lay down your sweet and weary head

Ветер шепчет в лесу, всего в сотне шагов от того места, где они разбили лагерь на опушке Зеленого леса, и Торин, занятый установкой палатки, которую он будет делить с Балином и Двалином, изо всех сил старается не обращать на это внимание. Его воспоминания об этом особом лесу были не слишком приятными. Он хотел бы избавиться от чувства тревоги, накрывающего его плечи, потому что завтра он снова встретится с Трандуилом в надежде заручиться его поддержкой в их предприятии, но к третьему разу, когда он срывается на ничего не подозревающую душу, ему приходится признать, насколько сильно он взвинчен. Балин и Двалин уже благоразумно скрылись на время, чтобы избежать горячей руки наследного принца, и он не может их винить. И там, где Торин не то чтобы с нетерпением ждет утра, он боится ночи. Вот уже много лет он старается не спать ни с кем в непосредственной близости – за исключением более длительных путешествий, во время которых он старался держаться на некотором расстоянии от остальной части лагеря и зарываться лицом в постель таким образом, чтобы заглушить любые звуки, которые могли бы привлечь внимание остальных. За последние несколько десятилетий его кошмары стали реже, но не исчезли полностью. А потом началась вся эта неразбериха и новые проблемы, и, по правде говоря, он почти не спал с тех пор, как Траин впервые заговорил с ним о своих планах, не только потому, что его разум гудел от бессильного гнева и беспокойства, он был слишком занят, чтобы спать, но и потому, что он просто боялся. Он все еще боится. Он боится воспоминаний, которые регулярно посещают его во сне, ночного ужаса перед кровавым полем боя, когда он не может вмешаться, перед тем, как его семья умирает снова и снова, а их мертвые тела лежат перед Азогом, который смотрит на Торина с жестокой улыбкой. Не холод и не паника заставляют его слегка вздрагивать, когда он лежит в своем спальном мешке, в то время как Двалин и Балин мирно посапывают слева от него, ничем не обремененные. Он заставляет свои глаза оставаться открытыми, уставившись в потолок палатки, но это бесполезно. Вскоре он начинает терять время, одно моргание внезапно становится долгим, и даже самые сильные щипки за обнаженную руку не могут помешать ему погрузиться в беспокойный сон. На этот раз его сон наполнен только звуками, лязгом металла, воем, воплями и каплями крови, и все равно он просыпается с криком на губах, тяжело дыша, как будто только что пробежал несколько миль. Чьи-то руки хватают его за плечи и за грудь, и на мгновение он впадает в панику, пытаясь вырваться из цепких объятий, пока голоса, наконец, не проникают сквозь туман в его голове. - Торин, Торин! Успокойся, это мы! - Не двигайся, черт бы тебя побрал, болван, ты можешь пораниться! Наконец–то осознав, что и кто его окружают, и заметив, что два гнома с беспокойством смотрят на него. Ему даже не нужно было предполагать, какая из реплик принадлежа Балину, а какая - Двалину. Торин откидывается на постель, напряжение покидает его мышцы. Такое чувство, что ему еще никогда так сильно не хотелось оказаться где–нибудь в другом месте, подальше от обеспокоенных, любопытных, немного обвиняющих - или это ему только кажется? - глаз Балина и Двалина. - Я в порядке, - бормочет он, стараясь, чтобы его голос не звучал так, будто его только что пропустили через мясорубку. - Просто сон. - Если это был "просто сон", я готов съесть свой топор, - тихо рычит Двалин. Балин, сидящий рядом с ним, не выглядит более убежденным в слабой лжи Торина. Торин сердито смотрит на него. - Кошмар. Не о чем беспокоиться. Взгляд Балина смягчается, хотя беспокойство остается. - Я узнаю ночной кошмар, когда вижу его, парень. Торин избегает их взглядов, предпочитая смотреть на темный потолок их палатки. Через некоторое время Балин снова заговаривает. - Я поговорил со стражниками, которые ездили в Лихолесье с королем Трором. - О том, что он сделал это из-за беспокойства о душевном состоянии Двалина не было сказано ни слова. - Некоторые из тех, кто помоложе, кто раньше не видел боевых действий, были... отстраненными, и их сон был нарушен ночными кошмарами. Я назвал это "боевым шоком". Торин хочет сказать, что не имеет