Лэндхелл

Ориджиналы
Джен
В процессе
NC-17
Лэндхелл
Alice Reid
автор
Описание
Сладким июльским утром небольшой прибрежный городок Лэндхелл растаял в предрассветной дымке, забрав с собой горожан. Дома молчаливо глядели в морские волны и медленно, методично разрушались под действием времени. Специалисты и простые искатели приключений тщетно пытались найти зацепки на пустующей земле. Когда руины обернулись живописной архитектурой, а люди вновь появились на улочках города, Юки исполнилось пятнадцать. И она даже не знала, что этот удивительный город полностью изменит ее мир.
Примечания
У работы имеется: Первая версия – https://ficbook.net/readfic/7169584 [Пропавший город] Приквел (вероятно станет прологом) – https://ficbook.net/readfic/9753525 [Голоса их душ] Спойлерный приквел - https://vk.com/@alice_reid-po-doroge [Дорога к огню] Является первой частью трилогии «Жизнь и магия» За информацией о главах и рисунках с героями сюда: https://t.me/Alice_Rice_Reid
Поделиться
Содержание Вперед

4 – Контроль

С каждым шагом становилось все жарче. Тюки с бельем почти не давили на руки, но в местах, где кожа под плотной футболкой соприкасалась с тканью мешков, становилось неприятно тепло и почти влажно – их объёмы будто бы приклеивали к спине и плечам свет и тепло злого южного солнца. Наверное, у воды сейчас хорошо – ночные влага и холод еще не исчезли над волнующейся синевой и медленно тянулись к берегу. Пляж, скорее всего, даже сейчас полупустой. На каком-то из обычных городских пляжей не было почти ни одного местного – когда долго и ежедневно видишь что-то из окна, так или иначе это приедается, вписывается в ландшафт и не привлекает внимание. Это не личные догадки – на втором курсе обучения она познакомилась с девочкой, которая родилась в одном из приморских курортных городов. Она постоянно шутила, что иногда купалась пару раз за всю лето, и все её подруги только подтверждали статистику. Пляжи интересны только отдыхающим. А отдыхающих в этом городе нет. От мыслей о воде будто бы стало холоднее. Рикки шла медленно, и её фисташковое платьице развевалось на сухом летнем ветру, оголяя стройные, возможно излишне худые ноги. Как неуместно видеть кого-то столь нежного и хрупкого в роли главной горничной. Юки всегда казалось, что девушки, часто работающие руками, таскающие тюки с бельем и, наверное, убирающие пыль в номерах, обязательно крепки и сильны, возможно, даже против собственной воли. На их руках твердые мозоли и ссадины, вдоль голеней выступают изящные линии мышц, а волосы у них собраны в высокие хвосты или пучки, чтобы не мешало работе. Но Рикки была похожа на нежную фею с длинными светлыми волосами, похожими по цвету на сладкий кремовый мёд, они спокойно лежали за ушами и не выбивались, пытаясь растрепать идеальную прическу. И, наверное, ей совсем не было жарко: по крайней мере, шла Рикки легко, не изнывая от подступающей со всех сторон духоты. Она не смотрела на Юки и не ожидала, что та заговорит, ничего не спрашивая сама. От этого было почти спокойно. Редко бываешь в компании человека, который ничего от тебя не требует. Поэтому мысли Юки гуляли подобно летнему ветру, от одного к другому и к третьему, по странному кругу или по петле, все время возвращаясь к жаре. Викоренна – узкая южная страна, и юг на кромке материка плотно стоит в воздухе. Жаркий и беспощадный юг, который давит любого зеваку, рискнувшего выползти в его объятия в полдень самого жаркого летнего месяца. Хотя, не совсем полдень, солнце уже медленно плыло к западу. Пусть и со скоростью пять сантиметров в секунду, но движение его было заметно, и это вселяло надежду. Жарко. Хочется надеть укороченный топ из лёгкой и тонкой ткани и простые свободные шорты. Но нельзя. Это так отвратительно, что она бы расплакалась, если бы умела плакать. Чтобы отвлечься от своих телесных ощущений, которые в этом городе ощущались пугающе ярко, Юки подняла глаза. Оказывается, они уже приблизились к торговой площади, чем-то напоминающей главные улицы Миола, перерезанные рекой. Приземистые домишки расступались, улица становилась шире, и по ней медленно расползались рыночные палатки – спиной к спине, голос к голосу. На широких прилавках то стояли ящики с яркими южными фруктами и овощами, то загорали плоские рыбьи тела, то блестела масляной корочкой ароматная пахлава с кусочками грецкого ореха. Под сводчатыми тканевыми крышами палаток покачивались сушеные моллюски и снова чурчхела, в этот раз ярко-зеленая, наверное, вымоченная в соке из киви – надо купить Ричарду немного, он любит пробовать сомнительные вещи. Постепенно еда исчезла с полок торгового ряда, и по деревянным столам, похожим на огромные пни, расползались украшения и сервизы, банные принадлежности и даже детские игрушки – никакой пластмассы, лишь дерево, металлы, стекло и резина. Деревянные игрушки были самые симпатичные и ароматные, они пахли свежей краской, деревом и, конечно же, магией. Всё в этом городе пахло магией так сильно, что щипало нос, этот запах медленно и плавно уходил на фон, и его можно было игнорировать. Нейтральная магия пахнет приятно, для каждого по-своему. У Юки это была странная комбинация мяты, жасмина и листьев жёлтого донника, иногда отдающая кленовым сиропом. Как оказалось, этот сладкий флёр появляется только в местах с повышенной концентрацией светлой магии. На какой-то из практик их преподаватель магиологии очень удивился подобной особенности, сказав, что она обычно характерна для прямых потомков ангелов, сапфиров или, скажем, драконоидов. В их крови содержание светлой магии сильно превышает содержание тёмной, и оттого они хорошо улавливают подобные изменения. Юки тогда глубоко задумалась и впервые заинтересовалась своей родословной. Не отчимом, которого любила всем своим окоченевшим сердцем, может быть, любила до сих пор, а своими родными родителями. Отца своего Юки не знала, не знала даже его имени или внешнего вида, хотя мама и говорила, что в их внешности есть общие черты. Мать (интересно, а чем она могла стать после смерти?) родилась на севере Элеоноры и, кажется, все ее предки были оттуда и чуть ли не женились друг на друге во имя пресловутой чистоты крови. По крайней мере, так говорила о своем прошлом она. А она вообще рассказывала о себе неохотно, будто бы надеясь стереть из своей истории всё ненужное и неприятное. Юки справедливо решила, что все дело в отце, которого никогда не узнает, и интерес медленно утих, как тлеющий уголёк. Лэндхелл не пах кленовым сиропом, более того, именно здесь отсутствие слабого сладковатого запаха ощущалось особенно остро, будто бы кто-то вырвал его с корнем как надоедливый сорняк и оставил глубокую пустоту. По правую руку теснились маленькие магазинчики, кафе и пекарни, и их причудливые вывески сменялись другими, более прозаичными. Две аптеки, магазинчик под странным названием «всякая всячина», несколько почти что модных бутиков с самой лучшей, но изрядно простой одеждой прошлого столетия. Ни одного длинного платья за плоскими витринами, ни одного классического костюма. Юки невольно вспомнила странные слова того мальчика, сказанные будто бы между делом. «Аристократию у нас не любят,» – интересно, почему? Когда Лэндхелл исчез, революция уже давно покинула Викоренну и переползла на запад, окрасив кровью Рилию и Айсавэр. Викореннская империя в тот момент все еще существовала, но была лишь туманным отголоском прошлого, аристократы больше не посещали балы и банкеты, не покупали прислугу и даже не управляли городами и поселениями. Все выжившие богачи, вовремя принявшие сторону революционеров, старались как могли, чтобы сохранить своё имущество и честь, когда статус