Аппаир

Ужас боли подпитывал поступающие импульсы в мозг, в котором в клочья разрывалась пустота. Но она вскоре рассеивалась, поглощая образы турникетов, источники света в лампах, весьма тесное помещение со множеством кресел, ступенек и сидений на которых располагались уставившиеся на него отовсюду лица. Удивленные, смущенные и даже немного взволнованные. — Ч-что происходит? — послышался причудливый но приятный голос слева, принадлежащий типичному на вид тинейджеру в спортивной форме и электронной сигареткой в накрашенных будто девичьих губах. Длинные малиновые полоски рассекали чёрно-синеватый костюм на руках и ногах. На лбу кучковался обруч с зачёсанными длинными волосами. Человек обнаружил себя совершенно обнажённым и выставившим перед собой руки. Девушка справа ахнула и отвернулась, а где-то спереди начал подходить серьёзно выглядящий мужчина в служебной форме, которая не могла доступно объяснить его профессиональную позицию вместе со всеми обязанностями, виднеющимися на сигилах. Окружение было похожим на вагон подземного поезда, так как в окнах было очень темно и мимо них редко проскакивали светлые огоньки. Потолки были перегорожены сумками, чемоданами, чьими-то болтающими маленькими ногами с перевязанным рыжим хвостом. Под ногами казалось скрипели гладкие доски, сопоставляющие сверкающий от чистоты ламинат. На экранах, похожих на продовольственные автоматы, высвечивались яркие символы, цифры и буквы. По извилистым ветвям растений вскарабкивались животные, возле дверей звучала расслабляющая музыка, а по воздуху летали тени теней, неестественно преломляющихся от проходящих мимо силуэтов. — Вы хорошо себя чувствуете? — к нему выдвинулось узкое сморщенное лицо с длинным носом, вокруг которого вращалась тусклая медная оправа от линз очков. Крохотные чёрные зрачки волнительно осматривали человека, а длинные спичечные пальцы прикладывались ко лбу с чем-то похожим на мягкую салфетку. — Вы употребляли наркотические вещества? Справа подошёл ещё один персонаж в строгом синем кителе. Он ловко достал из-за пазухи просторный бархатистый балахон, накидывая ему на плечи и столь же скрупулёзно осматривая подозрительного индивидуума, буквально образовавшегося из воздуха в переполненном общественном вагоне. Раздался болезненно громкий и прерывистый скрежет металла, от чего у всех присутствующих заложило уши. В конце вагона высовывалась гигантская голова создания, вылупившегося из бесчисленных загустелых ядер первобытного хаоса. Чем дольше поддерживал связь с его началом существования, тем больше понимал и видел в этом гибридном создании, которое чем-то разумным и подобным человеку называть было неуместным. Оно было всем что есть, было и будет. Сущая хаотичность, любой формы, глубины и отсутствия естественного формирования. Густые серые лохмы ложились на широкий, расколотый схожими морщинами лоб. Тонкие длинные уста застревали между проёмом, царапались, смещались вокруг просторных цепных скул и навострённых щёк. Казалось что уголки рта немного приподнимались, складываясь в продолжительную странную полуулыбку. Но создание не проявляло никаких эмоций, никогда. Пристально присматривалось ко всему и всем, прислушиваясь. Пассажиры в страхе отбегали и отползали назад в противоположный конец вагона. Человек медленно прищурился. Сальные грубоватые веки Титана опустились в ответ, а губы повторяли движения, немного приоткрываясь чтобы вдохнуть совсем не нужный ему кислород. Очередная попытка манипулировать им привела Титана в бешенство, которое стало стремительно рвать и гнуть любые преграды на своём пути дабы растерзать тело человека. Голова стала трястись, взрываться бесчисленным количеством иллюзорных островков дабы слиться воедино с очередной разрушенной атмосферой, пронзающей организмы всех находившихся поблизости существ. Туловища их осевых скелетов теряли изначальную, установленную природой структуру. Дыхание останавливалось, бескрайне голубые пятна облаков затуманивало разлагающимся пеплом, каскадом из вывернутых нервных клеток у которых отбирали в судорогах разрушающиеся импульсы. Слова обратились в бесформенное одинокое звучание инородного тела, стекающего вниз по груди, животу, бёдрам. Лишённые вспомогательных функций органы прекращали существовать, выполнять установленные молекулярной связью последовательные обращения, деления и пребывания частью существительного потока, в прекращающей своё существование пелене. Движение. Образующее самого себя рудиментальное действо, одно из немногих но и одновременно естественных функций, которые соприкасаются с новой поглощающей частицей. Мышцы интенсивно сужаются, скрестившись с бездонной органической пропастью в изобилии огромной пасти Титана, вторгающегося методом поедания акцизов, пластмассовых игрушек, второго свидания, формулы, камня под водой, мягкой постели, представлении о сказочно просторных зелёных лугах, вдохновении и мучении, способности аборигена, мечты, утратившего шанс на полноценную жизнь инвалида, периферическое зрение насекомого, стекающая по глазам тушь, оболочка звезды, поверхность планет, преломление света, преграждающая фрагмент обоев ручка в стакане, кнопка пропустить, лоскутная ткань, стекло, опознание мёртвого, одиночество, ощущение опускающегося в желудок чая, фотосинтез, молчание, под водой, на суше, разлагающийся мусор, жвачка, отрезание уха, температура, испарение воды, наклон, показать пальцем, скорость, давление, трещина во лбу, дегенерация, холод, бесконечная пустота... Всего, что неутолимо проглатывает вырвавшаяся из чужеродной плевы хаоса сингулярная река. Искажённые частицы протыкают обшивки кресел, слоистость фруктовых плодов и чей-то зрачок, из которого слишком долго отправляются деформированные импульсы повреждённой части органа с рекламой омолаживающего крема. Человек противоборствует созданию, сам того не понимая. Волны эмоций и многих других частей тела, которых даже не способен визуально опознать, заражают телесную структуру древнейшего существа хаоса, будучи заслеплённым жидкостями белков, соседствующих мельчайших материй оскорблённого деформациями интерьера. Кости внутри его тела трясутся, выпрямившись к источнику болезненного размножения длинными острыми отростками и пронзая чувствительную сосудистую кисту, разрывающуюся наверху. Окончание ноги измельчилось внутри стенки, отталкивая острый осколок зуба от головы испуганного подростка, в страхе прижавшегося всем телом к окну. Горячая ручка поручня пронзает правое плечо. Левую часть туловища преодолевает прохладная истекающая плитка в которой растворился длинный шлейф из кружевной ткани. Оно гладко проходит через его кожу, разрывает на части половину лица, прорезая на мельчайшие окровавленные хоботки его кости, мышцы и нервы. Тела человека и Титана сплелись воедино в безграничном порыве противоборствующего заражения. Отростки существа удерживает сознание человека, понимающего, что в любой миг многочисленное пространство с многочисленными пассажирами будут разрезаны на куски, искажены или скрещены с просторной обшивкой комнат. Истерические и осязаемые припадки будоражат сознание, врезающееся одновременно с сосудом Титана об едва разрушающийся вагон поезда который терпит крушение при резких скачках столкновений с поверхностью нескольких тоннелей. Звуки становились громче, бессвязным хаотичным куполом изничтожая любые клеточные барьеры, создавая нестерпимо мучительные для все ещё живого человека ощущения. Элементы искажающихся структур преследуют жизненные колебания, разрезая, удушая, раздавливая их физиологическую поверхность новыми изворотливыми притяжениями инородных атомов. Затем последовало жесточайшее крушение наземного судна, разбивающегося об стены и сталкивающегося с опустелыми перронами, круша механические колоны в соседствующем тоннеле, который вслед за изощрённым потоком первобытного хаоса искажается ужасающе изничтоженными фрагментами техногенных материалов. Язык снова нащупывал прорезавшиеся зубы, пальцы сжимались обо острые края земли. Звуки переменялись смешанными оттенками розоватости запредельно развивающейся утробы. Руки окрасились кровью, тяжёлой подобно массе сотни антител, тысячи планет, миллионов астероидов и миллиард звёзд, а за ними вселенные, галактики, бесконечные пространства бытия. Над болезненно серой и онемевшей кожей разошлись крохотные густые трещины, расходящиеся просторными паучьими сетями от самих кончиков пальцев, вплоть до предплечий. Из них извергалась жизнь, её обратное начало существования. Начало ещё одного объёма атмосферного давления, когда-то истлевшего и образовавшего нового себя. Самую крошечную из всех частицу, внутри которой размножились изначальные ростки природы, закручивающиеся в непрерывный и не имеющий каких либо принципов, порядка, инстинктов и зависящего цикла. Вернув себе прежнее человеческое состояние он начинает различать зарождающиеся в теле цвета, самые разные, которые были знакомы ему или которые быть может не существовали никогда. Через широко раскрытый, словно разрывающийся от перенапряжения в мышцах рот поступало всё меньше кислорода, который прерывали искажённые, усугубляющейся болью крики. Человек лишался морали, инстинктов, разумения. Всем его существом овладела боль. Лишённая пределов и своего размножающегося купола, разрушая плоть и выпуская жизненный поток одной из редчайших частиц природы. По телу скатывались густые капли пота, словно ручьём выдавливались из-под розовато-бледной кожи, медленно и долго выжимающегося в огромных руках, безжалостно раздавливающих мышцы в ногах, выдёргивая волосы с корнями, разрывающие широкие мышцы с низом живота и бесконечно долго выпрямляя каждую новую косточку. Мучение перетекло в новую стадию физиологического умиротворения. Нахлынуло ощущение, будто он оказался внутри скалы или очень огромного каменного валуна, не замечая искр пламени и расплавленных реагентов подземного строения. Охватывающую пространство тьму начала рассеивать энергия, вернее её сумбурное молекулярное переплетение, напоминающие скопление абсолютно всех красок неизведанного человеком мира. Некоторые напоминали стекающие вдоль рук, пальцев и ладони прохладные акриловые краски, но те были слишком вязкими и тягучими. И сама кожа, её очертания в некоторых местах выглядела странно. Твёрдые и бугристые словно древесные отростки искажённой плоти, из которой извергались смердящие, а иногда благовонно пахнущие выделения. Они перемешивались разлагающимися яркими лужами химерных частиц вдоль разваливающихся на части обеих рук в просторные дышащие фонтаны, дышащие пальцы, дышащие ногти, дышащие нервные окончания, мускулы, эпидермис, кости, сухожилия, плазму крови, кровообращение, дышащие вокруг органы. Словно из вулканов, извергаемые ярчайшие источники обжигающе приятного света. Реки хаоса сочатся из бездонных переплетений гибридных молекул, пластика, упитанных неисчерпаемым жаром звёзд, последовательности окончания осмысленной речи, пренебрегаемых всепожирающей жадностью инстинктов, звуковых колебаний ударяющейся листвы, морских волн, ресниц, смещающихся земных плит, влажных лодыжек, щекочущихся об камни рыбьих хрящей и оторванных ножек от стула. Где-то клавиши фортепиано замолкают, растворяясь среди тусклого сияния жемчужно-серой луны, медленно срывающейся с неба на крохотный чёрный пояс из одинаковых комет. Кажущаяся очень тяжелой и загущающейся, вся эта молекулярная масса стекала вниз к земле, образовывая крупные изгибающиеся мостики из жидких субстанций, истекающих дрожащими неузнаваемыми ручьями, чьи сумбурные колебания было не разглядеть, от шума не сбежать, от ощущения не вырваться. Человек попытался немного одёрнуть руки, но сразу же пожалел об этом, испытав непрекращающуюся ожесточающую боль, которая угасала в его искажённых отростках постепенно и никогда, расползаясь вдоль его плеч, спины, раскиданных железных ставней позади. Корчась, изгибаясь всем туловищем и больно упираясь локтями об неровную каменную поверхность, он ждал когда боль наконец прекратиться, утихнет хоть немного. Счёт времени испарился вместе со смыслом в происходящем. Боль усиливалась с каждым подёргиванием одной из рук ли пальцев, охватывающих весь его мозг неописуемо гигантскими деформациями переходящих ощущений, тяжело сравнимых со словом боль. Время шло, боль развивалась с каждой частью его тела, с каждым диаметром кости, единарным циклом запотевающей грязной плоти. Цикл за циклом, прикосновение за прикосновением. Лежа в собственных выблеванных ферментах, окончательно и вновь утратив рассудок, ощущения ожесточались с каждым движением, шорохом, малейшим сдвигом в его тускнеющем сознании. Цикл за циклом, деформация за деформацией. Будто от передвижений его собственных мыслей, планеты смещались со своих мест, редко ударяясь и разбивая своими массивами бездонные сингулярные пояса из мельчайших песчинок и аномалий, очередным и в окончании скомканным сухим одеялом пробуждая его изнывающую лобную долю, виски, затылок, периферию, воображение, сильно толкающееся между выбухающих мозговых сеток. Он сумел рассмотреть самый острый из всех осколков земли. Даже если и попытаться успеть схватиться за него и отрезать эту химерную массу, являющейся продолжением его сущности, его понимания и видения, боль станет гораздо сильнее той, что ему доводилось испытывать сейчас. Эта боль окончательно сведёт его с ума. Он этого не выдержит. Не сможет отрезать... Даже дотянуться. Сдвинуть палец на одном из своих отростков. Пока он человек, нужно здраво оценивать свои возможности. Он подумал о других людях, увиденных им существах, зверях. Казалось он провёл здесь два дня, но так многого ещё не узнал, не увидел, не успел понять из-за какой-то корзины. Он поднял взгляд, увидев голову Титана с... Туловищем? Его расширившийся рот издал несколько необычных звуков подобно дико вопящему дикарю, ударяющего в этот момент огромными обтянутыми ручищами об свои внушительно огромные мускулы на груди. Оглушительный вой искажённых толчков об барабаны на груди пронзил мозг ужасающе длинной и острой дугой очередной деформации звуков. Мимолётное диковинное исполнение перетекло в очередной и внезапный удар, направляющий вновь взорвавшееся на куски тело человека в тёмную беспросветную бездну. В зубах обмокали пуговицы от рубашки, которую ему подарил тот добродушный торговец. Её пошила та маленькая девочка. Или как её можно было ещё назвать.. "феечкой"? У неё весьма элегантный подход. Сколько лет они уже прожили? Всё ли с ними сейчас в порядке? Но сейчас знать бы где он конкретно находится. Снова темно, но на этот раз оказалось возможным рассмотреть просторное помещение готического старого дворца. Под руками чувствовался широкий, размером с футбольное поле гладкий стол. Его чёрная поверхность отливала пестрящий свет восковых свечей так, словно он был построен из чистой мраморной плиты с огранённой россыпью из привинченных выплавкой драгоценных маленьких камней, переливающихся с одного берега на другой негустыми и просторными почти одноцветными горстками. Стояли пустые блюда, вилки, ножи, чаши и кубки. На стенах висели картины. Потолок скрывался во мраке, в возвышенном и недостижимом очертании ночного неба среди которого просвечивались бледные соединительные каркасы из округлённой крыши, а также толстые полукруглые колоны, среди которых терялось ощущение окружённого стенами пространства. Небо может быть таким гладким? Воздух можно зажать в руках? Кажется, ему это удавалось мгновениями раньше. И страх куда-то пропал, испарился, покинул чертоги разума который вновь стал переполнен воспоминаниями минувших дней. Слишком уж всё сумбурно, странно, неестественно. Он умер вчера, множество раз умирал сегодня. Он псих? Плод чьего-то чужого воображения или случайно порождённая микроба в течении болезненно вьющегося вокруг разума потока этого мира, как пузырь воздуха, частица гниения, исчерпывающая природный ресурс вокруг поверхности. Незначительная крошечная частица на безмятежном органическом полотне в одной среди бесконечных пространственных слоёв бытия с которым он будто начинает знакомится. Понимание того, что он когда-то был человеком всё ещё крепко билось в груди, выкрикивало в ушах и мельтешило перед глазами неосознанным фантасмагорическим образом, меняющимся визуально, использующий разные звуки, ароматы и прикосновения. Губы затряслись, а с глаз незаметно покатились слёзы после зевка. Вспомнились слова девочки из пещеры, она что-то рассказывала о своём рождении. Но всё было сформулировано ею так, будто бы её до сих пор нет. Она не существует, о ней никто не знает. Но тогда прямо сейчас? Но она именно то существо, которое умеет чувствовать, различать все оттенки и слышать разные звуки. Чего бы ей хотелось больше всего? Странно что он так легко покинул её берлогу, не задав так много вопросов которые начали появляться в голове только сейчас. Он сделал выбор и ошибся в его правильности? По крайней мере сильно сомневается в себе сейчас, жалеет и скорбит будто по умершему родному созданию. Вокруг разрушались города, зверски искалечены тела. Как он способен видеть всё это? Терпеть и ничего не предпринимать? Неужели придётся всю оставшуюся вечность пребывать этой бесформенной телесной структурой, убогой, бессмысленной, испорченной. Возле одной из лестниц возвысилась пирамида из трупов разнообразных животных. От простых птиц, кошек, зебр, вплоть до моллюсков, слона, тигров и бистровых стай насекомых, раскрошившихся до самого края стола. Взрослый мужчина со своим подрастающим юным поколением схватили одного из ещё полуживых дёргающихся в судорогах зверей, швыряя их на растерзание голодным и озлобленным собакам. Человек кинулся с места, желая отогнать свирепых псов которые медленно отрывали длинные заячьи уши от человеческой головы женской особи, чью грудь начали обдирать жёлтые клыки ещё одной озлобленной псины, которую специально не кормили перед охотой. Маленький мальчик стоял возле отца, восторженно снимая происходящее на камеру телефона. Та не издавала и звука, катясь по земле и пытаясь прикрыть своё тело окровавленными руками, не осознанно, а скорее инстинктивно, не чувствуя как наружу вылезла кость. Человек замахнулся для удара, чтобы оттолкнуть одну из собак, но тут рухнул лицом об густую траву. Потоки разных кровей разных существ, рас и зверей смешивались, чернели и увядали подобно красным розам, растворяясь в чернеющем просторном угле. Над кострами с разбитыми машинами возвышались размером со стены картины которые продолжал рисовать художник с линзами видеокамер вместо глаз, пристально уставившимися на этот крохотный островок из мяса, плоти и неразгаданной печали, приближаясь к неминуемому воплощению своего нового изотерического шедевра который возможно удалят из сети, браузера, чьих-то упоминаний и так вплоть до самой истории. Дети проходили мимо стульев, обходя полки с книгами и тетрадями, прогуливая уроки, неприлично лаясь перед взрослыми людьми или становясь богаче, харизматичнее, ярче и глупее. Некоторые подростки избивали подобных себе людей, отрывая конечности красивых стеблей цветов или мучительно убивая уличного котёнка в микроволновой печи. Все трое ребят прижались плечами друг к другу, пристально наблюдая и будучи в будоражащем их маленькие умы предвкушении, что произойдёт с этой маленькой пищащей головой дальше. Тельце бабочки умиротворенно поедали острые челюсти паука, высокие стебли цветов затапливались под водой в тёмном сыром помещении тоннеля, а небо разжигало бушующее химическое пламя под собой. Кого-то пытали, кого-то одаривали любовью, заботой и наслаждением. Удивительно одинокий взгляд однажды умирал, чрезмерно богатый мир в раздумьях купца прибавлял себе больше фальшивых знаний. Проходящие мимо друг друга жизни, не замечая, двигаясь в личностном направлении одной разной истории, которую всегда успевали посещать другие персоны, заняв все свободные места. Голод, деньги, радость, нищета, способ смерти, создание пластиковых игрушек, игра на гитаре, доение молока, просверливание зуба, тонущая мёртвая рыба, изнасилованное тело, кормление грибами, раздирание живого скота, билеты на концерт, облезшая стена, срубленные деревья, война, непрожеванная кислота в пасти акулы, растлевающая скута, отрезание пальцев ног, кривая юла. Слово-слово, запах, страх, ощущение чего-то иного. В этом месте было всё и одновременно ничего. Человек направился в другую сторону, словно не было места куда могли поместиться его ноги, угол обзора, причинно-следственные связи мира, людей, отдельной работы группы мышц, распределения жидких паутинок из инфекции. Пребывание всех этих людей, событий, погибающих в редкостной агонии существ, переменяющихся осязаемых источников природы, всё это оказалось чем-то отдалённым и менее волнующим, скукожившимся до размера одного единственного атома по сравнению с пульсирующей от безмятежно вечной боли, которой поглощён одинокий организм. Его отдалённо уподобляющий образ вылупившегося эмбриона животного, а может птицы. Цвета животрепещущей тёплой плоти болезненно содрогались, дрожали по воле лишённого чем-то тепла и другого источника света. Слабые хрупкие отростки из полутвердых сывороток белка и косточек толкались об тонкую красноватую кожицу, почти прозрачную и пока что раскрытую тонкими объединенными клетками из одутловатых морщин, прижимающихся друг к другу. Утратившие былую телесную палитру тощие человеческие руки очень медленно подняли дышащий кокон новорождённого существа, умирающего и больного. Человек впервые почувствовал чужое тепло, вникая в чувства беспомощности, инстинкта самосохранения, необходимость в питании и движениях тела, привившегося неизбежными прикосновениями вразумительных ощущений к его ладоням вместе с кончиками пальцев. Оно двигалось, искало первобытный, истинный источник тепла и ирреальной инстинктивной любви, заложенной в одном из бесчисленных но совершенно разных сердец. К сожалению его собственное и пока ещё очень слабое, больное, вряд ли сможет что-то спасти, сохранить и не позволить погибнуть. Пустота поглощает тело неизвестного ему существа, отталкивая его самого в бездонную пучину неизведанного очередного пространства. Он не в силах даже закричать, издать хоть один звук, не говоря уже о том чтобы пошевелить одним единственным пальцем на одной только руке, чувствуя как поддаётся параличу тело, исчезающего навсегда сознания. — Успокойся. — человека бережно обняли сзади чьи-то руки, которых он не мог разглядеть. Голова не слушалась его мыслительных манипуляций. Запах сигарет, горячего омлета и бензина с фруктовым соком. Та самая девочка из пещеры вальяжно уселась в огромное кожаное кресло на дальней стороне гигансткого стола, о чём-то увлечённо разговаривая с какими-то детьми, улыбалась и может быть даже смеясь рядом с ними. Её голос. Его звучание не было схоже ни с чем другим, что ему доводилось слышать или видеть. Хотелось подбежать к ней и сказать, что всё таки смог вспомнить. Но глаза могли только наблюдать за ней откуда-то со стороны. Большие зелёные растения в вазах заграждали поле обзора. А позади неё ярко светилась дверь, неестественным и неизвестным приятным светилом. Иногда по залу расходились люди, какие-то мужчины, старики и таинственные персоны, перетаскивающие большие доски с чертежами на колёсах. Они были закованы в красивые декоративные рамки, напоминающие извилистые ветви тёмного дерева. Стены вокруг них стали немного светлее, наверное из-за свежей краски и обоев. А из окон доносился тёплый ветер, ласково поглаживающий тонкие бежевые шторы и разгоняя фантики из под конфет по всему столу, по итогу сбрасывая их вниз. Справа от человека всё было обставлено тумбочками, кухонной утварью, газовыми плитами, полками, холодильниками и диванами. От что-то усердно готовящих поваров в повседневной с виду одежде, отвлекал звук царапающейся тарелки. Металлические шпильки от вилки толкали кусочки слипшегося, похожего на тёмное перегретое тесто с мясом и глазами, приплюснутым ртом который произнёс: "Съешь меня". И пристально так уставился на властелина своей судьбы, чьё лицо человеку не было знакомым. Живой блинчик? Здесь всё было незнакомо. Это видение? Или же полая фантазия внутри мясистой органической бутылки. — Хэй! Беги сюда! Тебе нельзя здесь долго находиться! Глядя именно ему в лицо, возле извергающей поток яркого белоснежного света двери, завопила высокая девушка в затасканном зеленоватом балахоне с широким капюшон, из которого выпадали очень густые, почти как мех и спадающие чуть ниже плеч волосы. Её кожа была жёлтой как мёд, а глаза чёрные как ночь. Человек поднялся с кресла и неуверенно зашагал к двери, оборачиваясь и изумляясь огромнейшим живописным эскизам неизвестной ему географической карты. Её очертания, рельефы и границы были расписаны желтовато-коричневыми и бежевыми красками вокруг гигантской стены, вокруг которой было очень темно и которая была окружена массивными шарфами из толстой голубой ткани. Десятки лестниц, деревянных балконов и окружающих словно до самого потолка ступенек по бокам. Леденящими взор прутьями они спускались к обрисованным рисунками плитам и деревянным парапетам, над которыми возвышалось подобие круглой актовой трибуны. Ещё долго осматриваясь, он наконец рискованно шагнул в очередную неизвестность, таящуюся за дверью.

