Collide (Столкновение)

Ремус посмотрел на свой убогий домик на пустошах Йоркшира. Полнолуние было через неделю, а он еще не нашел места, где можно было бы безопасно трансформироваться. О площади Гриммо не могло быть и речи; теперь, когда Сириус умер, ее владелец был неизвестен. В любом случае, он не мог предстать перед Штаб-квартирой. Это была последняя тюрьма Сириуса. Он просто не мог вернуться. Подвал коттеджа был его обычным местом трансформации. Он был сильно защищен, как и коттедж в целом. Он задавался вопросом, какие чары ему понадобятся теперь, когда Волан-де-Морт вышел на открытое пространство. Дора могла пройти через чары. Она могла прорваться сквозь них. Он не мог рисковать, чтобы она искала его. Что, если она отправится на его поиски, как раз когда Фенрир или Беллатриса охотятся за ним? Нет, ему нужно было другое решение. Ремус мерил шагами изношенные половицы ветхого коттеджа. Он мог просто умереть здесь, подумал он. Он мог позволить следующей трансформации забрать его в подвале. Он умрет в одиночестве и в крови, как он всегда и думал. Нет. Он не мог. Ремус не мог позволить себе умереть, не увидев Дору снова, хотя бы еще раз. Он хотел обнять ее еще раз, приблизить ее тело к своему, вдохнуть ее запах. Ему нужно было прожить достаточно долго, чтобы сделать все это еще раз. Если бы он мог обнять ее еще раз, он мог бы умереть счастливым, но сломленным человеком. Идея пришла внезапно – чары Фиделиуса! Он мог бы поместить коттедж под чары Фиделиуса и сделать себя хранителем тайны. Фенрир, Беллатриса, даже Дора могли бы аппарировать в дюймах от коттеджа и все равно не смогли бы его найти. Это не решает проблему смерти в одиночестве в подвале. Ремус вздохнул. Он знал, что ему нужно было сделать. Ремус бросил Патронуса и ждал. Пока он ждал ответа, он снял различные чары вокруг подвала и коттеджа. Зачем они ему были нужны, если все было под чарами Фиделиуса? Как раз когда он закончил снимать все чары и чары, в воздухе раздался треск аппарации. Ремус вышел из коттеджа и нашел предполагаемого получателя своего сообщения: Андромеду Тонкс. «Андромеда», — тихо сказал Ремус. «Спасибо, что пришла». «Это твой коттедж?» Андромеда посмотрела на убогое место; как обычно, Ремус понятия не имел, что творится у нее в голове. Разочарование, скорее всего, подумал он про себя. «Я разочарована», — беззаботно сказала Андромеда. «Не коттеджем. Он по-своему очарователен. Я разочарована тобой, Ремус, но я тебе это уже говорила». «Я знаю», — виновато сказал Ремус. «У меня есть к тебе просьба, если ты не против». Андромеда просто бесстрастно посмотрела на него, поэтому Ремус набрался смелости снова открыть рот. «Я собираюсь поместить свой коттедж и подвал под чары Фиделиуса, а себя — в качестве хранителя тайны», — объяснил Ремус. «Я собираюсь поделиться этим местом с тобой, и только с тобой, поскольку теперь у тебя есть кулон, связанный с моей жизнью». «Поскольку я не смогу аппарировать к тебе, если ты не скажешь мне место, да?» — подытожила Андромеда. «Да», — ответил Ремус. «Хотя я не ожидаю, что буду здесь трансформироваться в ближайшее время. Это просто… мера предосторожности». «Ты не хочешь, чтобы Нимфадора искала тебя?» — нахмурилась Андромеда. «Я не хочу, чтобы она была где-то рядом со мной», — сокрушенно сказал Ремус. «Для ее же безопасности. Я не могу позволить ей быть здесь, если кто-то еще придет искать меня...» Андромеда уставилась на Ремуса тем же холодным, собранным взглядом, под которым он так много раз подвергался пристальному изучению. «Я поняла», — наконец сказала Андромеда. «Наложи чары, и я пойду». Ремус приступил к использованию чар Фиделиус, сделав себя хранителем секрета. Затем он назвал место Андромеде, также привязав ее к чарам Фиделиус. «Спасибо, Андромеда», — тихо сказал Ремус. «Я знаю, что разочаровал тебя. Надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня». Андромеда снова посмотрела на него, но ничего не сказала. Она просто