окончательно растает на заре новой эпохи. Это очень, очень странно. Надо будет рассказать коллегам. Получается, и про него тоже? Видимо придется, в нем же, правда, нет ничего такого, обычный призрак с обычными серыми глазами, пусть в них и отражались клумба, небо и весь мир. Юки стиснула зубы. Они с Рикки остановились у крутой лестницы, украшенной извивающимися перилами. Вывеска над тяжелой дверью гласила, что это и есть прачечная. Они поднялись по лестнице вверх и замерли у самой двери, на плоской веранде. Отсюда было видно тканевые макушки торговых палаток. – Спасибо за помощь, – улыбнулась Рикки, – дальше я сама. Юки задумалась. В целом, она своё дело сделала, дальше спутница, наверное, справится сама, но с другой – не лучше ли довести дело до конце, а не бросить девушку на произвол судьбы и грязного постельного белья? Она бросила взгляд на толпу и зацепилась взглядом за знакомую русую макушку и приняла решение в ту же секунду. – Знаете, нет, давайте я зайду с вами, – на выдохе сказала она, цепляясь за горячую дверную ручку. – Раз вы настаиваете, – слегка жеманно произнесла она и слабо улыбнулась. Юки открыла дверь, придержала его и вошла следом, в последнюю секунду встретившись с внимательным и радостным взглядом серых глаз. Это отвратительно глупо и неловко, бегает от него, как от убийц и маньяков в прошлой жизни не бегала. Позор. Юки вдохнула прохладный воздух помещения и заметила охладитель в углу просторной комнаты – вентилятор, объятый ледяной магией для усиления эффекта. Два полукруглых окна впускали в прачечную слабый желтый свет, и он полз по паркетному полу, тянулся в сторону длинного прямоугольного стола, за которым будто бы располагалось еще несколько комнат. Из-под дверцы тянулся прохладный и нежный запах мыла для стирки, смешанный с магией и почти с ней сливающийся. За столом пугающе ровно, как первоклассник, сидел человек, одетый в широкую льняную рубашку со свободным рукавом. Рикки уверенно подошла к столу и сгрузила свою ношу, Юки последовала его примеру. Человек молчал. У него была гладкая, как у манекена, кожа, глубокие темные глаза, слишком сильно погруженные в глазницы и почти кукольная улыбка – симметричная и неизменная. Все его лицо ощущалось статичной силиконовой маской – глаза смотрели прямо перед собой, не реагируя на клиентов, и ни один мускул не дрожал, не напрягался и не расслаблялся. По спине пробежал привычный холодок, и сомнений не осталось. Безмятежный. Прямо сейчас они будут разговаривать с Безмятежным – сладкое, почти щемящее любопытство ученого смешалось со страхом. Страхом любого человека, столкнувшегося с чем-то, что умело им притворяется. – Блэк, – уверенно произнесла Рикки, и ничего не произошло. Спустя секунд тридцать или сорок, и медленно, но будто одним движением, существо подняло черные глаза. – Здравствуйте, – медленно и безэмоционально произнесло оно, и рот его двигался ровно, как у куклы. Губы при этом не изменили своего положения, будто оно не использовало рот, а лишь притворялось. – Я Рикки из «Цветения», – торопливо и совершенно нормально ответила девушка, – могу ли я сдать бельё? – Здравствуйте, Рикки из «Цветения», – снова произнесло нечто, не пошевелившись, так и замерев в приветственной позе, – вы можете сдать белье. Каждое слово – одна интонация. Одна и та же длина паузы, как у робота или неигрового персонажа в плохо сделанной игре. – Отлично, – Рикки тоже замерла, будто бы подражая существу напротив, – здесь десять комплектов постельного белья. – Здесь десять комплектов постельного белья, – согласилось существо. Юки заметила, что оно ни разу не моргнуло, нижнее и верхнее веко оставались неподвижны. Оно встало, вытянуло руки и одновременно согнуло их, обхватывая тюки будто бы огромной клешней. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, оно зашагало к двери. Вытянуло руку – несколько свертков упало на пол, издав приглушенный мягкий звук. Существо ровно, как на физкультуре, наклонилось, подобрало их и зашагало внутрь. Затем вернулось с пустыми руками и вновь село, нехотя подняв немигающий взгляд на Рикки. Все та же улыбка на гладкой будто силиконовой коже. – Бланк, – подсказала она. – Бланк, – согласился безмятежный и протянул ей бумагу. Это пугало. Это поражало воображение. Это было что-то абсолютно новое, неизведанное, уникальное. Об этом не писали в учебниках гостологии, об этом не предупреждал справочник гуманоидных форм, и это даже нельзя было классифицировать. Все призраки, по крайней мере, призраки, похожие на человека, делятся чётко на разумных и неразумных. Первые практически ничем не отличаются от людей, их выдает мелкая деталь внешнего вида – полупрозрачность и практически полная нематериальность, отсутствие тени, или, например, седьмое июля, когда на дворе уже шестнадцатое – Рикки ровным почерком выводила их ежедневную дату. Неразумные призраки не умеют говорить, их речевые способности где-то на уровне попугая, они не понимают человеческую речь и не помнят своих имен. Но это… Это существо. Оно и говорит, и понимает, что говорят ему, и даже выполняет свои обязанности, пусть и своеобразно. Оно не до конца разумное, но и не настоящее. Дикое и неприятное подобие человека. Рикки сложила бланк в сумку и выжидающе посмотрела на существо: – Сколько с нас? – Сколько с вас, – повторило оно и опустило глаза, – деньги. Три. Рикки опустила три звонкие монеты на вытянутую руку безмятежного и, ощутив тяжесть на ладони, он сжал пальцы. Юки с ужасом заметила, что у него нет ногтей. Вообще. Вместо них гладкая кожа. Не выдержав, девушка отвернулась. – До свидания, – Рикки торопливо развернулась и шагнула к выходу, Юки послушно последовала за ней. – До свидания, – сказала она на всякий случай. Существо повернуло голову. – Здравствуйте, – вдруг произнесло оно, – чужой. Юки дернула плечами и вышла, осторожно прикрыв дверь. Раскалённый, но бесконечно живой город показался ей раем после этого пустого и некомфортного помещения, по чреву которого эхом разносилось каждое каменное слово существа, существа с лицом-маской, существа, которое заметило ее и поняло, что она не из этих мест, что она чужая, из плоти крови, а не из магии. И пусть последнее его слово было таким же безэмоциональным, как все предыдущие, в нем скользил легкий призрак удивления или радости, и это пугало еще сильнее. – Ненавижу ходить в прачечную, – поделилась Рикки, жадно разглядывая небо, – Блэк хороший парень, но мне неприятно находиться рядом с ним. Интересно, почему… Юки почти открыла рот, но сдержалась, молча делая выводы. Значит, весь ужас происходящего остался за рамками ее восприятия вместе со сменой дат и периодическим отсутствием тени. Будто бы Рикки, а может, и все остальные Нормальные призраки, живет в рамке, крепко сколоченной из позолоченных досок, и всё, чему не повезло оказаться за скобками, не существует в их мире. Будто бы кто-то умело оберегает призраков от их видовых особенностей, специально не давая им понять своей природы. А что случится, когда они осознают, что мертвы? Юки посмотрела на Рикки и подумала, что проверит на ком-то другом. Может быть, даже на безмятежном, если рискнет подойти к нему вновь, рискнет вновь услышать это холодное «чужой» из застывших губ. Но не на ней и не сегодня. – Такое бывает, – она пожала плечами, – мне тоже показалось, что он странный, может, он чем-то болен? – Действительно, – обрадовалась девушка, и широко улыбнулась, тут же устыдившись этого поступка, – я не радуюсь, что он болен, просто… Не подумайте про меня ничего такого, Мистер Аделл! Просто иногда мне кажется, что я схожу с ума, и поэтому приятно находить рациональное объяснение. – Я вас прекрасно