***

Безмятежно помешивающийся океан из разрубленных островов города постепенно замирал, стремительно развивающимися звуками катастрофы распространяясь ужасающим эхом, расползаясь вдоль границ уцелевших поселений, истекая аннигилируемыми грамулами природы вдоль рельефов зелёных степей, лесов и величественных горных пород. Человек твёрдо ступал по разрушенной земле, различая осколки стекла, страницы тетрадок, мякоть растоптанных погромами продуктов и прочего городского быта под собой, всё слабее узнавая очертания жилого района, когда он ещё утром был прекрасным, живописным и непредсказуемым. Тело почувствовало приятную мягкую ткань широкой рубашки, толстых брюк с пластинками и ёмкость тяжёлых грузных ботинок на которых засверкали механизмы фильтрации, раздувающие вокруг ног густейший купол пыли и мелких камушков. Именно такой была на нём одёжа, подаренная неизвестным случайным торговцем. Обернулся. Массивные и рушащиеся гротескные тела зданий объяло дымом и неестественно сгущающимся белоснежным паром, пробирающемуся в окна и самые узкие закутки между бесконечно движущихся горбов из возвышающихся руин. Человек осторожно подошёл к краю невысокого обрыва, прислушиваясь к из неоткуда образовавшимся знакомым голосам. Они принадлежали таким же разумным существам как и он сам. Внизу, из под обломков проглядывались изувеченные тела животных, существ полулюдей и некоторые разносортные силуэты, закованные в золотистые доспехи. Но среди исказившегося городска мусора и бардака начали виднеться уставившиеся на него снизу-вверх лица. — Марвен? — он вспомнил существо которое встретил недавно. У административного центра она заговорила с ним первой, представилась и наверное чем-то помогла. У него тогда сильно болела голова и ему она показалась очень непонятным сном. — Да, это я. — с обречённой и едва заметной улыбкой ответила женская особа, вытирая с лица капли загустелой крови под носом, будто почувствовала её только сейчас. Наверх, елозя всеми своими ногами и руками, вскарабкивалось несколько бравых воинов: Первым поднялся мужчина в лёгком боевом обмундировании, напоминающем толстые, выступающие из под слоёв жидких механизмов человеческие кости, окутанные в широкоугольные самурайские пластины которые так же складывались своеобразной юбкой вокруг талии. Он протянул руку вниз, вытаскивая низкорослого кудрявого мальчишку с немного пухлыми розоватыми щеками и большими зелёными глазами, удивленно, нежели потрясенно осматривающие всю округу. Его тело было будто заковано в непропорционально огромные трансформации доспехов, из которых только и торчала голова ребёнка, чей подбородок и скулы частично заграждали процессы переменяющихся слоёв силовой брони со светящимися подобно фарам автомобиля стёклами. Прямо вылитый детёныш-робот с самим что не на есть живым чувством страха. Чёрные кудряшки заслонили ему зрение, от чего тот было не споткнулся и не упал лицом об землю, если бы не сопровождающий его страж. — Ёлы-палы! Если навернусь, костей не соберу... Но затем оттуда поднялась ещё одна фигура: взлохмаченные и синевато-угольно-тёмные волосы мрачным вихрем развивались на ветру, а рядом с ними на обеих висках тряслись немного пышные фиолетовые косички. Молодое девичье лицо разразилось злостью, а затем плавно перетекло в ярковыраженную гримасу недоверия при виде цивильного человека с бледно-серой как у статуи кожей, уж до боли напоминающей лицо одного из тех фантастических существ. Короткие, немного пухлые губы цвета замершего индиго возмутительно сжались в трубочку над мужественным подбородком, а тёмно-синие, почти что чёрные подобно морозной зиме глаза залились яркими искорками ожесточённости, усталости и одновременно отваги. — Цивильный? — запыхающимся голосом самурай обратился к изнеможённому лицом человеку, одной рукой прижимая мальчугана к себе и тщательно осматриваясь по сторонам. Человек приоткрыл рот, решаясь сказать что-то вроде: "Наверное" или "может быть." Но тот промолчал, отвернулся и медленно сполз по широкому гладкому камню вниз, прижимая колени к груди и понурив взглядом в свои мысли. Тело ужасно болело, требовало отдыха в то время как иммунитет крайне нуждался во сне, от чего он пару раз прикрывал веки и резко тряс головой с каждым возвращением в сознание. Кожа вокруг чесалась, неприятно зудела и покалывала. Его мозг все ещё пробирала дрожь от воспоминаний о той боли, которую он испытывал на протяжении всего пути. — С-сколько прошло времени? — вдруг тихо заговорил он, ни на кого конкретно не глядя и в надежде получить ответ хоть от кого-то. — 24 часа с момента пришествия Титанов. — быстро ответил самурай, присевший напротив вместе с мальчиком, который кажется начал засыпать на его руках. Человек немного удивился, осознав как долго он принимает участие в этом кошмаре. По личным ощущениям, для него это безумие длиться не меньше недели, может нескольких месяцев, а может и вовсе пару десятков лет. Мысли беспорядочно разбросаны по осколкам витрин и камней, укрытых пылью и густой остуженной кровью. — А ты получается потерял память и, скорее всего ты даже не из Туэньши? — как бы невзначай добавил он. — Я не знаю кто я. — машинально ответил человек, вновь осматривая всех присутствующих. Наступило затишье. Мальчик в бронекостюме тихо посапывал и пускал милые пузырьки из носа, а преданно служащий ему самурай то и делал что оглядывался продвинутым визором вокруг щитка шлема по сторонам, прислушиваясь, изучая каждый малейший шорох. Марвен изредка поглядывала на подозрительно кажущегося ей человека, с какой-то осторожностью или же озадаченностью, но при этом ничего не говорила, будто слова застряли в горле, которому критически недоставало влаги. Впрочем как и у него. Второй страж-девушка, чьи доспехи будто скрещивались с верхними слоями густой одёжы, напоминающие огромную коричнево-армейскую толстовку с непропорционально большим капюшоном с белым мехом, очень долго и вручную настраивала беспорядочную комбинацию из механизмов которые она словно доставала из кармана, втыкая их в землю. Со временем извилистый трансформирующийся барельеф из частей будто ожившего металла собирался в причудливую конструкцию на подобии антенны. Уплотнённые механические пальцы, крепящиеся посредством жидких пластинок которые в свою очередь крепко разжимались синеватыми кольцевидными фиксаторами, ловко перепрыгивали между механизмов, плавно помешивая и разбрасывая жидкости вокруг себя. Это действо чем-то напоминало фильтровой поток, очищающий воздух от грязи и посторонних, наполненных токсинами микроэлементов. Но одному любопытному взору оставалось только догадываться об предназначении этой причудливой машины. — Приближается! — вскрикнула девушка-страж внезапно, после чего самурай вместе с желтокожей резво сгруппировались вместе с неуспевающим отойти ото сна ребёнком. — Вроде это опять тот полурак с индюшачей шеей, но я пока не уверена. — Я... Я могу отвлечь их, а вы убегайте. — кое как поднялся на одну ногу человек, скромно пытающийся поднять руку как на каком-то уроке вежливости. — Ты с древнефемической статуи упал, партикуляр? Руки в ноги, то есть ноги в руки и бегом отсюда! — раздражённым тоном залепетала девушка, затем переключившись на своего товарища. — Передвигайтесь на запад, из Сайтамы вас встретит орд-гвардия, расскажете им о всём, что вы увидели. И без утайки, во всех подробностях. — на последнем предложение она акцентировала особое внимание. — Как твоё состояние? — подхватив мальчишку на руки, самурай остановился возле неё и посмотрел вдаль возвышающихся многоуровневых зданий, за которыми по всей вероятности приближался один из Титанов. Девушка театрально подпрыгнула на каждой ноге по отдельности, встряхивая весь свой силовой костюм из которого посыпались мелкие цельнометаллические пазы, осколки и механизмы, в частности на массивных когтистых наручах. — Да с меня песком всё как со старухи сыпется, в башке орёт мигрень, а в глазах цветёт тюлень! Всё просто ништячково, как будто на корпорате с шизофренией побывала! — с криво натянутой ухмылкой быстро протараторила боевая дева, отряхивая капюшон и зашагав к противоположной стороне обрыва, под которым раскачивался всё тот же нескончаемый и хаотичный океан, переливающийся цветом серебра, меди, зельца и зула. — Фу-уух, отвлеку этого зародыша жопы мира сего на себя. Отведу как можно подальше отсюда, а вы лучше, даже не оглядываясь бегите в сторону соседей... — Хорошо, мы вас поняли. — ввязалась в разговор Марвен. — Я сделаю всё от меня зависящее. — Умничка. А теперь хватит нам тут сыдить, бегом по шуршам. — её взгляд укоризненно-нещадной молнией врезался об завсегда неоднозначное выражение на сером каменном лице. — Чего встал как вкопанный в дюшермэль, догоняй остальных. Он уже более-менее распознал в ней весьма капризный, несущий в себе долг ответственности свёрток уравновешенного темперамента с которым тяжело будет спорить, а уж тем более пытаться что-то доказать без железобетонных аргументированных доказательств или веских на что либо причин. Он потупил взглядом на свои пальцы, дрожащие, исцарапанные и истёртые до кончиков мышц. Самые обычные руки, шелушащиеся, усеянные неестественными тонкими морщинами на обезображенной коже. Тогда, среди разрушенного метрополитена в его сознание нахлынула странная волна, изменяющая его тело и разрушающая казалось бы незыблемую духовную волю, вечно скованную хрупкими цепями из костей и полушарий мозга. Может быть он никогда бы не родился человеком, не обладал здоровым, способным к рассуждениям и эмоциональному созиданию разумом, желающим, мечтающим, устремляющимся, искажающимся. Нет, неважно! Он стал бы им! Такова воля его незавершенного формирующегося органа, зарождённого первобытной частицей непредсказуемого потока природы. Отныне желание спасти кого-то, стало его недостижимой мечтой, а она же его судьбой. — Я чувствую, что должен сделать что-то... — подрагивающим голосом ответил человек, аккуратно заглянув воительнице в глаза. — А я чувствую, нотки неопределённости в твоих словах. — недоверчиво поджала она губы. — Мне... Да и многим другим ты кажешься странным. Если ты желаешь высказаться по делу, то сейчас самое время. Колеблясь, он засмотрелся на её доспехи, хаотично движущуюся механическую биоту из бесчисленных жидких компонентов и переменяющихся конструкций, комбинирующих друг друга вокруг широких плеч, груди, торса, длинных ног и уплотнённых механизмами рук. Невозможно было уследить за тем куда перемещается хотя одна её отдельная часть, конфигурация. Подобно бесконечным искажённым пазлам они расползались, растекались или придавали себе новые формы в конкретных или же абсурдных порядках смещения. В этой абсурдной цельнометаллической картине его сознание расплывалось в бесконтрольных извилистых направлениях. В некоторых моментах это успокаивало, открывало новые пространства в его кажущемся воображении. Багряно-бурые и красные реки из прокажённой земли сотрясались возвышенными острыми скалами между продырявленных и окутанных густыми серыми одеялами сооружений. Самые высокие из них всё ещё непоколебимо дотрагивались до самих звёзд, соприкасаясь исполинскими оголовьями к чернеющим розоватым облакам. Стены гигантского города, окрестности лабиринтов улиц окрашивались в искаженные тона подпорченных материй, растекаясь непропорциональными массами подобно осыпающейся многовековой штукатурке в кладовой комнате, обнажающей пожелтевшие от старости доски и ржавые гвозди. — Я сражался с одним из них, не по собственной воле. Они будто чем-то, огорчены, опечалены, недовольны... — растерянно бормотал человек, слабо стискивая и разжимая кулаки, чувствуя расцарапанные кусочки кожи с липкими обнажёнными ранами. — Сражался, значит? — хмыкнула дева, скрестив руки на груди и посмотрев вслед обеспокоенно оглядывающейся и уходящей Марвен. Желтокожая слабо улыбнулась обеим, помахав на прощанье своей тонкой ладонью в порванной перчатке. — И ты до сих пор живой? — Наверное, я и не умирал, на самом деле. — задумался, прокручивая в мыслях всё происходившее с ним ранее. — Только, вступал в противостояние с их природой. У меня есть цель, а у них своя. — И какова твоя цель? — Я не уверен. — В чём ты не уверен? В своих намерениях? — Я очень мало знаю об этом месте, обо всём. — человек прищурился от взрывающейся очередной новизны мыслей, с которыми он не совладал. — Но мне хочется помочь вам, спасти кого-то, остановить надвигающийся хаос. — Хорошо. Я доверюсь тебе. — с совершенно серьёзным выражением на лице, дева приложила тяжёлую длань на его плечо. — В этот чрезвычайно странный момент нашей жизни, нет места сомнениям, отчаянию, страху. Прямо сейчас нашей задачей является удержание титана который движется сюда. Встретим его с любовью, почестями и, если иного выбора нам ничто не представит, с боем... Ты готов? Он слабо кивнул головой на что девушка торжественно скомандовала: "В путь!"