кивнула ему и, покинув безопасность коттеджа, аппарировала прочь. ….. Ремус быстро шел по улицам Лондона, направляясь на обед к Кингсли Шеклболту прямо у Министерства. Это была его следующая задача, после того как он убедился, что его коттедж в безопасности от всех незваных гостей. Ремус обычно аппарировал бы из своего коттеджа, но его мысли были слишком заняты заботами. Он направился по камину к Дырявому котлу и продолжил свой путь. Прогулки всегда помогали ему прояснить мысли. Затем он пошел по улицам, пробираясь сквозь толпы магглов, которые обедали на своих обеденных перерывах. Ремус завидовал им в этот момент. Они были блаженно, благословенно не осознавали, что война угрожает их жизням, просто потому, что они не магические. Если бы только он тоже мог не осознавать. Ремус добрался до места, где он должен был встретиться с Кингсли за обедом: магически-маггловская кофейня, которую часто посещали как сотрудники Министерства, так и магглы. Ремус переступил порог и прошел через зачарованную дверь, которая вела к тому, что магглы считали шумной, перегретой обжарочной установкой, но магические люди проходили через нее, чтобы найти уютную лавку с огромными пуфами и самоналивающимся кофе. Кингсли сидел вдоль западной стены, на комично большом, вычурном пуфе. Казалось, это было то место, которое Дора хотела бы посещать. Боль пронзила его сердце — Дора. Прошло несколько дней с тех пор, как он съехал из квартиры, но Дора вряд ли узнала бы об этом еще день-другой. «Кингсли», — Ремус поприветствовал мракоборца с натянутой улыбкой. «Спасибо, что встретил меня». «С удовольствием», — сказал Кингсли. «Мне жаль, что мы потеряли Сириуса. Я знаю, что он был одним из твоих лучших друзей». «Он был», — грустно согласился Ремус. «Мне жаль, что я потерял брата». Кингсли положил руку на плечо Ремуса и жестом пригласил его сесть на пустой пуф напротив собственного пуфа Кингсли. «Признаюсь, я был удивлен, получив твою сову, Ремус», — сказал Кингсли. «У тебя есть ко мне просьба?» «Да, но я хотел бы, чтобы вы мне полностью доверяли. Это касается Доры», — небрежно сказал Ремус, накладывая несколько удачных приглушающих и заглушающих чар в пространстве вокруг них. «Что случилось с Тонкс?» — внезапно спросил Кингсли, заметив эффект от чар изменения звука. «С ней все в порядке? Я только что видел ее в больнице Святого Мунго — мы думали, что она хорошо поправляется!» Ремус покачал головой; он подумал, что ему следовало бы быть более прямым. «Нет, это не о ее здоровье, на самом деле», — быстро сказал Ремус. «Я рад слышать, что ей лучше». «Ты ее не видел?» — резко спросил Кингсли, посмотрев на часы. «Не самое подходящее время месяца для тебя, да?» Кингсли выглядел озадаченным. «Я ее не видел, нет», — тихо сказал Ремус. «Я закончил наши отношения». Выражение лица Кингсли показало, что, о чем бы он ни думал, это не было концом отношений. «Почему?» — спросил Кингсли. «Что случилось?» «Ее тетя», — пробормотал Ремус. «Я знал, что Беллатриса охотится за Дорой, но то, как она и другие Пожиратели смерти говорили, казалось таким... личным. Прямолинейным. Я знал, что больше не могу с ней связываться». «Ты говорил с ней об этом, Ремус?» — спросил Кингсли. «Я не хочу быть любопытным, но Тонкс — взрослая. Она понимает, на какой риск идет». «Мы говорили об этом», — натянуто сказал Ремус. «Возможно, не до такой степени, но мы это обсуждали». Ремус надеялся, что тон его голоса укажет на окончательность темы. Кингсли слегка прищурился, глядя на Ремуса, но решил оставить эту тему. «Чем я могу тебе помочь, Ремус? Конечно, если это касается Тонкс», — спросил Кингсли. «Я знаю, что она будет некоторое время поправляться, и она ненавидит работу за столом», — начал Ремус. «Не могли бы вы убедить Скримджера поместить ее в безопасное место для следующей миссии? Я понятия не имею, где это может быть, но, пожалуйста, Кингсли, я умоляю вас помочь сохранить ее в безопасности. Как можно дальше от ее тети, не