понимаю, – не соврала Юки. Они действительно чем-то похожи, пусть и до безумия разные. Атмосфера вокруг них потеряла всю холодную неловкость, которая еще скользила между ними утром, и Юки показалось,что знакомы они давно, а не какие-то два дня. Может быть, она ей кого-то напоминала? Нежное и невинное создание, что когда-то, может, сидело с ней за одной партой, а потом растаяло во враждебном и жестоком мире. Тяжелом-тяжелом мире, как наковальня. Интересно, о чем она думает? Интересно, если Юки спросит, все ли будет хорошо? Она призрак. Она уйдет или останется здесь, в зависимости от исхода их миссии, она невесомость и эфемерность, ее вроде и нет сейчас рядом. Общаться с такими людьми безопасно. Их легко терять. Вообще-то, терять сложно любого человека, но если кто-то с тобой лишь наполовину, когда он исчезнет, боли будет вдвое меньше, чем бывает с теми, кто хотя бы иногда полностью твой. Они шли к отелю. Рикки задумчиво посмотрела в сторону странной пальмы с огромной шишкой в центре и резко притормозила. – Надо же, саговник! Как я его раньше не замечала? – Кто? – не поняла Юки. – Саговник, – восторженно повторила она, – наверное, его посадили хозяева дома. – А в чем его особенность? – воодушевление порождает воодушевление, даже если специализация не совсем твоя. – Это голосеменное, – Юки не поняла, хотя слово показалось ей смутно знакомым, – родня сосны и ели, у него нет плодов и цветов, но уже есть семена. Но, вместе с тем, его листья и ствол напоминают пальму, неужели не удивительно? – Удивительно, – выдохнула она, часто моргая. Не столько саговник, сколько горящие глаза собеседницы, её вдруг широкую улыбку и яркую мимику, – откуда вы это знаете? Хотя, может, этому и учат в нормальных школах? – Я хотела стать ученым, когда была маленькой, – печально улыбнулась она, и искры в шоколадных глазах медленно потухли, – знаете, когда ты маленький ребенок, все иначе… Ты еще не знаешь, что сложно противиться природе. – Вы о чем? – Я бы не смогла стать ученым, как бы ни старалась, это было предрешено, – Юки выгнула бровь, – разве вы не знаете? Женский мозг меньше мужского, он не способен запомнить нужное количество информации, вот и весь ответ. Так задумано природой – чтобы мы не тратили время на знания и посвятили себя семье и детям. Точно. Вот так думали раньше, так думают и сейчас, но не все и в основном дураки. А раньше это было мнение большинства, мнение, которому сложно было противиться, унизительная ложь, в которую верили и мужчины, и женщины, даже если не верить было бы куда проще. Рикки слегка опустила голову и отошла от саговника. Юки послушно последовала ее примеру, не в силах поднять глаз. Ей хотелось сказать так много. Что размер мозга не влияет на интеллект, и что она притворяется парнем уже много лет, и никто до сих пор не заметил разницы, что Рикки точно стала бы потрясающим ученым, ведь люди с таким взглядом сами привлекают знания, и что можно совмещать семью и работу, и можно не заводить детей, почему нет, в конце концов? Но она не могла выдавить ни слова, лишь подавила удушающий приступ тошноты. Занавес вновь опустился, и они остались по разные стороны бархатной ткани, каждая на своей сцене. Последний поворот. Они у отеля. – Спасибо, – нежно и успокаивающе улыбнулась она, – не грустите за меня, я счастлива. По крайней мере, я могу каждый день замечать новые растения, этого достаточно. Юки выдавила из себя улыбку и быстро поднялась на второй этаж. Голова слегка кружилась. Да что с ее эмоциями? И положительные и отрицательные ощущения так остры и болезненны, что в уголках глаз выступают слёзы. Как будто кто-то осторожным движением снял с ее оболочки верхний слой кожи. Собраться с силами, вспомнить всю нужную информацию и выложить коллегам, чтобы Хиро занес ее в причудливую табличку. Она легко толкнула дверь и вошла. Работа в комнате текла лениво и медленно, но не стояла на месте. Хиро сосредоточенно листал что-то в своей ноутбуке, а Мэй лежала на диване, задевая волосами своего друга, разглядывая массивный справочник по гуманоидным признакам. Заметив Юки, она поднялась одним рывком, не выпуская книги из рук. – Привет, – улыбнулась она, – я сама только пришла, так что не переживай, ты ничего не пропустил! Хиро сказал мне, что ты помогал Рикки. – Да, так и есть, – она устало опустилась на стул, – на улице ужасно жарко, поэтому так долго, извините. – Да ничего, ты же не глупостями занимался! – В отличие от некоторых, – процедил Хиро, печально вздохнув. Мэй проигнорировала это странное замечание, положив локоть на атлас. – Любое взаимодействие с аномалией имеет значение, – кивнула она и разгладила яркие листы книги. Юки заинтересованно вытянула шею: новая редакция справочника, которая ей была не по карману, привлекала своим ярким блеском. – Точно, – девушка слегка улыбнулась, – мне удалось поговорить с Безмятежным. – Это приятно, – Хиро оторвал взгляд от ноутбука и заправил за ухо прядь волос, – я открыл документ, рассказывай. – Не торопи его, – улыбнулась Мэй, и наконец-то закрыла книгу, загнув уголок вместо закладки. Юки от этого слегка передёрнуло. – Так, – она размяла затекшие плечи, – они будто бы не относятся ни к разумным, ни к неразумным, я не знаю, как это объяснить, никогда с таким не встречался. Оно понимало речь и умело говорить, но общалось в большинстве своем как робот. Любая фраза Рикки, которая общалась с этим существом, повторялась им – каждое слово в том же порядке, но в нужном падеже. – Может, это случай, когда неразумный повторяет за людьми? – Мэй подняла глаза. Хиро задумался и застучал по клавиатуре, вероятно, превращая сумбурную речь Юки в формальный отчет. – Нет. Оно реагировало на свое имя. Хотя, возможно, оно реагировало на любой звук, не уверен. Но оно говорило самостоятельно, когда Рикки спросила про стоимость, оно, хоть и криво, но озвучило её. И еще… Оно не замечало меня, пока я не начал говорить. И оно заметило, что я не отсюда. – Как именно? – прошептала Мэй. Брови ее поползли наверх. – Оно назвало меня «чужой»… – Ого, – Мэй пролистала несколько страниц справочника, будто бы просто чтобы занять руки, – это намного важнее, чем тебе кажется! Видишь ли, призраки людей, не чувствуют разницы между собой и реальными людьми. Они тоже в каком-то смысле люди, поэтому… Да. Вот твой Ричард, к примеру, может, даже мои бабочки могут. – Точно, – выдохнула Юки. Как она могла забыть? – То есть, это могут быть не люди, – пробормотал Хиро, в последний раз щёлкая клавишей, – но кто тогда? И точно ли оно безопасно? Может, это и не призраки вовсе? – Только Безмятежные или вообще? – Да и те, и другие, если честно. Ты вот нашла хоть кого-то, похожего на призраков Лэндхелла? Вот и я нет. Хотя, может, у Юки есть идеи? – Ни одной, если честно. – Тогда это не наша специальность… Но не надо спешить. Все же, они реально похожи на призраков, пусть и совмещают черты совершенно разных существ. А мы здесь только второй день. – Это правда. Мне вот интересно, а они знают, что мертвы? – Нет, – в один голос ответили Мэй и Юки и удивленно посмотрели друг на друга. – А если сказать им? Не важно, Нормальным или Безмятежным, но лучше обоим. Это может сильно продвинуть дело. Юки опустила голову. Она тоже думала о чём-то подобном, но не рискнула даже попробовать: с безмятежным от страха, а с нормальным… Почему? Тоже из-за страха, но страха не за себя, а за личность, хрупкую магическую оболочку, что меньше часа назад стояла рядом с ней, говорила, тосковала и мечтала. – А если случится что-то страшное? Даже Безмятежные все же люди, как бы пугающе ни выглядели. Не хочется ломать им психику. – Да ладно тебе, они и так мертвы, – Хиро