***

Всё чаще и сильнее начинала трястись земля, раскачивая густые волны разрушений. А это значит что парочка продвигалась всё ближе к эпицентру событий. Объятое истерзанными кровавыми наростами и деформациями небо, медленно окрашивалось в буро-малиновый цвет, выдавливающийся последними каплями романтично-пейзажного сока из яркой, опечаленной судьбой этого мира звезды. К их лицам редко подплывал морозно-тёплый ветер, а в грязных смердящих лужах тонули предметы городского быта, оторванная плюшевая лапа от игрушки, карандаши, фары автомобиля и пакеты. Запах смерти заселял изощрённо сильными ароматами разрушенную катастрофой округу, порой смешиваясь с приторным полупрозрачным дуновением измельчённой клубники, пудинга и сахарного сиропа. Из далёких окрестностей изредка разносились необычные звуки, на которые даже опытная воительница не знала как реагировать. Они скреблись жуткими прикосновениями неведомых металлических коготков будто об гладкую поверхность стекла, проходя по её небесно-ирреальной тверди невообразимо режущей слух волной. Эти волны проносились мимо их сознаний с хаотичной последовательностью которую невозможным было отследить. Каждая новая волна была неповторимой, гораздо ужасающей предыдущей. Звуки гармонировали, а порой беспорядочно истязали их слух. С выскальзывающим из их сознания временем, на смену волнам пришли резкие перепады температуры, от чего становилось то холодно, то чрезмерно жарко. Но таковы изменения были терпимы. Держась вместе они упорно шли вперёд, навстречу приближающемуся сосуду хаоса. — Слушай, а какое имя ты выберешь для себя? — вдруг задала вопрос боевая дева, уже навеселе подпрыгивая по пути между руинами из досок и камней и методично балансируя свой вес развёрнутыми по обе стороны руками. Казалось для неё вовсе и не было всех тех атмосферных кошмаров, преследовавших их на протяжении всего ими пройденного пути. — Ну, на случай если ты всё таки на самом деле окажешься пришельцем из другого мира? У нас уже есть такой, дескать необычный персонаж с необычной историей. Ты с ним уже знаком. — Не знаю. — очень тихо и честно ответил мужчина. Что он вообще мог знать? Однажды появился в какой-то пустыне, пережил столько разных событий, в частности печальных и необъяснимых. Узнал об ужасной войне которая вроде закончилась. Сейчас он пытается справится с самим собой, преследуемый странными, а вместе с тем и знакомыми ощущениями которые плотно охватывают его нестабильное эмоциональное состояние с которым он боится не совладать. Впереди его ждёт возможно ещё один очень трудный бой с существами которых он почти не понимает, но как будто знает, чувствует их болезненные недомогания и желает им помочь. Самое трудное то, что он не знает как это сделать. Как избавить их от этого дискомфорта, и поможет ли оно ему уговорить их прекратить этот кошмар. — Мне вот моё имя бабушка дала, Йор. Да и многих моих знакомых, у которых я спрашивала, тоже их предыдущие предки именами награждали. — качнула она плечами, спрыгивая с воображаемой вершины горы. — Интересно сколько тебе лет. У тебя такой, необычный прирост морщин, толи трещин на коже, что ты кажешься очень старым. Хотя кожа гладкая, упругая как у меня. Весьма экстравагантное у тебя тело, что уж говорить о внутренних органах. Ты точно пришелец. — Вы, я полагаю, хорошо осведомлены обо мне? — Ну я же быстро получаю всю необходимую информацию через поток. — с хитрой усмешкой она прислонила два пальца к своему виску. — Теперь я знаю откуда ты тут взялся, где уже успел побывать и какое неоднозначное впечатление произвести на всех сотрудников. А-аа, ну ты наверное же ещё не в курсе всего. Ты так сказать, появился на этот свет только позавчера. Хых, странно прозвучало. Хотя в этом мире всё странно, любая неоднозначная вещь, материя стирается двусмысленностью и ещё большим наплывом изотерической херни которую нам пытаются втереть оракулы... И взять, к примеру, тех же Титанов. Это был миф о трёх первородных творений истинного бога, произошедшего из хаоса, то что есть всем. И вот спустя тысячи лет после создания сей истории, они явились на этот свет дабы повергнуть всё в небытие. Странно это всё как-то. — Кто такой бог? — он с заинтересованностью посмотрел на Йор. — Уфуф, как бы его коротко обозначить, — она задумчиво накренила голову набок и закатила глаза к небу, словно выискивая в его мерцающей темнеющей пучине ответы. — В целом, о нём хранится очень мало достоверной информации, важнее всего является высшая, центральная духовная основа олицетворения нашего мира, именуемое его потомком, хотя в некоторых версиях она значиться как его непрямая дочь, богиня Гельвия. Может быть тебе удавалось слышать о ней? — Да, немного. — Я не люблю рассуждать на подобные изотерические темы, так как слабо соображаю в них и не являюсь заинтересованным сторонником сей высокодуховной науки. Но коротко скажу, что она является вторым истинно созидательным циклом существования. Она есть всё. — Йор принялась тактично загибать пальцы, прислоняя каждый к грубоватой толстой подошве на широкой ладони. — Начало зарождения нашей жизни. Гармония, блаженный путь к процветанию и порядку во всём мире. Мать природы, зверей и всех обитающих здесь форм жизни которые она оберегает, созидает. Она сама является частицей этого хаоса, которая обрела уникальнейшую редчайшую форму жизни, по причине которой есть всё что мы видим, ощущаем и слышим. Хм... — хмыкнув, она подозрительно уставилась на небо. — Если это на самом деле Титаны и гибели нашего мира не избежать. Значит она и правда когда-то существовала? А может смотрит на всё это прямо сейчас? Тогда за что она... Истребляет нас? Узнаю ли я ответ на такой, простой с виду вопрос? Казалось оба погрузились в свои мысли. Раздосадованная Йор пинала обломки камней, разглядывая плачевный пейзаж изуродованного города перед собой. Человек как обычно устало понурил взглядом вниз, еле волоча руками и ногами, рассматривая царящую вокруг напряжённую атмосферу и поглядывая на деву, вернее на её доспехи, большой капюшон и фиолетовые косички волос. Её увесистые огромные ботинки мощно прикладывались всем цепномеханическим весом об мелкие лужи, разбрызгивая их мельчайшее содержимое. Мелкие катышки влажной и скошенной деформациями земли, разные обломки и безжизненные, хаотичные переливающиеся руины напоминали бесконечно умножающееся количество необитаемых островов со своими уникальными рельефами, возвышенностями и минеральными наполнениями. Можно было представить как их заселяют невероятно крошечные человечки, гномы или лилипуты, обустраивая свои новые жилища, охотясь на добычу, разжигая кострища и творя своё удивительное ремесло из глины, камня, ягод и древесины. Может быть такая жизнь даже где-то существует? Далеко, далеко за пределами все ещё неизведанного и ранее красочного Туэ. — Ты говорил, что сражался с одним из Титанов? — вновь внезапно дева заговорила с подозрительно молчаливым мужчиной. — Расскажи мне в подробностях, пока ещё можешь. — Я. — неуверенно отозвавшись и грузно выдохнув, он украдкой взглянул на спутницу. — Каким-то образом, словно ощущаю их присутствие, их сознания. — Ну-ка, ну-ка? — решила подогнать его. — Сегодня утром, в моей голове возникли странные чувства которые прежде я ещё не ощущал. Моя голова будто чесалась изнутри, что-то внутри меня требовало приблизится к ним и я пришёл сюда, чтобы познакомится с ними. — И как прошло ваше знакомство? — Меня возненавидели. — со страхом на лице произнес мужчина, нервно сжимая кулаки. — Они прямо сказали об этом тебе? — недоуменно покосилась на него. — Нет. Я это ощутил. Их эмоции прикасались к моему телу, разрушали мои эмоции. — он принялся оглядываться по сторонам, будто услышал что-то. — И мою сущность. — Но ты теперь рядом со мной, цел и невредим? — Я не знаю. Но я думаю, что-то изменилось во мне. Что это, я пока что не знаю. — Интересно. — отводя придирчивый взгляд от будоражащего огня в глазах сероликого, Йор вновь принялась за размышления над услышанным. — Ну уж нет, всё гораздо страннее чем мне кажется. Думаю, ты здесь не просто так. — Вы так думаете? — после недолго молчания заговорил он. — Теперь я в этом уверена. — она вдруг резко переменилась в лице, с хитрющей ухмылкой подмигивая мужчине. В следующий момент Йор внезапно скомандовала и принялась грамотно маршировать перед спутником, беря на себя всю ответственность лидера их группы. — КТО ШАГАЕТ ДРУЖНО В РЯД? ПИОНЕРСКИЙ НАШ ОТРЯД!!! НАШ ДЕВИЗ НЕПОБЕДИМ - ТРУД, УПОРСТВО И СИЖКИ УЖЕ ПО 60 ОКАНОВ, ЛЯТЬ! НУ ТЫ ГЛЯНЬ НА ЭТОТ БЕСПОРЯДОК! — она резко замахала в сторону одной из выброшенных на берег витрин с импортными упаковками сигарет. — Что? — непонимающе уставился на неё мужчина, на мгновение усомнившись в целостности и её здравого рассудка. — Шухер! Батько Батькович щас пиздюлей раздаст! Действительно. На оранжево-тёмном полотнище вдалеке разразился громадных масштабов погром, стремительно поднимающийся в их сторону хаотично переменяющейся разрушительной длинной. Воительница молниеносным рывком ускоряющихся механизмов очутилась вплотную прижатой к человеку, прицепляя к его лопаткам и икроножным мышцам увесистые, крепившиеся посредством стремительных трансформаций модули, после чего резко оттолкнула его на секунду высвободившимися из отдельных фрагментов доспехов ногами. Чудовищная волна никого не задела, поднимая следом за собой обросшие столбами загорающихся голубовато-красным пламенем руин. По окрестностям проносился жаркий курган, а с неба подмигивая улыбалась безграничная россыпь ярких, расплывающихся в малиново-тёмном соку звезд. Прикрываясь руками от омерзительно липких и нахлынувших волн пыли, сероликий ощутил скромное чувство полёта которое обдувало атмосферным давлением вокруг спины и ног. Энергетические модули защёлкали и сместились крошечными молекулярными пазами так, что силуэт человек сместился в изначальное вертикальное положение которое медленно опустилось на кривую поверхность земли. В суматохе он недоверчиво взглянул на взволнованно отряхивающуюся спутницу, накрытую тонким одеялом из камней и мусора на той стороне берега, который был разделен от его импровизированной перекошенной суши глубокой тёмной впадиной посередине. Уж слишком легкомысленной и жизнерадостной она показалась ему, как для довольно таки безнадёжного конца света. — Я-я-я так полагаю, обмен сантиментами уже ни к чему? — с нервозной улыбкой Йор обратилась к исполинской гибридной голове, висящей на своём бездонном мировом хребте между накренившихся друг напротив друга зданий какого-то цеха. — Что ж, на вашей стороне возможно некоторое пророчество об перерождении мира о котором мы ни словом, ну духом. На моей же весьма резонные мотивы спасти всех кого вы ещё не успели сожрать, каким-то образом остановить вас и с чувством выполненного долга вернуться домой и наконец таки напоить молочком мою кошечку Милку. Ей всего лишь два месяца, не лишайте ребёнка её любящей матери которая до сих пор искренне надеется на ваше благоразумие! Я... Я всё. — поджав свои коротенькие губы и умоляюще округлив свои глазёнки, от чего та стала походить на милого лягушонка, девушка резко выровнялась всем телом. В её сторону полетел огромнейший каменный валун, который до этого подобрал был массивный розоватый язык Титана, уподобляющий измельченным на тысячи тонких гривистых трубочек волокнам. Йор не прилагая много усилий, словной невидимой ладонью смахнула свою пёструю боевую фигурку в сторону, между тем пересекая небольшую зияющую пропасть и оказываясь гораздо ближе к сероликому, опасливо наблюдающему за всем из укрытия. — Да ты можешь хоть как-то изъяснить всё то, что ты набедокурил со своими братьями у нас в квартире!? Дипломатических коллегионеров на вас нет! — и поспешила скорее спрятаться в укрытии рядом со своим спутником. — А ведь добрый люд и по сие время вам свечки ставит! Их последний очаг укрытия от прилетающих в них снарядов был полностью разрушен очередным сильным рывком создания, развергающим окрестные руины в хаотично воздвигающиеся форты, скалы и высоченные гладкие стены среди которых разрасталась тускнеющая тьма. Человек закашлявшись оперся на руки, высматривая из под бумажных пакетов, малой тележки и ошмётков фруктов озадаченную физиономию боевой девы. — Что вы делаете? — встревоженным но разборчивым голосом заговорил мужчина. — Исчерпываю аргументы, а ты? — она подобрала лежавшую рядом размером с кулак ягоду, обтёрла её запылившимся брюхом армейской кофты и в следующий момент скривившись отбросила её в сторону. — Перезрел! Всю малину испоганили, фалафеи.. Тошнота подступала к горлу, горьким и обжигающим жидким комом застревая на перепутьях к ротовой полости. В зубах засвербело, а в глазах начало темнеть, рассыпаться болезненно гулкими импульсами которые растягивались ирреальными кривыми прутьями от самих его висков. Это безумное действо напоминает естественный жизненный отбор, куда более жестокий и судьбоносный. В его случае он происходил посредством сумбурного стечения беспрерывных событий, способностей его разума к ускоренному молекулярному возмещению повреждённых частей тела. Теперь всё его нутро лихорадочно дрожит от страха перед гигантской головой всемогущего создания, однажды вырвавшегося из абсолютных оков хаоса в переходящем темпе новых стадий эволюции. Она сформировала телесный сосуд, органы чувств, кровеносные сосуды, кости и в самом конце законченные хромосомы. Он научился думать, ощущать и желать как тому подобает его органическая порода. Не имеющая пределов альтернатива, проекция действительности, осязаемой, болезненной, приносящей провидение и отбирающая прежний комфорт. Порядок и расположение сокрушала Титанида, которую породило самое низшее звено бытия, то есть первый Титан который ощущает, наблюдает за всем с высоты птичьего полёта. Вместе они стали единым целым и одновременно отдельной формой жизни, познавшие обратный темп неповторимо редчайшей эволюции. Он - непредсказуемая случайность, комбинация из отдельно взращенных органов чувств, лёгких, стопы ног и эмоций, пускающих импульсы непреодолимо болезненной эмпатии к существу, к которому человек протягивает исцарапанные трясущиеся руки. Йор хватается за одну из них, с более серьёзным лицом присматриваясь к химерному порождению природы с которой ей необходимо столкнутся, обуздать её сущность или же вырваться из хаотичных разрушительных пут, третьего не дано её слабому смертному разуму. Чудовищное великолепие скорости тела в одно мгновение разбилось об искривленную атмосферную функцию, чья неосязаемая для зрительного контакта энергетическая сфера изошла из рук человека, в этот момент отчаянно прикрывавшегося от приближающегося создания. Боевая дева среагировала быстрее чем Титан успел опомниться от произошедшего, и за долю секунды накопленная в кулаке воительницы атмосферная энергия врезалась об массивную уродливую щеку. Земля под ногами ужасающе заревела, бескрайние потоки из густой жидкой пыли, удушающего комперсного газа и сизого пепла с неуловимо резкими давлениями воздуха стали всячески изворачиваться своими будто призрачными телами умерших творений, отдавшихся диковинному и заполняющему всю округу громкому плясу. Гигантская челюсть Титана, под влиянием искаженной центробежной силой стража отлетела вдаль, круша своим телом фантастические горизонты из высоких горбатых руин, неузнаваемых, изуродованных, бесплодных фрагментов опороченной пустоши. До этого рухнувший на землю человек понемногу приходил в себя, стараясь адаптироваться зрением к бескрайним грязным волнам среди которых виднелись густые и толстые тени уцелевших фрагментов зданий. Почти сразу же его внимание было сконцентрировано на ужасающем людском крике. Кричала Йор, так надрывно и болезненно, что в этот самый момент это напугало мужчину куда сильнее чем факт того, что на помощь своему сородичу может прийти Титанида дабы медленно разорвать его на части, а затем снова и снова, продолжая это делать каждый раз по мере возвращения его будоражащего сознания. Сгорбившись и вжавшись одним коленом в землю, девушка навзрыд орала от нестерпимой боли вокруг своей руки которой она мощно вмазала по голове Титана. Первые мгновения мужчина отворачивался, не в силах своими глазами оглядеть сие ужасающее зрелище, закрывая уши руками но затем отпуская их, боясь не учуять приближения тех созданий. Кусочки брони в которую была взнуздана её рука, осыпались крохотными изувеченными осколками, некоторые из которых впились в треснувшие обнажённые кости вокруг начала её предплечья, даже ближе к основанию плеча. Всё ещё пребывая в уме, благодаря своей исключительной силы воли Йор старалась ускорить эффект регенерации которая очень медленно но заметно начала восстанавливать повреждённую конечность, разорванную и странно обугленную со всех сторон. Человек наблюдал за самым что ни на есть возрождением органа, а вернее целой левой руки. Сумбурные потоки из переплетающихся мышц, нервов, сухожилий и прочих покровов плоти судорожно охватывали уже сросшиеся и присоединившиеся к симбиозу костяные сыворотки, затвердевающие и обретающую необходимую форму, комбинирующую под прямым влиянием разума носителя. Душераздирающие вопли очень долго превращались в измученные болезненные стоны и прерывистые визги, постепенно перетекающие в учащённое дыхание и нервные постанывания. Только сейчас она заметила как её вторая рука безжалостно сдавливает ладонь сероликого, а сам мужчина аккуратно преобнимает её, зажмурившийся и с трудом сдерживающий вес её тела в доспехах. Весь дрожит как побитый, голодный и до обморока промерзший зверь который смело решил разделить боль с ещё одним дышащим существом. — С-спасибо. — грузно выдохнула она, облокотившись головой об его плечо. — Хух... К-как думаешь, у нас п-появился шанс н-надрать межпозвоночные диски тому уродцу? — Вы нанесли ему большой ущерб, я это почувствовал. — нервно бормотал он, поразмыслив над тем, что стоит хоть как-то ободрить и вдохновить отчаявшегося воина рядом с собой, который прямо здесь и сейчас преданно сражается за право существовать её народу, этому миру и этой вселенной которая как никогда раньше нуждается в этом крошечном отважном сердце. — Хых, я видела... Как ты это сделал? — невольно усмехнулась Йор, зажмуривая глаза от проскальзывающей в голове боли. — Что сделал? — Прикрыл нас... Той комперсной сферой. Обычные люди вроде тебя так не умеют. Хотя... Ты только внешне кажешься простым человеком. И то, не полностью. Уже без чужой помощи Йор сумела подняться на ноги, не осматривая руку и потупив взглядом на осколки своего изувеченного сосуда который больше не подчинялся воле её разума. Определённое количество цепномеханических звений она перенесла из своей шеи и левого плеча на недостающий фрагмент руки, покрывая её дополнительной структурой дополнительной плоти и трансформирующихся пластинок которые стремительно переливались в новую форму, частично изменяя природную формулу консистенции поубавившегося в объёмах доспеха. Общие рельефы доспеха стали тоньше вокруг туловища, а в плечах, предплечьях, руках и ногах стали толще и более композитными. Она смерила взглядом модули которые все ещё держались на теле мужчины. — С их помощью ты можешь передвигаться быстрее, особенно по воздуху. Но для этого нужна когнитивная ловкость и димерсивное мышление, а ты этого, скорее всего не умеешь и не понимаешь. — озадаченно вздохнула она. — Тогда я сама буду ими управлять, можешь на меня положиться. — подбадривающе потрясла его за плечо, уже вглядывалась в тускнеющую атмосферную густоту в которой ранее исчез Титан во время своего красочного полёта. — Погодите... — Чаго!? — не оборачиваясь спросила она, услышав знакомое громоздкое приближение создания вдалеке. — Держимся вместе! Ты будешь подавать, а я его буду отбивать и запуливать обратно в небо! Тачдаун! — Из-извините! — на лице мужчины разразилось отчаяние, а внутри колко отзывалось неисчерпаемое чувство вины за свою беспомощность. — Я не смогу! Я не понимаю как это сделал и что вообще произошло! М-мне очен... — Тогда просто стань позади меня! — Она резко подскочила к человеку и перегородила своим силуэтом, уже без прежнего страха и отчаяния всматриваясь в искажённую дымчатую пелену которую начала разрезать бесчисленными потоками гигантская голова. Едва ли тот успел спрятаться за спиной бравой соратницы, как обеих поглотила абсолютная дышащая волна. Она была похожей на высочайшее прозрачно-голубое цунами, твёрдо ударяющегося об их тела. Он переменился на мощнейший поток ветра, обрубающего толстые стволы древних сосен и елей, густую зелёную траву и крушащий на мелкие осколки плотную землю под ногами, взращённую в высокие холмы и скалы. Тело мужчины погрузилось в морозную пелену из росы, снега и завывающего кургана который безжалостно обжигал пальцы, лицо, пробираясь сквозь тёплую толщу из плоти и костей, пронзая насквозь его сердце. Глаза практически выкатывались из орбит, а сдавленный крик застыл в перекошенном застывшем рту. Звуки ударов сменились на чьи-то мучительные стоны, протяжные и отягощённые. Боль снова утихла, но её размытый импульсивный образ всё крепче и всё глубже вбивался внутри его сознания, приближающегося к сокрушенному телу Йор. Подползая на четвереньках всё ближе, не в силах даже поднять взгляд к небу, для него всё отчётливее становилась окровавленная картина, со всех сторон заделана в деревянную рамку с прорезающимся между досок цветением. Половина её тела исказилась в изуродованную органическую спираль, обгорелую и почти истлевшую до самого основания сердца которое бесконечно долго поедали микробы. Правая часть лица, человеческая, знакомая, живая. Лишившаяся помадной смазки губа пыталась лихорадочно нашёптывать бесформенным голосом, к которому желала прикоснутся мужская рука. Голова стремительно начала рассыпаться на казалось бы бесконечные слои её существа, а затем души и быть может астральной проекции ибо слоёв было не сосчитать. Человек хотел закричать от ужаса, потерять сознание и пожелать чтобы это всё было сном, его больной комой которая вот, вот раствориться и позволит ему вернутся в сознание. Похожее на Титаниду создание осталось от прежнего стола, что с виду оказался вросшейся в землю каменной плиткой по которой прошлось немало зверей, и садилось немало птиц. Её обронили здесь случайно, покинули и забыли о ней навсегда. Мужчина смело взял оставшуюся единственную руку которая по какой-то причине осталась ещё цела. Мягкая, тёплая с пятью пальцами, на каждом из которых ноготь был выкрашен в васильковый цвет. В благодарность ли она оставила ему память об этой девочке? А может мальчике? А может о ком-то другом? Как он сможет распознать чью именно руку он держит прямо сейчас? Это был любимый оттенок того человека? Того самого? Голубой. Символ неба, напоминание о морозной зиме в лагере, о льде, найденной сладкой ягоде в лесу, импортной сигарете чей мистический приторный поток обесценил все те нарекания родителей, убогие вымысли мчащихся за просмотрами учеников некорректно обставленной науки. Она была существом, умеющим быть настоящей собой и получать удовольствие от собственных принципов жизни, вне зависимости от настроения и обстоятельств. Возможно она бы стала хорошим учителем для него но, а вдруг он простое насекомое которому сейчас надгрызет голову зелёный кузнечик или он маленький раб в безжизненной пустоши, у которого сгнивают бёдра, руки и мускулы на пальцах ноги, до крови истёртых об острые камни. Лишают воды и еды. А может быть он случайная растворившаяся текстура внутри одной из быстротечно увядающих молекул которая больше никогда его не повторит? Ничто. Никогда. Воспоминания исчезли. Воля исчезла. Мозг истлел, растворился в пустоту которой никогда не было и не будет. Но однажды из неё появилась его рука за которую ухватились другие руки, лапы и чьи-то коготки. Он стал человеком способным выдержать удары хворной природы которая дышит сейчас перед ним, проходит сквозь него и деформирует каждую новою часть существа, обретшего свой первый инстинкт. Но что было первее?