обрекая ее на работу за столом». «Ты не хочешь, чтобы Тонкс узнала о твоем вмешательстве?» — подозрительно спросил Кингсли. «Она не очень хорошо воспринимала мое, эээ, мнение об опасности ее работы в прошлом», — смущенно сказал Ремус, в то время как Кингсли еще больше сузил глаза. «Не то чтобы я сомневался в ее способностях или талантах, конечно», — поспешно добавил Ремус. «Стало намного хуже, когда я узнал, как сильно ее тетя хочет покончить с собой. Вот почему я иду к вам. Пожалуйста, помогите сохранить ее в безопасности и в живых. Где угодно, но только не там, где Дора может столкнуться со своей тетей». «Я не могу обещать, что мы сможем уберечь Беллатрису от всей Британии», — сказал Кингсли. «Но я думаю, что смогу убедить Скримджера поместить ее в безопасное место». Кингсли на мгновение замер, нахмурив брови, глубоко задумавшись. «Что вы думаете о Хогсмиде?» — спросил Кингсли после нескольких минут молчания. «Поместить ее туда на учебный год, чтобы защитить студентов и преподавателей?» Ремус вздохнул с облегчением. Хогсмид! Почти так же безопасно, как Хогвартс, так близко к Дамблдору. Дора будет в безопасности в Хогсмиде. Не сидеть за столом, не охотиться на Пожирателей Смерти. Хогсмид. Ремус искренне улыбнулся впервые за несколько дней. «Хогсмид звучит идеально, Кингсли. Спасибо», — тихо ответил Ремус. «Спасибо». «Я тоже не хочу терять Тонкс», — заверил Кингсли. «Думаю, я смогу убедить Скримджера отправить ее и одного из других мракоборцев туда на долгосрочное задание». «Я ценю это, Кингсли», — сказал Ремус. «Я знаю, что ее родители тоже. Они волнуются так же, как и я», — тихо добавил он. «Не упоминай об этом», — ответил Кингсли. «Но сделай мне одолжение». «Все что угодно, лишь бы не подвергать жизнь Доры опасности», — быстро ответил Ремус. «Грозный Глаз, Артур и я думали проводить детей с поезда на следующей неделе. Артур и Молли подумали, что было бы неплохо продемонстрировать Гарри нашу поддержку. Ты не хотел бы присоединиться к нам? Я знаю, что это день после луны, но я думаю, что для Гарри и Молли было бы очень важно увидеть тебя там», — объяснил Кингсли. «Я буду там», — сказал Ремус. «А Дора тоже будет там?» «Я не знаю», — признался Кингсли. «Ожидается, что ее выпишут из больницы Св. Мунго сегодня вечером или завтра, но я не могу сказать, вернется ли она к работе немедленно. Но не позволяйте этому помешать вам поддерживать Гарри». «Я не буду», — с тревогой сказал Ремус. «Я буду там. Для Гарри». Кингсли кивнул и снова положил руку на плечо Ремуса, слегка сжав его. «С тобой все будет в порядке, Люпин», — сказал он ласково. «Увидимся на следующей неделе». Если я переживу следующее полнолуние, подумал Ремус, то да, ты это сделаешь. ….. Ремус приблизился к изолированной хижине недалеко от шотландской границы. Прошло несколько лет с тех пор, как он последний раз был в этом районе, но он чувствовал, что у него нет выбора. Полнолуние должно было быть этим вечером, и он рисковал бы своей жизнью, если бы трансформировался в одиночку. Хотя у него были две дозы Волчьего зелья, которые Дора сварила ему на день рождения (он берег их на случай, если его положение станет действительно ужасным), и Андромеда держала кулон, привязанный к его жизни, он не хотел полагаться на свои резервные средства, прежде чем попробует другие пути. Таким образом, с истощением от приближающейся полной луны, тяготеющей над его ноющим телом, Ремус отправился на север к границе. Эта хижина, расположенная глубоко в лесу, была одним из немногих мест, где он мог безопасно трансформироваться и не умереть от нанесенных себе увечий на следующий день. Он осторожно подошел к хижине и тихонько постучал в обветренную дверь. Он услышал шаркающие звуки из-за двери, которая со скрипом открылась. Ремус оказался лицом к лицу со знакомым седеющим лицом. «Ремус?» — спросил хриплый голос. «Это я», — ответил Ремус. «Адриан?» Старший кивнул, настороженно глядя на Ремуса, но открыл дверь, чтобы