lay down your sweet and weary head

Склони

Свою сладкую и усталую головку

Приходит ночь

Твое путешествие подошло к концу

Пора спать

И грезь о прибывших пред тобой.

Они зовут

С того дальнего берега.

***

Умирать оказалось легче, чем ожидал Торин. Битва оставила его слабым и со множеством ранений, он был связан с жизнью лишь тонкой нитью, за которую цеплялся с мрачной решимостью, пока извинения не были принесены. Даже наполненные печалью, голубые глаза воришки оставались спокойными, когда он уговаривал Торина произнести нужные слова. И как только это было сделано… Фили и Кили были мертвы, битва выиграна, а Эребор отвоеван. Здесь его больше ничего не держало, и когда Торин Дубощит наконец-то распрощался с жизнью, он сделал это с радостью. Умирать было действительно легко. Он просто не ожидал, что после этого сможет проснуться.

***

Торин приходит в себя с криком и абсолютно дезориентированным. Последнее, что он помнит, - это лицо хоббита, искаженное горем, и грязно-серая ткань палатки над ним, и ему кажется, что прошло не больше секунды с тех пор, как он закрыл глаза, как ему тогда казалось, в последний раз. Позже ему придется бороться с безумным желанием рассмеяться над тем фактом, что первое, что он сочтет неправильным, - это длина его бороды, давно забытая тяжесть, свисающая по подбородку, дополненная изящной застежкой. Он не носил такой бороды с того дня, как появился Смауг, - единственный внешний признак его позора и всего того, что он потерял. Одна рука поднимается, чтобы перебрать шелковистые пряди, и в этот момент его взгляд, наконец, сосредотачивается на окружающей обстановке. На долгое мгновение его сердце замирает, глубоко запрятанная боль поднимается при виде его старого жилища в Эреборе, окружающего его со всех сторон. Все такое такое же, каким он это запомнил тогда. В точности такими, какими он их помнит, начиная с кровати, на которой он сидит, и заканчивая арфой в углу и доспехами в другой комнате. Даже во время похода он никогда по-настоящему не верил, что снова увидит эти комнаты. Прежде чем он успевает что-либо сделать, кроме как уставиться в одну точку, не понимая, почему он вдруг жив и находится в прошлом, хотя должен быть мертв и похоронен, дверь распахивается, и появляется встревоженная Дис, сжимающая в руке кинжал. Ее присутствие ударяет по нему, как молот по наковальне – она выглядит молодой, такой болезненно юной, маленькой и не обремененной печалью и ответственностью. Такую Дис он не видел десятилетиями, десятилетиями, которые тянулись все дольше и дольше, по мере того как гасла искра в ее глазах. Горе вспыхивает при напоминании о судьбе ее сыновей, их окровавленные и неподвижные тела мелькают перед его мысленным взором, когда он видит перед собой их мать. Он пытается убедить себя, что здесь, в этой странной конструкции его прошлого, они просто еще не родились, не умерли, но он может лишь заглушить свою печаль. Он смутно осознает, что она что-то говорит, но теперь выглядит еще более обеспокоенной, когда она спешит к кровати и трясет его за плечо, а он только и делает, что упивается ее видом, потому что всегда старался помнить о своей сестре, даже в самые мрачные времена. – ...nadad, что происходит? Что случилось? Ты.... Отчаяние в ее голосе окончательно выводит его из себя. - Я в порядке, namadith, все в порядке. Выражение ее лица немного смягчилось после его ответа, но это не избавило ее от подозрений. - Ты кричал, Торин, - отмечает она, ее глаза полны решимости, несмотря на беспокойство. - Достаточно громко, чтобы я могла тебя услышать. Я никогда не слышала, чтобы ты так кричал. Торин почти морщится, хотя и старается выглядеть как можно более уверенным, пытаясь придумать, как из этого выпутаться. Конечно, эта Дис не знала, она не жила так, как жил он, никогда не видела в нем ничего, кроме своего сильного, надежного старшего брата, еще не сломленного. - Просто ночной кошмар, Дис, - наконец решается сказать он, достаточно спокойно, чтобы она, как он надеется, поверила ему. - Не о чем беспокоиться. На ее лбу появляется знакомая морщинка, маленькая ложбинка между бровями, из-за которой он постоянно дразнил ее. Морщинка, которая красноречиво говорит: "Я не верю в это драконье дерьмо, о котором ты сейчас тут говоришь, Торин". - Оставь мне право волноваться, когда мой брат посреди ночи вдруг начинает кричать так, словно его пронзили ножом, - говорит она немного едко. Даже тогда она не была поклонницей привычки Торина преуменьшать значение любых травм, физических или иных. Или ему следует сказать "даже сейчас"? Он все равно хотел бы знать, что, во имя Махала, здесь происходит. Он также жалеет, что поддался инстинктивному желанию проверить свое тело на наличие ран, которые, по всем правилам, должны были быть, если вспомнить, что совсем недавно его нехило так "проткнули", – что он совершенно отчетливо помнит, – но не обнаружил ни кровоточащей раны, ни шрамов на тех местах, куда его ударили. При виде этого движения взгляд Дис становится еще более подозрительным. Однако в одном он уверен. Если это реальность, а не просто сон или галлюцинация, он никогда никому, особенно Дис, не расскажет правду о жизни, которую он уже прожил. Он не станет обременять этим знанием никого, кроме себя самого, – к сожалению, это также означает, что он не сможет просто спросить ее, какое сегодня число, не показавшись полным психом из-за того, что забыл. Поэтому он заставляет себя улыбнуться, несмотря на собственные тревоги, и говорит: - Как я уже говорил, это был просто ночной кошмар. Я в порядке. - И поскольку Дис все еще не собирается уходить, он добавляет: "И я бы хотел как можно скорее снова лечь спать". Это явные окончание их разговора, и губы Дис поджимаются, когда она бросает на него последний взгляд и разворачивается на каблуках. Дверь с грохотом захлопывается за ней. Торин откидывается на мягкий матрас, отгоняя чувство вины за то, что пользовался гневом Дис всякий раз, чтобы заставить ее уйти и сосредоточиться на его ситуации. Он умер. В глубине души он знает, что действительно умер, и все же все, что произошло с тех пор, кажется ему не менее реальным, чем его предыдущая жизнь. Что же это такое, второй шанс? Он никогда не верил во вторые шансы, слишком циничен, слишком рано для такого обнадеживающего взгляда на мир, и все же он не знает, что еще это может быть. Возможно, он проклят переживать всю боль своей жизни снова и снова. Но будь он проклят, если будет просто сидеть и даже не предпримет ничего, прекрасно зная, что произойдет в будущем. Его губы кривятся в усмешке. Значит, все так просто. Он не знает, что происходит, и, возможно, никогда не узнает, но, что бы это ни было, он сделает все, что в его силах, чтобы изменить судьбу и избавить своих близких от боли, которую он помнит. Он не согласился бы на меньшее. А целеустремленность всегда была его движущей силой. Даже если это обычно не сопровождается необходимостью скрывать от семьи и друзей, что в своем молодом теле он чужой, в шесть раз старше, чем должен быть. Он засыпает, пытаясь не думать о некоем хоббите-воришке и его верной компании, которых он оставил там, после смерти. Но у него ничего не получается.

