивительно, учитывая некоторые из их более сложных традиций, даже для принцесс. Он произносит традиционные слова сильным и глубоким голосом, и пара тоже. Для церемонии их руки связаны замысловатого металлическими кольцами. Хотя некоторые пары решают носить внешний знак своих обязательств в течение всего дня, гномы достаточно практичны, чтобы оставить выбор за брачующимися, и не поражены полетами фантазии, как эльфы, которые расценили бы снятие колец до восхода солнца следующего дня как знак несчастья. Торин делает один жест, и несколько блоков приходят в движение, неслышимые и невидимые, пока с тихим лязгом не сдвигается каменная плита, и в тронный зал не проникает одинокий луч света, падающий на короля и стоящую перед ними пару. Торину кажется, что они окружены ореолом света, волосы Дис сверкают кристаллами, отражающими чистейший солнечный свет, и даже более редкие украшения Вили весело сверкают – эффект очень продуманный, но, тем не менее, невероятно красивый, и он тихо благодарит Махал за безоблачный день на улице. Они все как один выходят вперед и кланяются своему королю, и Торин склоняет голову в ответ. Официальная часть дня уже закончилась – и, возможно, в конце концов, это не так уж удивительно, что церемония такая короткая и простая, когда после нее молодоженов ждут вкусная еда и бесчисленные бочонки эля, а также, что еще более показательно, все их гости. Он смотрит им вслед, видя, как они идут вперед, маша руками и ярко улыбаясь, приветствую толпу и принимая их добрые пожелания новой семье, а затем тоже покидает помост, чтобы присоединиться к празднеству.

***

Что бы ни думали эльфы, люди или хоббиты, гномы дорожат своей музыкой до такой степени, что почти каждый гном в юности учится играть на каком-нибудь инструменте, и ни одна свадьба не была бы полной без нескольких баллад и более беззаботного аккомпанемента. Вот почему Торина до некоторой степени удивляет, что в зале, куда удалились приглашенные гости, нет музыки, несмотря на небольшой помост с одной стороны, который явно предназначен для музыкантов. И тут он видит, что Дис направляется к нему с решительным выражением лица и чуть ли не стонет. Дело не в том, что ему не нравится играть на арфе или он считает, что у него это плохо получается, но она могла бы, по крайней мере, предупредить его, что хочет, чтобы он сыграл на ее свадьбе. Дис едва успевает открыть рот, а ее голубые глаза широко распахиваются в выражении невинной надежды, которое, как всегда знал Торин, досталось Кили от матери, как бы сильно она ни протестовала, прежде чем Торин замечает: - Это твоя meragel, namad. Есть гномы, которые более искусны в игре на этом инструменте, чем я, разве ты не хотела бы, чтобы самая сладчайшая музыка сопровождала этот радостный час? - Но они не ты, брат, - указывает Дис излишне мягко. - Кроме того, ты более чем хорош. А теперь перестань тянуть время и начинай играть. Он не собирается отказывать ей в этом – да и вообще ни в чем – по крайней мере, не в этот день, и Дис прекрасно это знает, поэтому он лишь отвешивает ей преувеличенный поклон и направляется к сцене, нисколько не удивляясь, что его собственная серебряная арфа уже ждет его сбоку от постамента. Он откладывает в сторону корону и тяжелый плащ и берет инструмент, убеждаясь, что струны настроены настолько точно, насколько это возможно, прежде чем взять первый аккорд. Поскольку у него не было времени подготовить пьесу специально для этого случая, он остановился на старой любовной балладе, или настолько близкой к любовной балладе, насколько это вообще возможно у гномов, поскольку их песни, как правило, заканчиваются трагедиями и кровопролитием, независимо от их первоначальной темы. Это одна из тех баллад, которые знают все, и это означает, что Торину даже не нужно петь, так как ни один гном, находящийся достаточно близко, чтобы иметь возможность услышать музыку, не может удержаться от того, чтобы не присоединиться к ней, древние слова легко и гармонично льются с разных концов зала. Он замолкает на мгновение после того, как затихает последняя нота, а затем снова кладет пальцы на струны и играет то, чего не играл уже очень-очень давно, и сейчас он играет это только для своей младшей сестры. Только два гнома в комнате поняли бы значение почти простой, но прекрасно звучащей колыбельной, которую он играет, но и двух вполне достаточно. Во время игры он замечает лицо Дис, неподвижно стоящей в свете факела недалеко от сцены, и беззвучная слеза, которую он видит, скатывающуюся по ее щеке, почти заставляет его потерять нужный такт в музыке. Последняя нота любимой колыбельной их матери танцует в воздухе, и на мгновение воцаряется тишина, и даже те, кто не подозревает о значении этого произведения, каким-то образом осознают его эмоциональную ценность и важность. Торин склоняет голову и откладывает арфу в сторону, и как только раздаются аплодисменты в виде топота ног и свиста, он оказывается в объятиях сестры, которая прижимается к нему изо всех сил. - Спасибо тебе, lukhudûn, - шепчет она, и голос у нее немного дрожит, но в нем слышится и радость. Она слишком близка к тому, чтобы назвать его настоящим именем там, где его могут услышать другие. - Спасибо, что помнишь. Помнишь за нас обоих.