Я не знаю кто я и как оказался здесь. Но однажды я учуял зов редкостной адемы. Беспомощной, голодной и больной.

Неописуемая какофония звуков формировалась интенсивными подачами импульсов которые распространялись в полушариях мозга одновременно с неуловимым химерным потоком, разносящимся по всей округе. Человек пытался сдержать свой болезненный голос, стискивая зубы и приподнимая собственные руки, в которых накапливалось яркое белоснежно-голубое светило очень тяжелого источника. Его развивающаяся структурная масса вынуждала тело припасть одним коленом к земле, посылая в сознание уже знакомые очертания боли, но пока что достаточно слабой и терпимой. Из наигустейшей яркой сердцевины стали посыпаться густые обжигающие искры, оставляющие болезненные покалывания на плечах и запястьях. Тёмно-карие глаза с изумлением наблюдали за бесконтрольно развивающимся атмосферным спектром из бесконечного количества цветовых зарядов, порождённых ещё одним лично украденным осколком хаоса. Он смог украсть его, сделал это конечно же неосознанно и спустя вечность в которой он однажды стал соответствующим для контроля этой небольшой средой существования, очередным искалеченным существом. Густые реки из разноцветных зарядов продолжали искриться густыми реками, желаниями, последствиями, измельчёнными материалами существования и ограниченных космических масс, заливая землю под собой и уже ощутимо холодно прикасаясь подбородка, слабо обжигая и забрызгивая глаза, щеки, рот и окоченелый от перепадов температуры нос. Он бережно держал руки протянутыми вперёд, очень крепко и внимательно сжимая их вместе, будто боялся обронить единственный, непревзойденно редкий цветок который всё яростнее и ярче расцветает в изнеможённых от боли и усталости ладонях. Он вырос из его сердца, больного, уязвимого и слабого. Но это мнимое сердце принадлежало только ему. Он совсем немного вправе распорядиться им, сделать ещё один из всех представленных течением жизни выбор. Гибридный Титан соблюдая осторожность, толи предвкушение, пристально наблюдал за человеком, явно неспособным обуздать то, что он сам сотворил. Препятствие которое отгородило его организм от родных островков погибающего мира. Титанида взобралась на одну из многочисленно возвышающихся к розовому небу руин, присоединяясь к просмотру сего ненормального, разрушающего просторы единого организма действа. Человек обернулся назад, но вместо Йор увидел сгустки залежей пепла и истлевающих окровавленных костей на которых проглядывали фрагменты изувеченной плоти. Над ней возвышалась тонкая арка из скукожившихся давлением механизмов, её отмирающего минерального сосуда служившего несокрушимой броней, что однажды берегла эту нежную чувствительную землю, впитывающей полезные ископаемые, влагу и много, много ирреальный безмерной любви которую не способны понять остальные первородные гении, такие же как и они. Мышцы во всём теле колко скручивает от дискомфорта, изнывая от лёгкой атрофии и переутомления. По коже неприятно скатывался пот. В голове разразился жар от чего глаза не переставали болеть. Это был уже не привычный ему Нихонто. Об его ужасающие руины врезались целые тела совершенно другого города. Он снова оглянулся, с изумлением изучая массивные рельефы менее знакомого пространства по которому в панике разбегались жители, разлетались корабли и мгновенно меняли курс автомобили. Формирующиеся острова из хаоса сближались с нетронутыми катастрофой живописными берегами под давлением сумбурной мощи. Человек ощутил на своей шее и груди чьё-то громоздкое дыхание, а повернувшись лицом обратно лицезрел массивное, немного ласковое лицо Титаниды которая одним только пальцем отбросила его тело далеко в уводящую толпу людей, среди которых он заземлился спиной об край кем-то оставленной машины. Из исказившейся болью пасти пронёсся сдавленный стон. Только сейчас человек заметил, что незнакомая ему граница города уже была частично разрушена, утопая исполинскими развалинами в чернеющий минеральный колодезь из искажённых подземных пород. Понадобилось время чтобы оправиться от жуткой боли после удара с корпусом машины, к которой сероликий случайно присмотрелся и увидел через её боковое посаженное стекло испуганное, готовившееся расплакаться лицо маленького ребёнка? Наверное мальчика, весьма необычный мальчишка с большими светло-карими глазёнками, беспомощно глазеющими на изувеченное последними стечениями обстоятельств мужское лицо. Большие кошачьи локаторы припали пушистыми серебристыми комочками к его густоволосой тёмно-серой макушке. Короткий серый пушок стал дыбом на его напряжённых округлых щеках. Со всех сторон его обступали жёлтые корзины с продуктами, что-то напоминающее одеяло и несколько больших игрушек. Крепко впивая хрупкие мохнатые ладошки об удивительное платье он нервно одёрнул голову и отодвинулся назад, вжавшись спиной к двери позади. Сероликий судорожно оттолкнулся от машины как от примчавшего к нему пылающего метеора и тут же бросился бежать в направлении кошмарных очертаний предсмертно издыхающего Нихонто, так быстро как только могли позволить ему ноги. Прочь от жизни, попыток обрести неминуемо увядшие воспоминая о своём прекратившем существовать пребывании на той земле. Убежать как можно дальше от этого беспомощного хрупкого ребёнка дабы ему ничто не навредило. Ведь именно он может стать причиной его смерти, мучительного долгого погребения в груде земли, абрикосов, мягкого одеяла и привкуса кислоты на губах с раздавливающим тело металлоломом. Бежать далеко, далеко чтобы обратить всё внимание Титанов на себя одного, впитать всю их ненависть и безграничную мощь с надеждой, что он уберёг незнающее убогое существо от мучения, чтобы оно проживало долгую странную жизнь в этом бескрайнем странном мире. Создание хаоса широко размахнуло левой рукой, будто её отросток тела пронёсся вдоль всего неба невообразимо бесконечной дугой, формирующейся искажённой гранью в нескольких сантиметрах от спины мужчины. Продолжение руки стало яростно биться об атмосферную скорлупу из мгновенно переменяющихся материй, разрывая их массы в клочья подобно десяткам широких и тонких кинжалов, разрезающим дышащую плоть изнутри. Длинный указательный палец молниеносно ударил по человеческой туше, от чего тот отлетел и сильно врезалась головой об толстый рекламный щит наверху, объединяющий две широкие проезжие части. Очередной круговорот регенерации, возвращения его прежнего сознания, а вместе с ним неописуемой волны боли, охватывающей размозженный череп, шею и врезавшееся при падении вниз туловище. Из глаз ещё не успели выскочить осколки пластика, шершавая россыпь стержней между рамкой, а из них уже лились густые слёзы вперемешку с розовато-чёрной кровью, густой словно переплавленная под огнём резина. Беснующая в подсознании боль сковывала тело, от чего мужчина не смог удержаться на своих руках, рухнув грудью на землю. Уже в который раз душераздирающе завывает от переполняющих его чувств, ощущений, прикосновений к его телу, стремительно разрушающегося под давлением пребывания нового себя. Эмоции за которые он так отчаянно цепляется, мотивы которые ему неясны и образы которые непонятны. Очень родная и тёплая искорка поселившейся в разуме иллюзии, которая скованна ограничениями расстояния земли, погодными перепадами и движениями чужих жизней, самых разных или наоборот, схожих в своём мнимом поведении. Он успел увидеть множество разных существ, напоминающих о доме которого у него никогда не было, а дом - вещь весьма субъективная как и разнящееся множество других вещей обыденной прогрессивно-социальной юдоли. Квартира, дом. Гостиничный номер офиса, школа, ресторан. Просёлок, лес, работа. А что касается тех, кому дом не нужен? Они перемещаются с места на место, в поисках новых незнакомых мест, путешествуя или убегая от чего-то, может быть наоборот желая угнаться за чем-то желанным, тем, что сознанию не предоставляется возможным даже представить. Вероятно он относиться к последнему. Весьма непростой персонаж, выполняющий роль вынужденного посредника между тем, что не способен опознать его ум и атмосферой, бескрайней, разнообразной, эволюционирующим потоком жизненных стезей которые можно бесконечно долго насчитывать. Вот и он сейчас лежит посреди обломков города, чувствуя как заживают его раны, подхватывая беглым ментальным взглядом всплывающие из общих воспоминаний любые лица. Так странно видеть их в столь узком объёме, как от первого лица. Будто смотришь картинку в рамке или фильм через широкоугольный экран телевизора, вот только пульт для переключения каналов работает очень, очень медленно и не всегда исправно. Сероликий резко присел, упираясь руками об тёплую и измазанную следами от шин землю. Очень долго и как-то криво моргнул, будто пытался вспомнить как исполнять эти движения на лице. Нижняя губа опустилась, выпуская протяжный судорожный выдох. Он попытался выпрямиться всем телом но тут же отказался от этой затеи, прочувствовал жуткую ноющую боль во всех мышцах, в частности на лопатках. Ощущение, будто он очень давно не двигался, не упражнялся, и вовсе никуда не перемещал своё тело от чего тот задался очевидным вопросом. Он вообще жил когда ни будь? «Ну и к чёрту тебя, дура!» Вертелось на его воображаемом обсохшем языке которому сильно не доставало влаги. Но тут же осёкся, решив что он даже не хотел так о ней подумать. Он не собирается отбросить попытки поговорить с созданием, понять причину её душевных терзаний. И не только её. Братьев тоже. Если приписывать этим творениям подобные понятия, такие как брат, сестра, матерь, вообще уместно. Уместно настолько, насколько это вообще возможно по мере его крайне низких интеллектуальных качеств. Пусть на это уйдёт вечность из которой никто так и не сбежит, не утечёт и ничто не изменится. Он добьётся своей цели, обретет все недостающие знания ради решения этой непомерно усложнённой задачи. В конце то концов, сбегать некуда. И ни в коем случае не хочется этого делать, для него нет резонов сдаваться, бессмысленно растворяться в космической пучине среди древнейших и новейших единарных истоков, навечно утратив шанс что-то сделать, изменить, попытаться предпринять. Жизнь неизбежна другого. Человек ощутил ноги, на которые он начал неспешно подниматься, уже пытаясь крепко сжать кулаки. Глаза озарило ярким светом, ослепляющим, жарким, а затем холодным порывом немного знакомых просторных ощущений, охватывающих каждый его палец, запястья и спрятанные под рубахой локти. На землю полились буйственные разноцветные потоки формирующейся мощи, через которую человеческое видение стало гораздо свободнее воспринимать окружающее пространство, например видеть более уцелевшие фрагменты города позади себя. Разновидность запахов и ароматов смешивалась в одну безмятежную консистенцию из которой он мог отгрызть любую желанную им структуру как от яблока. Благодаря одной из них, за которую он ухватился пальцем, он чувствовал сердцебиение ранее встреченного ребёнка. Живого и целого. Каждый камешек, каждая зазорина и даже небо, всё вокруг него исказилось в другие хаотичные спектры оттенков, цветовых ядер, непредсказуемо преломляющихся лучей отражающих объектов, сильно разнящихся от той действительности в которой пребывало его изначальное восприятие мозга. А может быть он просто начал сходить с ума? Даже если и так, это позволило ему увидеть границы и первородную дышащую среду самого первого из трёх Титанов. Неописуемая вездесущность, которой так же дышит он сам, дышат существа позади него и люди, которых он наверняка бы узнал при пришлой жизни. Все его размеры, они становились тяжелее при долгом зрительном контакте, от чего человек сразу же отвернулся при первом возникновении дискомфорта, начавшего аннигилировать его существо. На этот раз снова не удастся его рассмотреть во всей его безграничной красе. Больно ссутулившись, крепко сжимая руки перед собой, человек всматривался во многозначительный взгляд великолепно исполинской и абсолютной Титаниды, готовясь противостоять её хаотичному потоку природы, в которой одно из её непредсказуемых проявлений внезапно и по родному врезалось гибридной формой черепа об его мгновенно переломанное во всевозможных местах тело. Гибридный Титан скалясь будто от жутчайшей боли резко прекратил своё движение, отправляя сероликого в далёкий полёт навстречу одному из высочайших, на удивление уцелевших панельных домов. Проделав своей искажённой тушей достаточно огромную осыпающуюся воронку, он снова кричал и жестоко визжал от боли переменчивой и неизведанной разумом регенерации, вспять возвращающей прежнее состояние его тела. Надрывно постанывая от ужаса, человек беглым взглядом прошёлся по самому себе, приметив несколько длинных царапин вокруг плотно замызганной иссиня-тёмной рубашки. Из каких же крепких материалов её пошила та юная мастерица? И как она оказалась на нём снова, после его первого столкновения с этим убожеством? Даже брюки вместе с уже покорёженными ботинками на месте. Затем его внимание привлекла более увлекательная картина. С широко раздвинутой пастью Титан пытался стряхнуть со своего лица густые брызги цветовых субстанций которые нечаянно вылились на него во время столкновения. Человек периферическим зрением осмотрел свои всё ещё объятые потоком удивительно разноцветной палитры мощи, от которой резко становилось то холодно, то тепло. Они неустанно размножались, взрывались и извергались из неведомой ему сердцевины пространства которое разум всё так же не способен был воспринимать. Результатом его потуг рассмотреть в этом главном сгущении формирующихся частиц хоть что-то целесообразное, стала протяжная гулкая боль в висках и на затылке. По его левой руке как очень длинные слизкие улитки начали ползти несколько больших густых ядер, охватывающих конечность подобно трём толстенным краснокожим змеям, прочно облипающим огрубевшую ткань одёжи, тыльную сторону руки, бледно-серую кожу и пальцы, которые казалось начали растворяться на миллиарды отяжелевших однородных масс атмосферного давления, скрестившегося с другими разнообразными частицами, от чего безграничные и сливающиеся подобно океанским волнам потоки мощи обретали всё новые ярчайшие оттенки. В тот момент когда голова Титана начала стремительно набирать высоту дабы в очередной раз размозжить тело человека, тот заметил подобие красноватой мышечной руки, будто лишённой кожи и некоторых подкожных слоёв плоти и тканей, формирующейся из тех же самых слизких красных ядер. Своевольно материализовавшаяся чужая рука направила его сжатый бледный кулак в направлении Титана, из чьей пасти к неожиданности высвободился устрашающий подобно протяжному ирреальному гулу крик. Пронзительный басистый, словно пребывающий под воздействием нескольких тысяч усилителей звуков. Таким криком можно было снести любые дома, горы и быть может сдвинуть с места всю вселенную. Он явно желал только одного, чтобы человек перед ним прекратил своё существование. Его рука продолжила направление гораздо массивного и неописуемо густого потока мощи, движущегося безграничной какофонией из гармонично переливающихся звуков и хаотичного ирреального спектра, извергающегося невообразимым многоцветьем. Его первородный хаотичный образ ограничивался движущимися плотными субстанциями своеобразного пламени, чьи извилистые разнообразные сгустки сосуществовали, перемещались вне зависимости от осязаемых прикосновений, вращений или непредсказуемых падений среди затвердевающих отдельных масс, рассыпающихся подобно фрагментам полужидкого стекла или же осколкам промозглому льду, разрывающегося белоснежно-тёмным пышным снегопадом. Самые яркие и позитивные ядра, напоминающие красные, розовые, золотисто-жёлтые, ярко-фиолетовые и багряные цвета на ряду с остальной бесчисленной совокупностью, извергались более густыми и тяжёлыми частицами через которые молниеносной ускоряющейся силой направлялась основная концентрация мощи, ошеломительно громко врезаясь об движущуюся голову Титана, разнося за собой гигантские кровоточащие позвонки которые неизбежно цепляют соседствующую архитектуру погибающего на глазах города. Столкновение накопившихся в одной точке пространства структур природы отвергло сосуд Титана, продолжая отталкивать его глубоко вниз об ревущую рушащуюся землю, стирая с лица земли опустелые шоссе, деревья и обыденные городские постройки, после чего мистические языки густого многоцветного потока испаряются подобно бескрайней морской пене, среди которых самые твёрдые органические завитки мягко разбиваются об скошенные руины дорог, преодолевая долгую сотню метров.