вновь что-то открыл в ноутбуке, – к тому же, я не знаю ни одного призрака, который бы сошёл с ума от осознания своей смерти. – Дело ведь не в этом! Даже если им из-за нас будет очень плохо, это тоже неправильно. – Мэй, – Хиро закатила глаза, – весь этот город – умелая иллюзия и подделка. Призраки, населяющие его, живут по лжи, которая в любом случае вскроется, рано или поздно. Мэй, кажется, открыла рот и почти что-то произнесла, но потом отвела взгляд И резко замотала головой, будто бы отвергая догадки. – Я могу поискать информацию о реакции призраков на смерть, – миролюбиво предложила Юки, – в том числе, поищу что-то о призраках, не знающих о своём положении. – Отлично, спасибо, – Мэй вернулась к атласу, ложась на живот, – я попробую выписать, черты каких призраков совмещают наши клиенты. – Я продолжу сравнивать данные, – Хиро не оторвался от ноутбука, – у нас нет данных по Лэндхеллу, но чуть восточнее есть маленькое поселение, изученное чуть ли не до основания, я посмотрю на его магическую активность. Юки кивнула и ушла в комнату. Она упала на бесконечно мягкую кровать и раскрыла ноутбук, вновь уведомивший её о низком заряде. Девушка закрыла надоедливую вкладку и осторожно начала работу, копируя любую информацию о призраках и смерти, которую смогла найти в научных статьях и невнятных записях очевидцев. Работа приятно обволакивала её тело, и Юки ощутила, как ее медленно и тягуче поглощает спокойствие. Это комфортное ощущение, что настигало её в одиночестве, когда она занималась любимым делом и никуда не торопилась. То, что манило её во всех миссиях, и то, чем ей не давали заниматься прежние партнеры. Они всегда куда-то торопились, поверхностно оценивая ситуацию. Стремились уничтожить или обезвредить любого призрака, игнорируя то, что можно изучить, описать, разглядеть, требовали от Юки такого же грубого и прямого подхода. Всё же, фиолетовые карточки – совсем другой уровень. Может, дело в опыте, а может, в том, что они получили полное образование, как и положено нормальным людям. За их спинами – четыре года университета и одиннадцать классов, в то время как за плечами воспитанников центра лишь курсы по гистологии и магиологии – плотно спрессованная информация, как сухая лапша быстрого приготовления. – Дорогая, – Рич легко протиснулся в узкую щель открытой форточки, и Юки приветливо улыбнулась, – я такое узнал! – Да ну, – она поднялась на локтях, – значит, анализ не был бесполезен? – Именно, – спирит зевнул и улёгся на ее спине, – ты же не собираешься двигаться в ближайшее время? Мне надо срочно восстановить силы. – Да, конечно. Если что, я тебя перенесу. Спирит уже не ответил. Утомленный усиленным магическим анализом, Ричард, вероятно, еле долетел до «Цветения». Для существ, состоящих из магии, особенно для осколков чужих душ, очень энергозатратно использовать силу, и это действие – единственное, что их утомляет. Юки продолжила активно конспектировать информацию. Когда циферблат в углу компьютера уверенно показал четыре вечера, она сохранила все файлы, отодвинула ноутбук и подумала, что надо встать и выйти к коллегам, рассказав о том, что удалось найти. Но вместо этого зевнула и положила голову на кровать. Одеяло приятно пахло магией и кондиционером из той прачечной с безмятежным. И совсем чуть-чуть – кленовым сиропом. Удивительно. Нигде в этом городе им не пахло – только здесь. Она и не заметила как заснула, даже не заснула, а задремала – в спутанном сознании мешались мысли обо всем произошедшем за этот пугающе длинный день, который на самом деле был еще далек от завершения. Сначала перед глазами возник Хиро, отчитывающий Мэй, потом, совершенно неожиданно – похоронная процессия, впадающая в океан – и призраки, и гроб печально плыли по кипящим волнам и медленно-медленно превращались в белую морскую пену. Потом все исчезло, и появилась толпа Безмятежных, все они повернули на Юки свои резиновые головы – почему-то в ее воспаленном воображении головы были лысыми, как у манекенов в не самом дорогом магазине. Потом кожа поглотила их глаза, а затем и все лица, превратив их в смазанную фотографию будто бы сделанную на плёночный фотоаппарат. Фотография сгорела в зеленом пламени и, наконец, появилась Рикки. Она тогда сказала такие ужасные вещи – про женщин. Сказала, будто бы девочки хуже мальчиков. Но если девочки не хуже мальчиков, к чему всё это притворство? Но ведь и сейчас так думают, смотрят свысока, как на приятное дополнение, украшение коллектива. (Ты просто боишься Монстра). А Монстров много, и никогда не угадаешь, кто именно Монстр. Почему монстры не едят мужчин? Им не нравятся мужчины: может, дело во вкусе, или в яде внутри? У них есть предупреждающая окраска, они говорят, я ядовитый, не ешь, я тебе не понравлюсь. Отчим говорил, так делают божьи коровки. А Юки, получается, что-то вроде подделки на божью коровку? Она не ядовитая, но строит из себя такую. Хотя надо просто научиться кусаться. Если в клыках нет яда, надо сделать их острее. Если Рикки, девочка, так плохо думает о девочках, то как о них думают мальчики? И он… Тот, сероглазый, мальчик с маками, он тоже так думает? Он тоже так восхитился ее мышцами, подумав, что она парень и скривится в отвращении, узнав правду? Но он подарил ей цветок. И так улыбался… Но Монстры тоже умеют улыбаться, особенно тем, кто ядовит. Это еще одна причина его избегать: если не очаровываться человеком, не придется и разочаровываться. Юки окончательно открыла глаза и перевернулась на спину. Ричард мягко соскочил на кровать и даже не проснулся: утомился бедняга. Мысли шевелились в голове теплым клубком змей, и от того комната неприятно кружилась перед глазами. В окно уже заглядывало солнце. Его острые лучи ползли по полу, и в них не было криков и крови. При всех ужасах и странностях этого чертового городка, тут почти нет темной и отчаянной красноты. Рыже-розовый закат, похожий на сахарную вату и такой же лёгкий и дымчатый рассвет, почти полное отсутствие красного в элементах мебели и даже на улицах. Чурчхела, висящая на рынке или блестящие деревянные игрушки – они зеленые, желтые, даже серебристые. Единственное красное, что было в этом городе – маки, бесконечные маки с пятью лепестками. Хотя нет, маки почти все совершенно обычные. С пятью лепестками только один, и он – у неё. И всё же, уже закат. Юки оглядела ноутбук и почти порозовела от стыда, прикусив губу. Она должна была выйти к Мэй и Хиро и рассказать, что узнала о призраках и смерти, но почему-то вместо этого заснула, нагло проигнорировав рабочие часы. Поддалась соблазну, приятной мягкой постели и легкому недосыпу, вместо того, чтобы взять себя в руки и дождаться ночи. Юки прижала колени к себе и опустила голову. В последнее время она совершенно отбилась от рук, все сложнее контролировать импульсы. Будто бы она – оголенный провод в глубокой луже, и от нее почти отлетают искры. Эмоции рвутся наружу и мешают ей продолжать своё тихое существование, почти заставляя делать ненужные вещи и думать о ненужных ситуациях. Это отвратительно. Но больше – страшно. Юки нравится держать себя под контролем, нет, ей необходимо держать себя под контролем. Управлять всеми мыслями и эмоциями, управлять каждым своим действием. Ведь только так можно себя защитить – от крови и грязи, от болезненных воспоминаний и прошлого, прошлого, которое теперь приходит во снах. Но это еще не всё. Иногда Юки кажется, что если бы она лучше контролировала свои эмоции, трагедии бы не случилось. Ведь в тот раз – именно она сказала влюбленной в нее девочке правду. Просто потому что было смешно и весело, и миссия близилась к концу. «Прости, я не мальчик» И потом – всё