***

Он находит Дарлу, которая обещала заглянуть ненадолго, несмотря на недавние схватки, рядом с едой, что не является такой уж неожиданностью. (Он очень смутно помнит, как его мать жаловалась на постоянный голод и ела примерно в два раза больше обычного во время беременности, когда на свет должна была появиться Дис, и некоторое время после нее – это было очень неудачное время для попыток стащить еду с ее тарелки.) Он надеялся, что и на этот раз сможет быть рядом с ней, но как раз в тот момент, когда до него дошла весть о приближении родов, срочный посыльный потребовал его внимания, и Дис с Фрерином отправились вместо него. Когда он, наконец, смог отвлечься от государственных дел – с трудом сдерживая свой гнев, поскольку "срочное" сообщение явно могло подождать час или два, – Дарла уже спала, утомленная долгими и сложными родами. - Как у него дела? - спрашивает Торин, глядя на надежно утепленный сверток в руках Дарлы. Она улыбается, глядя на своего новорожденного сына. - Все в порядке. Мы назвали его Ори. Он одобрительно улыбается, хотя и почти не удивлен. Она без колебаний протягивает ему сверток, и на сердце у Торина становится еще легче, когда он бережно прижимает его к сердцу. Он смотрит на маленького карлика, который удовлетворенно свернулся калачиком в его одеялах, и бормочет: - Действительно, прекрасное имя. С легким сожалением он возвращает Ори матери. - А где же тогда Дори? Он убежал? - Как будто он осмелился сделать нечто подобное, - фыркает она. - Я дала ему разрешение. Он уже достаточно взрослый, чтобы справиться с этой толпой в одиночку. Не похоже, что может прийти какая-то опасность, за исключением, возможно, сильного похмелья. Торин несколько секунд пытается представить себе Дори с похмелья, затем сдается. Это утверждение просто не укладывается в голове. Как по команде, Ори просыпается и начинает ворчать. Бросив на него извиняющийся взгляд, на который он кивает в ответ, Дарла уходит, вероятно, в поисках тихого места, чтобы снова успокоить Ори. Заметив, что стайка гномов и гномид бросает на него разные непонятные взгляды, Торин поспешно отступает к заброшенной скамейке в углу - одна из первых вещей, которой должен научиться принц, - это ходить быстро, даже если со стороны все кажется иначе. Дис, возможно, и так уже выпила слишком много праздничного эля, но не то чтобы он завидовал ей за это, поскольку она чуть не упала рядом с Торином, когда плюхнулась рядом с ним на скамейку. Его губы изгибаются в нежной улыбке, Торин протягивает руку, чтобы поддержать ее. - Почему ты прячешься здесь? - спрашивает она, и ее голос слегка дрожит, когда она опирается на его руку. - Слишком много внимания. Она приподнимает бровь. - Ну, ты же король. - Сегодня я не такой, - поправляет он, успокаивающе проводя рукой по ее волосам. - Это твой день, namadith, твой и твоего Единственного. Они оба поворачиваются, чтобы посмотреть на Вили, который, похоже, чувствует себя намного увереннее теперь, когда на него не обращено всеобщее внимание. Большая кружка в его руке, вероятно, тоже помогла, а также присутствие Бофура и Бифура рядом с ним. Присутствие нескольких знакомых лиц вокруг может творить чудеса, когда все остальное кажется чужим. Они еще какое-то время молчат, глаза Дис затуманиваются, когда она наблюдает за своим мужем. Наконец она тихо спрашивает, и в ее голосе звучит странная уязвимость. - Ты одобряешь? - Не поздновато ли спрашивать об этом? - сухо спрашивает он, но успокаивается, когда она отворачивается в явном огорчении. Его нежная рука возвращает ее взгляд к нему. - Namad, посмотри на меня. Я одобряю. Вили - прекрасный гном. Он рад чувствовать, как она снова расслабляется в его объятиях, и добавляет: - Кроме того, если бы я действительно возражал, я бы сказал об этом намного раньше. Вили выбирает этот момент, чтобы от души посмеяться над чем-то, сказанным Бофуром, и Торин поднимает на него глаза. Приятно видеть его таким беззаботным и расслабленным, сияющим от счастья после событий этого дня. Когда он снова опускает взгляд, то обнаруживает, что она почти спит у него на плече – зрелище, которое, каким бы забавным оно ни было, возможно, не совсем то, к чему должна была прийти в итоге эта ночь. (Один из самых страшных семейных секретов заключается в том, что Дис, как правило, очень устает после нескольких кружек пива, если вообще пьет. Причина, по которой это самый страшный секрет, вероятно, связана с тем, что Фрерин находит это забавным.) - Не думаю, что Вили обрадуется, если ты сейчас окончательно заснешь. Дис только тихо и беззаботно ворчит. - Вот что он получит за то, что бросил меня на растерзание всем этим придворным, а сам развлекается со своими друзьями. Торин еле сдерживает насмешливый фырк. - Наверное, мне следовало предупредить Вили, что его жена затаила обиду, которая никого не касается. Дис только тихо смеется в ответ.