***

Из потускневших синих уст выдавился истошный кашель. Последние лучи солнца ассимилировали мертвенный оттенок кожи одинокого альбиноса, чьи подвешенные красными иголками бледно-зеленоватые зрачки глаз окрасились слабым приливом слёз. Лишённые недельного ухода, тёмные соломы из длинных и давно выкрашенных волос растрепались по безжизненному и проницательному взгляду, выискивающему влажные трещины в потолке больничной палаты, которая со дня на день станет её гробницей. Фиолетовый, красный, жёлтый и зелёный картриджи были подключены к аппарату жизнеобеспечения, возле которого как смерть с косой взгромоздилась механическая установка с капельницей, из которой к обеим её рукам было присоединено четыре инфузионных провода с подачей необходимых лекарств. Она ещё так забавно была накрыта бежевой занавеской с щепками, ей богу вылитая собирательница душ с досрочным уходом на пенсию. Вот только в этом случае, в обязанности этой гнетущей с виду машины входил процесс оздоровления её организма, навечно прокажённого, отмирающего и разваливающегося на части подобно стократно перемолотому куску фарша. В этом мире есть лекарства от любых болезней. Потерянную конечность могут заново отрастись, а самые изощрённые проблемы когнитивного состояния обязательно, рано или поздно покинут чертоги разума. Но надо же такому случиться, всё таки есть на свете одна единственная хворь которой риск заразиться один на миллион. Сейчас она на шестом из десяти стадий её развития. Маразм. Порой может казаться, что она скучает по своим родным и близким, искренне желает обнять их, поделиться со своим страхом с друзьями, затискать Гордона и выпить стакан тёплого молока. С другой стороны какой смысл в том, чтобы внушать своему предрассудку развивающиеся психо-физические альтернативы подобных себе индивидуумов? Желала ли она такой жизни на самом деле? И хотела ли она вообще являться на этот свет? Хоть кто ни будь её об этом спросил? Быть может по сравнению с обратной стороной существования которое она никогда не познала, она является не больше чем убогим рудиментом, искажённым, испорченным себе подобным коллективным выработком стазисного органического пространства. Инстинкты которые машинально вживаются в её жизненную роль, которую она вправе выбрать в отличии от тех, кто родился под знаком луны в тысячных годах, мрачных и самых важных истоках войн, революций, мировых поисков принципа жизни. В 17 лет она часто думала о многих вещах, например о том, что на самом деле правильно, а что нет? Нарушать правила установленной социальной среды, поджигать памятники, подсыпать виагру в пиво и всячески издеваться над самыми естественными, кажущимися чем-то обычным вещами. Быть частью эмоционального крошечного безумства, не вписывающегося в рамки нормальности превосходящего числа. Стоит только раз, пусть даже совершенно случайно впитать в своё сознание совершенно чужеродный эстетически существенный плод того или иного события, рушащего древние порядки и приличий законы. Адреналин, азарт, радость, эйфория. Получение дозы эндорфина дело наживное, требующее терпения, желания и креативного мышления на которое способны даже дети до 11 лет. А как на счёт изменения чьих-то чувств? Резкого, интенсивного или наоборот плавного. Взять к примеру обычного, то есть самого примерного несуразного человека у которого всё замечательно в жизни. Любимое занятие, семья, друзья, а тут вдруг на его глазах корабль раздавливает всех кого он знал, преданно уважал, обожал и любил. Он получит другие эмоции, мотивацию пасть в депрессию, сойти с ума, отдаться долгому самобичеванию в результате которого он найдет новый смысл в своей жизни. А если однажды отрезать ему руку, или нос. Посреди белого дня похитить и оставить гнить в какой ни будь комнатушке до последнего предсмертного издыхания? Может попробовать прекратить все войны? Излечить всех животных и насекомых на земле? Очистить Мёртвый Город, изобрести новую науку или боевой стиль? Существа прямо как животные. Вернее нет. Как тараканы. Будничные, с предсказуемым поведением и мышлением, а порой и его отсутствием. Этот мир слишком предсказуем, понятен, изучен ею. Обычная жизнь перестала доставлять удовольствие. Любая радость, одноразовый взрыв позитивных грамул в сыворотках её мозга, исключительного, обслюнявленного изотерическими и научными исканиями учёных. Любая информация в её голове, любое ощущение в её руках. Всё чего она хочет и не способна была представить. Попробовала пойти на ещё одно безумство, родила двух детей в 21 год. Надо же, она не была уверена в том что решит отказаться от них спустя три года. Так предсказуемо... Ясно... Неинтересно... Бесконечное повторение одних и тех же действий, звуков, приводящих к ярости, апатии, унынию. Может, она поломалась? Единственная неисправная среди всех в мире кукла. Что случилось бы потом? Исполнись ей 36? Ничего нового. Куда бы она не уехала, не пошла. Один и тот же момент, следом за которым взрослеет следующий. Похожий на неё. Садиться возле её кровати и бережно прикладывает к её лицу руку. Она испробовала практически всё. Все блюда, напитки, виды профессий, сменила 87 типов образа жизни, 14 раз пребывала на грани смерти, испытала все развлечения своим телом и разумом, душой и даже несуразной астральной густотой. Меняла себя, свою точку зрения. Убивала, калечила, всячески сводила себя с ума, спасала и любила, дарила. Или же, что страшнее всего... Она что-то пропустила? Недоглядела? Не смогла найти? Но тогда что? Она добралась до середины тарелки, но там пусто! Там просто не может ничего быть! Новая волна страха и отчаяния выдавливают из её глаз слёзы, будоражит тело и ошеломляюще рвёт на куски все её воспоминания. Ей страшно, она ничего не понимает. Старается внушить себе, что завтра всё станет лучше. Но что значит Лучше? Боль ослабнет, для любого разговора достаточно будет обойтись одиннадцатью словами, не нужно будет так часто двигаться и питаться можно будет всё меньше и меньше с каждым новым днём? Она открывает глаза и видит перед собой Титаниду, её соблазнительную духовную структуру которая лишит её прежнего обличья, органов и треснувших в левом бедре костей. Больше не нужно заваривать кофе, читать книги, путешествовать или из-за кого-то страдать, улыбаться от чего-то смешного или судорожно плакать от того как она прожила свою жизнь о которой никого и ничто не просила. Последняя доза наркотических препаратов вонзаются в вену, ядовитыми пиявками разрывая её сердце посередине груди на две половинки. А вдруг кто ни будь, да подберёт? Высосет из неё все соки, будет сыт и доволен до самого дна, в который он неминуемо улетит не навсегда? Творение хаоса, облаченную в невысокую стройную фигуру, бережно обнимает её сердце, и десятки тысяч других истерзанных трудным пребыванием в этом мире душ, прикладывая безмятежно ласковые уста к макушке и утаскивая взаимно ответивших ей существ. Как заботливая мама-кошка она цепляет всех на свои зубы и острые клыки, раздавливая их органический остаток просторной челюстью, обращая их упования в ничто никогда не имеющее значение, присутствие, волю или судьбу.