исчезло. За плотно прижатой дверью доносился разговор. И, прежде чем Юки окончательно освободилась от накрывшей ее ненависти и злости, голоса коллег стали громче. Хиро не кричал, но говорил резко, как будто бросал на пол массивный железный мяч, Мэй отчаянно возмущалась. Кажется, они ругались, и Юки даже не удивилась. Наверное, такие разные люди не могут существовать в полной гармонии. – Я не понимаю, почему ты так себя ведешь, – выдохнула Мэй. – А я не понимаю тебя. Почему ты так несерьезна? Разве не это дело – твоя детская мечта? Твоя страсть? Я думал, ты будешь работать не поднимая головы, а ты… – Я? Не поднимая головы? Ну ты серьезно, дорогой? К тому же, я работаю. Работа, Хиро, это не только бумажки ковырять. – Но иногда следует поковырять бумажки, – он замолчал, – как тебе на ранних этапах поможет свидание? – Это не свидание, просто прогулка! Вот это да. Действительно, конфликт интересов и подходов. Юки осторожно встала с кровати. – Да какая, к Демону, разница! Нет того, что ты не можешь узнать из взаимодействий с разными прохожими. Если это работа, конечно. А ты просто развлекаешься. Юки заметила, что Хиро перестал подбирать слова и, кажется, почти сдерживал грязные ругательства. – Слушай, я действительно часто отвлекаюсь, но здесь – другая ситуация. Этот человек очень похож на призрака, которого мы уже видели… – Прости, но я вообще не вижу связи, к тому же… Юки не выдержала и открыла дверь. Мэй и Хиро устало выдохнули. – Прости, мы тебя разбудили? – девушка дружелюбно улыбнулась, опускаясь на стул, – ничего страшного не произошло, лишь небольшой конфликт интересов. – Вы заметили… Мне так стыдно, что заснул, извините, больше такого не повторится… – Мы ожидали, что ты будешь менее вынослив, – Хиро медленно возвращался в свое идеальное состояние. – Герой или не герой, тебе же только пятнадцать, к тому же, ты очень рано встал. У нас нет привычки работать в бешеном темпе, поэтому не переживай. Юки опустила глаза. Их странная снисходительность вызывала пугающе противоречивые чувства. Она злила и походила на сомнения в её компетенции, однако ужасным образом возвращала в детство. Юки, ты в первую очередь ребёнок, помни об этом. Детям всегда тяжелее и больнее, и в этом нет никакого позора. Я не жду от тебя взрослых поступков, ты не ими сейчас жива, и потому не плачь и не переживай. Так говорил отчим. Похожим образом выражался Ричард, и иногда даже Эрнест позволял себе подобные слова, хотя был несильно старше. И это не было глупо и унизительно – только тепло. – Да, верно, – Хиро виновато приложил ладонь к лицу, – я слишком завелся. Мэй кивнула, будто бы прощая его за эту перепалку, но Юки показалось, что это далеко не конец. – Ричард вернулся с отчетом, – сообщила она, чтобы не молчать, – но сейчас спит. Думаю, к темноте очнется. – Да, я читала об этом… Что же, тогда к темноте и обсудим, какую информацию нашли. – А сейчас? – А сейчас проверим, из какого материала сделан сам город! И заодно поужинаем в ресторане. – Но, возможно, эта еда для нас не годится, – усмехнулся Хиро и размял плечи, – пойду оденусь поприличнее. – Эй, я первая! – Мэй возмущенно встала на ноги, но Хиро уже захлопнул дверь, показывая подруге язык. Юки осторожно вошла в комнату и тихо переоделась, наблюдая, как на ковре играют последние солнечные зайчики. Интересно, что Мэй имела в виду, когда сказала, что призрак, с которым она идет на прогулку похож на другого призрака? Может ли быть, что даже нормальные призраки на самом деле иллюзия или копия? И он тоже иллюзия… Чтобы избавиться от ненужной мысли, пришлось больно укусить себя за щёку. Ей срочно надо сосредоточиться. Воздух наконец начал остывать. Тени медленно тянулись в апельсиновый закат, и солнце мягко падало за горы. Запах мяты гулял по стремительно пустеющим дворам, и сновали туда-сюда Безмятежные. Теперь Юки чётко видела их пугающие кукольные улыбки, заставляющие почти инстинктивно вздрагивать от каждого своего появления. Нормальные выделялись на их фоне яркими всплесками различных эмоций и выражений, они грустили и смеялись, задумчиво разглядывали горизонт и перекидывались тревожными новостями. Юки думала о похоронах, которые они застали утром и о словах той женщины, которая так добродушно пригласила всех на чай. Люди в городе умирают. Умирают каждый день, умирают и пропадают без вести. В отелях почти нет персонала и гостиницы закрываются одна за другой, кого-то находят без головы, а кто-то – тень, рассыпающаяся прахом. Теперь у Юки почти не было сомнений – то, что она увидела утром, прежде чем врезаться в того парня, было призраком. Тем, что осталось от призрака. Это тоже в каком-то смысле была смерть, смерть из черных легенд Каролины и развалин Южного континента. Ресторан имел пошловатое на ее взгляд название – «Бережок». Однако он действительно располагался на берегу. Там, где набережная выскальзывала над рядами старомодных шезлонгов и широких зонтов в красиво огороженный навес, ютились маленькие кафе и рестораны, сладко друг к другу прижимаясь. Медленно тянулась по мощеной улочке вальсовая музыка, и о чём-то шептались волны, разбиваясь о каменистый берег. – Я подготовил капитал, – заметил Хиро, вытаскивая кошелек, – здесь исключительно мо́и нужного нам года выпуска. – Боже мой, – восхищенно выдохнула Мэй, – как же я тебя люблю. Хиро тоскливо отвернулся и резким шагом двинулся внутрь. Мэй и Юки быстро переглянулись и пошли следом. Внутри помещение освещалось желтым электрическим светом. Удивительно, что в этом маленьком столетнем городишке вообще было электричество. Юки не очень хорошо знала историю, но предполагала, что в начале прошлого века подобные передовые технологии использовали только в столицах. По крайней мере, в Викоренне. Но, возможно, она не совсем правильно воспринимала прошлое. За столиком в самом центре неловко сидела стайка Безмятежных и имитировала общение. Кажется, они даже не говорили, только открывали рот и поворачивали друг к другу головы. Издали они даже не пугали, но напоминали механических кукол, как на футуристической витрине модного магазина. У стены сидела пара молодых девушек в юбках чуть ниже колена. Обе степенно потягивали через трубочку молочные коктейли и расслабленно общались. К огромному счастью Юки, официантка в белом переднике не была Безмятежной куклой. Она мило улыбнулась, продемонстрировав на щеках очаровательные ямочки и предложила им самостоятельно выбрать место, при этом грустно вздыхая. Они сели снаружи, пройдя между высокими узорчатыми колоннами, обвитыми незрелым виноградом. На их плечи осыпались розоватые цветки глицинии. Юки положила несколько цветочков в карман и заметила, как Хиро резко их смахнул. Мэй, кажется, даже не обратила на это внимание, но это ей даже шло: нежные розоватые цветы удивительно подходили к свободной сиреневой блузке и светлой юбке. Веранда была огорожена узорчатыми перилами, как у старинного моста. По каждому изгибу вилась лоза отчаянно цветущей пассифлоры. Отсюда открывался потрясающий вид на бирюзовое море, тихо шелестящее волнами. Почти прозрачная вода медленно облизывала слишком уж крупные для купания камни. Над волнующимся полотном с протяжным стоном носились чайки, и с громкими возгласами падали в море в поисках рыбы. – Ого, – Мэй осмотрела мягкую и красочную бумагу меню, – у них здесь столько блинов! – Серьезно? – Хиро подвинул стул ближе и заглянул подруге через плечо, – и правда, впервые вижу подобное. Смотри, блин с грушей и сыром с голубой плесенью. Кто вообще такое ест? – Ты разве не любишь сыр с плесенью? – Мэй погрузилась в изучение меню, – о, я буду скумбрию на гриле и блины с кленовым сиропом. – Но класть это в