***

На следующее утро он проспал, то ли потому, что его разум нуждался в отдыхе, то ли потому, что его тело уже отдохнуло, он не уверен, но, тем не менее, он проклинает себя, когда несется по коридорам после быстрого завтрака. Он все еще не знает, какой сейчас год или день, не знает, какими обязанностями ему следует заниматься в данный момент, и его запланированное начало дня пошло прахом. - Торин! На крик, раздающийся у него за спиной, Торин оборачивается прежде, чем его мозг успевает сообразить, что он слышит, и только многолетняя практика скрывать эмоции на своем лице удерживает его от того, чтобы не выдать своего недоумения. Он не видел своего младшего брата более ста лет. - Торин, - снова говорит Фрерин, слегка запыхавшись и, к счастью, не замечая внутреннего смятения Торина. - Почему ты все еще не на заседании совета? Ты опаздываешь. Заседание совета? - Ох, черт возьми. Оторвав взгляд от Фрерина, такого жизнерадостного, Торин начинает возвращаться тем же путем, каким пришел, и, как он надеется, весело машет рукой, давая понять, что он увидит Фрерина позже. Прямо сейчас не имеет значения, что он едва не врезается в каменную стену, как только сворачивает за следующий угол, его ноги подкашиваются, хотя на самом деле он должен был ожидать, что в какой-то момент столкнется со своим братом. Должно быть, именно так можно чувствовать себя при виде призрака. Он так давно не видел своего брата, и теперь, когда он увидел его, все, что он может чувствовать, - это шок, смешанный с болезненно яркими воспоминаниями о том, как Фрерин умирал у него на руках... (кровь, стекающая с бледных губ, и абсолютное молчание в ответ “Держись, брат, не сдавайся, останься со мной”. последний вздох Фрерина вырывается из его груди) .....воспоминания, которые, несмотря на все свои благие намерения, он вспоминал чаще всего, когда думал о своем младшем брате . Через некоторое время он просто начал стараться вообще не думать о нем, насколько это было возможно, даже с горьким осознанием того, что Фрерин заслуживал большего, чем видеть, как оставшихся его родственников убивают на его же глазах. Этот Фрерин, улыбающийся, радостный, едва достигший подросткового возраста Фрерин, которого он только что видел, был почти похоронен под тяжестью горя, вызванного его уходом. И этот Фрерин, как и эта Дис, не знают ничего из того, что пережил Торин. Его губы слегка кривятся при напоминании о том, что ему придется притворяться ради блага своей семьи. Он даже не уверен, помнит ли он, как быть тем Торином, которого знал Фрерин, молодым, ничем не обремененным гномом. Но погрязание в жалости к себе еще никому не помогало, поэтому он с новой решимостью отталкивается от стены. Ради них он готов заново учиться. Он бы сгладил углы, которые оставила на нем тяжелая жизнь, и сделал бы выражение своего лица менее мрачным и серьезным. Отец бросает на него укоризненный взгляд, когда он как можно незаметнее садится на свой стул, но, когда Торин едва заметно качает головой, снова обращает свое внимание на собравшихся советников. Он пропускает мимо ушей слова советника Драгура о сложностях в восточных шахтах, не особо заботясь об их обыденном характере – он до сих пор помнит, как был рад, что ему наконец разрешили присутствовать на этих заседаниях, хотя и не принимал в них активного участия, но жизнь, полная разочаровывающих переговоров, обуздала его любопытство – до тех пор, пока голос деда внезапно не привлекает его внимание. - Лорд Гирион и король Трандуил попросили о встрече, чтобы обсудить торговые соглашения и военные проблемы... Остальные слова Трора потонули в белом шуме, обрушившемся на разум Торина. Он знает об этой встрече, помнит ее так же, как помнит все, что произошло в тот день, в мельчайших подробностях. Это день, когда пришел Смауг. Полностью игнорируя продолжающееся собрание вокруг себя – он и так знает, о чем идет речь, – Торин мысленно возвращается к событиям, предшествовавшим нападению огненного дракона. После заседания совета он направился к большим