значения, будет ли это твоя первая битва, десятая или даже двадцатая, но не может. В этой новой жизни он еще не видел настоящих сражений, за исключением той единственной стычки, которая чуть не привела к его смерти. - Как вам хорошо известно, я не участвовал в сражениях, - спокойно говорит Торин. - Из этого вполне логично следует, что у меня не может быть такого "боевого шока". Балин морщит лоб. - Я не думаю, что тебе обязательно нужно было участвовать в битве, Торин. Ты видел дракона, спускающегося на Эребор, и сражался с ним лицом к лицу. Торин подавляет рефлекторную дрожь. На самом деле ему все еще снится огонь в небе и горящий мир перед его глазами. - Или, может быть, я просто боюсь, - наконец тихо произносит он. Ему трудно произнести эти слова, но он думает, что они уже все знают, и глупо цепляться за проклятую гордость сейчас, когда, возможно, в их понимании можно найти хоть какое-то утешение. Двалин хмыкает так, словно не может выбрать между удивлением и неохотным согласием. Балин, с другой стороны, выглядит гордым. - Ваше поколение Дурина продолжает удивлять меня, Торин. Кажется, некоторые черты характера просто обошли вас стороной. Торин едва не фыркает. - У меня достаточно упрямой гордости, Балин, даже не сомневайся в этом. У него действительно много гордости, раньше у него ее было слишком много, и он знает, что она все еще там, погребенная под слоями с трудом выработанной сдержанности и чувства вины. Он гордится Эребором, своим домом. Он гордится своими братьями и сестрами, своей компанией и, самое главное, тем, что он гном. Он гордится тем, что он гном. Именно эта чертова гордость уже вызывала слишком много проблем. - И все же... - В глазах Балина снова появился задумчивый блеск, который всегда говорил о том, что он что-то обдумывает. - Ты уже давно не проявлял слепой гордости своих предков. Хорошо. Некоторые вещи он, возможно, и смог бы простить себе, но попадание в ту же ловушку снова - не было бы одной из них. Тем не менее, этот разговор слишком близко подошел к темам, о которых он все еще не готов – и, возможно, никогда не будет готов – говорить, поэтому он замечает: - Нам нужно еще немного поспать. Солнце совсем скоро взойдет. Балин еще мгновение смотрит на него, поджав губы, но соглашается. Бросив быстрый взгляд на своего брата, они оба хватают Торина, и прежде чем он успевает что-либо сделать, кроме возмущенного вопля, они кладут его посередине палатки - Балин теперь справа от него, а Двалин - слева. Они оба лежат рядом с ним, словно защищая своего принца даже во сне. Это успокаивает больше, чем должно быть. На этот раз, когда он засыпает, ему уже не снятся мрачные и страшные сны.

***

Торин смотрит на врата в королевство эльфов с затаенным подозрением, стараясь не вспоминать звук, с которым они захлопнулись за ним, отдаваясь эхом. Трандуил, возможно, и стал их пока еще неуверенным союзником, но он никогда не доверял ему полностью, особенно после того, как дважды обжегся. Борясь с навязчивым чувством дежавю, пока его вели к рогатому трону, Торин почти сожалел о своем решении прийти одному. По крайней мере, на этот раз у него не связаны руки. Он вытесняет на передний план более свежие воспоминания о переговорах с Трандуилом в Дейле, вместо того, чтобы думать, что "сто лет - это всего лишь мгновение в жизни эльфа, я терпелив и я подожду", и склоняет голову в знак уважения от одного правителя к другому. Трандуил, с небрежной грацией восседающий на своем троне, отвечает на его жест, и Торин с облегчением обнаруживает, что угрожающий блеск в его глазах снова исчез. - Приветствую тебя, принц Торин, добро пожаловать в мое королевство, - произносит Трандуил в той медленной, размеренной манере говорить, которая всегда выводила Торина из себя. - Могу я спросить, где король Траин, тот, кто ведет вашу армию в мой лес? Игнорируя тонкое напоминание о том, что это действительно эльфийский лес, Торин просто отвечает: - Он наблюдает за тем, как сворачивают лагерь. Там нужен представитель власти, чтобы руководить и смотреть за работой. Они оба знают, что в обычной ситуации важные переговоры всегда вел Траин, и он должен был стоять сейчас здесь - перед Трандуилом, в то время как Торин должен был быть в