lay down your sweet and weary head

В день коронации на рассвете густые дождевые облака закрыли вид на долину, и Торин не мог не порадоваться, что живет внутри горы, и почувствовал тихое ликование при мысли о том, что делегация эльфов из Лихолесья промокла насквозь во время своего перехода до горы. Прежде чем у него появляется время по–настоящему подумать – читать: "обеспокоиться" - о предстоящем дне, Дис и Фрерин, оба еще в утренней одежде, врываются в его покои, чтобы "помочь" ему собраться. В случае Фрерина это означает маячить на заднем плане и корчить смешные рожи, но Дис принесла его недавно сшитый церемониальный наряд, который ему действительно нужен, так что он вряд ли может пожаловаться на их ранний утренний визит. Помогая Торину надеть украшенный сапфирами пояс, Дис небрежно говорит: - Ты даже не самый молодой гном, который когда-либо сидел на троне Эребора. Торин, я был на три года моложе, чем ты сейчас. Я уже изучила этот момент. - Как обнадеживающе, - говорит Торин также сухо, как пыль, которая, без сомнения, скопилась на троне в отсутствие его отца, и позволяет сестре перебирать его волосы. Он практически видит, как она решает не удостаивать это ответом. Длинный, развевающийся плащ надевается последним, и Дис окидывает весь его облик беглым взглядом. - Ты готов? Торин почти фыркает. Несмотря на то, что он был королем народа Дурина большую часть своей прошлой жизни, он никогда не был официально коронован, он был королем "де-юре", но не более того. Тем не менее, он никогда не сомневался в своем призвании – до последних дней своей жизни, – и вот теперь он здесь, вот-вот официально станет королем, хотя даже не уверен, что заслуживает этого. Неправильно истолковав его молчание, брат и сестра смотрят на него обеспокоенными глазами. - Мы будем рядом с тобой, – мягко заверяет его Фрерин, и это звучит ободряюще, если бы не тот факт, что долгий путь к трону Торин должен проделать в одиночку. Тем не менее, он улыбается им. - Я знаю. Со мной все будет в порядке. - Да, ты справишься, - твердо говорит Дис и, в последний раз поправив его воротник, отступает на шаг, критически оглядывая фигуру Торина. Он стоит неподвижно, позволяя ей рассмотреть его церемониальный наряд – тунику королевского синего цвета с серебряными вставками и маленькими бриллиантами на подоле и манжетах; длинный темный плащ, пронизанный золотыми прожилками, борода заплетена в косу и закреплена обычной застежкой, его черные локоны, свободно струящиеся по спине, таят в себе всего две заплетенных косички, подтверждающие его статус брата, принца и наследника рода Дурина; во время церемонии будут заплетены еще несколько косичек, но когда Дис не делает ни малейшего движения, чтобы отвести взгляд, а ее голубые глаза затуманены предательской влагой, Торин мягко спрашивает: - Я прошел проверку? Она вздрагивает, неосознанно поднимает руку к лицу и делает еще один шаг назад. - Конечно, nadad. Ты выглядишь потрясающе. Фрерин за ее спиной пытается скрыть свое фырканье кашлем, но у него ничего не получается. Взгляды его брата и сестры заставляют его вскинуть руки, как бы защищаясь. - Я ничего не говорил! Ты действительно выглядишь просто очаровательно, Торин. Взгляд Торина становится еще более пристальным, и теперь настала очередь Дис пытаться скрыть смешок. - Вы оба безнадежны, - вздыхает она, хотя и с нежностью. - Соблюдайте приличия. - Я совершенно уверен, что у тебя хватит приличий на нас троих, - замечает Фрерин и отскакивает в сторону, когда Торин замахивается на него. Дис шумно выдыхает. - Эй, осторожнее! Ты сведешь на нет всю мою тяжелую работу! - Тяжелую работу? - Фрерин усмехается. - Ты только что сунула стопку тряпок Торину и сказала ему надеть все это, пока совет не передумал. Не то чтобы совет действительно мог сейчас изменить свое мнение, о чем Торин говорил им обоим уже по меньшей мере трижды. Он наследный принц, и всё тут. Они могут – и будут – продолжать жаловаться, но он совершенно уверен, что на самом деле ни у кого из них нет цели видеть другого на троне; гномы слишком традиционны, чтобы мириться с подобным, и слишком преданы своему правящему дому. Кроме того, не нужно быть гением, чтобы понять, что за этим последует только хаос. Прежде чем Дис успевает открыть рот, чтобы возразить, Торин говорит несколько многозначительно: - Разве вам двоим тоже не следует переодеться? До церемонии осталось всего полчаса. Он видит, как Дис подавляет стон – если и есть что-то, что она ненавидит больше всего на свете, так это необходимость наряжаться, даже если это для коронации ее собственного брата. Но она все-таки уходит, когда он выпроваживает их за дверь, а Фрерин получает сильный удар локтем в бок, когда осмеливается над ней посмеяться. Закрывая за ними дверь, Торин борется с желанием рухнуть на твердый камень. Это совершенно нелепо. Он принц крови Дурина, был королем уже более ста лет, почему, во имя благословенной бороды Махала, он вдруг начал нервничать сейчас? Он понимает, что чувство вины за последние несколько дней своей жизни в другой жизни никогда не покидает его. Но беспокойство? Он резко выпрямляется, выпячивая подбородок. Он Торин II Дубощит и Истребитель драконов, или как там еще его теперь называют, и он встретит свою коронацию с высоко поднятой головой и без страха. Так и будет.