***

Сероликий позволил себе раскрыть веки чуть шире, когда завораживающая сознание мощь немного поубавилась, прочно вращаясь между его костей и плотью. Густой двухцветный язык из тонко смешанных потоков растягивалась ко второй руке, цепляясь за неё своеобразной слизкой нитью. Очень хотелось пить. Во рту словно засел привкус камня. А вот всепоглощающая потребность во сне растворилась мельчайшей испариной, на замену которой возникло беспрерывное ощущение мучительной агонии. Даже сейчас, когда он относительно целый и невредимый, его сознание до ужасающей дрожи пробирает фантомная волна дискомфорта во всём теле, неприятно скребя сотнями мягких коготков под его кожей, покусывая макушку головы и сдавливая глазные яблоки дабы выжать из его шаткого здравого рассудка последние капли адекватно мыслящей мозговой паутины. Высота была чрезмерно высокой и он понимал, что у него может закружиться голова. Склонившись на четвереньки, уже решил подползти к краю обрыва, мгновениями позже лицезрев не только исполинские тела многоуровневых корпораций и офисов, похожих на возвышающиеся к казалось бы самому космосу башни, но и просторные уцелевшие районы с панельными домами, субъективно схожими городскими парками и полуразваленным центром вдалеке. Именно то место он старался рассмотреть как можно внимательнее и поскорее, уже облегчённо заприметив среди улицы знакомый голубоватый автомобиль в котором до сих пор может сидеть ребёнок. Дыхание на мгновения перехватило, сердце яростно забило в левой груди. С такой баснословно растягивающейся высоты очень трудно рассмотреть чьё-то лицо, но именно её химерный лик мужчина заприметил на себе. Титанида находилась на своём месте, будто выжидала чего-то. А гибрид в это же время начал визжать неестественным искаженным воем, несравнимым ни с человеческим, ни со звериным. Пронзительный, гулкий, могучий болезненный возглас который стремительно формировался из рассыпавшихся и разорванных на куски фрагментов черепа, темновато-голубых-багряных органов вместе с чудовищным количеством позвонков, механизмов и переменяющейся массивной плоти. Долго же он соскребал фрагменты своего сосуда с мертвенно серых стен и башен, цепляя их удлиняющимися позвоночными отростками, напоминающие тонкие фаланги пальцев с отсутствующей кожей, через которую были видны пульсирующие вены с раскидистой бесконечной сетью из капилляров на которые взгромоздились мышцы, растянутые сухожилия и неустанно выдавливающиеся жидкие субстанции. Но затем движения гибрида стали очень резкими, молниеносными. Он вертел головой на месте, поднимая то наверх, то оглядываясь слева-направо, зацепив скулой механизм со старым светофором который недолго летел вниз и разбился об скошенную груду нижних обожжённых слоёв грунта. В следующий миг его голова устремилась куда-то вдоль одной из улиц, благо не в одну из тех в которых находился уцелевший автомобиль, а в совершенно противоположную сторону. Бездонно растущее змееподобное тело неуклонно преследовало голову, пряча под своей огромной тушей осыпающие руины города. До сих искрящееся многоцветье неизведанной ему мощи уже не создавало все той боли, как раньше. Оно даже стало ослабевать, становиться менее ярким, а искаженные приливы разных цветов становились гораздо тусклее и в каком-то смысле мрачнее, прозрачнее. Настолько прозрачнее, что человек рассмотрел огромные длинные трещины вокруг запястий, рук и оставшихся пальцев, походя на обрубленные древесные пни или же оторванные от древней статуи руки какого ни будь философа, чьим методом размышлений он и старался прикоснуться к сознаниям Титанов дабы понять, что на самом деле происходит. Как выдавить из них хотя бы одно слово, одну эмоцию, их замысел, остающийся загадкой для новоприбывшего отряда стражей которых он заприметил буквально в трёхста метрах от разрушенного шоссе. Их громоздкие боевые фигуры перемещались крошечными золотистыми песчинками по исполинским обыденным лабиринтам уподобившим извергающему пламя желудку какого ни будь дракона, поедающим всё на своём пути. Мужчину охватил внезапный шок. Поверхность будто ускользнула из под его ног, сопроводив его тело в долгий полёт по обжигающе холодному пространству. Беспорядочно размахивая всеми конечностями и стараясь сдержать рвотные позывы на дне своему желудка, сероликий не сразу заметил насколько сильно изменилась плотность воздуха. Вместо неуловимо быстрого падения вниз он словно воспарил как птица, перемещаясь преимущественно под горизонтальным наклоном. Ветер слабо и приятно обдувает его лицо, проскальзывая сквозь исцарапанные полосы на рубашке и уже больно прикасаясь к обнажённым ранам, тем, которые почему-то не заживали, словно что-то препятствовало этому. Сознание было заворожённым таким непредвиденным видом, который всё же понемногу набирал ускорение и плавно пекировал вниз. Его тело глухо разбилось об асфальтную дорожку из камней и грядок возле огромного супермаркета с большим участком для парковочных мест. Голова первой размозжилась на цельные островки, плотно прилегавших к стене сооружения рядом с мусорной корзиной. Все рёбра переломались при столкновении с левым углом дверного косяка, а ноги разбросались где-то по земле. Даже если и попытаться собрать этого человека по частям, это вряд ли получиться. Живого места от него совсем не осталось. — Живой! — в ушах звонко прогремел чужой голос, после чего сероликий натужно раскрывая веки, больно икнул лёжа на чьих-то коленках. Затылок почувствовал что-то мягкое, тёплое и умопомрачительно сладко пахнущее вокруг его лица Его окружили просторные красные одеяла, извивающиеся шелковистыми плотными волнами вокруг головы, туловища и бёдер. Скорее всего таким оказался шлейф её небольшой мантии, которая почему-то была надета на большинстве им встреченных стражей вокруг талии. У некоторых они были короткими, достигающими только колен. У кого-то были длиннее, глубже и гораздо толще, напоминая полноценную часть эдакого диковинного платья или юбки. Сверху-вниз на него смотрели выразительные круглые глазки весьма миниатюрной девушки с круглыми щеками, светлыми, сплетёнными в две небольшие пышные косы волосами, одна из которых улеглась на его лбу. Даже брови, и то светлые как два солнца. — Да кто ты в самом деле такой!? — издалека на него посмотрели суровые серые глаза, облаченные в небольшой структурный доспех, более походящий на некую кибернетическую совокупность, постоянную и редко переменяющуюся. — Йо... Йор. Вы не видели её? — судорожно пробормотал сероликий, нежась в объятиях буквально дышащей военной понёвы. — Так те останки... Это была Симфал? — рядом с ними надтреснутым голосом обратился ещё один парень, чьи доспехи были изрядно изношены. Он неровной походкой преодолел три шага, останавливаясь перед дверями продуктового здания, нечаянно задев толстой механической ножищей полупустую тележку. Сероликий впервые самостоятельно закрыл глаза, преодолевая страх и сочащуюся ото всюду панику в своей душе. Хотелось пуститься скорби, разрыдаться от собственной беспомощности и неизбежности поглощению себя теми монстрами, от которых никто не способен спастись. Желание биться в судорогах стремительно преобладало над тщетными попытками понять хоть что ни будь из всего происходящего. Для самого себя он стал больше походить на полую куклу которую кто-то специально связал и выбросил на объедание странным существам, без какой либо мотивации, идеи и замысла. Всё что происходит с ним, так это бессмысленный круговорот мучения, а также страданий других окружающих его созданий. Как слепой глупый котёнок ползёт в противоположную сторону от матери, не осознающий, поглощённый холодом, мраком в недоразвитом подсознании и неисчерпаемым голодом. Время и место в котором он оказался, тело которое он не помнит и частично не понимает. Из одной неведомой крайности он переходит в другую, внушая себе что так и должно быть, это в порядке вещей заданного пространства. Конечно проще сойти с ума, отбросить все свои желания и отдаться забвению но, что если попытаться устремиться ещё глубже внутрь этой неоднозначной осязаемой реки? Чувство неизвестности полно преследуемых его страданий, сомнений и страхов. Эта неизвестность так же преисполнена вот такими необычными лицами, формами ушей, посадкой глаз, неописуемо удивительных зданий, насыщенным цветением деревьев и всего того остального, что он возможно ещё не успел увидеть, осознать, прочувствовать, ощутить, услышать. Эта особенная атмосферная величина которую он видит перед собой прямо здесь и сейчас. Он человек, осознавая это истерпит рушащий его логику дискомфорт, улучшит себя и создаст то, что будет способно защитить всех кто в этом будет нуждаться. На том берегу разрастается хворная сердцевина хаоса. Последствие оторвавшейся от всецелого органа органический кисты, заражающая и аннигилирующая чужую среду. Он уже ощутил её давление на своём существе. Узнает её хаотично перемещающиеся очертания, а это уже значительно увеличивающие его шансы на выживание знания. Знания как с этим справляться и как можно повлиять на ту или иную клетку их первозданного отростка бытия. Пора действовать! — "Вот это настрой! Вот это по нашему! Для пущей уверенности твоих мыслей не хватает Экскалибура под рукой или же большой книги фразеологизмов. А то ты с этими мехазаврами в довольно таки существенно разнящейся весовой категории." — рядом с сероликим разнёсся чей-то скептический голос. — "Чем будешь бить их карты, если вдруг твоя цветастая жила не сработает в нужный момент?". Немного приподнял голову, осмотрел окружение, но никого кроме увиденных им стражей он больше не заметил. Голос был другим, не совпадающим с остальными. Словно кто-то произносил эту речь в его дурной голове. — Немедленно изъяснись! Что это было, во время твоего удара по гибридному-титану!? — вновь прокричал самый непоседливый и возможно старший из всех голос. Высокий темновласый мужчина сурово и с ярко выраженным недоверием оскалился в сторону уютно пристроившегося на коленках девушки. "Он видел это?" - пронеслась мысль в голове человека. — "Ты кого спрашиваешь, дядь? Наркомана этого?" — саркастично отозвался голос. — "Этот чудак уже собственным голосом в голове обзавёлся, так что тут уже пиши пропало. Его даже холодос не спасёт. — Да он же только в сознание пришёл, ему сильно не здоровиться! — попыталась вступиться за него девушка с косами. — Дай хотя бы пару минут акклиматизироваться. — Хочу... Хочется отдохнуть. — вымученно тихо вымолвил сероликий, полностью расслабившись в коленях воительницы. И ранее мучавший его недостаток сна будто вновь возвратился к своему владельцу. — Послушайте!! Девочка! Девочка в машине!.. Внезапно опомнился сероликий, практически ошарашенными из-за собственного отупленного сознания глазищами уже наблюдая за тем, как на его голову льётся густой фонтан отвратительно жидкой липкой крови. За долю секунды он услышал над собой что-то похожее на хлопок, а вместе с ним будто звуки ломающихся, прокручивающихся в сверле комбайна костей. Неестественно плотная красная субстанция с рассыпающимися вдоль длинных сосудов, костяными и белковыми ферментами буквально взрывается над ним, окрашивая пространство вокруг жизненными соками молодого человеческого существа. Лишённое головы с шеей туловище замертво падёт к земле, начав словно в припадке барахтаться всем туловищем, руками и ногами вдоль кровавой мясистой лужи, громко скребя доспехами об ровную поверхность. Конечности изгибаются, ненормально раскручиваются и ломаются от невозможных телодвижений, яростно ударяясь об плиты и пытаясь поднять грузное тело. Человек молниеносно среагировав уже стоял на четвереньках в метре от происшествия, с обезумевшим от страха взглядом таращась на отползающее безголовое тело, напоминающее застрявшее под текстурой тротуара тело персонажа компьютерной игры, которое, будучи погребённым половиной правой руки и левой ноги под ровную гладкую землю, без какого либо умысла ползёт к высоким клумбам с цветами и одиноко бродячим деревом возле которого было разместилась лавка с неразборчивым ассортиментом всяческих товаров. Игнорируя крики вокруг себя, он как заворожённый следил за отлетающей, преждевременно оторванной неизвестно как правой ноги стража в неожиданно светлое, чисто-голубое ясное небо. Остаток же туловища уже с меньшим энтузиазмом дёргался из стороны в сторону и редко поднимался в воздух чтобы удариться об стену магазина, словно некий невидимый зверь безжалостно терзал свою добычу дабы окончательно убедиться в её навечно исчезнувших позывах сбежать из хищной пасти своего мучителя. — Га-Гаррри!! — но его внимание вместе со строгим сероглазым мужчиной перехватил к себе до жути испуганный вопль второго из трёх находящихся стражей, если посчитать отныне погибшую девицу. В противоположной от них стороне здания, почти что в нескольких метрах от троицы, из-под небольшой навесной крыши с рекламными щитками выглядывала разверепенная скалящаяся голова Титаниды, медленно упирающуюся одной костлявой рукой об землю. Изумрудно-жёлтые глаза заливались кровью и откровеннейшим безумием, приоткрытым в её будто удивлённой и более женственной пасти с бескрайними частоколами из казалось бы серебристых иголок которым не было конца и края. Её теперешнее телосложение будто поубавилось в мышечных габаритах, пускай она до сих пор выглядела огромной, обглодавшей и непропорционально атрофированной. Просторная грива темно-каштановых волос затряслась вокруг неё вместе с широкой не обделённой мускулатурой спиной. Её левый отросток руки подобно когтистый древковой грабле устремился к закричавшему молодому пареньку которого отбил у неё высокий зрелый мужчина. Далось ему это с колоссальным трудом. Фрагменты серебристо-чёрных механических трансмутаций, механизмов и доспехов повредились при мощном столкновении. Следующая картина всё сильнее начинала отпугивать, нежели сводить с ума сероликого. Спрятанная за занавесом остальная часть тела Титаниды изумительно изгибалась своими внушительными и вновь разрастающимися мускуларными массами. Её лицо в этот момент удивительно походило на более приземленный человеческий облик, женский, хотя иногда мышцы её рта чудовищно расширялись некими трещинками, рвались изнутри и в каком-то смысле забавно щёлкали, сотрясая чудовищное скопление тонких будто рыболовных клыков-крюков. Продолжение её руки аннигилировало маленький фрагмент пространства в котором вязла разваливающаяся рука старшего стража, полувизжащего от боли и прерывисто теряющего сознание. Некие крошечные чёрные коготки вытаскивали длинные розоватые клетки мышц с целой руки подобно дюжине сверхтонких резинок, рвущихся друг об друга и растягиваясь с самого предплечья вплоть до самих кончиков пальцев с разделанными ногтями, которые плавились под давлением вторгающихся негативных материй. Невероятно острыми проворными шипами они разрезали голубовато-тёмные водяные наплывы воображаемого космоса, поглощающего то что уже неживое, принося то что скоро должно родиться, заполонить полую структуру внутри набухающих будто жидких сальных костей, не выдерживающих напора и звонко лопающихся вместе с бугристыми пожелтевшими суставами по которыми скатывались влажные изгаженные комки голубой пыли. Молодой страж запускал потоки удивительно завораживающей энергии в очертания её головы, брюха и искривлённой лично-сбалансированным изувеченным пространством массивной руки, стоя на безопасно вытянутом расстоянии. Он мог бы попытаться использовать преобразованные материи в более мощном аннигилируемом объёме прямо как и чудовище перед ними, но тот боялся рисковать жизнями своего товарища и сероликого человека, не способного пошевелить и бровью в этот ужасающий момент. Всё неожиданно затихло. Старший страж тихо постанывал от боли с подкашивающимся к земле ногами, мечась взглядом из стороны в сторону между трудно восприимчивым фрагментом искажённого состояния в котором всё ещё застревала его зверски покалеченная рука. То что осталось от костей и мускулов, протяжно разбухало и струилось вдоль ирреальных первозданных материй которые не ограничивались радиусом заражения со всем их родным необъятным пространством. Тот что помоложе, в ужасе застыл и наблюдал как Титанида стала переглядываться со всеми, будто что-то пошло не так. Не так как ей хотелось бы, чтобы это происходило. — Нах, так, ях! — она несколько раз повела переменяющейся химерной рукой сверху вниз, импульсивно и неуловимо резко, от чего силуэт стража ударялся об нависающий сверху потолок и землю все эти несколько раз. Осколки ограждений посыпались в разные стороны. — Нуг!? Таяк захчем!? Сероликий ошеломленно пялился на неё, прислушиваясь к необычному словесному слогу и неповторимой форме её голоса. Голос не отталкивал своим искажённым редким звучанием, но и не располагал к себе. Её лицо умышленно приобрело озадаченный образ, растянутые вдоль рта губы сжались где-то посередине. Волосы растрепались тёмными ломкими кустиками вдоль её вытянутого лица, острых массивных скул и расходящихся в разные стороны плеч. Она словно действительно была заинтересована в честном ответе человека перед собой. — Ч-что зачем!? — сдавленно выдрал из своей души встречный вопрос мужчина, жалостливо корчась от боли в руке. — Зачем ВЫ всё это делаете!? Лицо Титаниды побелело, а тонкие тёмные уста расширились в притворно враждебной ухмылке, оголяющей пульсирующие острые частоколы между дёсен. — Отхведь... Итх я ттебя отпусчу. — её ужасающая ухмылка пододвинулась чуть ближе, уже соприкасаясь кончиком своего массивного носа об суровое мужское лицо, подпитанное дичайшим страхом, ненавистью и стремительно разрастающейся болью. Прикусив губу он озлобленно отвернулся от неё, долго задумываясь над ответом. — Я этого захотел, и я это сделал! А что мне должно помешать!? Или кто? Откуда такая наивность?! — с неисчерпаемой ненавистью он устремил взгляд обратно к Титаниде, упорно прижимаясь лицом к его грубоватому потускневшему носу. А она же внимательно и с подмеченным интересом слушала всё что он говорил, как барышня подпёрлась рукой об рамку окна и мечтательно сгладила широкие веки вниз. — Всё ради того, чтобы ощутить себя хоть немножечко живым, счастливым!? Пространство вокруг неё учащенно переменяющимися потоками сокращалось подобно мышцам вокруг костей, и вот спустя какие-то минуты перед всеми взгромоздилось трёхметровое фигурное тело Титаниды, плавно видоизменяющей структуру своего физиологического сосуда. Но её обескураживающий химерный образ был неизменно неестественным, массивным и более грациозным. Багряно-красные очертания вокруг телесной оси тела вобрали в себя подобие чешуйчатых каменных островков, прирастающих к могучим барельефам мышц. Вокруг бёдер проглядывали толстые желтоватые кости, а вокруг головы величественно вознеслись своеобразные, словно высеченные из каменных прибережных глыб тёмные рога. Из выразительно острых продолговатых скул отросли химерные светлые отростки, схожие с доисторическими клыками млекопитающих тигров. Шерстяная грива тёмных волос всё так же взлохматиласть вокруг головы, широких плеч и груди. В следующее мгновение тело мужчины крепко сжало пять исполинских рук, врывающихся сюда через витрины и рушащиеся колонны соседствующих зданий в то время как Титанида бесцеремонно отдаляет человечью голову от остального тела с некоторой частью позвоночника, крепко держащего на сухожилиях и прочих неотвратимо рвущихся мышцах, уже затапливающихся густой кровью вокруг глубокого мясного тоннеля. Ранее увиденные сероликим частоколы из клыков разгрызают череп стража, раздавливая упорно кровоточащий орган как хрупкое сырое яйцо. Это не было сделано из ненависти или из жажды мести. Она просто могла это сделать. Что ей могло помешать? Или кто? — Да? Человек. — уже без своей своеобразной формы голоса, Титанида по ласковому, по человечески обратилась к сероликому, ищущего внезапно испарившегося молодого стража, на месте которого возлежала широкая кровавая лужа, уходящая вдоль разрушенной дороги до самого театра имени странной "Кометы". — Что происходит? — попытался вести себя спокойно, смотря снизу вверх и чувствуя острое покалывание в груди и руках. А она больше не проронила и слова, неподвижно наблюдая за его трясущимся от непонимания, страха и предчувствия боли телом. Её тело внезапно рассыпалось миллионами водяных грамул которые словно выплеснуло через огромную трещину в аквариуме. Из неё как рыбка вынырнула Йор, целая и невредимая, она немного споткнувшись приземляется на ноги, упираясь руками об колени и тяжело дыша. Её прерывистое грузное дыхание перерастает в сдавленный заливистый смех, колени подкосились, а плечи судорожно сжимаются. — Вот идиот! — она соизволила посмотреть на него искренне хохочущими озорными глазёнками. — До коликов в животе насмешил! Такой наивный, глупый, беспомощный! — рухнув на одно колено она протёрла механическим пальчиком смешинку-слезинку со своей правой щеки, уже протягивая человеку свою ладонь. — Пожалуйста, помоги мне. Уложи меня в кроватку. Он оглянулся. Слева от них образовалась беспросветная мрачная чернота, занимающая огромную треть стены с витринами, вместо которых стояла просторная засланная кроватка с пружинами. Несколько толстых простыней лежали под большими и твёрдыми как кирпичи подушками, прямо как в детстве. Всё изрисовано эпилептическими зеленовато-белыми и синими стрелочками, полосочками и тюльпанами, над которыми возвышалось несколько огромных тёплых одеял, вдоль которых были расписаны рассказы об повседневном быту семьи кроликов, их заботливой матери и работящем отце. Где-то рядом даже стоял телевизор на табуретке, в котором тихо транслировался очень старый всеми забытый мультфильм из 900-сотых годов. Сероликий с опаской подошёл к девушке и подхватил её руку которая в последний момент вот, вот была готова упасть вниз. Опёршись на него, Йор еле доковыляла на своих двух, а вернее на общих четверых ногах до желанной уютной постели. Её лицо внезапно преобразилось, истощая уныние и ярковыраженную слабость. Он медленно укрыл её всеми шестью одеялами, заприметив деревянные часы с кукушкой на серой обшарпанной стене. Он внимательно закутал одеялами её всё ещё одетое в доспехи тело, подгибая края под её ноги и полностью закрывая спину, так как девушка улеглась на боку. — Пожалуйста, дай мне руку... Он осторожно обнял её ладонь, прохладную и очень мягкую. Неужели у всех существ они такие нежные? Или только у неё одной? Из уголка губ скатилась слюна, приземлившаяся на узкую железную миску в которой теплились остатки её стошнившей желчи. Долго же её тошнит. Откуда только взялась эта температура, ещё и в канун праздников. Её измученные, почти что чёрные зеленые глаза присмотрелись к потерянному испуганному лицу человека, который заметно нервничал из-за переизбытка мыслей. Например с какой силой он должен сдавливать её руку, как именно разместить пальцы и стоит ли уже сбегать за разогревающейся на плите кастрюлей с водой для чая. — Почему ты до сих пор не сдался? — она пододвинула его руку ближе к себе, чтобы тоже согреть под тёплым одеялом. — Как ты вообще, до сих пор не сошёл с ума? Он задумчиво оглядывался по сторонам, а затем неловко посмотрел на её вымученную и с силой вытянутую из себя улыбку. Её температура всё никак не падала, от врачей она отказывалась, не любила она всех этих взрослых дяденек и тётенек в деловитой форме и с угрюмо-серьёзными лицами которые предосудительно зачитают ей короткую лекцию о вреде постоянного алкоголического состояния и курения. Если курение убивает, то жизнь изничтожает? Ей 25 лет, она и сама всё прекрасно понимает и, в отличии от всех тех писсимистических алкоголиков-безделушек знает свою меру потребности. — Я сходил с ума. Каждое мгновение. — досадно опустил взгляд, пытаясь стерпеть ноющую боль в неудобно подложенном локте чтобы удержаться за её руку. — Ты же знаешь, что можешь попытаться снова. В любой другой раз... — Я не верю в перерождение. — Твоя гипотеза об истлевающем одноразовом конструкте любого сознания все ещё в силе? Хотя... — на её лице мелькнула грустная улыбка. — Ты ничего не помнишь, а может и не знал никогда. Но ты прав, к сожалению. Наверное... — Я ничего не понимаю. — Так пойми, сходи и узнай всё, что тебе хочется. — Легко сказать. — раздосадовано свёл губы мужчина, изредка присматриваясь к её пристальному сощуренному взгляду. — А что!? Разве это не так? Ух-хх... — грузно выдохнула она, сомкнув веки и заметно ослабив хватку вокруг его пальцев. — В любом случае, делай то, что посчитаешь нужным. Можешь остаться тут и попытать удачу, а можешь абстрагироваться исходя из всего, что тебе довелось пройти, отправиться в ещё один бесконечный полёт дабы оставить всё по велению случая безграничного рандома. Это твоя воля. Он понимал, что она уже знает какое решение он принял. Он принял его ещё до того мгновения как очутился в этом пространстве. Но не случись этого разговора, возможно он снова бы исчез, иссяк бы все силы на то чтобы упорствовать тому, чем не под силу овладеть одними только неосязаемыми стремлениями, мускулами и чувствами, являющимися не более чем химерными движениями его разума который очень легко потерять и разрушить. По крайней мере, на земле всё именно так и происходит? — Я буду действовать. — тихим шепотом человек сотворил новую революционную стезю из собственных эмоций, отныне удерживая их в прочной узде. Неизвестно, сколько ещё циклов обязано пройти и каковой будет следующая волна. Сейчас он сильнее своей предыдущей стадии, намного качественнее и устойчивее. Это его шанс что-то изменить или сохранить. — Ты только не принимай близко к своему сердцу, что бы ты ни нашёл, и кого бы не встретил. — комната вокруг них стала постепенно тускнеть из-за выгорающей до дна свечи. В блёкло-медном свете немного придвинувшееся вперёд лицо Йор будто состарилось на два десятка лет, а её грубоватые тонкие пальцы вновь крепко сжали его ладонь. — Чем сильнее ты привяжешься, тем больнее будет расставаться с чем-то приобретённым. В момент, когда это будет необходимо, ты можешь совершить катастрофическую ошибку которую никто не в силах будет исправить... Ведь все мы в душе немного твари. Каждый из нас, будь это музыкант, учитель, высокодуховная птица или душевно больной дурак. Внутри нас копится жизнь, которой мы редко способны распоряжаться. Каким бы трудным, противоестественным и больным не предстанет тебе выбор, доверься своим инстинктам и смело шагни вперёд, раз уж позади нас остаются сплошные сомнения, страхи и недоразумения, неисчерпаемая усталость и печаль. — Она осторожно отвела взгляд в чужую сторону, прячась за засаленными фиолетовыми косичками. — И об этих несчастных и хаотичных существах - не прислушивайся к их звучанию и не притрагиваясь к ним сердцем, но и не отторгай их тело и всегда откладывай в их сердце всё то, что тебе доведётся найти... Единственным источником света было небо, чьей крошечной светоносной трапецией озарялась зияющая полуобваленная воронка среди груды камней, жёлтых стен и испорченных механизмов. Человек уже не чувствовал холодного тепла девушки, а вместе с ней поникли в небытие и очертания скромной квартиры, рассудительный голос папы-зайца из кроличьей норы и аромат копчёный колбасы с чёрным остуженным чаем. — Но если удастся изменить себя, тебе и вовсе не придётся ничего терять. Резкими столкновениями кусочков обвалившегося крохотного камня высоко в небе взорвалась ещё одна звезда, осыпавшись не огранёнными космическими осколками. Сероликий судорожно потряс головой в сторону площади по которой перемещалась группа из семерых стражей. Их доспехи были изрядно изношены, искажены по всей видимости в недавнем бою. Среди них он подметил двух самых красивых молодых воинов, выглядящих как совсем ещё юные подростки. Их броня словно сливалась с фрагментами их верхней одёжи, что составляла собою кожаные куртки и плащи. Были среди них и высокие антропоморфные существа, физиологически отдалённо уподобляющим простым людям. Он видел много разных существ, или поделикатнее, правильно их будет называть разными расами в которых ничего пока не понимал? Во главе всех шел высоченный и гривистый, похожий на мифического вервольфа страж, с его длинными острыми ушами которые внимательно прислушивались к окружению, навострившись и редко одёргиваясь в стороны. Самой низкой из всех была загадочная краснокожая дева со связанным пучком белоснежно-чистых запыленных волос и с короткими одутловатыми рожками на лбу, чьи кончики были окрашены в светло-малиновый оттенок. Изумрудно-чистые подобно огранённому янтарю глаза ярко блеснули в сторону притаившегося сероликого. Не боясь того, что его могут с кем-то перепутать, человек резко выбежал к ним из под массивных обломков, спотыкаясь и всячески теряя равновесие над собственным телом. Знакомая ему будоражащая волна из формирующихся потоков искажённой природы пронеслась сквозь стражей как 155-ю вагонами об туши мелких зверей. Ужасающее сочетание звуков до дрожи в теле оттолкнуло подбегающее тело назад. Ошеломляющая какофония походила на умножающиеся крики разных пород птиц, собранных со всего света в одну точку пространства, отныне зверски разорванного на куски ирреальными исполинскими когтями мясной многоножки с человеческой головой на одном её конце. Мировое тело гибридного-титана плавно поднималось над землей, оставляя после себя небольшой лес из перемолотых, торчащих в разные стороны стволов желтовато-белых костей, посиневших от пыли органов и прочих прелестей механических конструкций доспехов. Прежние ощущения постепенно возвращались к сероликому, с трудом приподнимающегося на одном колене. Лопатки жутко заныли от сковывающей боли вокруг мышц, пальцы на руках словно бесконечно отсекали тупыми тесаками, а из глаз полились густые брызжущие слёзы. Чарующее безграничное многоцветье извергалось несчитанными яркими потоками, зачерпывающими в себя окружающие частицы пространства. Данный процесс снова наводил ужас от нестерпимой боли которая с каждым мгновением становилась слабее, прогрессирующе сбалансированной осязаемой струей воображаемой им мощи, порождённой спектром эмоций и ощущений которые человек направлял с помощью своего основного желания.