позволить молодому оборотню войти. «Я удивлен видеть тебя, Ремус», — сказал Адриан. «Что привело тебя сюда?» «Мне нужна твоя помощь, Адриан», — ответил Ремус. «Мои обычные места трансформации скомпрометированы». «А», — заметил пожилой мужчина. «А ты что-нибудь хочешь взамен?» Ремус ненавидел эту часть; его немногие оставшиеся контакты среди оборотней всегда относились к Ремусу с некоторым подозрением, поскольку он был настолько погружен в мир волшебников. Ремус никогда не чувствовал себя по-настоящему комфортно ни в одном из этих миров; оборотни говорили, что он слишком волшебник, чтобы принадлежать к ним. Волшебники легко списывали его со счетов из-за его ликантропии. Если Ремусу требовалась услуга от другого оборотня, особенно от альфы, ему всегда нужно было что-то предложить взамен, чтобы установить свое собственное, более низкое место. «Вот», — сказал Ремус, предлагая Адриану несколько собственных целебных мазей Рема. «Они действуют довольно эффективно». Адриан с некоторой неохотой отнесся к мазям, но принял их. Ремус с благодарностью выдохнул. Эту луну можно было бы пережить. «Кто еще к нам присоединится?» — спросил Ремус. «За последние несколько лет я почти ни с кем не поддерживал связь». «Мой сын Адеодат и его подруга Вера. Я не верю, что ты встречался с ней», — ответил Адриан. «Я не знал, что твой сын нашел себе пару», — заметил Ремус, слегка опешив от того, что сын его старого друга женился, если только у него и его пары уже не было детей. «Так ты дедушка?» «Не через Адеодата», — коротко ответил Адриан. Адеодату пришлось спариться с другим оборотнем, заключил Рем. «Твоя пара тоже к нам присоединится?» — спросил Ремус. Адриан и его жена Гвендолин были среди немногих пар оборотней, о которых Ремус знал, у которых были дети до укуса. «Она будет», — подтвердил Адриан. «Она сейчас заботится о нашей внучке». «Я не знал, что у вашей дочери есть ребенок. Поздравляю», — поблагодарил Ремус. «Мойре этой зимой исполнится два года. Ее мать воспитывает ее одна», — объяснил Адриан. «Как только отец ребенка узнал, кем мы были… он не хотел иметь ничего общего со своей дочерью. Филомена была опустошена, и теперь Гвендолин помогает заботиться о Мойре». «Жаль, что отец бросил своего ребенка», — заметил Ремус. «Особенно учитывая, что ни ты, ни Гвендолин не живете рядом с ними». «Это вопрос принципа», — посетовал Адриан. «Общение с оборотнями никогда не было приятным». «Я знаю», — мрачно сказал Ремус. «Вот почему я здесь». «Дамблдор больше не может тебе помочь?» — спросил Адриан, приподняв бровь. «Дело не в этом», — ответил Ремус. «Дамблдор сделал для меня все, что мог. У меня есть новый проект на данный момент, но с ним придется подождать до другого раза». Адриан кивнул, принюхиваясь к воздуху еще внимательнее. «Я чувствую ее запах на тебе», — заявил Адриан. «Не пара и не оборотень, но что-то». «Мой... бывший», — сказал Ремус, напрягая голос. «Мы только что закончили его». «Из-за ликантропии», — буднично ответил Адриан. «Не так много слов», — сказал Ремус. «Это сложно». «Разве это не всегда так, с нами?» — со знанием дела сказал Адриан. Ремус и Адриан оба повернули головы к двери, когда кто-то появился. «Гвендолин?» — спросил Ремус. Адриан кивнул и встал, чтобы встретить свою жену и супругу у двери. «Я думала, что учуяла новичка», — поприветствовала Гвендолин. «Ремус, прошло много времени». «Несколько лет», — признался Ремус. «Адриан любезно разрешил мне присоединиться к вашей стае на вечер». «Что привело тебя сюда?» — спросила Гвендолин. «Я сейчас нахожусь между местами трансформации», — спокойно ответил Ремус. «Мое предыдущее место стало недоступным». «Ты была с другом-анимагом, да?» — спросила Гвендолин. «Он умер на прошлой неделе», — сухо сказал Ремус. "Ах да", - сочувственно кивнула Гвендолин. "Такие потрясения нельзя терпеть в одиночку в твоем состоянии. Я рада, что Адриан принял тебя на вечер". Ремус выдавил улыбку. Гвендолин, возможно, была