воротам для обычной проверки и встретил там Балина всего за минуту до того, как первые ели, вырванные с корнем и пылающие, взмыли в воздух. Он выдергивает себя из воспоминаний, прежде чем давно знакомая паника пересиливает его железную решимость. Пока он отвлекается, совещание наконец заканчивается, и ему приходится заставлять себя не проявлять излишней поспешности, вставая со своего места. Если у абсолютно безумного плана, который созрел у него в голове, есть хоть какой-то шанс воплотиться в лесу, ему нужно действовать, и действовать быстро, чтобы купить лук и колчан из арсенала, прежде чем направиться к воротам. На бегу Торин мысленно благодарит своего отца за то, что тот настоял на том, чтобы его сын научился владеть всеми видами оружия, прежде чем остановиться на том, в котором он достигнет мастерства, потому что, хотя его всегда тянуло к мечу, он также умеет обращаться с луком – и на удивление оказался искусен в этом, гордость и чувство долга не давали ему покоя до тех пор, пока все, что поручали ему оружейные мастера, не было выполнено так, чтобы это точно удовлетворяло их (а они действительно были требовательны), хотя он не был так хорош, как его младший племянник, который еще проявит себя в один прекрасный день. Он также совершенно уверен, что не так хорош, как Бард Истребитель Драконов, но он помнит, как Бильбо говорил о уязвимом месте на брюхе дракона размером больше кулака, и это вполне возможно. В конце концов, он помнит точный курс полета Смауга. Когда он поднимается по ступенькам на балкон над воротами, тяжесть лука в его руках странно успокаивает - для оружия, которому он никогда особо не придавал значения, кроме его тактической ценности. Он давно смирился с тем, что перед настоящей битвой всегда будет страх, настолько яростный порыв, что некоторых это изнуряет, и только годы контроля над своими эмоциями помогают ему оставаться в здравом уме в те секунды, когда Смауг атакует. Это практически даже хуже - знать, что должно произойти. Огонь обрушивается каскадом на балкон, как раз в тот момент, когда он оттаскивает Балина за колонну, и все же его руки тверды, как скала, когда он выпрыгивает обратно на открытое место после того, как водопад из огня стихает. Смауг разворачивается, чтобы сделать еще один пас у ворот, и на мгновение, всего на мгновение, его живот оказывается открытым. Торин выпускает стрелу прямо в цель. Гномья сталь и закаленное дерево глубоко вонзаются в брюхо зверя, и он с ужасным визгом падает вниз. Торин чувствует странное оцепенение, глядя на тело Смауга Ужасного, главного и величайшего бедствия нашего века, как выразился Бофур, дергающееся в последних предсмертных бросках. Он сделал это. Он бросил вызов судьбе и изменил ход событий в будущем. Многие из тех, чью смерть он однажды уже видел, остались живы. И все же, как ни странно, ему хочется плакать о будущем, которое он только что разрушил. Он знает, что это эгоистично. Жизнь, которую он прожил, была нелегкой, и произошло много такого, о чем он изо всех сил старался забыть, но это была его жизнь, и в ней тоже были радостные моменты. У него были отношения, о которых он теперь скорбит, и люди, по которым он скучает – он продолжает оглядываться через плечо, ожидая увидеть Фили или Кили позади себя, как всегда, и даже те, кто рядом, такие как Балин и Двалин, уже не те, и он знает, что у них никогда не будет таких отношений, как раньше, теперь, когда все трагедии, которые они пережили вместе, больше не повторятся. Он не жалеет об убийстве Смауга, он, не задумываясь, сделал бы это снова, но даже это знание не смягчает всепроникающего чувства потери. Наконец Балин рядом с ним прочищает горло, отвлекая Торина от его мрачных мыслей, пока он смотрит на дракона внизу. - Поздравляю, парень, - говорит он сухим, как пыль, голосом. - Ты только что убил дракона. Торин не может удержаться от ответного фырканья, хотя и старается помнить, что, строго говоря, сейчас не время выглядеть циничным или мрачным. Он молча хлопает друга по спине и покидает балкон.