***

Торин почти ожидал застать Фрерина сидящим перед темным камином, когда он возвращается в свои комнаты поздно ночью. Хотя его брат и не склонен к мрачным размышлениям, как другие члены их семьи, – и Торин прекрасно знает, что он принадлежит к их числу, – но это не мешает ему всегда так поступать; и это только усиливает контраст с его обычным жизнерадостным характером и печаль, которая появляется в сердце Торина, становится еще сильнее при виде картины, которую он находит у себя в комнате. - Зачем ты это сделал? - гепчет Фрерин, даже не глядя на брата. - Песня аmad. На глазах у всего народа. - Ты знаешь почему, - тяжело произносит Торин, и его сердце сжимается от боли, звучащей в голосе брата. Фрерин слишком хорошо умеет скрывать любые негативные чувства, так что иногда даже Торин забывает о слоях боли, лежащих под ними. - Нет, не знаю! - шипит Фрерин с неожиданной злобой. - Я не понимаю, почему ты... - Потому что она не помнит. Тихие слова заставляют Фрерина остыть, и он успокаивается так же быстро, как и разозлился. Голос Торина неумолим, несмотря на то, что он смотрит Фрерину в глаза более мягким взглядом. - У нас с тобой, по крайней мере, остались воспоминания. Дис была слишком молода, они ускользают от нее, и нет боли сильнее, чем потерять последнюю частичку любимого человека, когда память покидает тебя. - Его губы изгибаются в грустной улыбке. - Музыка способна достучаться до того, что давно похоронено. Фрерин молча кивает – на него тоже нахлынули воспоминания, когда он услышал эти горько-сладкие нотки. - Отчасти это моя вина, - тихо продолжает Торин. - Я не мог долго слушать ее песню, даже наедине с собой. Но это ее meragel, и я хотел бы видеть ее счастливой в этот день, поэтому я подарил ей то, чего больше ни у кого не было. Изо рта Фрерина с шумом вырывается вздох, и он еще глубже погружается в кресло. - Да, конечно. Если это сделает ее счастливой.… Прости, Тор, я об этом совсем не подумал. - И я не виню тебя за это, Фрерин. - Торин опускается на стул рядом с братом, тихо вздыхая. - Если бы я знал, что она хочет, чтобы я играл, я бы сказал тебе заранее. Губы Фрерина кривятся, и Торин, сам того не осознавая, наконец-то полностью расслабляется. - Иногда ты бываешь таким тупым, nadad, - фыркает Фрерин, закатывая глаза. - Конечно, она хотела, чтобы ты сыграл. Она всегда хочет, чтобы ты играл и пел. Теперь, когда он думает об этом, Фрерин действительно прав. Дис любит его пение, всегда просила спеть ей песню или колыбельную, когда была расстроена, и ему не стыдно признаться, что он всегда потакал ее желаниям. С этой мыслью он начинает петь, но не балладу или колыбельную, а застольную песню, какой бы непристойной она ни была, и вознаграждается изумленной, сияющей улыбкой Фрерина.