альфа-самкой своей стаи, но ему нужно было разрешение альфа-самца, чтобы присоединиться к ним. Ремус ненавидел порядок стаи и все его тонкости. «Адеодат и Вера скоро прибудут», — вмешался Адриан. «Ремусу еще предстоит встретиться с Верой». «Не ту, которую я бы выбрала в качестве пары для своего сына», — кисло добавила Гвендолин. «Они совокупились, не осознавая последствий». «Он не знал о связи, возникающей при спаривании?» — резко спросил Ремус. «Она не знала о связи», — сердито сказал Адриан. «Она была недавно укушенным оборотнем, который не знал, что истинное спаривание приведет к той связи, которую они сейчас разделяют, или к потере их единственного ребенка. Адеодатус был в ярости, когда узнал, что они сделали, но ущерб был нанесен. Ребенок не пережил беременность, и они были связаны на всю жизнь». «Адеодатус ей не сказал?» — недоверчиво спросил Рем. «Он думал, что она знает», — тихо сказала Гвендолин. «Теперь они пожинают плоды». Она на мгновение понюхала воздух. «У тебя ведь кто-то есть, не так ли?» — мягко спросила она. «Ведьма». «Я сделал это», — с горечью сказал Ремус. «Мы закончили все». «Ликантропия», — грустно сказала Гвендолин. «Более или менее», — повторил Ремус. Слишком сложно было все это высказать; дело было не только в ликантропии. Дело в Беллатрисе. Дело в риске для жизни Доры. Дело в его бедности. Дело в его возрасте. Дело во всем, что ликантропия принесла в его жалкое существование. «Возможно, она передумает», — предположила Гвендолин. «Это не ее нужно менять», — уныло сказал Ремус. «Твоя волчица думает, что она твоя пара», — прервал его Адриан, выражение его лица теперь выражало понимание. «Но она в опасности. Ты ее бросил». «Да», — процедил Ремус сквозь зубы. «Болезненно и необходимо». «Мне жаль это слышать, Ремус», — любезно сказала Гвендолин. «Если Адриан позволит, ты можешь присоединиться к нашей стае на время». «Сегодня ночью, — решил Адриан. — Прошло много лун с тех пор, как в нашей стае появился новый член». «Я понимаю», — согласился Ремус. Он будет в безопасности до вечера; в следующую луну он, возможно, сможет вернуться. Странствия были одним из наименее любимых аспектов его ликантропии. Из-за двери послышались новые голоса; Ремус со своего места чувствовал запах оборотней — как самок, так и самцов. «Это будут Адеодатус и Вера», — сообщил Адриан. Он встал со стула и открыл дверь; действительно, у двери стояли сын Адриана и его подруга. «Это… Ремус?» — вслух поинтересовался Адеодатус. Ремус встал и протянул руку. Ремус был для Адеодатуса тем же, чем Адриан был для Рема: старшим, наставником-оборотнем. «Рад тебя видеть, Адеодатус», — поприветствовал Ремус. «Это, должно быть, твоя пара?» Он посмотрел на другого оборотня, изучая ее. «Вера», — сказала другая волчица, протягивая руку Ремусу. «Ты присоединишься к нам сегодня вечером? Адриан разрешил?» Вера посмотрела на Ремуса с сомнением. «Я сделал это», — прервал его Адриан. «Ремус — добро пожаловать. Вы с Адеодатом почти опаздываете. Луна восходит через двадцать минут. Нам пора». Адриан вывел Ремуса и Адеодата наружу, в северный конец каюты; они сняли одежду и палочки, оставив их в безопасности внутри каюты. Вера и Гвендолин должны были переодеваться на северной стороне каюты; очевидно, пары обычно раздевались друг перед другом, но с присоединением Ремуса женщины предпочли сохранить свою скромность как можно более нетронутой, учитывая обстоятельства. Ремус, Адриан и Адеодатус сидели голые на северной стороне каюты, ожидая восхода луны. Ремус чувствовал, что все его тело на пределе; его кости, суставы и мышцы болели. Его дыхание стало прерывистым, боль то усиливалась, то ослабевала с каждым вдохом. Приближался восход луны, а вместе с ним и ужасающая, мучительная боль от смещения и перелома костей. Ремус был не одинок в своем вое; крики пяти оборотней разрывали воздух, когда они трансформировались. Всего несколько мгновений спустя волк взял верх. ….. Ремус проснулся в