Я хочу прекратить всё это.

Тщедушная, ничтожно малая душонка, оказавшаяся в просторе ими перевёрнутого с ног на голову мира. Положение атмосферы непредсказуемо бушующей хаотичной последовательностью искажало саму себя снаружи, грохоча и рассыпаясь катастрофическими прикосновениями разрывающегося на части города, всё вокруг начало извергаться в бездонную вертикаль подобно необъятной тяжёлой лавине. Неописуемо гигантские пальцы Титаниды держали другой возвысившийся конец города, придерживая его обусловленные края словно кусок волокнистой бумаги или доски для нарезания ингредиентов, по которому скатывалось, стекалось и развивалось кучными ирреальными волнами всё то что успело сформироваться за долгое время существования. Мистические символы всеобъемлющей архитектуры растворялись бескрайними обыденно-серыми и медными фигурами, густыми волнами разбиваясь об каменистые и механические берега, бездонными тёмными водами разливаясь среди хаотичного беспутья искажающихся руин, с каждой секундой всё больше походящие на безгранично химерные ирреальные облака, впитывавших в себя самые испорченные минералы, становясь желтее, серее, а иногда переменяясь на запенившиеся голубые волны неописуемо гигантского океана. Все дороги, по которым проходили его разорванные органы, привели к месту с которого всё и началось. Просторная городская площадь Нихонто отныне походила на своего дальнего усопшего предка о котором было сложено множество мрачных историй и легенд. Волны хаоса исказили природы элемент до ужасающей неузнаваемости. Но об её неясное памятное видение со всей силой ударилась человеческая рука, заложившая фундамент для ещё одной мысли которую желали обсудить вместе с зачинщиками сего абсурда. Они спрятались за стенами затруднительно дышащих улиц, рассматривая извергающиеся из тела страдальческие звуки перерождающей саму себя агонии. Последняя истерзанная балка, пронзающая плечевое суставное соединение, резко выпархнула из тела, мгновенно теряясь среди ползучей растворяющейся пучины развивающегося апокалипсиса. Её бесконтрольно впитывающая разрушительная оболочка словно на мгновение обрело душу, которая бесстрастно-тягучим взглядом оглядела беспомощное лицо сероликого, пытающегося заставить себя подняться. Как только человеку удавалось собрать самого себя воедино, всё своё тело, ощущения и мысли, он старался как можно скорее приготовить себя для битвы. Он смутно осознавал смысл этого слова, его порядок и предназначение. Думал, что только сила которая повлияет на них, взбудоражит их сердца так же мощно как и его собственное. Здесь нет места для сомнений, страха, размышлений и навязчивых попыток заглянуть в будущее которое целиком и полностью зависит от действий каждого из них. Прикосновение. Земля содрогнулась под его ногами, застилая длинную ковровую дорожку которая ведёт только к одному единственному пути. Отринув человечность, посягнуть на чужой чертог, разрушив все границы и разбиться об красный потолок. Из дверей посыпались излучающие праздничное веселье диско-шары, окрашивая унылые стены заскучавшего по жизни города в животрепещущий восторг от надвигающихся событий, поглощающих унылых офисных акул богатых корпораций в пленительный и непредсказуемый блюз. Всех жителей, зверей, птиц, преславутых проходимцев и всех остальных существ собирают здесь всех вместе дабы отправить их в новый сказочный путь. Уставших гостей милые девушки вежливо провожают в зал, еда и напитки обогащают пищеварительный багаж. Простые работяги, исследователи, киборги-кровопийцы, путешественники, убийцы и дети войны, полубоги, извращены и святые сестрицы, найдёт для себя место любая душа, воображаемая вера, чувства идола и даже самые уродливые тела. Все планеты и все звёзды собираются для своего финального выступления дабы показать дорогим зрителям всё то, к чему стремятся их нездоровые прекрасные умы.

Раз, два, три! Твоё уродливое сердце яростно сжимается внутри! Ты задыхаешься от ветра, об него шумно полощется высокая трава, Морозно-тёплой оттепелью обнажаются полуразложившиеся тела, Причиной их деградирующему рассудку - загоревшая кострами земля, по которой снуют безумцы день ото дня. Лидеры мира достигают драгоценного дна, внутри которого упорный труд достигает мнимого исторического конца. Бесхитростный план - с надеждой на лучшее разрушающий души её позывы, Твой великолепный партнер, что пред глазами упал. Эмоции, чувства, порождение нового принципа жизни, Бескомпромиссная природы юрдьба, бесконтрольно движущая вселенной судьба. Истощённых парадигмой силы отриньтесь навсегда, Отныне прежний мир вы не узнаете никогда!

