lay down your sweet and weary head

Бросив последний взгляд на камень, который теперь закрывает вход в место последнего упокоения двухсот гномов и короля Трайна II, Торин садится на своего пони и отправляется на север, в Эребор, во главе длинной вереницы гномьих воинов, многие из которых согнуты, но не сломлены. На краю долины он поддается желанию оглянуться еще раз и видит вдалеке сияющую фигуру леди Галадриэль, стоящую на вершине скалы и смотрящую на темные залы Кхазад-дума. Торин не может догадаться, о чем она думает, но ему странно приятно осознавать, что кто-то стоит на страже границ их древнего королевства, защищая других от теней, которые все еще обитают внутри. На этот раз Балин едет рядом с ним в начале колонны, и Торин не может решить, благодарен он за это или нет, потому что только Балин был бы достаточно прямолинеен и исполнителен, чтобы рассказать о состоянии трона Эребора так скоро после случившейся трагедии. - Ты понимаешь, что коронация должна состояться в ближайшее время, Торин? - бормочет Балин так тихо, что его слышит только Торин, который, в ответ на эту реплику, мученически стонет. - Да поможет нам всем Махал, лорды собираются устроить грандиозный праздник. Король едва вышедший из подросткового возраста, занимает трон. - Я не думаю, что тебе стоит беспокоиться об этом, Торин. Тебя и так все любят и уважают. Ты действительно думаешь, что другие не заметили, как ты проводишь время на нижних уровнях, выслушиваешь их жалобы и ходишь на патрулирование вместе со стражниками? И не забывай, что теперь ты герой дважды. Торин фыркает. - Я беспокоюсь не о народе, Балин. Благородные семьи, без сомнения, захотят получить доказательства того, что я могу удерживать трон и управлять Эребором с той же эффективностью, что и мой отец до меня. Балин улыбается во все зубы и гораздо больше напоминая Двалина, чем самого себя. - Ты хочешь, чтобы я доказал им это? Он качает головой. - Нет, это то, что я должен сделать сам. Но я бы попросил тебя о дальнейшей поддержке. Мне понадобятся все доверенные советники, которых я смогу найти. И список не такой уж длинный. - Конечно, Торин, - обещает Балин, и его взгляд смягчается. - Мы всегда будем рядом с тобой. - И я не мог бы мечтать о лучших друзьях. - Признание дается легко, и нежная улыбка Балина дает ему понять, что он это ценит. По большому счету, момент умиротворения длится недостаточно долго, и вскоре его мысли возвращаются к политической трясине, в которую ему вскоре придется вступить. После недолгих размышлений, путаницы наполовину сформировавшихся планов и вновь возникшей головной боли, которая тупо пульсирует у него в голове, он вздыхает, придя только к одному четкому выводу. - Я когда-нибудь говорил тебе, что ненавижу политику, Балин? - В последнее время кажется, что у вас, по крайней мере, налажены хотя бы какие-то дипломатические отношения, - отмечает Балин, хотя и не возражает против слов своего короля. - Не то чтобы ты когда-нибудь говорил об этом. Торин приподнимает бровь. Балин вздыхает. - Частые визиты в Дейл, по крайней мере, один раз, когда там присутствовал Трандуил. И мы все видели, как ты разговаривал с леди Галадриэль. - На его лице появляется легкое недоумение. - Трандуил даже прислал нам сопровождающего, который провел нас до самого конца Лихолесья. Махал знает, почему ты так хорошо ладишь с эльфами. Рефлексивное отрицание, которое мгновенно бы последовало всего несколько лет назад, тут же затухает. - Да, - сухо говорит он, - даже у "любителей деревьев" есть свои положительные стороны. И нам нужны эти союзы также, как и хорошие отношения с Дейлом. Он поворачивает голову, чтобы посмотреть на своего старого наставника, и видит, что Балин смотрит на него с удивлением и немалой гордостью. - Ты стал мудрее, Торин, - замечает Балин, довольно покачивая головой. - Подумать только, я до сих пор помню, как пытался вдолбить этикет и историю в твою пустую голову, когда ты был еще совсем маленьким мальчиком. - Его лицо внезапно становится до страшного серьезным. - Я говорю это с величайшим уважением, но, что бы ты ни делал, не позволяй королевству поглотить тебя. Не теряй себя из-за этого. Ох, Балин, тебе не кажется, что для этого уже поздновато? Он не произносит этого вслух. Скорее всего, Балин и так прекрасно понимает, о чем думает Торин; а если нет, что ж, тогда есть одна информация, которой он может поделиться со своим старым другом. - Мы все выполняем свой долг, Балин, - наконец отвечает он, коротко, но этим все сказано. Обеспокоенное и опечаленное выражение лица Балина говорит само за себя, но он не протестует. В конце концов, он тоже гном.