раннем летнем свете, стоная от усталости. Он осмотрел свое тело, как он всегда делал после полнолуния, чтобы определить, где он был ранен. Он был болезненным, потным и грязным, но на его теле было немного травм. Он почувствовал, как струйка чего-то — вероятно, крови — стекает по его плечу. Он либо порезался, либо поцарапал себя около шеи или ключицы. Он мог легко дышать; это было не его горло. Он повернулся и увидел, как Адриан, Адеодатус, Гвендолин и Вера медленно шевелятся. Он быстро отвел глаза от женщин. Хотя он видел много голых тел по утрам после полнолуния, видеть их было по-другому, почти неправильно. Они не были Дорой. Они не были его парой. Они не были его чем-то. Дора тоже больше не является твоим чем-то. Ты позаботился об этом на прошлой неделе, сказал себе Ремус. Морщась, Ремус медленно поднялся со своего места и похромал к хижине. Он первым добрался до хижины и торопливо оделся в раннем свете дня. Он пережил еще одно полнолуние. «Нам следует залечить эту рану, Ремус», — заявил Адриан. «Думаю, это моя вина». «Это не смертельно», — быстро сказал Ремус. «Не нужно торопиться». «Ремус, иди», — приказал Адриан. «Тебе нужно исцелиться». Против собственного желания Ремус последовал за Адрианом, чтобы обработать рану. Это было частью проклятия принадлежности к чужой стае. Он был менее независим, особенно в полнолуние. Он подчинялся воле своего альфы. Чем дольше он оставался с Адрианом, тем сложнее было сопротивляться. Чем ближе они были к полнолунию, тем хуже было. Ремус вздохнул и опустил голову. Адриан обработал раны Рема. «Это сделал я с тобой», — признался Адриан. «Ты подчинился». «Да», — категорически сказал Ремус. «Только один альфа». «Адеодатус, должно быть, тоже доставил тебя сюда», — заметил Адриан. «Он бета». «Естественно», — коротко ответил Ремус. «Ты альфа, а он твоя бета. Отец и сын». «Не сердись на меня, — предостерег Адриан. — Ты сам решил приехать сюда, и ты жив». «Извините», — пробормотал Ремус. «Ты же знаешь, как и я, что полная луна не способствует улучшению настроения». «Нет, не имеет, — признался Адриан. — Но это не дает тебе права вести себя со мной как задница». Ремус отвернулся от Адриана, чувствуя, как его захлестывают чувство вины и стыда. «У меня сегодня одно поручение», — сказал Ремус старшему оборотню. «Я вернусь с новыми зельями и мазями для тебя, как только задание будет выполнено». «Видите ведьму?» — осторожно спросил Адриан. "Нет. Самое близкое, что у меня есть к сыну, это тот, кто сегодня возвращается из школы", - признался Ремус. "Прежде чем он уедет к родственникам, я хотел бы его увидеть. Мой друг-анимаг был его крестным отцом". «Тогда тебе следует увидеть своего мальчика», — признал Адриан. «Это то, что делают отцы». «Я вернусь, как только он будет с ними в безопасности», — сказал Ремус. «До тех пор». Ремус пожал руку Адриану и вышел наружу. Новая стая, то же старое дерьмо, подумал Ремус, прежде чем аппарировать в Йоркшир. ….. Скоро должен был прибыть Хогвартс-экспресс. Ремус провел день в маггловском Лондоне, бесцельно бродя по улицам. Его беспокойство по поводу того, что он может увидеть Дору этим вечером, было сильным. Кингсли не знал, будет ли Дора провожать Гарри и его друзей на лето. Ремус разрывался между огромной надеждой, что она будет там — чтобы он мог снова ее увидеть — и всепоглощающим страхом, что ее там не будет, и он упустит шанс увидеть ее снова, прежде чем вернется в свою новую стаю. Было около 6 вечера, и Ремус повернул в сторону последних нескольких кварталов, прежде чем он прибудет на Кингс-Кросс. Он огляделся вокруг; нигде не было видно ни одного розоволосого мракоборца. Все головы были оттенками блондина, брюнета, черного и серого. Доры там не было; сердце Ремуса упало, но он успокоил себя, напомнив, что это к лучшему. Это было ради безопасности Доры. Это было ради жизни Доры. Ремус приблизился к барьеру на платформе 9 ¾, где родители ждали возвращения своих детей из Хогвартса. Как