***

Первое, что он делает, когда наконец остается один – без отца и деда, настаивающих на том, чтобы выслушать все подробности, без толпы перешептывающихся гномов, держащихся на почтительном расстоянии, – это посещает тронный зал, а затем нижние залы. Он смотрит на Аркенстон и видит только кровь, пролитую из–за него - не в последнюю очередь из-за его собственной проклятой жадности. (Он видит Бильбо, лицо которого побелело от страха, его ноги болтаются над землей, в глазах боль, а Торин рычит на него.) Он ходит между грудами золота и видит только один способ прокормить свой народ. Он прикасается к короне, которая была изготовлена для него при рождении, из мифрила, переплетенного со сталью и сапфирами, и видит только лица своих друзей и семьи, тех, по кому он тоскует, и тех, с кем он, наконец, воссоединился. Он покидает недра горы с легким сердцем. А что касается его друзей… отношения, которые он помнит, возможно, уже никогда не будут прежними, но это не значит, что не может быть новых. Конечно, ему придется запастись терпением, учитывая, что большинства из его компании, включая Бильбо, пока еще нет в этом мире, но как только придет время, он сделает все, что в его силах, чтобы помочь им, и, возможно, получит в качестве особого дара возможность снова сблизиться с ними. Большего он и желать не мог. А тем временем к нему вернулась семья, которую он считал навсегда потерянной, и королевство, в котором он слишком долго не мог жить спокойно.