Рядом с сероликим взгромоздилась чрезмерно органическая неповторимость, трёхметрового тела редчайшая душа. Обличие среднего Титана стояло к человеку огромной сутулой спиной с широко расправленными крепкими плечами. Из-под толстой бледной кожи выступала непропорционально толстая длина его гибридного хребта, расправляющая могучие мышцы как два чужеродных крыла. Наполненные очеловеченным бальзамом и кровью большие серые глаза, проницательным взглядом прожигали бессмысленно плодящиеся думы из безмерно идентичного превосходящего числа. Будто кто-то ещё будет продолжать считать дни, зачитывать чьи-то права и писать жёлтые листы. Никакой больше морали, сближений каменных плит, поедания насекомых, замерзающих небесных тел. Разрушение и смерть, сумбурное познание и развивающееся заболевание, деформирующее чувствительную дышащую среду внутри горла. Из её хрупкой влажной скорлупы прорывается отросток массивный руки, крепко схватывающей человеческое плечо и зашвыривающее в самую глубокую среди всех дверь, обвитую древнейшими толстыми корнями. Тьма. Движущийся запах петрикора обнял его покрытое мурашками тело, теснясь под ногтями, закладывая уши, глаза которых он не ощущал и болезненно покалывающий нос. Пальцы медленно сжали клочки рассыпающейся прохладной земли, прочувствовав движения бесчисленного количества тел. Разрастающаяся в мыслях паника постепенно вытолкнула мужчину из глубоких слоёв земли наружу, где он надрывно откашливаясь рухнул на гладкие мраморные плитки. Пятнадцать метров зияющей дыры вокруг бледной стены заведения позволили ему лицезреть прекрасный коричневый океан который совсем недавно был покрыт необъятным могучим штормом. Прозрачные золотые лучи вырывались из густых белоснежно-серых облаков, объединившихся в один безмятежно передвигающийся простор подобно необозримому тяжёлому снегопаду, чьей массой была застелена обратная сторона вселенной, в которой тонули всё звёзды и исчезали любые другие фрагменты миров. Казалось что эта пасмурная пелена вот-вот рухнет вниз, проглотит тот крохотный островок с прибережными острыми скалами, тёмно-жёлтым песком и поднимающим его промозглым курганом, единожды встретившим гнетущее от отчаяния серое лицо заблудившегося человека. Его глаза были заворожены массивными медленными волнами, разбивающимися то друг об друга, то об редкие и одинокие частоколы из чёрных как ночь скал, быстротечно разрезающих тёмную водянистую плоть бесконечного и неизведанного океана, чей загорающийся самими яркими лучами далёкий горизонт был поглощён беспросветной атмосферной тьмой, словно исходящей из безграничных неузнаваемых граней бытия. Пальцы содрогнулись. К ним неожиданно прикоснулась густая трава, тёмно-зелёная прозрачная роса. Благовонный запах эфиров витал между маленьких столиков, обставленных диванами, стульями, об которые припирались извилистые деревянные ветви, своеобразными орясинами огибая площадку очень знакомого душе заведения. Здесь могло пахнуть сладкой мятой, чьими-то духами, растворимым кофе и леденцами. Для кого-то оно могло быть любимым местом работы, вторым домом или же редкой отдушиной, внутри которой на предстоящие несколько часов можно было побыть самим собой, без притворства, не ведая грусти и одиночества. Насладиться умиротворённой атмосферой доброжелательной привлекательной общности, среди которой всегда можно найти одно укромное местечко и для себя. Во рту застыл ирреальный привкус ветра, а в глазах это слово разносились спонтанными неясными образами которые всё сильнее скребли по его сердцу. Хотелось сбежать отсюда, из непонятного и приносящего одно сплошное мучение пространства, обрести силы которые избавят от осязаемых оков его тела и разума, стремящихся заполучить всецелую гармонию. Но пока что, только страх, боль, отчаяние и пребывание в этом угнетённом состоянии, мимо которого беспрерывно проносятся чьи-то образы, голоса, укусы и превращения. Это было одним из тех мест, в которых не сбылись его простейшие из всех остальных желания. Заболело в груди, в глазах вновь проплывали размытые силуэты существ к которым он ни разу не прикоснулся чтобы узнать, к чему лежит их душа. В следующее мгновение сероликий походил уже на кровоточащее мясное перекати поле, гулко размазывающееся об очередную массивную стену. Повторяющийся биологический цикл обрастающего искажённостью жизни тела. Одурманенные болезненными сигналами мозга и расплывчатой сетчаткой глаза приглядели в стороне высоко поднятую ногу среднего Титана, уже более походящего на такого же человека как и он за счёт набранной мышечной массы в обратившемся массивном туловище, тяжёлых затверделых руках и длинных крепких бёдрах. Упрямо отворачиваясь от соседей, удовлетворяющих свой кратковременный досуг порнографическим исскуством, обходя глубокие ямы в полу-асфальтированной дороге которую еще десять лет никто даже липучками не заклеит, прикрывая уши от отрадных возгласов и смеха беспечно марширующих по жизни молодых дней. Каждый новый день оставаясь необразованным и одиноким, душевно больным убогим мечтателем у которого в распоряжении есть только несколько букв из всего большого разнообразного алфавита, насчитывающего бесчисленные сотни знаков, примеров и образов о которых он никогда не узнавал. Неуверенно и с прикрытыми чужими руками, глазами, он медленно движется в неизвестном для него самого направлении, не оборачиваясь по сторонам и даже не имея собственной воли с помощью которой он бы одним ловким махом отгородил от своего лица орудия убийства. В ушах крепко заседают грязные слова от которых хочется стошнить, неприличные выражения и высказывания которые напрочь разрушают все идеи обратной стороны логики, целеустремленной древней печати культуризованной этической основы. Под палками раздавливаются черви, чьи тельца однажды спасут жизнь дикого ребёнка. Дикая кошка разрывает на куски собачонку чтобы дожить до завтрашнего сегодня. На дне океана микроорганизмы продолжают плодиться на клетки, неотвратимо поедая друг друга и образуя новые, неизведанные наукой пищеварительные процессы. Безлюдный жаркий берег опуститься на дно вместе с крепостями и флагами, жёлтый осенний лепесток станет никем не замеченным сто миллионным грязным пятном. А одним жарким вечером он станет на колени, пытаясь выдавить из себя хотя бы одну скупую слезу. Мощнейшее чувство беспомощности и презрения к самому себе, затмевающие желание сделать хоть что-то, чего он не понимал и не умел в свой 21 год земной жизни. Карие глаза заворожённо исследуют умирающий сосуд кошачьего ребёнка. Левая сторона его тела словно прилипла к земле, по которой расползаются большие скопления множества муравьев, пробирающихся к неподвижной повреждённой мордочке и глазу, тазу и маленькому брюшку. Одна из лап котёнка изредка вздрагивает будто от жуткой нестерпимой судороги, во время которой живьём объедают его гораздо беспомощную хрупкую душу. Человек отворачивает глаза, пытаясь корить себя за то, что даже не способен убить зверьё, лишить его предсмертных долгих мук. Откуда в его голове взрослось это смирение? Отчуждённость и недоразвитость, которая не позволяет ему даже просто прервать муки существа, найти работу чтобы самому не умереть от голода в придорожном лесу. Деньги, слишком много денег. Вопиюще много людей, зацикленных на употреблении сладких плиток шоколада, мягких губ, членовредительстве, создании новых рекордов, времяпровождении с матерящимися воняющими асцтеками нового поколения, изживающих земли, продукты, комментарии, технологии и вселяющих в мировой порядок дух того, что на заводе все ещё не хватает молодых рук. Обман, доверительное самовнушение, равнодушие, сожаления и мировая дезадаптация. Те, кто появились в этом мире раньше, будут всегда править над теми кто не в состоянии постоять за самого себя, никогда не узнав о том, что значит жить без утруждающих привилегий навязчивых, абсолютно бессмысленных забот. Он больно врезается спиной об дверь, влетая в просторное помещение на подобии светлого офиса с белыми стенами. Выпавшая из гнезда пташка взлетела из рук пьяной женщины, медленно набирая высоту, а затем оказываясь размозженной об лобовое стекло легкового автомобиля. Здесь были прекрасные квартиры, разнящиеся разным временным промежутком. Тёмные силуэты в строгих костюмах сносили друг другу головы хладнокровными выстрелами из пистолетов, мелко разваливающихся на конструкционные части вокруг стола за которым засыпал пожилой мужчина, ответственный за качество сборки модели оружия. Люди подвергались пыткам, унижениям, ровно как и их дети. Кого-то живьем поджигали в костре в назидании ведьмам и друидам, а кто-то был подвержен кастрации, просверленному черепу, голеням, тесной и наполненной химическими составами ванной. Сгнивая в пустых бетонных комнатах, полнящуюся переваренными в желудке отходами, рвотными массами и пятнами крови. Индивидуальная харизма каждого существа неожиданно объединялась, создавая культ повторяющейся смерти, однотипно дышащей похоти, неудержимого азарта и голода, жаждущего большего, вкуснейшего и чего-то редчайшего. Исполинская рука смела широким движением всех идиотов, нескончаемые банкноты и мнимую интуитивность, развивающаяся за счёт импровизации, достигнутых ощущений и жажды экспериментировать с жизнью, с которой так легкомысленно, наивно и радикально распоряжаются побитые материками потуги мигрировать. Порча в каждой упаковке, бутылке и в стеклянном дне, откладывая болячки где-то сбоку под ребром, с раздавленным на земле кротом. Пытаясь оттереть свою обгоревшую щеку, сероликий нащупывает между стен короткий тоннель, ведущий в следующее помещение, в которое его отталкивает мощный удар массивной ноги среднего Титана. Звуки просвистывали вокруг головы, летящей между стен, побоев, чьих-то умозаключений. Здесь крики становились громче, их издавали бесчисленные миллиарды живших и живущих существ, с интервалами переменяясь в удовлетворенные стоны и сладострастно шепчущие голоса. Бесконечное сплетение звуков становилось громче, интенсивнее всех этих движущихся влажных тел, раздавливающий кокон на мелкие кусочки. С высокой лестницы на четвертом этаже бескрайне большой сумбурной площади, вокруг которой хаотично перемещались осязаемые телом и духом события, спрыгивает молодая девушка с дочерью и двумя сыновьями. Фирмы и разного рода социальные предприятия стояли далеко от них, где-то позади, послушно выполняя указания нарцисстических юродивых зверей, оскорбляющих потомков, себе подобных, коверкая значение эмоциональных истоков. Обходя стороной истерику, погоню на улице, отравленные фабриками небо и озёра, лишенные жажды и осознания маленькие люди, поющие о разочаровании, расставании, июле. Отец трясясь хватается за музыкальный инструмент, на глазах родного люда, обоссывая блюда, скатерть и мебель остального рода. Красота, требующая жертв млекопитающего народа, чудеса, нуждающиеся остроумного чужого слова. Бесконечный цикл повторяющихся проблем, притворно парабельных поступков, движений и исходов. Недостаточно здоровы, адекватны и больны. Гибрид вновь хватает руку человека, стараясь отодрать ошметки его тела от стены чтобы зашвырнуть куда подальше, искаженными или же разнящимися от прежней природы сейсмическими колебаниями отталкивая его переменяющуюся разумную породу об скалы планет, обжигающе холодные преломляющие звёзды, своды поглощающих хаотичных явлений и одной всепоглощающей пустоты, внутри которой разрушается прежняя форма, преобразуя из себя новые сумбурные частицы единарной биоты. Брюшко жука взрывается от переполняющего стада вылупившихся паучков, среди которых ярче всего горят только одни глаза, пронзённые челюстями другого такого. Подвергающийся ирреальным нападкам аннигиляции, разум сероликого взрывается ошеломляющим сознание безумием, бессмысленным, лишённым воли и жажды. Одинокий неинтересный взгляд в потолок комнаты, которую разделяют шелушащиеся трещины. Никаких воспоминаний и даже понимания этих слов, как и объектов интерьера, голоса, эмоций и недомоганий. Сероликий кричит не переставая, поднимая руку к небу и отбирая у вселенной развеянные осколки своей истлевшей физиологической формы, осознавая как пережил бесконечное количество лет, дней, мгновений в этих состояниях, разрушающих его однажды родившуюся оболочку с одной единственной жизнью, маленьким количеством выборов и отсутствием к удовлетворенному выживанию, одному единственному и одноразовому в том крохотном прекрасном мире, населённом уродами, царями, разрушениями, зверями и удивительными людьми, сумевших стать такими, какими никогда больше не узнают остальные. Мгновения, которые растягивают объятия, ласковые поцелуи и красивые сны. Он оббегает самоубийц, которым не повезло остаться калеками до конца своих дней. Счастливые семьи, в которых царит незыблемая любовь. Юную танцовщицу, лишившуюся обеих рук которые хотели спасти жизнь умирающему солдату. Уснувшая на руках птица. Большое надкроватное зеркало, оставленное в пустом доме. Высвободившаяся из поводьев лошадь, разбивающая топотом копыт песчаный берег. Исполинская гибридная стопа, раздавливающая крохотного человека в зелёной степи. В руках Титаниды растворяется волшебство, стекая прозрачной горной водой на камни и болотистые грязные лужи. Ею напоются птицы, звери и люди. В них начнут проплывать рыбы, отталкивая солнечные лучи собственной чешуйчатой шубкой. Река никогда не настигнет городские дома, пещеры и тропические луга. Разве что под дождём удастся спрятаться от жары, а после неё же иссохнут влажные листы. Человек просыпается от боли в горле, отходя подальше от бескрайне размножающейся красной стены, впитывающей всё что когда-то было, есть и будет. Органы существ, беспозвоночных и более разумных, людей, рептилий, насекомых, чужеродных. Крики и стоны между свербящих дёсен. Торчащие клыки, когти и ногти. Своеобразная и не имеющая границ стена впитывала всё, порождая новые основы природы, их потоки, методы перемещения, идиомы, значение нашего взгляда и падающие в космические основы звёзды. Ошеломляющие слух звуки иногда стихали, а на их месте мясистыми пузырями выбухали фрагменты сосудов, густо переливающиеся костяные сыворотки и жидкости подкожной формы, неописуемо искажёнными стезями переплетаясь, задавливая друг друг друга и деформируя. Выступающие, похожие на хрящи ящериц отростки медленно разрезали пульсирующие тромбы, истекающим комом расплавляясь в просторной пасти из гомеостазов совершенно чужой породы. Человеческое тело разрушалось, изнывало каждой частичкой своей оторванной от хаоса природы, мягкими косточками прорезая полые оболочки органической структуры самой глубокой среди всего существования утробы. Крохотной мембраной оказывается съеденным заражёнными стадами молекул, вгрызающихся и поедающих его внутреннюю густоту на дне желудочка, который стремительно пронзают, разрывают на куски, а затем наполняя его собственными веществами. В обличии зебры, оказывается беспомощным в горячей реке из которой выпрыгивает аллигатор, медленно откусывающий её челюсть, левую ногу, стремление найти новую дорогу. Человеком проваливается в незакрепленный люк, утопая в сточных водах, будучи кем-то вытолкнутым на рельсы подземного метро, по которому через пять секунд прибудет поезд. Воспитывающий сына, задыхающийся в густом дыму. Застреленный во владениях собственного дома, лишенный рук и ног. Сбитая крупным калибром редкая птица. Съеденный наводным насекомым головастик. Никогда не родившийся, отсутствие. Пустота. Безграничный поток из многоцветной формы хаоса взрываются в серой морщинистой ладони, устремляющей искажённое давление атмосферной природы в массивное лицо гибридного-титана. Химерный сосуд существа разрушает своей колоссальной формой бесконечно распространяющуюся органику, всецелой хрупкой плевы среду последующего биологического чертога, следом за которым возвышаются разрушенные дома, городские парки, леса. Порождение бытия взвизгивает от боли размозжённого лица, раздробленных осколков черепа и растопленных глаз. В неисчерпаемо болезненных судорогах оно разбивает хребтом всё вокруг себя. Очертания лица стекают жидкими грамулами вниз к мягкой крохмальной земле, в которой могла бы утонуть целая нога. Зубы скребутся об острый угол чёрного неба, пытаясь ухватиться хоть за что-то. Разница в объёме тела, количество хранящихся в голове слов. Разум обманывающийся желаниями каждый миг, ведь человек существо относительно разумное, способное оскорблять, унижать, изобретать и приносить радость. Моменты, которые могут остаться в чьём либо сердце на всю жизнь. Где бы мы не были, и кем бы не стали для тех кто нам нужен и кого мы ещё не встречали. Исключениями становятся извращенные безумцы, оскверняющие чужую мораль, жизненные принципы на уровне с неповторимым телом. Руки... Можно заставить себя работать, хотя бы раз в жизни позволить себе кого-то приобнять. Сунуть их в пасть ко льву, окунуть в воду или перестать их распознавать вместе со своим глазами, языком и локтями. Его руки были грязными, потными. Под ногтями скопилась грязь. Откуда-то сверху доносятся голоса, требующие санкций, глобальных локализованных перемен. Метеоритный дождь создает большое количество воронок в редкостном грунте земли. Слева виднеются чувства, расставление и боль от недосказанных слов. Справа разбегаются звери, стрекочут и поют дивные муравьи. Под ним собираются негустые капли слёз, щекочущие шею и грудь. Тьма становится чернее, накрывая красные мясные холма, гладкими барельефами растягиваясь к тёмно-багряным прочным башням и туннелям, походящим на знакомые станции метрополитена. Пустующие красные лавки и тёмные алые колонны, из-за них будто кто-то выглядывает выкатившимися из орбит глазёнками цвета чёрно-красной свёклы. — П-п-прошу те-ебя, о-о-останов-в-вись. — сквозь разгрызающий сознание и тело на куски дискомфорт, человек с трудом приподнимает лицо чтобы посмотреть в глаза зувеченного гибридного-титана перед собой, а тот уже в свою очередь мало-помалу зализывает свои раны. Густые рвотные массы из чёрно-красных жидкостей взрываются в желудке сероликого, выпускающего омерзительный процесс под свои упирающиеся руки. Тело трясет от холода, в голове засела жгучая боль. Глаза норовят сомкнуть веки навсегда, приклеиваясь застывающими горькими слезинками. Ноги сводит судорогами, и всё никак не удаётся сдержать крики. Он снова пытается заговорить с бесформенным хворным существом, способным оказаться чем угодно в любой миг. Просить остановить тот или иной процесс, в каждом из которых он пребывал всю эту действующую, переменяющуюся, протекающую, безгранично деформирующую неисчерпаемые части размножающего самого себя существования. Однажды он выбрался из её густоты, преобразовываясь в новую хрупкую частицу, молекулу, форму. Подобно одному крошечному программному коду который отпал от всецело необъятной бесконечной конструкции, не имея биологических придатков, плоти, костей, органической густоты и духовной среды, что однажды будет называться "Человеком". Только благодаря одной единственной случайности которая больше никогда не произойдёт, исключительной вариативности сего движения которое прошло неописуемо долгий молекулярный путь. После всего, что произошло по ту сторону ирреальных процессов, он способен что-то говорить, желать вспомнить и изменить. Боль утихала, гораздо быстрее чем это могло бы быть, находись он в привычном для себя мире, полном вкусной еды, одиночества, разнящихся на цвета события и прекрасной, очаровывающей сознание природной среды. Хотелось наконец-то привести всё в порядок, в первую очередь внутри своей головы. Но что поделать, когда тебя закидывает в само сердце хаоса, в неподдающуюся контролю точку пространства, откуда видно абсолютно всё. Эмпатия, мысли, ощущения тела, всё это перестает иметь узаконенные природой мозга значения, есть всё и нету ничего, что могло никогда не родиться на этот свет или же оказаться желаемым первозданным состоянием. — Я не желаю причинять тебе ещё больше боли. Пойми меня. — сероликий снова заговаривает к созданию как человек, мыслящий, сочувствующий, готовый к новой незыблемой волне переменяющих деформаций, глубокому распаду или новому порождению. Исполинская голова Титана поворачивается к нему, кашлянув густой растворившейся кистой его повреждённого организма, чьи защитные биологические механизмы излечили каждый его орган от полученных травм и увечий. В больших серых глазах впервые очертилась эмоция. Таковой было удивление. Неподдельное, искренне, почти отчаявшееся как и человек перед ним в тот раз, когда он впервые понял: он мог никогда не появится, не стать тем в кого он изо всех сил верил, не стоять прямо здесь и сейчас стиснув кулаки, всё ради того чтобы дать противоположный отпор природе из которой он был рождён сам. Чтобы обуздать хаос, безграничное течение жизни и распада, безмятежного, размножающегося, поддавшегося манипуляциям этого человеческого существа. Из красной земли прорвалась исполинских размеров мускулистая рука, впитавшая оттенок телесной кожи и химерного серебра. Всплыла широка грудь его, к которой прирастала гибридная голова. Взгляд устремился вверх к свету, не имеющему атмосферного восприимчивого спектра, от чего закружилось сероликого сознание. Теперь он мог сделать всё что угодно, но только сейчас. Человек разбежался, устремившись к источнику столь же химерного пожирающего всё вокруг себя светила, чувствуя как разрывается на части его левая богомолова стопа. В носу всполошились волосатые завитки, а уши плашмя бились об твёрдые мясные закутки. Пальцы растворялись знойким ветром, счёсывающим кожу, испаряющим накопившуюся влагу. Пустота отрывала по части от его спины, лопаток и затылка, когда от ног не осталось ничего. Ещё какие-то сантиметры, мгновения, отделяющие от бездыханной жёлтой лисы перемещения, за которые яростно хватаются расплавленные мягкие пальцы. Хочется сказать: "Прости". Он не смог выжить, остаться существом которое обнимет её, залечит любые раны и покажет удивительные сны, однажды перевоплотившиеся осязаемой приятной явью. Деформация.