блин – издевательство. Ладно, я тоже выбрал,что ты будешь пить? – Молочный коктейль с клубникой, – Мэй протянула меню Юки, – не торопись. Юки оглядела черточки викореннского, так неумело подражающие завиткам. Блинов действительно было много, и от их количества разбегались глаза, а перед ними бегали цветные круги. Она посмотрела на Хиро, потом на блин. Никогда не пробовала сыр с плесенью, особенно в сочетании с грушей. А если ей не понравится? Если это действительно издевательство, и этот невероятно заносчивый мужчина прав? Но так интересно. И немного, совсем немного, хочется поставить его в неловкое положение. – Я возьму попробовать блин с грушей и горгонзолой, – она подняла глаза, – а еще возьму салат с баклажанами и апельсиновый сок. Хиро усмехнулся. – Ты прошелся по всему, что ему не нравится, – добродушно улыбнулась Мэй, – причем две позиции из трех, просто пальцем в небо. Горжусь. – Да ладно, – не такой реакции она ожидала. Но в каком-то смысле это было даже забавно. Через время та же официантка приняла заказ и удалилась, старомодно покачивая бёдрами. Хиро заказал холодный кофе без молока и салат с курицей, и это принесли в первую очередь. Наверное, из-за простоты исполнения. Перед Юки поставили апельсиновый сок, а перед Мэй – коктейль с шапочкой из взбитых сливок. Спустя время официантка принесла ароматную жареную рыбу, от которой тонкой струйкой поднимался пар. Тарелку почему-то поставила перед Хиро. – О, это моё, спасибо, – вежливо улыбнулась Мэй, двигая тарелку к себе и принимаясь за еду. – Прошу прощения, – так же вежливо произнесла официантка, – но рекомендую вам внимательнее относиться к своему здоровью. Скумбрия достаточно жирная, а вам следует лучше следить за фигурой. Юки укусила себя за губу. Лучше бы их обслуживал Безмятежный. Они глупые, но хотя бы не мерзкие. – А вам следует лучше следить за языком, – неожиданно резко выпалил Хиро и, кажется, сам удивился подобному исходу. Официантка вздернула носик и ушла, оставив их втроем наедине с неловким напряжением. Хиро удивленно разглядывал чаек, клубящихся над морем резкими белыми пятнами. Мэй так и застыла со звонкой вилкой в руках, лицо ее выражало глубокое смятение, и не было понятно, приятное ли это удивление. Хиро задумчиво, не отрывая взгляда от моря, глотнул кофе. Напряжение нарастало. – Всегда хотел поставить подобных людей на место, – тихо и как-то неуверенно сказал он. – Да, – наконец улыбнулась Мэй, все еще разглядывая рыбу, – спасибо. Знаете, их в моей жизни столько, что иногда кажется, будто они правы. – Но это же не так, – резко кивнула Юки начала понимать контекст этой ситуации. Видимо, за все время их дружбы Хиро впервые заступился за свою подругу, хотя подобных ситуаций, судя по всему, было немало. – Я согласна. Они притворяются, что заботятся обо мне, говорят, что это нужно для здоровья, или даже для личной жизни. Но это просто тупой эгоизм, что-то вроде: «мне не нравится твоя внешность, поэтому прекрати существовать». Они ведь даже не знают, болею ли я чем-то, или везет ли мне в личной жизни, или люблю ли я свое тело. Поэтому я даже не обижаюсь, – она наконец-то обратила внимание на еду, – но мне было очень приятно. Хиро будто бы слегка покраснел, но это наваждение быстро пропало, как игра розовеющего заката. Наконец-то принесли оставшиеся позиции. Мэй, глядя официантке в глаза, подвинула в свою сторону тарелку с блинами. Юки осмотрела свою еду. Баклажаны были обжарены в плотной хрустящей панировке и заманчиво смешивались с сыром, помидорами, острыми листьями рукколы и еще какой-то зеленью. – Будем надеяться, что она не плюнула в еду, – заметила она, разглядывая блестящий узорчатый блин. Неожиданно все рассмеялись, и остатки напряжения и неловкости растаяли в мяте вечера. Неужели получилось пошутить? Баклажан приятно хрустел на зубах, и Юки вдруг отчетливо ощутило его вкус. Также, как и с бутербродами с утра – новое приятное ощущение медлительно расползлось по языку и задержалось там на несколько мгновений, когда она проглотила этот кусочек. Что-то удивительное происходило в этом городе. Что-то, что выкручивало ощущения на максимум. Абсолютно все чувства ощущались острее и чище. Как в детстве, когда твоё сознание не покрыто пеленой жестокости этого мира, а сердце не заковано в древесину и лёд. Наверное, и Мэй, и Хиро ощутили эту странную атмосферу, это летнее обострение всех существующих реакций. Может, поэтому коллега тогда заступился за Мэй? Может ли быть, что эта злость была с ним всегда, но именно сейчас вырвалась наружу? По крайней мере, это может значить, что она перестанет терять контроль над собой, когда вернется в Миол. (Но вот, Хиро потерял контроль, и все было хорошо. Это даже помогло Мэй понять его лучше. Что в этом плохого) Нет. Они абсолютно разные. То, что помогло Хиро, наверное, только помешает Юки. Она заметила на языке странное цветочное послевкусие. – Никогда не думала, что магия такая вкусная, – Мэй уже приступила к десерту, – но все равно чувствуется. – Думаешь, это магия? – Ну а что еще? Или у тебя нет привкуса? – Резонно, – он вытащил из салата самый чистый помидор, – сейчас посмотрим. Не зря тут намного проще колдуется. – Не перестарайся, – Мэй вдруг повернулась к Юки и дружелюбно улыбнулась. Та послушно вытянула шею. Хиро нажал на помидор двумя пальцами, овощ слегка лопнул красным порезом и почти запачкал все вокруг. Но неожиданно, когда пальцы мужчины напряглись сильнее, томат слегка звякнул и рассыпался всполохом магических искр. Вот какова его сила. Разрушение. Конечно, если постараться, можно разрушить что-то любой магией, и даже не имея предрасположенности к настоящей силе, но это бы выглядело не так красиво. Даже магические частицы разорвало бы некрасивыми лохмотьями, не говоря уже о более материальных вещах. Сила Хиро же разделила сотканный из чистой магии помидор на магические частицы – получается, он может с легкостью разобрать что угодно на атомы. Пугающая сила. Пугающий человек. – Пугающе, – эхом к своим мыслям повторила она. – Скорее грустно. Придется готовить ужин. – Я приготовлю, – Хиро пожал плечами, доедая свой салат, – удивительно. Даже на руках ничего не осталось. Наверное, столы и стулья тоже сделаны из магии? Хотя, это небезопасно. Я возьму? – Эй, – Мэй нехотя отдала ножик, которым все равно не пользовалась. Столовый прибор даже не треснул, просто рассыпался в руках. – Действительно суровая сила, – Юки наконец закончила есть салат и приступила к блинчику. Тот оказался необычайно вкусным, к ее огромному облегчению, – это неожиданно вкусно. – Да ладно, не верю. – Сладкая и слегка жесткая груша приятно сочетается с подтаявшей горгонзолой, а блин немного оттеняет вкус, он не такой разкий, как мог бы быть, – кажется, она невольно повторила за Ричардом, который всегда подробно описывал каждый проглоченный кусочек. Только он делал это еще искусней, добавляя в речь всевозможные эпитеты и метафоры. – Это должно быть вкусно! Жаль, я не ем сыр с плесенью. – Да это же магический сыр, какая разница? – Именно поэтому ты не взял этот магический блин, – Мэй, смеясь, слегка толкнула друга в плечо. Юки быстро доела и тихо допивала сок, наблюдая за их шуточной перепалкой. Неожиданно что-то шевельнулось в её сердце и заставило обернуться. Официантка стояла прямо за их спинами, прижимая к груди кожаную папку с чеком. В ее глазах отражалось будто бы все удивление мира, смешанное с отчаянием и пугающей пустотой. Она молча положила счет на стол и быстрым шагом скрылась за дверью для персонала. – Интересно, сколько она слышала, – прошептала Мэй. – Это уже не наше дело, – Хиро отсчитал нужную сумму и пропихнул ее под