А утром пошёл снег

Правда тянуло не только нас, а всех вообще. Естественно, коньки-то тоже металлические. — Хватайтесь друг за друга! — главное, чтобы никого не задавило. Кричащий и визжщий хоровод влекло в сторону загорождения, и что хуже всего, ногами вперёд, склоняя к падениям. А я ничего не мог сделать. Меня утягивало вперёд, намного быстрее, а Джека — ещё быстрее. И я знал, уже теперь с беспомощным ужасом знал, что крышка захлопнется, а мы все останемся с разрухой. И именно так и вышло. Миг и я увидел лица тех же самых бандитов, и Рэсси, лежащего на дне чемодана. А сам уже был скован, не мог шевелиться. Кричал Сергей, ругался Мик, общая свалка кричала и вопила. Но все утонуло в другом звуке: звуке уезжающей машины. Джека забрали. А он даже не кричал. Он ещё не умел ужасаться. Помятый Мик с пылающими глазами сбрасывал с себя коньки. Конечно, мы сами были виновны. Не стоило оставлять чемодан одному Рэсси, который, конечно, силен, но как раз чемодану противостоять и не может. — Ну все! — и это «все» как плевок упало на землю. — Не собирался я бодаться с шефом, но!.. Нашёлся, тоже, папаша! Нет, раньше, — в спешке и ещё не окончившемся беспорядке, мы вернули коньки на место, — раньше он, конечно, был получше, чем большинство хозяев в преступной среде. Он даже мне нравился! Но хватит! Элек, ты ведь можешь… Ты можешь сделать так, чтобы мотоцикл гнал на твой же скорости? — Могу. Только не понимаю, почему… Почему Стамп оказался у нас?.. — Шеф не дурак, — все происходило так быстро, и даже Сергей был очень тихим. И сел за его спиной молча. — Джекки, понятно, вдохновился твоей историей, и вряд ли постарался это скрывать. Вот шеф и примчал. И угадал. Давай. — Держитесь оба как можно крепче. На улице было не очень много машин, и бежать было нетрудно, но беспокойно. Мы могли опоздать все равно. Место встречи могло измениться. Огни смешались в линии. Мысли в кашу. Бегом мы бросились по лестнице. Но на шум, на навстречу вышли не бандиты и не Стамп. Навстречу вышел профессор Громов, и беспокойство на его лице тут же обратилось радостным облегчением. — Электроник! — хотя в этом восклицании слышался и укор. Конечно, профессор приехал, а меня нет уже очень долго. Но ведь он же не предупреждал и не собирался! Я подбежал и обнял его, на несколько мгновений замер, чувствуя, как он начинает тихо смеяться. — Элек. Ну, Элек… Где же ты был? Я выпрямился. И тут же с криком подхватил профессора, чтобы оттянуть как можно дальше от дверей. Мик, напротив бросился вперёд. Туда, где стоял улыбающийся слишком нагло Стамп. Сергей так же обнял профессора, стараясь защитить. — Элек, Элек, что такое?! Но мне не хватило бы сейчас слов. Я все уже понял. Так хорошо понял, что это казалось совершенным безумием. Профессор… Профессор!.. Был тем, кто создал Джека. Верно. Ведь верно. Ведь это точно так. Зачем Стампу кот в мешке, когда есть конкретный человек которому в точности все удалось? И, разумеется, именно профессор Громов задался бы вопросом о судьбе того, кого сделал. И, разумеется, именно он… Поехал бы заниматься им, вместо того, чтобы отмечать Новый год дома. В конце концов, создавая меня он сделал то же самое, и под бой курантов пытался настроить меня так, чтобы я помнил разницу между «ь» и «b». О том, что год сменился, он узнал через три дня от своей ассисентки… — Элек! Элек, останови же!.. Я слишком резко очнулся и с удивлением увидел… Стампа, будто пригвожденного к стене. И Мика, занесшего руку. — Дядя Витя, я этого в лицо не знаю, но тут все ясно: это бандит! — крикнул Сергей. — Зачем выпривели с собой бандита, Элек?.. — к сожалению, гениальность профессора не означала, что он понимал все и всегда. — К сожалению, вы тоже привели с собой бандита, и неудивительно, что у одного к другому есть вопросы. Профессор сдвинул брови. Он редко сердился. И я видел, что даже теперь он осознает очень медленно. — Как это… Понимать, мой мальчик?.. — Человек, с которым вы сюда приехали — именно тот, кто устроил моё похищение четыре года назад.

***

Стамп сидел в кресле, но не так вальяжно, как когда-то при нашей первой встрече. Напротив, он был похож на бледную-бледную тень… С ярким следом на щеке. Мик оставил лишь один. Теперь он сверкал глазами в сторону бывшего шефа, а я стоял с ним рядом. Сергей бурно обещал Джеку, что теперь уж его точно никто не отдаст, в соседней комнате. Соседней комнатой была кухня, и я подозревал, что не случайно, но уйти отсюда я не мог. Главное происходило и звучало здесь. Гневная тирада, обрушенная профессором на Стампа была так ужасна и так потрясающа, что ничего добавлять ни мне, ни даже, как будто, Мику, не хотелось. Конечно, таких, как я или Джек не создают за неделю до праздника. Профессор работал над ним довольно долго, а этим летом — закончил. Иногда он приезжал убедиться, что все в порядке. И Стамп, с неизбывной бессовестностью, показывал ему светлый дом и идеальные условия обучения. Ничто не намекало на правду. Тем более, что Стамп впрямь убедил профессора, что хочет получить не столько робота, сколько сына, поскольку, конечно, слишком уже стар, чтобы самому добыть, а интернатам несколько не доверяет. Слишком боится болезней, о которых там могут не подозревать и вообще, жаждет иметь сильного, взрослого телом помощника. Поэтому, когда раздался панический звонок, когда оказалось, что Джек сбежал, профессор почти не раздумывая бросился на помощь, уверенный, что что-нибудь сбилось в программе. И даже когда услышал, что, напротив, скорее уж Джека смутили истории о роботе-человеке, профессор ничего не заподозрил плохого… — И ты знаешь, Элек, даже утром, когда он снова убежал… Ты ведь тоже очень упрямый. Разумеется. И разумеется, внушение о том, какой Сергей хитрый, а я — высокомерный, Стамп провел без его присутствия. — Ну, вас-то, господин профессор, никто ни в чем не винит, — уверенно проговорил Мик. — А вот вы, шеф… Секретов вашей совестливости нам, конечно, не надо. Но вот зачем все это понадобилось… Хотелось бы осознать. Очень. И почему, интересно, именно моё лицо? Вроде, были и поближе к телу псы, а? Стамп слишком громко и резко вдохнул. — Не говори ерунды, Урри, — только голос его очень странно сломался. Стал почти бесцветным. Усталым. — Может быть, своим положением кто-то и был, но по-настоящему… Не было никого ближе ко мне, чем ты.