***

Чем ближе они подъезжают к Эребору, тем больше мрачнеет Торин. Он должен был радоваться, что его дом снова виден, но все, что он может осознать в данный момент, - это грустные лица своих брата и сестры, когда он приносит им весть о кончине их отца. Они трое - все, что осталось от правящего дома потомков Дурина, трое оставшихся, пытающихся удержаться на плаву в мире, который, похоже, стремится активно уничтожить их род. По крайней мере, Азог больше не будет уничтожать все вокруг. Балин и Двалин тоже молчали, то ли из-за собственных мрачных мыслей, то ли из уважения к горю Торина, он не мог сказать, но, тем не менее, он был благодарен им. Торин не думает, что смог бы выдержать бессмысленный разговор прямо сейчас, не тогда, когда он изо всех сил старается не думать о горечи и уже пытается придумать способ сообщить новость Дис и Фрерину, чтобы причинить наименьший ущерб каждому из них. Он должен был знать, что до этого не дойдет, что они будут ждать возвращения воинства Эребора у ворот и что они поймут, как он понял в тот момент, когда увидел лицо своего отца, что его дед мертв. Это, а также тот факт, что именно он, а не Траин, едет во главе рядов воинов и повозок с припасами. Их лица мертвенно-бледны, когда он, наконец, передает поводья своего пони кому-то другому и останавливается перед ними. Должно быть, на его лице написано такое же горе, потому что, когда он раскрывает объятия, они падают в них без раздумий и колебаний. Где-то позади Двалин заботится о том, чтобы их оставили в покое, почтили их горе, но сам Торин не может найти в себе сил заботиться о чем-либо, кроме двух гномов в его объятиях, дрожащих от общей боли и потрясения. Глубоко погребенный под своим горем, он испытывает облегчение от того, что ему не нужно будет произносить эти слова. Ему не нужно будет говорить, что их отец умер. Ему нужно сказать, что он "похоронен у ворот нашего затерянного королевства и погиб доблестной смертью", но это время еще не пришло – между ними пока лишь мрачная тишина. Некоторое время спустя, если честно, он не следил особо за этим, они, наконец, уединяются в своих комнатах – точнее, в комнатах Торина, потому что именно туда они всегда уходят, когда им нужно спрятаться от мира, с тех самых пор, как Дис была маленьким ребенком и боялась грома, бушующего за горами. Они добираются до его комнаты и падают на плюшевый ковер, сплетаясь конечностями и косичками, и к нему всегда прикасается чья-нибудь рука, локоть, голова, хотя бы палец, как будто они боятся, что если отпустят его, он тоже исчезнет и никогда не вернется. Поэтому он наклоняется навстречу прикосновениям, отвечает на их жесты, дышит спокойно и глубоко и на самом деле уже не знает, кто кого здесь успокаивает. - Могло быть и хуже, - говорит Фрерин слегка хрипловатым и поразительно громким голосом после их долгого молчания, и Торин жалеет, что услышал это. Это правда, мучительная правда, и все же Фрерин не должен был говорить это, у него были тени в глазах, потому что он был вынужден так рано столкнуться с суровой реальностью. Глаза Дис устремлены в никуда, зрачки расширены от ужасных воспоминаний. - Мы каждый день ждали весточки от тебя, ждали, что ворон прилетит с вестями. Когда ничего так и не пришло, мы боялись, что ты... Ее голос прерывается на последней фразе, и даже прикосновение широкой ладони Торина к ее щеке не может прогнать это воспоминание. - Тсс, я здесь, lukhudel, я прямо здесь. Вздрогнув, она зарывается лицом в его волосы, крепко прижимаясь к нему, пытаясь заглушить дальнейшие звуки. Фрерин рядом с ним молчит, но Торин слышит, как он тяжело дышит. Он не знает, как помочь им, как по-настоящему успокоить их, потому что он знает о жестокости мира, и это?...... Это вынести труднее всего. Поэтому он закрывает глаза и притягивает их обоих еще ближе, надеясь, что каким-то образом этого будет достаточно.