***

Торин опускается на колени перед троном, холод проникает в его колени, возвращая его к реальности. Наин выходит вперед, неся корону Дурина, которая теперь была вымыта от крови, запятнавшей ее на поле боя. И его отец, и дед предпочитали носить эту корону постоянно – Торин, с другой стороны, уже решил использовать ее только в официальных ситуациях; более легкая и менее показная корона, которую выковали для него в юности, подошла бы не хуже, не говоря уже о том, что она была более удобной – в остальное время. Он едва слышит, как Наин произносит традиционные слова, приходит в себя ровно настолько, чтобы произнести свои собственные клятвы, его голос сильный и непоколебимый. Корона опускается ему на голову, ощущаясь как практически невыносимая тяжесть, чужеродное присутствие на лбу. Две пары рук, знакомых по форме и размеру, касаются его волос, движения одинаково уверенные, но нарочито медленные, когда в его волосы вплетаются еще две косички, которые скрепляются вместе на затылке, почти теряясь в гриве, все еще струящейся по плечам. Легкий рывок – должно быть, это Фрерин – объявляет, что они закончили, и его брат и сестра отступают назад, по одному с каждой стороны. Он встает и медленно поворачивается, представляя себя своим подданным с высоко поднятой головой. На мгновение все, что он может увидеть в толпе лиц, смотрящих на него, - это отсутствие сыновей его сестры. Фили и Кили должны были быть здесь, должны были быть рядом с ним в этот момент. Он так много сделал для них, чтобы они стали свидетелями этого – и заняли его место в последующие годы. И почему-то он всегда представлял себе, с того самого момента, как один маленький полурослик встал между ним и неминуемой смертью, что Бильбо будет здесь, рядом с ним, в момент его триумфа. Что Бильбо будет там, его рука будет готова к прикосновению Торина, он будет казаться еще более маленьким на фоне большого и крепкого гнома, но будет все таким же теплым и прекрасным, каким он был всегда. (Гном-реалист назвал бы это полетом фантазии. Не более чем мечтой, даже без учета его прискорбного поведения по отношению к хоббиту перед своим концом.) Так много всего того, что "хотелось бы".... Он отвлекает свой разум от таких опасных мыслей – он не может показаться слабым, ни сейчас, ни сразу после коронации перед своим народом (и никогда) – и сосредотачивается на пути, который лежит перед ним, и на тех, кто ждет, чтобы пожелать ему всего наилучшего. Торин вынужден признать, что был несколько удивлен, когда делегация эльфов из Лихолесья выступила вперед, и он узнал короля Трандуила, возглавлявшего их. Да, он знал, что посланник уже в пути, но то, что прибыл сам король, было неожиданным жестом уважения; Трандуил не присутствовал на коронации Траина. Это в основном символический жест, учитывая, что их обмен мнениями ограничивается уважительными кивками и поздравлениями со стороны Трандуила, но он довольно обнадеживающий. С другой стороны, Торин не очень удивлен, увидев высокую фигуру Гэндальфа среди посланцев из Дейла. Волшебник вряд ли упустил бы такой шанс навестить его. Гирион тоже поддерживает короткий разговор, но на его губах играет искренняя улыбка, а глаза так ярко сверкают, когда он смотрит на Торина, что гном не может не скривить губы в краткой улыбке в ответ. Хотя бы Лорд Дейла искренне радуется за Торина. Следует длинная череда гномских высокопоставленных лиц, одно за другим, и большинство из них едва ли достаточно интересны, чтобы не зацикливаться на неприятных мыслях, и, несмотря на то, что это его собственная коронация, Торин не может сказать, что сожалеет, когда все заканчивается и начинается пир, оставляя его на свободе. Ему требуется некоторое время, чтобы загнать Гэндальфа в угол, и