страницы, – случится с ней что-то или нет, уже не имеет значения. Она призрак и она мертва. Юки слегка поморщилась, сама того не замечая, копируя его обычное выражение лица. Они закончили трапезу и медленно вышли из кафе. Закат обнимал горы. Солнце медленно теряло остатки тепла, и город погружался в струящуюся темноту. На юге темнеет раньше, и поэтому уже сейчас тут сгущались сумерки, и воздух становился прозрачным и тяжелым. С моря дул прохладный ветер, и становилось немного зябко. Затихали чужие голоса, и Безмятежные брели одинокими лунатиками, пугающе выпрямив спину. Другие жители города тоже торопились по домам, и закрывались двери, а прилавки палаток стремительно пустели. Лэндхелл засыпал. Каждая его частичка ложилась в кровать, зная, что завтра наступит восьмое июля, но завтра город проснется в той же дате. Вечный цикл, временная петля, в которой застрял сонный умирающий Лэндхелл. Юки тут только второй день, но уже теперь ей вдруг показалось, что и она застряла в одном дне без прошлого и будущего, как бедный призрак города, которого больше нет. В отеле Хиро действительно приготовил ужин. Проснулся Ричард и с огромным удовольствием поужинал вместе со всеми, слегка отчитав Юки, что она не принесла ему ничего из ресторана. Ругать было за что: магическая еда для спиритов гораздо полезнее обычной, к тому же, восполняет запасы утраченной энергии, которые он сегодня так неэкономно израсходовал ради исследования. Мэй с интересом слушала эту лекцию, а Хиро задумчиво наблюдал, как за окном медленно темнеет небо, не желая вступать в диалог. После ужина Юки притащила в гостиную свой ноутбук, а Ричард – подушку, чтобы не тратить силы на левитацию. Спирит важно уселся на своем троне и начал их первую вечернюю научную конференцию. – Как вы могли заметить, в Лэндхелле два вида горожан – одни будто бы нормальные, другие – не совсем. Хорошая новость заключается в том, что это правда разные виды призраков, нет, я бы сказал типы. Нормальные – суровые классические гуманоидные формы, с некоторыми особенностями, которых я никогда не встречал. А вот Безмятежные ребята они, видите ли… Их энергия абсолютно отличается от той, которая исходит от призраков людей. Они никогда не были людьми, в этом я уверен. Но кто они тогда?.. Однако я еще не закончил. Есть еще один призрак, тоже гуманоид, но точно другого вида. Что-то вроде скорбящего, но я не уверен, на практике мы сталкивались с ним только один раз, – спирит жадно отдышался, падая на подушки, – бонусная информация, чтобы вас окончательно добить. В городе больше людей, чем нужно. По идее здесь вы втроем и куратор. Но я почувствовал сигнал пятого человека, причем со стороны, противоположной месту, где можно было случайно обнаружить аиста. Но он был такой слабый… Я думаю, это сигнал мертвеца. У Юки внутри все похолодело. – Кто-то умер рядом с Лэндхеллом? Нам срочно надо обратиться в полицию! – Или, возможно, мы в опасности? Вдруг магия здесь опасна для жизни? – Я сам проверю, когда отдохну, успокаиваемся. Я намного хуже воспринимаю людей, к тому же, очень устал. Может быть, это вообще призрак, просто какой-то особенный. Юки откинулась на спинку дивана. Три вида призраков. Нормальные, безмятежные и какой-то еще, возможно, Скорбящий. Ричард в таких вещах редко ошибается, так что в это точно можно верить. Хиро привычно застучал по клавиатуре и, наконец, закончив, дал слово другим. – Окей, – Юки решила начать первой, разглядывая заметки на ноутбуке, – я кое-что нашёл. Дети. Призраки детей. Как мы знаем, почти не бывает разумных призраков детей, это либо бесконтрольная и буйная магическая оболочка, либо Потерявшийся – грубо говоря сбежавший ребенок. Но в обоих случаях дети знают о своей смерти. – Точно, дети, – Мэй вздрогнула и странно прикусила губу, – здесь есть дети. Прости, что перебила. – Ничего. Так вот. Есть и другие случаи. Скорбящие или даже Вернувшиеся призраки детей обычно не понимают, что они – призраки, и, если им об этом сообщить, они… Какое же слово здесь будет правильным? – Я вспомнил. Теряют рассудок, – продолжил Хиро, – даже магическая оболочка может измениться, настолько велик их шок. В детстве с родителями смотрел документальный фильм про подобное. – Вот да, – Юки почувствовала легкий укол обиды. Она искала, рылась в интернете в поисках такой нетривиальной информации, но об этом уже знали, и фактически она сделала ненужную работу, – но так ведут себя дети, всегда только дети. Даже призраки людей с задержкой в развитии знают о своей смерти, если уж являются Разумным гуманоидом. – Только дети не знают, что они мертвы, – Мэй задумчиво уставилась в темнеющее окно, – А с чем это связано, если не с умственным развитием? – А вот демон знает, эти случаи такие редкие, что никто их не изучал… – Как и всегда в нашей сфере, – устало вздохнул Хиро, – впрочем, как и в любой естественной науке. Ладно, Мэй, у тебя что? – Нехорошее предчувствие, – слабо улыбнулась она, – ладно, это бред, подожди, я блокнот забыла… Мэй вернулась уже со своим упитанным дневником и рассказала, что призраки Лэндхелла находятся на грани между Скорбящими и Вернувшимися. Как первые, они привязаны к одному месту и определенной дате, однако, как вторые, материальны и неотличимы от реальных людей. Но есть у них и черты других призраков, даже Потерявшихся взрослых, которые избегают всего, что напоминает об их призрачной природе. Потом Хиро рассказал о самом классическом на свете уровне магии в городке неподалеку, который он изучал. Однако в год исчезновения Лэндхелла, за несколько недель до этой трагедии, в городе наблюдалась повышенная магическая активность, будто бы там колдовало сразу несколько сильных волшебников. Но это было не главным открытием. Многие дополнительные исторические данные о побережье засекречены, потому что вдоль моря всего сто лет назад шли беженцы с запада, которых в Элсоне нелегально перевозили в Каролину. И поэтому на самом деле все может быть совсем иначе. Но чтобы точно это узнать, надо сходить к Аистам и запросить доступ к секретной информации. Оказывается, фиолетовые карточки и такое могут. Юки прокручивала в голове информацию, стоя под теплыми струями душа. Снова и снова возвращаясь к тайнам Лэндхелла, она постепенно чувствовала себя лучше. Все существующие проблемы вместе с сухой пылью дорог и солью воздуха смывали с кожи водяные потоки, и тихий шум заботливо окутывал уставший разум. Слишком длинный день. Слишком много информации и событий. Если они будут работать в таком темпе, справятся за неделю, а если Юки перестанет шататься по городу и выбросит из головы ненужные глупости, может, даже дней за пять. Интересно, исчезнет ли после этого город? Или они оставят его стоять, сделав заповедником редких заблудших душ? Юки, погрузившись в раздумья, случайно зажевала прядь мокрых волос, и ее пришлось снова мыть. Оба исхода ее ужасно злили. Пожалуй, об этом тоже лучше не думать. Она нырнула под пропахшее кленовым сиропом одеяло. Ричард пристроился на ее подушкку, прижимаясь к подруге мягким магическим телом. Удивительно. Он такой мягкий, как игрушка, а призраки Лэндхелла ощущаются людьми. У них даже руки теплые. Засыпая, она прикоснулась к ладони, в которую сероглазый мальчишка вложил мак. И, к огромному счастью, не успела отругать себя за подобные мысли. Лабиринт. Ей очень редко снятся лабиринты, так редко, что забываются с рассветом. Тоже плохой сон – много узкого замкнутого пространства вроде коридоров Центра. Такие длинные коробки с людьми. Хотя лабиринты больше напоминают гробы, бесконечные гробы, где вход является и коридором, и выходом, и тупиком. У ее лабиринта были высокие стеклянные стены, по