***

В течение нескольких дней они спят в одной комнате, чаще всего даже в одной постели, не желая отпускать друг друга даже на ночь. Внезапно становится неважно, что Торин чаще всего просыпается с криком от ночных кошмаров, или что это чувство овладевает ими всеми так сильно, что они едва могут пошевелиться, или что Фрерин большую часть ночи лежит без сна, не в силах заснуть. Спустя пять дней после их уединения от остального мира, Балин тихо стучит в дверь. С тяжелым сердцем Торин идет ему навстречу – долг снова зовет его, он знает, что заставил других ждать себя достаточно долго. - Лорды начинают беспокоиться, - тихо говорит Балин, чтобы не потревожить переплетение тел Фрерина и Дис на кровати Торина. - Тебе придется скоро появиться. Торин напряженно кивает. Он выходит в коридор, осторожно прикрывая за собой дверь. Когда он оглядывается на Балина, то, к своему удивлению, видит, что старший гном улыбается. - А еще в мою дверь последние несколько дней стучал очень милый гном. Брови Торина поднимаются. - А? - Она сказала, что ее зовут Дарла, - продолжает Балин, и, на взгляд Торина, его голос звучит слишком самодовольно, - и она велела мне передать тебе, чтобы ты "поскорее подошел к моей двери, иначе никогда больше не попробуешь мой чай". Торин почти поморщился. Верно. С чувством вины он осознает, что даже перед их отъездом к воротам Кхазад-дума он редко навещал Дарлу и ее сыновей, слишком погруженный в свои собственные заботы. Еще один пункт, который можно добавить к его постоянно растущему списку гномов и обязанностей, которыми он пренебрег из-за беспокойства, а затем и по причине горя. - Организуй встречу с лордами, - наконец устало произносит он. Балин кивает и уходит, бросив на него последний сочувственный взгляд. Он понимает, что лучше больше не прерывать их, ведь конец их уединения уже очень близок. Позже в тот же день на его стол ложится записка от Балина. Завтра в полдень. Некоторое время он смотрит на него, затем комкает бумагу в руке. Торин отправляется на встречу со всей решимостью и упрямством рода Дурина, отправляющегося на задание. Когда он входит, все остальные уже сидят, а он даже не удосуживается присесть сам, прежде чем начать собрание. - Вы отвлекли меня от моего горя и пригласили на это собрание, милорды. Изложите свои намерения, - громко произносит он, заглушая негромкие разговоры по всему залу. Фундин встает, склонив голову. - Мы приносим извинения за это, мой принц, но вопрос о пустующем троне Эребора должен быть решен. Мы не справляемся без короля. - Есть ли какие-либо вопросы относительно престолонаследия? - спрашивает Торин, хотя все они прекрасно знают, что трон принадлежит ему по праву. По залу прокатывается волна недовольства. - Вы не имеете права лишать меня трона, если у вас нет на то оснований. - Торин обводит взглядом комнату, его взгляд становится жестким, хотя голос остается спокойным и даже немного мягким. - Сделал ли я что-нибудь за последние несколько десятилетий, что заставило бы вас счесть меня неподходящим кандидатом на королевский трон? Ответом на его вопрос было молчание. И как раз в тот момент, когда он начал надеяться, что все пройдет быстро и безболезненно, лорд Борин заговорил. Конечно, он заговорил. - А как насчет того, что вы общаетесь с этими… лесные эльфы, не говоря уже о людях, ради которых ты опустошаешь нашу казну. Ходят слухи даже о торговле с полуросликами из другого народа. Выражение лица Торина мгновенно меняется с холодного на ледяное. Любой, кто его знает, распознал бы в этом взгляде прямую угрозу в отношении того, кто его разозлил. - И что, скажите на милость, плохого в том, чтобы торговать с хоббитами и получать продовольствие, в котором мы так нуждаемся? А также в том, чтобы заключать союзы, которые помогут нам отразить нападения наших врагов? - Его голос опасно низкий, но в то же время спокойный и даже подчеркнуто терпеливый. - Скажите, лорд Борин, вы бы предпочли, чтобы эльфы не помогали нам в битве, которая произошла всего несколько недель назад? Вы бы предпочли, чтобы на поле боя лежало вдвое или втрое больше убитых из-за вашего упрямого стремления ненавидеть всех, кто не является гномом? Вы бы предпочли, чтобы еще больше семей плакало от горя из-за потери членов своей семьи? - Он делает паузу, наклоняясь ближе к аристократу, который практически съеживается от страха при виде огня в глазах Торина. - Но подождите, вас там не было, не так ли? Вы не встречались лицом к лицу со смертью в бою, вам не приходилось заботиться о благополучии своих товарищей по оружию. Торин криво улыбается. - А что касается опустошения казны? Мы могли бы десять раз отстраить Дейл заново, и это даже не отразилось бы на богатстве Эребора. Не беспокойтесь о возможной бедности нашего королевства. Никто из вас даже не знает, как выглядит бедность. Борин молча вжимается в спинку стула. Он побледнел под своей густой каштановой бородой. Торин оглядывает зал, его глаза все еще горят гневом, что видно каждому гному в этом зале. - Кто-нибудь еще хочет что-нибудь сказать? Снова тишина. Наин поднимается, и Торин может поклясться, что видит на лице старого гнома едва сдерживаемую улыбку. Он низко кланяется и громко и отчетливо произносит: - Ваше величество. Остальное - всего лишь формальность. Торину требуется два часа на тренировочной площадке, чтобы хотя бы начать сдерживать свою ярость от слов лорда Борина. Дело не только в том, что он оскорбил хоббитов, чего Торин никогда не потерпит, не только в том, что один из их народа оказался большим другом гномов, чем кто-либо за последние столетия, или в его трижды проклятой близорукости, но и в том факте, что Торин знает, что лорд Борин не единственный, кто питает подобные мысли. От этого ему хочется закричать и швырнуть правду о том, какой когда-то была их судьба, в их невежественные лица. Из–за этого ему хочется ударить по чему-нибудь кулаком - и он бьет до тех пор, пока его руки не начинают кровоточить, мышцы не начинают дрожать от усталости, а голос не становится хриплым. Когда он наконец-то покидает тренировочный зал, все его тело болит, но его секреты по-прежнему в безопасности, и он достаточно успокоился, чтобы вернуться в свои комнаты. Он бы не хотел, чтобы Фрерин и Дис видели его таким злым.