лагере и руководить воинами, но вряд ли Торин может сказать Трандуилу, что, по его мнению, присутствие Траина в лагере - гораздо разумнее, чем если бы он представлял перед эльфийским королем. - И по какой причине ты привел армию к моему порогу? Торин скрипит зубами от холода в голосе эльфа. - Мы всего лишь хотим пройти через Зеленый лес, Король. - Он колеблется лишь мгновение. - И попросить тебя помочь нам в нашем начинании. Трандуил поднимается медленным плавным движением и поворачивается к Торину спиной. - Значит, это правда, что вы намереваетесь вернуть себе залы Мории, вашего древнего королевства? Торин поднимает голову, не обращая внимания на нотки насмешки в словах эльфа. Он может не соглашаться с решением своего отца, но он поддержит его перед теми, кто в нем сомневается. - Так и есть. На долгое мгновение воцаряется тишина, а потом Трандуил поворачивается к Торину лицом, сверля его взглядом. - Это безумие, - наконец произносит Трандуил тихо и холодно, но прежде чем он отворачивается, Торин замечает проблеск сожаления в его взгляде. На словах он не может согласиться с этим старым союзником и врагом, хотя в его сознании таится полное понимание. Но когда Трандуил снова оборачивается, он, должно быть, что-то видит в лице Торина, потому что холодность сменяется ужасающей понимающей жалостью. - Мои воины могут обеспечить вам безопасный проход через лес, но не просите меня рисковать жизнью моих сородичей ради этого обреченного предприятия. Торин безжалостно подавляет в себе чувство разочарования, которое вот–вот поднимется - это больше, чем он на самом деле ожидал. В ответ на напряженный кивок Торина Трандуил добавляет: - Я пошлю своего сына Леголаса с отрядом охраны, чтобы он проводил тебя на другую сторону леса. - Прими мою благодарность, король Трандуил, и благодарность моего народа, - отвечает Торин спокойным тоном. Он поворачивается, чтобы уйти, но едва его ноги достигают первой ступеньки, как Трандуил окликает его в последний раз. - И, пожалуйста, постарайтесь не дать себя убить, принц Торин. Было бы очень утомительно пытаться наладить... отношения с другим гномом после вашей безвременной кончины. Уголки губ Торина невольно подергиваются. - Я сделаю все, что в моих силах, Ваше Величество, - говорит он и продолжает спускаться по лестнице. Теперь ему просто приходится сдерживать свое веселье, чтобы не потерять самообладание при встрече с этим заносчивым эльфийским принцем, из-за действий которого Торин чуть не лишился жизни, но в то же время был несколько раз спасен в своей прошлой временной линии. Леголас действительно выглядит таким же надменным и недовольным тем, что ему поручили работать вместе с гномами, как и всегда, но, по крайней мере, он сдерживает свое отвращение. Однако сопровождающие его эльфийские стражники… - О чем они шепчутся? - наконец, Торин с некоторой неохотой спрашивает Леголаса. От постоянных взглядов и бормотания ему становится не по себе, волоски на руках встают дыбом от напряжения. Леголас мгновение смотрит на него, словно оценивая, достоин ли он ответа. Тот же самый лед, который Торин видел во взгляде эльфа, когда тот целился в него из лука, все еще присутствует в его глазах, но есть и что-то еще, что-то похожее на любопытство. - Им интересно. - Голос принца такой же ровный и мелодичный, каким он его помнит, но все равно вызывает отвращение. - Даже среди эльфов мало кто может похвастаться, что убил дракона. Так вот в чем дело. Он должен был догадаться. - А что именно их интересует? - отвечает он едва ли не вежливым тоном. Торин никогда не терпел, когда другие суют нос в его дела, хотя большинство из них обычно делают это при первой встрече с ним. Губы Леголаса кривятся в легкой усмешке. - Они удивляются, как обычный гном мог совершить такое, когда ты едва достаешь ростом, чтобы натянуть лук. Торин улыбается во все зубы. - Это полностью зависит от лука. Но если вы действительно хотите знать, принц Леголас, то это была удача, просто везение. И я благодарю Махала за это каждый день своей жизни. И с этими словами он идет вперед, оставляя загнанного в угол эльфа позади. Кто бы мог подумать, что это будет правда, которая больше всего шокирует этого остроухого высокомерного придурка?