только Ремус подошел к барьеру, он обнаружил никого иного, как Грозного Глаза, который тоже только что прошел через барьер. «Аластор», — любезно сказал Ремус. «Как дела?» Муди что-то проворчал в ответ. Дора как-то сказала, что ворчание было признаком привязанности, в собственном смысле Муди. «Я рад, что у тебя все хорошо», — сказал Ремус, надеясь, что правильно истолковал ворчание. Грюм ничего не сказал, поэтому Ремус предположил, что совет Доры был верным. Дора! Она была прямо перед ним, рядом с Молли, Артуром и Кингсли. Что-то было не так с Дорой. Ее волосы были ее естественного мышино-коричневого цвета. Ремус знал, что она ненавидит их, но Ремус считал их такими же очаровательными, как и любой другой цвет, который она носила. Ее кожа была бледнее, чем он помнил, и она также немного похудела. Возможно, она все еще восстанавливается, подумал Ремус. Должно быть, это оно. Дора, казалось, хотела подойти к Ремусу, заставляя его сердце биться в спазмах. Он не мог говорить с ней. Он не мог смотреть ей в лицо. Не после того, что он сделал с ними. С ней. Он подверг ее опасности. Она могла никогда его не простить. Он не мог вынести того, чтобы потерять ее так жестоко, и так публично. К счастью, у Артура была другая идея, и рыжая сделала большие шаги к тому месту, где стоял Ремус. «Ремус, Аластор», — поприветствовал Артур, пожимая им обоим руки. «Как мило с вашей стороны быть здесь ради детей. Слушай, я тут подумал», — сказал Артур с лукавой улыбкой. «Эти родственники Гарри никогда не относятся к нему по-доброму. Что ты скажешь на то, чтобы вселить в них немного страха перед Мерлином?» Ремус мягко улыбнулся; вселение страха Мерлина в Вернона и Петунью Дурсль звучало как раз подходящее отвлечение от его разбитого сердца. Как раз когда Аластор и Артур обсуждали свои планы, Ремус услышал знакомый рев прибывающего алого парового двигателя. Студенты высовывали головы из своих купе, и некоторые из его бывших учеников даже поймали его взгляд и помахали ему. Ремус жаждал возможности снова преподавать в месте, которое он любил больше всего. Ремус увидел, как ученики быстро спускаются с поезда и вбегают в ожидающие их объятия родителей. Если бы все было по-другому... ну, они никогда не могли бы быть другими. У Ремуса много лет назад отняли шанс стать родителем. Он посмотрел туда, где стояли Тонкс, Молли и Кингсли. Гермиона возбужденно болтала с Тонкс; он улыбнулся, думая о доброй натуре девушки с густыми волосами. Гермиона и Джинни обе отстранились от Тонкс, и Ремус увидел, как она крепко обнимает Гарри. Бедный мальчик выглядел ошеломленным привязанностью Тонкс. Гарри был таким уже много лет. Он всегда удивлялся, когда кто-то проявлял к нему любовь. Сердце Ремуса разрывалось, когда он видел подростка таким стойким, но при этом таким способным любить других. Дора сказала Гарри что-то, что заставило его улыбнуться, и она указала туда, где стоял Ремус. Сердце Ремуса грозило выскочить из груди, когда Тонкс посмотрела в его сторону, и он быстро отвернулся от пары, увидев впереди Дурслей. Аластор радостно угрожал Дурслям, пока Артур и Гарри с удовольствием наблюдали за этим. Ремус чувствовал тихую радость, угрожая магглу, особенно после того, как он и его жена сделали так много, чтобы заставить Гарри страдать. Вскоре пришло время для семьи уезжать, и меланхоличный Гарри отправился к родственникам своей матери на лето. Ремус хотел повернуться и позволить Доре броситься в его объятия, но он знал, что этого никогда не будет. Она возненавидит его сейчас за то, что он посмел любить ее. За то, что он подверг ее жизнь опасности. За все. Ремус извинился перед Артуром и Аластором, пожав им обоим руки. Он начал уходить от барьера и станции, но пока он шел, он услышал ее голос. «Ремус!» — раздался голос Доры. Он отказывался оборачиваться; он не мог вынести публичного унижения и презрения. Не ею. Пока нет. Даже если бы он этого заслуживал. «Ремус, пожалуйста!» — настаивала