***

Дарла немедленно откликается на его стук в дверь, уже открыв рот, без сомнения, чтобы отчитать его, но, как только она хорошенько видит его лицо, она замолкает. - Тогда входи, - наконец произносит она вместо этого. - Чай ждет. В воздухе действительно витает тонкий аромат свежих листьев и зелени, и Торин – совершенно непроизвольно – чувствует, как у него подергивается нос. Он едва успевает устроиться в одном из больших кресел, как на стол рядом с ним ставится чашка, горячая и дымящаяся, а на колени ему усаживается сонный юный карлик. Нори поднимает на него широко раскрытые глаза, сразу привлекая к себе все внимание Торина. Через две минуты одна из его косичек оказывается в кулаке Нори, несмотря на то, что он уже давно вышел из детского возраста – возможно, у малыша уже появилась привычка воровать, – а чашка Торина все еще нетронута. Однако он отвлекается от главного вопроса: - Где Дори? - Я отправила его на рынок за продуктами на ужин. - Женщина бросает на него строгий взгляд. - Тебе придется подождать, по крайней мере, пока он не вернется, прежде чем ты снова исчезнешь. - Я сделаю все, что в моих силах, - торжественно обещает он и, наконец, тянется за своим чаем, пока тот не остыл окончательно. Нори недовольно хмыкает, но успокаивается, когда другая рука Торина крепко обхватывает его. Какое–то время они пьют молча, Нори почти пугающе тих на коленях у Торина - довольно необычно, поскольку большинство гномов очень шумные и активные большую часть времени (Торин прекрасно осведомлен об этом). Наконец Дарла открывает рот, чтобы что-то спросить, затем снова закрывает его с беспомощным видом, но Торин достаточно хорошо представляет, о чем был бы этот вопрос. - Коронация состоится на следующей неделе, - устало говорит он, борясь с желанием уткнуться лицом в чашку с чаем и никогда больше не поднимать головы. Дарла смотрит на него поверх своей чашки. - Не похоже, что ты рад этому, - осторожно произносит она, словно боясь ступить на опасную почву. Он пожимает плечами. - Кто знает, готов ли я к такой ответственности? Ему более 200 лет, а он все еще задает себе этот вопрос. Возможно, даже задает его с большим волнением, чем когда-либо; когда был молод и не был готов к той большой ответственности, которая была возложена на него. - Я верю, - говорит Дарла, и ярость в ее голосе не оставляет ему иного выбора, кроме как поднять глаза и встретиться с ней взглядом. - И я готова поспорить, что все остальные, кто знает тебя, хотя бы немного, думают так же, мой король. Торин знает, что, должно быть, выглядит огорченным, потому что она добавляет, немного мягче: - Нет другого короля, под властью которого я бы предпочла растить своих троих детей. До него не сразу доходит, что именно она произнесла сейчас, но когда это происходит, его рот открывается от удивления. - Опять? Дарла фыркает. - Тактично сказано, Торин. Торину удается закрыть рот и искренне улыбнуться. - Это счастье, - тихо произносит он, и его улыбка становится шире. Но в ее глазах все еще читается печаль, и он хмурится. - Где Нани? Ни один муж не должен по своей воле отсутствовать в это радостное время. Сердце Торина замирает, когда Дарла избегает его взгляда, ее горло беззвучно сжимается, прежде чем она произносит, почти всхлипывая: - Он ушел с хозяином дома. И не вернулся. Он сидит, застыв, в ушах у него шумит. Он никогда хорошо не знал Нани, ни в этой жизни, ни в прошлой, но он знает, что тот погиб не на поле боя в первый раз. А это значит, что Нани погиб из-за него. Потому что Торин проявил доброту к гномьей даме, которую он любил, и решил вернуть этот долг, последовав за своим принцем в бой. И умерев за него. И до сих пор Торин даже не подозревал об этом. - Мне так жаль, - уныло произносит он, потому что хорошо знает, что одних этих слов никогда не бывает достаточно. - Я не знал. И снова чувство вины наваливается на него всей тяжестью. Один из его воинов.....а он даже не подозревал. Он даже не признавал жертвы отдельных людей. Неважно, что Балин отказался отдать ему список погибших на том основании, что у Торина и так было достаточно причин для скорби, и что Двалин помог своему брату спрятать свиток подальше от своего короля. Неважно, он все равно должен был знать. В тот день он больше не находил покоя ни в разговоре с Дори, который снова выглядел старше и говорил более зрелым тоном, чем когда-либо, ни в том, что незаметно спрятал в кровать Нори его жетон. Даже Дис и Фрерин не смогли в ту ночь отвлечь его от мрачных мыслей, хотя и не оставляли попыток, пока сон не сморил их, а в конце концов и его.