прежде чем ему это удается, он уже почти верит, что волшебник снова так быстро ушел. - Почему ты не пришел раньше? - спрашивает Торин, и вопрос вырывается прежде, чем он успевает его придержать, и все же ему не удается скрыть нотки обвинения в своем голосе. Гэндальф выглядит необычайно мрачным. - Твой отец не прислушался бы к моему совету, не тогда, когда у него не было достаточно ясного ума, чтобы в конце концов прислушаться к собственному сыну. При этом подтверждении колени Торина подогнулись. - Я не смог его остановить. Он просто не захотел меня слушать, не внял моим доводам. - Я знаю. - Голос Гэндальфа мягок, как и рука, которую он кладет на плечо гнома. - Ты сделал все, что мог. В ответ на вопросительный взгляд Торина он признается: - Представь мое удивление, когда я получил послание от леди Галадриэль с подробным рассказом о том, что ты сделал. Союз между эльфами и гномами, пусть и неохотный. - Гэндальф улыбается, и что-то очень похожее на удивление появляется на его лице, когда он качает головой. - Я не думал, что это возможно, по крайней мере, так рано. Торин хмурится. - Что ты имеешь в виду? - Я боюсь, что эта битва с орками не будет последней. - Волшебник внезапно, кажется, сильнее оперся на свой посох. - Тьма сгущается. По чьему приказу и с какой целью, я не знаю. На самом деле, я даже не уверен в этом, это всего лишь чувство беспокойства, преследующее меня по пятам, куда бы я не пошел, что в сердце Средиземья что-то не так. И мы все рано или поздно почувствуем его последствия. Гэндальф пристально смотрит на Торина, его темные глаза блестят из-под полей шляпы. - Возможно, нам снова придется призвать на помощь всю мощь гномов, эльфов и людей, прежде чем твое время на этой земле истечет. Внезапно волшебник улыбается, и его улыбка становится невероятно яркой после прежней мрачности. - Но давай не будем сейчас говорить о таких неприятных вещах. Сегодня день, когда нужно веселиться. "Что ж, возможно, Гэндальфу следовало подумать об этом, прежде чем заводить разговор на эту тему", - немного кисло думает Торин, но не высказывает недовольства. Спор с Гэндальфом ведет только в одном направлении: в никуда. - Кто-то все еще мог бы пожелать, чтобы день его коронации не был днем поминовения погибших в Азанулбизаре, - комментирует он вместо этого, но Гэндальф качает головой. - Пусть поминают мертвых, когда также есть и причины для радости, Торин. Не обижайся на них за это. Торин кивает в знак согласия. Затем, оглядев их нишу, чтобы убедиться, что поблизости нет никого, кто мог бы подслушать или понаблюдать за происходящим, он делает шаг вперед, роясь рукой в складках своей одежды. - Есть еще кое-что, о чем я хотел бы поговорить, - тихо говорит он и протягивает руку. Гэндальф берет маленький бархатный мешочек с его ладони, удивленно приподняв бровь, но не колеблясь. Золотое кольцо с голубым камнем Дурина выпадает ему на ладонь, и Торин отводит глаза от его блеска. - Ах, - бормочет Гэндальф. - Я задавался вопросом. Мгновение он изучает кольцо отстраненным, оценивающим взглядом, затем снова смотрит на Торина. - Что ты хочешь, чтобы я с этим сделал? Оно принадлежит тебе по праву. Торин стискивает зубы. - И я не хочу этого. И я не хочу, чтобы кто-то еще рисковал попасть под его чары. Береги это. - Он делает паузу. - И если я или кто-либо из моей линии когда-нибудь попросит это, верните, если причина покажется уважительной. Я доверяю тебе в этом, Tharkûn. Не злоупотребляй этим доверием. Гэндальф еще некоторое время изучает его, и в его глазах мелькает что-то, похожее на уважение, а затем, что еще больше скрашивает день Торина, он кланяется. - Я понимаю. Даю вам слово, король Торин. Они расстаются – на данный момент – дружескими кивками.