Дора. Она пыталась добраться до него. «Пожалуйста, мне нужно поговорить с тобой!» Ремус пошел быстрее, пытаясь перехитрить ее. «РЕМУС ЛЮПИН, ТЫ РАЗВОРАЧИВАЕШЬСЯ ПРЯМО СЕЙЧАС!» Дора теперь громко кричала на улицу, заполненную магглами, шокируя его. О чем, во имя Мерлина, она думала? Здесь? На улице, полной магглов? Она действительно собиралась ругать его в таком месте? Он обернулся и оказался лицом к лицу с мракоборцем, который владел его сердцем. «Что?» — спросил он. «Я же говорил тебе не связываться со мной», — отрывисто сказал он. Я не гожусь для тебя. Я недостаточно хорош для тебя. Я не должен любить тебя. Эти мысли грозили вырваться изо рта Ремуса, но он держал их внутри, опасаясь, что она может разбить его сердце сильнее, чем оно уже было разбито. «Мне нужно поговорить с тобой», — сказала Тонкс, фыркая. «Пожалуйста». Ее лицо было красным, она тяжело дышала и фыркала от усталости. Взгляд в ее глазах был свирепым — в нем был взгляд, который он видел только у ее матери. В последний раз, когда он видел это выражение в глазах Андромеды, она хотела сказать ему, что она разочарована в нем. Одно дело услышать это от Андромеды, подумал Ремус, но Дора? О, он не мог вынести мысли о том, чтобы услышать, как Дора разочарована в нем. Ему придется спасать это самому. "Нет. Мы закончили. Я ясно дал это понять", - сказал Ремус так ровно, как только мог. Это снова разбило ему сердце, но ему нужно было дать понять, что без него она будет в большей безопасности. "Не пытайся связаться со мной снова", - добавил он, каждое слово наполняло его ненавистью к себе, за то, что он так с ней поступил. «Но ты же любишь меня», — почти закричала Дора. «Ты же мне это сказал в своем письме!» Ремус был ошеломлен. Его любовь к ней была причиной, единственной причиной, по которой он должен был ее отпустить. Какое отношение его любовь имела к ее гневу? Ее разочарованию в нем? «Это неважно», — решил Ремус. Его любовь была неважна. Это больше не могло иметь значения. Он продолжил: «Я выразился предельно ясно. Между нами все кончено. Тебе нужно это принять». Каждое слово разрывало ему сердце; разве она не видела, что все это было ради нее? Он пытался спасти ее от смерти, от остракизма, от жалкой жизни, которой она не заслуживала. «Но ты же любишь меня», — сказала Дора, когда Ремус увидел, как сжались ее челюсти. «Как это может быть неважно?» — спросила она. Ремус посмотрел на Дору, не находя слов. Он ненавидел себя за все, что он с ней сделал. Он будет ненавидеть себя еще больше за то, что ему нужно было сказать ей, чтобы она была в безопасности. «Просто так и есть», — рявкнул Ремус. «Оставь меня в покое». С этими последними тремя словами слезы грозили вырваться наружу, и он решил развернуться и уйти так быстро, как только могли унести его ноги. Весь этот обмен снова ломал его и грозил погубить последние крупицы счастья в его жизни. Его последний разговор с Дорой не будет тем, в котором она простит его, а тем, в котором она будет зла на него за то, что он любит ее. Злится на него за то, что он бросил ее. Злится на него за то, что он воспользовался ею. «Подожди, Ремус! Нам нужно поговорить!» — разнесся голос Доры сквозь толпу. «Ремус, пожалуйста, выслушай меня!» — снова позвала Дора сквозь толпу магглов. Слезы Ремуса теперь катились по его лицу всерьез, ему пришлось уйти от женщины, которая подарила ему величайшее счастье, которое он когда-либо знал. Он не мог вынести, чтобы она топтала его сердце больше, чем он сам топтал его. Он знал, что он поступил с ней несправедливо; он знал, что он сломал ее. Он должен был исправить то немногое, что мог. Он мог оставить ее, чтобы найти кого-то другого, кого угодно, кто мог бы сделать ее безопасной. Счастливой. Защищенной. Любимой так, как она того заслуживала. Он свернул в первый же переулок, который смог найти, и развернулся на месте. Он оказался в лесу за пределами Кардиффа. Опустившись на колени, он посмотрел на ночное небо и заплакал.