***

С Гирионом он тоже в последнее время не встречался, поэтому Торин отправляется в Дейл под предлогом лично пригласить лорда Дейла на его коронацию – он все еще не король и все еще может делать такие вещи, не придавая слишком большого значения простому жесту, – но на самом деле... он просто хочет снова увидеть своего друга. Дурные мысли все еще мучают его после вчерашнего откровения, и он надеется, что свежий воздух и старый друг немного помогут ему умерить боль. Торин понимает, что Гирион уже пережил расцвет своей жизни с тех пор, как они впервые встретились, и что последнее, о чем ему сейчас нужно напоминать, - это о том, как скоро жизнь людей (и хоббитов) угасает по сравнению с жизнью гномов, но его сердце все еще болезненно сжимается от осознания того, что сейчас в волосах Гириона больше белого и седого, чем темно-каштанового оттенков, когда он встречает Торина с распростертыми объятиями и открытой улыбкой. - Хорошо, что ты пришел, мой друг, - говорит Гирион, ведя Торина в свой зал к теплому камину. - Особенно сейчас, когда у тебя законный траур. Я сожалею о твоей потере. Торин принимает его слова легким кивком. За последнюю неделю ему говорят это не в первый раз, но для Гириона это значит больше, чем для многих других. - Как у тебя дела? - спрашивает он, переводя разговор в более безопасное русло. Он уже достаточно наговорился о своей потере. Сияющая улыбка преображает лицо Гириона, и Торин понимает это, когда мужчина возвращается из соседней комнаты с тщательно завернутым свертком в руках, который он протягивает Торину. Торин смотрит на маленького мальчика, которого он сейчас держит на руках. Малыш крепко спит. - Ты уже староват для того, чтобы иметь ребенка, если я правильно помню жизненный годы людей, - бормочет он. Гирион пожимает плечами. - Моя жена молода и достаточно энергична. И он прекрасный малыш, даже в моем возрасте он стоит нескольких бессонных ночей. Торин мягко улыбается. - Обычно так и бывает. С легким испугом он задается вопросом, когда же родится Бард. Его отношения с благородным, хотя и подозрительным человеком входят в список вещей, о которых он до сих пор глубоко сожалеет. Но нет, пройдут еще десятилетия. И все же ощущение младенца на руках возвращает ему тоску, которую он не испытывал с тех пор, как держал на руках маленького Нори. Иногда он живет, не думая о Фили и Кили, и ему немного стыдно за это, но в большинстве случаев их отсутствие оставляет в его душе зияющую пустоту, которую даже Дис и Фрерин не могут полностью заполнить. Они его любимые брат и сестра – лучшего он и желать не может, – но не его любимые племянники. По ним он все еще скучает, и с тяжелым сердцем понимает, что еще какое-то время будет по ним скучать. Или, скоре всего, ему всегда будет их не хватать, но это возможный исход, о котором он отказывался думать. Терпение уже давно стало его постоянным спутником жизни, как бы сильно он его ни презирал.