***

Шум в лагере гномов, когда Торин возвращается с тридцатью эльфами на буксире, мог бы сравниться с грохотом горы, и ему требуется больше часа, чтобы объяснить, почему именно он счел необходимым обратиться за помощью к "этим проклятым древолазам", но, в конце концов, хотя ворчание и не утихает, ни на секунду не останавливаясь, все принимают его инициативу. (В конце концов, с наследным принцем довольно трудно спорить, и Торин без колебаний разыгрывает эту карту, когда считает, что это необходимо.)

***

- Не нравится мне этот лес, - ворчит Двалин у него за спиной, и Торин с трудом сдерживается, чтобы не закатить глаза, потому что за последние два дня он слышит от него это примерно в двадцатый раз. Однако обычно безграничное терпение Балина, похоже, тоже иссякло. - Брат, клянусь Махалом, если ты не заткнешься и не перестанешь ворчать по поводу этого леса, я тебя вырублю. - Но это правда. Если бы Торин сейчас обернулся, он наверняка увидел бы упрямое выражение лица своего друга. - У меня от этого мурашки по коже. Слишком много деревьев, и все они скрипят и стонут, как будто вот-вот рухнут на нас. - И если ты не заткнешься, то стонать уже будешь ты, - лаконично говорит Балин. Кажется, ему окружающая природа нравится не больше, чему его брату, но, очевидно, он решил, что пока разумнее не обращать на это внимания. Честно говоря, жалобы Двалина действуют всем на нервы. Услышав, как воин делает глубокий вдох, без сомнения, чтобы заглотить наживку, Торин прерывает назревающий спор. - Он хочет, чтобы мы так себя чувствовали, - тихо говорит он. - Этот лес вреден для здоровья. Позади него Двалин и Балин, наконец, замолкают, обдумывая его зловещие слова. - Откуда ты это знаешь? Торин чуть не выпрыгнул из кожи от неожиданного вопроса, уставившись на Леголаса, который внезапно появился рядом с его пони. Чертовы эльфы, неужели они не могли хотя бы из приличия производить какой-нибудь шум при движении? Он уверен, что Леголаса позабавит то, что он напугал его, но лицо эльфа остается серьезным. - Зеленый лес не зря получил свое название, - наконец отвечает он, когда его бешено колотящееся сердце немного успокаивается, - но сейчас темнота преобладает над естественными светлыми красками. А некоторые из этих деревьев даже выглядят больными, их кора гниет или захвачена грибами. Глаза Леголаса сужаются. - Что может гном знать о деревьях? Что однажды рассказал мне о них хоббит. Его сердце болезненно сжимается, но он не может высказать свою мысль вслух. - Может, мы и каменные создания, но я много путешествовал и достаточно повидал на свете, чтобы знать больше, чем мог бы предположить любой эльф, - вместо этого говорит Торин, не пытаясь скрыть своего раздражения. - В конце концов, я всего лишь гном. Его широко раскрытые глаза - единственное, что выдает удивление Леголаса. Мгновение они просто смотрели друг на друга, гном и эльф, и ни один из них не мог сказать, о чем думает другой. И тут, каким-то чудом, Леголас склоняет голову, соглашаясь с доводами Торина, и Торин не может удержаться от внезапного, всепоглощающего желания, чтобы Бильбо был здесь и стал свидетелем этого, этого первого шага к взаимопониманию, даже уважению. В конце концов, его хоббит всегда считал, что эльфы и гномы должны забыть о своих разногласиях и вековых обидах. Возможно, это не должно было так сильно удивлять его после того, что только что произошло, но когда Леголас заговорил снова, его слова не могли быть для гнома более неожиданными. - Мы уже много лет наблюдаем, как этот лес, наш любимый дом, медленно захватывает тьма, и, несмотря на все наши умения работать с деревом, мы не в состоянии справиться с этой ползучей болезнью. Это беспокоит нас всех, и больше всего - моего отца. Торин впервые слышит искренние эмоции в голосе эльфа, и это Торин тоже может понять. Возможно, это не то же самое, что дракон, крадущий их дом, но суть проблемы та же - потеря дома, который был знаком всем и каждому. - Если ты когда-нибудь захочешь нашей помощи, гномы Эребора придут, - говорит Торин, и это импульсивно и несколько безрассудно, и он может пожалеть об этом позже, но сейчас ему все равно. Есть вещи, с которыми никто из сторонников добра не должен сталкиваться в одиночку. И удивленный взгляд Леголаса, проблеск благодарности, который, как надеется Торин, ему не померещился, как ни странно, дает ему понять, что его слова стоят того. Остальная часть путешествия по лесу проходит в гораздо более дружелюбном молчании.