которым слизняками скользили живые цветы – они перебирали по прозрачной глади листьями и тянулись вверх, напоминая многоножек. Дорога под ногами была из желтого кирпича. Сновидение почти осознанное – почти, потому что она знает, что спит, знает, что это ложь и знает, что сон подчинится ее воле, стоит лишь по-настоящему захотеть. Но сны не поддаются контролю. Она, наверное, хочет не по-настоящему, или не знает, чего хочет, или просто слишком слаба. Сны в каком-то смысле тоже магия, а сила в ней крепко спит. В любом случае, лабиринт молчит, и зови – не зови, из стеклянного гроба нет выхода, он на то и гроб – с прозрачной крышкой, на которую горстями падает земля. Юки делает шаг. И снова холод темницы спиной, и снова крик бедного ребенка, звенящий в ушах. Ему отрезают не палец, а руку… Медленно. Медленно. Он плачет так громко, пока еще может плакать, и пока плачет, она забывает свое имя, забывает, что надо смотреть и слушать, и слезы пеленой застилают глаза. Он теряет сознание от боли и больше не кричит, но все равно надо смотреть, и она на пределе, а потом к ней подходит Она и… Реальность трескается так, как не трещит ни один стеклянный гроб, и звон слышен громче чужих криков, и голос, чужой прокуренный голос, что шепчет «еще рано» превращается в звон хрусталя. Сколько красного, – говорит человек с фиолетовой кожей. Теперь Юки может разглядеть его получше. Волосы на самом деле собраны в хвост, а за коралловыми губами прячутся клыки, но они не злые, не принесут вреда, – но все красное из хрусталя. Отчего не разбиваете? – Кто вы? – говорить трудно. Во снах всегда трудно говорить и трудно слушать. – А вы? – он замолкает, и больше не говорит ничего, хотя хочет, поднимает брови и часто моргает. Ресницы у него тоже фиолетовые. Они стоят посреди хрустально-красной пустоты только вдвоем и молчат, как будто эту тишину и пустоту нельзя менять и подчинять, будто она сильнее. – Вы не можете говорить? – он пожимает плечами. Юки хочет продолжить фразу, хочет узнать, почему, но тоже немеет, губы смыкаются, и что-то прозрачной ниткой связывает слабо плывущие мысли. Они садятся. Друг напротив друга, как в глупом анимационном шоу. Она вглядывается в него. У незнакомца грубые черты лица и слезы в разноцветных глазах. Проходит вечность, а может, несколько вечностей, но они не двигаются, может, даже не дышат. – Ваша магия пахнет карамелью, – шепчет он перед тем, как исчезнуть. И Юки исчезает, выныривая из неторопливого сновидения. Комната тонула в лучистом свете, и под потолком сгущалась неторопливая жара, которую не успел прогнать исправно сияющий в углу охладитель. Ричард все еще дремал на кровати, раскинув руки в стороны, широко, как будто делал снежного ангела из простыней. Юки почувствовала, что по ее щеке течет одинокая слеза и торопливо вытерла ее ладонью. Но ресницы все равно намокли и, наверное, слиплись. Телефон показывал половину девятого. Удивительно. Не пять и не шесть, и даже не семь тридцать. Почти девять часов утра. Когда она в последний раз высыпалась без снотворного? Когда в последний раз не ощущала после сна тянущей пульсации в висках? Неужели это Лэндхелл так на нее влияет? Или дело в человеке с фиолетовой кожей? Он же снова ей приснился. Не сказал ничего путного, но что-то предотвратил. Что-то очень неприятное и тошнотворное. Разбил как надоедливую антикварную вазу, и всё исчезло, как тот бедный помидор из салата во вчерашнем кафе. Интересно, что стало с той вредной официанткой? Надо будет проверить, хотя бы поискать ее глазами, удостовериться, что они всё придумали и сделали несколько поспешных выводов. Юки поднялась и медленно привела себя в порядок, проскользнула в ванную и торопливо вернулась обратно. От ее тихой возни проснулся Ричард и удивленно разглядел её своими бирюзовыми глазами. – Ты так поздно… – Кто бы говорил, засоня, – усмехнулась она, садясь на кровать, – это удивительно. Впервые так много сплю без помощи лекарств. – Может, они все же помогли? – Ричи, местные таблетки сотканы из чистейшей магии, как и все в этом странном городе. Ни одного химического элемента. – Ну, а вдруг! Может, магические копии этих элементов тоже влияют на всякие процессы? Влияет же магия, например, на цвет волос или глаз! – Тут еще вот в чем дело. Я их не пила. Лицо Ричарда слегка вытянулось, и он тихо рассмеялся: – С этого и надо было начинать! – Прости, захотелось поспорить. Ладно, чем займемся? Я проснулась слишком поздно, чтобы гулять, но все еще спят. – Ты не была на балконе, – он радостно обхватил ее палец лапками, – идем на балкон. – Ну, раз так сказал сам Ричард великий… Стеклянная дверь легко поддалась, и Юки обдало жаром. Несмотря на близость холодных утренних часов, Лэндхелл, казалось, нагревался с каждой секундой, как сковорода на хорошо разогретой печи. Внизу, под отелем, уже проплывали случайные прохожие, неторопливо семенили Нормальные и чинно, по-солдатски вышагивали Безмятежные, не обращая друг на друга внимания. Город скатывался к морю, которое стояло плоским штилем и напоминало сине-бирюзовый лист бумаги. Соленый гигант еще спал, над ним суетились морские птицы, и высокие скалы исполинами охраняли его покой. Скалы переходили в горы, которые обрастали деревьями и кустами и росли вместе с ними, уходя вправо и влево, превращаясь в крутые утесы. Если не смотреть вниз на старинные дома и не вглядываться в отсутствие теней, если не цепляться глазами за тяжелый шаг Безмятежных, можно подумать, что все это – обычный курортный городок, до ужаса простой и банальный. Тогда можно было бы медленно следить за движением воды и криками чаек и никуда не торопиться. Юки тогда бы с удовольствием вглядывалась в горизонт, в точку, где земля сходится с небом. – Нравится? – Ричард улыбнулся, присаживаясь на плечо. – Безумно, – она и не заметила, как улыбнулась, – нет в этом мире ничего прекраснее воды. – А я? – невероятно оскорбился Рич и сделал самое смешное в мире обиженное лицо. Юки не выдержала и рассмеялась. Настроение стремительно поднималось. Она бы обязательно предложила эту словесную перепалку, если бы не ощутила на себе чей-то внимательный взгляд. Он стоял под балконом, как любовники в этих глупых старинных романах, замерший в движении и чему-то удивленный. Его брови прятались под густой челкой, а в серых глазах тонуло небо, и они были будто бы голубыми и немного желтыми – из-за рыже-коричневого тела отеля. Поймав взгляд Юки, он приветливо улыбнулся и помахал рукой. – Доброе утро, незнакомец, надеюсь, вы выспались! – улыбнулся еще шире и медленно пошел дальше. Но вскоре вновь остановился, чтобы поговорить с женщиной, тащившей крупные бумажные пакеты. Перед тем как взять один из них, призрак вновь обернулся и снова улыбнулся ей. Юки ощутила, как ее сердце проваливается в пустоту. Его взгляд, его ресницы, его широкая улыбка и низкий, но не слишком грубый голос, все это ужасно злило и заставляло отворачиваться и быстро шагать назад. Он заставляет её терять контроль. И это новое чувство, зарождение нового чувства, его прообраз, пугает сильнее всего. – Надо же, – непринужденно заметил Ричард, – такой хороший курортныхмальчик. Приветливый, улыбчивый, другим помогает. Напоминает этим Эрнеста, разве нет? Нет. Ни в коем случае. – Да, есть что-то, – обессиленно прошептала она. – Не думаю, что они похожи, но энергия у них одна. Атмосфера вокруг… – Угу…Что-то такое… Чрезмерно позитивное… Юки снова подняла глаза на море. Конечно. Она прекрасно знала, что за чувство оживает в ней после долгого сна. Никакое оно не новое, оно уже было с ней однажды, в прошлой жизни. И этот маленький и робкий росток в ее сердце надо обязательно затоптать.
Вперед