***

Торин находит Фрерина смеющимся и пьющим за столом с Балином, Двалином, Оином и Глоином. Дарлы нигде не видно, но это неудивительно, ведь она беременна и все еще горюет. Он делает мысленную пометку заглянуть к ней позже. На мгновение в группе воцаряется тишина, когда Торин приближается, и он запоздало понимает, что, должно быть, выглядит несколько непривычно во всех своих нарядах и тяжелой короне. С другой стороны, люди всегда замолкали, когда он входил в комнату, особенно когда там было шумно с самого начала, хотя он не был уверен, из-за его статуса или общей хронической сварливости. (Когда Торин, наконец, нашел нужную круглую зеленую дверь – он был готов поклясться, что только в этом хоббитском поселении их было не меньше сотни – в глубине души уже кипело немалое разочарование из-за того, что ему потребовалось так много времени, первое, что он услышал, был смех и голоса - громкие и беззаботные. Возможно, это всего лишь игра его воображения, но ему показалось, что он отчетливо слышит голоса Фили и Кили, они оба были еще так молоды. Все еще ничем не обремененные. Он вздохнул про себя. Торин достаточно хорошо знал мир, чтобы понимать, что к концу этого путешествия его племянники уже не будут прежними гномами, а их безрассудная, но в то же время очаровательная наивность, вероятно, будет утеряна навсегда. Он также знал, что в тот момент, когда он постучит в эту дверь, все, что еще оставалось в этой хоббитской норе, иссякнет и погаснет так же быстро, как гаснет пламя, когда ему не хватает воздуха. В конце концов, в последнее время это случалось довольно часто. Ему пришло в голову, что маленькая скамейка за воротами - самое подходящее место, чтобы спокойно покурить в последний раз перед тем, как их квест начнется по-настоящему. Пусть они еще немного посмеются и порадуются.) И тут Двалин громко говорит: - О, смотрите-ка, кто решил почтить нас своим присутствием! Единственное, что Торин решает в данный момент, - это то, что ему следует сделать: бросить на Двалина свирепый взгляд или улыбнуться ему с облегчением. Он останавливается на первом варианте – нет необходимости напрягать Двалина в столь ранний час проявлением эмоций. - Некоторым людям действительно есть чем заняться, вместо того чтобы сидеть сложа руки, – отвечает он, и это не ложь, ведь ему, как новому королю, есть чем заняться, как бы неприятно это ни звучало. Улыбка Фрерина становится шире. - Не бездельничай, брат мой. Разве ты не видишь, что мы все заняты выпивкой? Весь стол взрывается хохотом, радостной и непринужденной атмосферы достаточно, чтобы даже Торин присоединился к остальным гномам. После этого он обязательно врежет Фрерину по голове. - Где Дис? - спрашивает он, взяв в руку горсть арахиса. Фрерин закатывает глаза. - Она пошла встречать еще одного ворона. Она все еще думает, что у нее получилось скрыть это ото всех. Торин усмехается про себя, довольный по нескольким причинам. - Что должен сделать гном, чтобы раздобыть здесь пинту эля? - спрашивает он затем, подталкивая Фрерина к скамье, чтобы тот мог сесть поудобнее. Перед ним тут же появляются три кружки. Торин приподнимает бровь. - Что ж, это оказалось проще, чем ожидалось. - Всё для нашего короля, - бормочет Фрерин, и если бы не его самодовольная ухмылка, Торин мог бы подумать, что он говорит серьезно. - А теперь ты должен выпить все это, - вставляет Двалин с другого конца стола с вызывающей ухмылкой на лице. Торин, прищурившись, смотрит на него – эту самодовольную ухмылку, безусловно, следовало бы стереть с его лица – и обнаруживает, что даже спустя более двухсот лет он все еще способен принимать по-настоящему идиотские решения, когда дело доходит до выпивки. И пытается победить Двалина. После трех кружек все как в тумане, гномий эль ожидаемо крепкий, и он почти ничего не помнит после шестой (и не помнит, как именно он выпил шестую кружку, или четвертую, или пятую, если уж честно говорить), только вспышки смеха Фрерина, глубокий рокот Двалина, приглушенные вздохи Балина, чересчур громкий голос Оина и грубоватые интонации Глоина. Он также смутно припоминает, что Дис обозвала его большим идиотом, когда забирала у него седьмую пинту, но это вполне может быть его воображением. Однако головная боль, с которой он просыпается на следующее утро, определенно не является воображаемой, а наоборот - всеми неприятными ощущениями дает понять, что она определено настоящая. Какая–то добрая душа оставила кувшин с чистой прохладной водой рядом с его кроватью и мочалку, что, вероятно, должно было послужить подсказкой. Он подозревает, что Дис, которая, несмотря на всю свою суровость, никогда не пыталась скрыть свою слабость к обоим братьям. Он выпивает большую часть воды, а затем принимает полную ванну, поскольку от него действительно пахнет чем-то отвратительным. Постепенно туман в его голове рассеивается, и реальность возвращается к нему вместе с отрезвляющим видом короны, лежащей на прикроватной тумбочке, когда он выходит из ванной. Он стоит там, просто уставившись на это осязаемое доказательство, в течение долгих мгновений, пока стук в дверь не заставляет его отвести взгляд и переключиться на что-то другое, хотя отдаленное чувство стыда за свое поведение остается. Он знает, что будет дальше, что ему придется делать изо дня в день без особого отдыха, но созерцание такой "важной" вещи, которая, в конечном счете, не менее бессмысленна, чем большинство других предметов, не дает никакого облегчения. Торин открывает дверь и видит, что Балин смотрит на него с легким сожалением. Он не вздыхает, не ворчит, просто выпрямляется и накидывает плащ, чтобы не замерзнуть в горах. Пусть никто не скажет, что Торин, сын Траина, пренебрегает своим долгом, когда он того требует.