***

С опушки Зеленого леса они поворачивают на юг, в сторону Азанулбизара, и настроение Торина снова резко ухудшается. Балин говорит ему, что он задумчив, что, вероятно, правда, и Двалин все еще сердится на него за то, что он был дружен с эльфами и, в частности, с этим эльфийским принцем. Он почти не видит своего отца, так как старший гном заперся в своей палатке и отказывался кого-либо впускать. День за днем он отодвигает боль от этого в сторону, обдумывая свой план, как сделать так, чтобы эта битва не превратилась в такую же катастрофу, как в прошлый раз. Он еще никому не говорил, потому что большинство, он уверен, либо посмеялись бы над ним, либо заявили, что это невозможно, либо, как в случае с Двалином, просто разозлились бы еще больше. Но он все еще надеется и смотрит на юг.

***

От вида лесов Лотлориена у него по спине бегут мурашки, а вместе с ними возникает глубокое чувство отчуждения и беспокойства. На него смотрят, реально это или это лишь его воображение, но Торину это все равно абсолютно не нравится. Больше всего на свете ему хочется развернуться и покинуть этот проклятый лес – не такой темный и промозглый, каким было Лихолесье, но по–своему по-эльфийски пугающий, - но у него есть забота, которая важнее собственного комфорта, поэтому он расправляет плечи и шагает дальше, ожидая момента, когда охранники, которые, как он уверен, должны быть где-то поблизости, соизволят наконец-то показаться. Неудивительно, что они позволили ему подождать, пока он окончательно не заблудится среди деревьев, которые все выглядят одинаково. Чертовы эльфы. Он останавливается, когда достигает небольшого ручья, весело журчащего рядом с извилистой тропинкой. С сокрушенным вздохом он опускается на камень рядом с водой, глядя на нее с некоторой неприязнью. Теперь ясно, что без проводника он никогда не доберется до Владычицы леса, чтобы попросить помощи для своего народа. - Прошли десятилетия с тех пор, как нога гнома ступала в прекрасный Лотлориен, а не со времен последнего Дурина, - раздается у него за спиной холодный голос, сопровождаемый тихим скрипом натягиваемого лука. - И еще дольше с тех пор, как кто-то осмеливался взглянуть на Нимродель. И вот теперь они решили появиться. - Учитывая ваше прекрасное чувство гостеприимства, я этому не удивлен, - спокойно отвечает он, не обращая внимания на угрозу получить стрелу в голову. Со слабым шелестящим звуком эльф обходит его, пронзая взглядом, словно пытаясь раздеть Торина до костей. Стрела, нацеленная в него, ни разу не дрогнула. - Что тебе нужно в наших лесах, гном? Торин поднимает голову, чтобы встретиться взглядом с эльфом. Он не поддастся на приказы и угрозы эльфа. - Я Торин, сын Траина, Принц под Горой, - говорит он сильным и непоколебимым голосом. Где-то в глубине души его смутно забавляет мысль о том, что Балин гордился бы им. Видишь, я действительно кое-чему научился на твоих уроках, старый друг. - Я пришел просить аудиенции у твоих лорда и леди. Глаза эльфа сужаются, но что-то удерживает его от более откровенной враждебности. Вместо этого он отворачивается, жестом подзывая одного из своих все еще скрытых спутников. - Мы будем ждать приказа миледи, - нейтрально произносит он и отходит на несколько шагов в ответ на кивок Торина. Все еще в пределах досягаемости, чтобы действовать на случай, если Торин решит поступить неразумно, но оставляет его в покое. Подавив очередной вздох, Торин устраивается поудобнее и ждет, его раздражение странным образом успокаивается благодаря тихому плечу ручья. Здесь держать себя в руках не так сложно, как он опасался. Или, возможно, он просто стал более терпеливым к особенностям других рас. В конце концов, общение с Трандуилом и Леголасом было хорошей практикой. Взглянув на своего остроухого наблюдателя, который стоит неподвижно, словно каменный, с луком наготове, он снова вздыхает - а может, и нет. Вскоре возвращается второй охранник, все такой же молчаливый, каким он и был изначально. Их разговор шепотом слишком тих, чтобы его можно было расслышать, хотя Торин, по крайней мере, в общих чертах владеет как квенья, так и синдарином – в конце концов, правитель не может позволить себе роскошь в виде игнорирования других королевств, и понимание языка расы - является ключом к пониманию их самих, даже если это заняло у него много времени по–настоящему осознать это, когда дело касалось так ненавистных им эльфов... Но он замечает, что их лица немного несчастны, и с трудом сдерживает улыбку. Похоже, ему все же позволять предстать перед владычицей эльфов для аудиенции. - Следуй за мной, - коротко приказывает эльф, и Торин может поклясться, что слышит раздражение в его мелодичном голосе. Он подавляет улыбку. Карас Галадон, как называет окружающее вокруг них гид, не только построен почти полностью над землей, обвиваясь вокруг деревьев и веток, что само по себе вызывает у Торина инстинктивную усталость – гномы, как и хоббиты, предпочитают твердую почву под ногами, – но и обладает чем-то потусторонним, нереальным, эльфийским в еще большей степени чем леса, окружающие город. Здесь есть все, чем никогда не был бы дом гнома, и дискомфорт Торина не проходит, несмотря на то, что он невольно восхищается некоторыми произведениями искусства, демонстрируемыми вокруг него. Даже он сам может признать, что это красиво. Не обязательно быть эльфом, чтобы восхищаться золотыми листьями и серебряными ветвями, окутанными почти призрачным светом. И кто может винить эту бессмертную расу за их презрение к другим, когда они окружены такой несравненной красотой? Мысль приходит непрошеная и оставляет горький привкус. Торин может быть гномом, сделанным из более грубой и прочной материи, чем любой эльф, но он не устыдится особой красоты своего народа. Ни за что. Подъем на самую высокую вершину мэллорна, кажется, длится целую вечность, и он изо всех сил старается не выглядывать за край хрупких платформ, пока они взбираются, устремив взгляд четко и прямо перед собой. Он ступает на более широкую платформу и поднимает голову, чтобы встретиться взглядом с правящей четой Лотлориена, облаченной во все белое с серебром. Леди Лотлориена оказалась совсем не такой, как он ожидал. Даже карлик не смог бы отрицать ее красоты, ее сияния, которое притягивает взгляды тех, кто стоит перед ней, околдовывает их, и он сознал, что едва может привести свое чувства в покое. Осознание этого вызывает у него смутное раздражение – он не потерпел бы, чтобы какой-нибудь эльф, будь то Трандуил, Элронд или Галадриэль, очаровал или поработил его. Именно из-за того, что Гэндальф сказал о ней, из-за явного уважения, которое он питает к этой древней эльфийке, Торин вообще находится здесь. Он немного выпрямляется под их пристальным взглядом, полные жизненного опыта и знаний глаза ищут мудрость в его душе. - Я Торин, сын Траина, - произносит он во второй раз за этот день и склоняет голову в знак уважения к главе другого королевства. - Я пришел просить помощи в борьбе моего народа с орками. - Было замечено, что ваша армия, состоящая из множества сильных воинов, направляется в сторону Мории. Почему вы обратились за помощью к эльфам? Голос Келеборна звучит еще сдержаннее, чем у Трандуила в самый плохой день. - Орков много, мой Лорд, и я боюсь за свой народ, если мы выступим против них без союзников, - отвечает Торин, едва сдерживая раздражение в голосе. Вот он, гном, просящий помощи у эльфа, разве этого не должно быть достаточно, чтобы понять, насколько серьезной он считает эту ситуацию? Но Келеборн качает головой. - Это не наша битва. - Также это не было вашей битвой, когда орки захватили дом наших предков? - выпаливает Торин. Губы эльфа кривятся в легкой иронии. - Действительно. - Он наклоняет голову в легком любопытстве. - Почему ты пришел сюда, чтобы просить нас об этом? Гномы уже давно избегают нашего королевства. Торин искренне пожимает плечами. - Мне нечего было терять. Я не верил, что вы поможете моему народу, и если вы решите оставить нас на произвол судьбы, то я просто уйду, зная, что был прав. Малейшая надежда на то, что вы примете справедливое решение, невзирая на мою расу, привела меня сюда. - У тебя есть сомнения, - внезапно произносит Галадриэль, и Торин резко поворачивает голову, чтобы встретиться с ее пронзительным взглядом. Кажется, она не расслышала его предыдущих слов. - Ты не поддерживаешь этот поход. - Это правда, - с некоторой неохотой признает Торин. У него есть твердое убеждение, что ложь здесь ни к чему не приведет. - Я выступал против этой кампании, но я поступлю так, как прикажет мой король. Торину приходится подавить инстинктивное желание дернуться под ее оценивающим взглядом. - Ты долго стремился к стабильному будущему для своего народа и к счастью для себя, Торин, сын Траина. Твое путешествие еще не близится к концу. Он слегка вздрагивает от силы ее слов, от предчувствия правды, пронизывающего каждый слог. - Это может ознаменовать начало новой эры взаимопонимания между гномами и эльфами, благодаря вашему вмешательству. - На ее губах появляется медленная улыбка. - Это не то, что стоит недооценивать. Наступают темные времена, и когда судьба Средиземья будет висеть на волоске, нам понадобятся гномы - и ты, наследник Дурина. Ее суровые черты немного смягчились, взгляд потеплел. - Мужайся, Торин, успокой свой разум. Мы рассмотрим твою просьбу о помощи. Гномы не должны оставаться в одиночестве в Азанулбизаре. Торин кивает, надеясь, что его сомнения не написаны на его лице. - У меня нет времени ждать вашего решения. Я должен вернуться к своим обязанностям, пока меня не хватились. Было бы... неправильно, если бы распространился слух о дезертирстве принца накануне битвы. Он до сих пор помнит возмущенный взгляд Двалина, когда Торин попросил его подменить его на время отсутствия. Его друг был недоволен тем, что Торин не сказал ему, куда направляется, и не считал разумной идеей покидать лагерь всего за несколько дней до битвы. Двалин, будучи Двалином, конечно, выразил свое недовольство, но в конце концов он сделал так, как просил Торин, пробормотав что-то о "глупых, любящих загадки гномьих принцах". На самом деле у него не было возражений против этого, учитывая, что после своей смерти он был довольно загадочен - по необходимости, а не потому, что ему этого хотелось, но каким–то образом бедняге Двалину часто приходилось терпеть на себе всю тяжесть упрямства Торина. Голос Галадриэль возвращает Торина в настоящее. - Тогда иди, - говорит она, снова становясь спокойной и отстраненной, - с благословением эльфов. Да хранят тебя Валар, Торин Дубощит. Торин с поклоном уходит, а его мысли переполняют смятение и надежда. Он достаточно осведомлен о своей истории, чтобы понимать, что он, возможно, первый гном, получивший подобное благословение за более чем вековую историю. Хотя он уже начал налаживать отношения Эребора с Зеленым лесом, он никогда даже не думал о восстановлении союзов до такой степени - он просто ожидал, что эльфы будут так же противиться этой идее, как и большинство гномов. Однако эта леди Галадриэль...… сердце подсказывает ему, что у нее более грандиозные планы; она больше заботится о будущем, чем о том, чтобы просто прогнать его сейчас. И еще тот факт, что она назвала его Дубощитом, именем, которого больше не существует. Поначалу он даже не обратил на это внимания, настолько привык к этой эпитафии, что слышал ее почти всю жизнь, и до сих пор это звучит так правильно, как никогда не звучало его новое звание Победителя Дракона. Это не значит, что ему нравится, когда она роется в его голове, как и вероятность того, что его странные обстоятельства могут быть раскрыты, но, по большому счету, это приемлемая цена, которую нужно заплатить, полагает он. Даже если она эльфийка.