А утром пошёл снег

В ванной я снял свитер и стряхнул снег с волос. Рэсси отряхивался здесь же, а Мика Урри мы отправили греться на кухню, хотя сам он на холод не жаловался. Когда мы вышли к нему, он уже без особенного стеснения наблюдал за тем, как мелко подпрыгивает крышка чайника. — А, вернулись… Кстати, как мне к тебе обращаться? — Ну, друзья зовут меня «Эл», но вы можете звать меня Элеком Викторовичем. Это не имело большого смысла, но я ещё только учился шутить, а кроме того, мне очень хотелось почему-то подчеркнуть, что в этот раз мы встретились в моем доме, где мне все известно и где я все решаю. Мик прыснул, но это было не обидно, скорее правильно. — Так вот, Элек Викторович, — будто принимая правила игры, мягко проговорил он, — не беспокойтесь, я не напрашиваюсь к вам, сюда. У меня есть замечательный номер в гостинице, откуда я и буду время от времени к вам прибегать. — А я и не беспокоюсь, — отозвался я, хотя почему-то несколько разочарованно. На самом деле, без профессора и его нервной ассистентки дома было довольно скучно. — Только не понимаю теперь совсем ничего. Для чего же тогда я вам был так нужен? — В основном, для моральной поддержки, — признался Мик Урри и развёл руками. — Хотя, надо сказать, ты выбрался от шефа без единой царапинки. Ты смелый парень, и, судя по всему, даже немного его напугал. И у тебя очень преданные, находчивые друзья… — Которые, конечно, помогут мне, а не назнакомцу с улицы, — наконец, протянул я. Он кивнул, как будто признавая свою вину. — Что же делать, своих, как ты видел, мне нажить не удалось. Но главное, все-таки, другое… — он как будто устало вздохнул, но тут же энергично выпрямился и с горящими глазами воскликнул: — Роботы сбегают из дома, чтобы быть людьми! Ну разве я хуже?! Я чуть не рассмеялся в голос. — Не думаю, что Стамп относится к вам как к любимому сыну, — с трудом сдерживаясь, заметил я. А все-таки, если бы профессор не любил меня, все бы закончилось совсем по-другому. Хотя Стамп, конечно, умеет делать вид, что ему кто-то нравится в несколько раз лучше, чем я умею делать вид, что сплю. А ведь мне удалось убедить несколько человек, прежде, чем я задался вопросом, не является ли и это формой лжи. Я помню, что Стамп казался мне даже милым. Наверное, до того момента, когда я заметил, что он вытащил из чемодана похитителя и о чем-то с ним говорит. Может быть, если привыкнуть к такому, можно перестать замечать, что общаешься со лжецом. — Ну-у… — Мик почему-то задумался, возведя глаза к потолку. — Это как сказать… — Он же велел вас убить! — не выдержал я. Мне казалось, что в такой ситуации двух мнений быть никак не может. — Родители тоже разные бывают, — пожал плечами Мик Урри, чем окончательно сбил меня с толку. Конечно, родители разные, это так. Не все ведут себя педагогично. Не все ведут себя даже по-человечески, но… Это все-таки перебор. — Да и профессор твой — интересная птица, — он сел на один из стульев, — позволяет тебе слишком много, вот ты и водишь в дом всяких бандитов. Что от дома так останется, а? — Всё останется, — удивлённо ответил я. — Я слежу за порядком и все могу починить. А если вам вздумается что-то портить, то… — я не закончил, потому что видел, что он эту мысль вполне понял. Однако, не унялся. — А это вот? — и вдруг, мягко провел, а затем подцепил двумя пальцами край белых, тёплых и очень высоких чулок. Я тихо вскрикнул, от неожиданности и неожиданной странной, неправильной, острой приятности этого действия. Мик отнял руку и теперь улыбался очень виновато и пытался поймать мой взгляд. — Извини, я не хотел тебя пугать… Где ты их взял? — Профессор подарил, — потерянно отозвался я. Я вовсе не злился и не боялся, но в то же время, чувствовал, что он действительно не должен был. — Вот как, сам профессор, — поднял брови Мик Урри. — Боюсь спросить, что было потом. — Ничего… Он как будто выдохнул. — А как профессор это объяснил? — А что тут объяснять? — даже почти строго спросил я. — Зима, температуры низкие, переохлаждение может и мне навредить. Не так, как людям, но вполне может. Брюк иногда не хватает, а с колготками у меня плохие ассоциации, между прочим, как раз из-за вашего шефа. — А со мной, значит, плохих ассоциаций нет? — Ну вы же не колготки, — просто ответил я. Он снова фыркнул, но как-то мягче, а его взгляд сделался до странного тёплым. — Вот… Вот поэтому, наверное, я и здесь, — со вздохом и почему-то серьёзно проговорил Мик. — Рядом с тобой все кажется не таким безнадежным. По крайней мере, я сам кажусь себе не таким безнадежным. Несколько минут я стоял, в растерянности от этого признания, и в той же растерянности осторожно провел по его ещё мокрым волосам ладонью. Сергей говорил, правда, что такое можно делать только матерям и подругам, но, мне показалось, что Мик не рассердился. Но сам я все-таки заметил: — Вы не будете безнадежным, если только перестанете хватать людей на улицах. — Виноват, — в это раскаяние я не верил совершенно. — Ты выглядел очень весёлым. — И вам захотелось все непременно испортить? — Мне захотелось к этому присоединиться. Я хотел сказать, что таким образом он мог присоединиться и к тем, кому пришлось сегодня посетить травмпункт. Я мог испугаться куда сильнее и не рассчитать силы, хотя и стараюсь таких ошибок не допускать. Но чайник как раз закипел, и я отвлёкся, чтобы его выключить. — Вам с сахаром? — Да, и лучше кофе. — У нас нет. Профессор и без того плохо засыпает, а мне и вовсе не нужно. — Надо же, — он звучал совершенно разочарованно. — А меня все уверяли, что люди с чистой совестью крепко спят. — Это точно без учёта возрастных и прочих особенностей. — Что ж, в худшем случае обрадую шефа, что его бессонница связана с прочими особенностями… Эта безрадостная шутка мне показалась скорее тревожной, чем весёлой. — А почему он про вас вдруг вспомнил? — Сам хотел бы знать. Вроде, понятно, что мстит, ведь больше с меня уже и взять нечего, но ведь легко мог и раньше достать… Но меня никто и пальцем не тронул, в том-то и дело, даже как-то подчёркнуто не трогали. А тут вдруг погнались… — Я думал, он сам прячется от полиции, — признался я, но Мик скривился и отмахнулся от полиции, как от ужасно ленивой мухи. — Если в чем шеф тебя не обманывал, так это в том, что полиция в нашем городе нужна для красоты, а добропорядочность встречается не чаще, чем живые роботы. А после случая с тобой поговаривают, что и реже. Такого, как он, ловить не будут. Так, подразнят в газетах и по радио. «Прогресс в борьбе с бандитизмом». Ненадолго воцарилась неприятная тишина. Я, пожалуй, был даже расстроен. Мик сделал несколько глотков чая, и тоже не казался больше весёлым. Но он постарался это отбросить: — Ну не кисни. Случай с картинами, конечно, был неплохим щелчком по носу. Но такие вещи в один день не меняются. И он был, в своём роде, прав. Даже отношение Сергея к учёбе продержалась всего одну четверть следующего года… И все-таки, смирение не приходило, и я наконец понял, что совсем не хочу оставаться в эту ночь один. — Знаете, оставайтесь хотя бы до утра. Поможете мне украсить все к празднику. А то профессор считает, что у меня к этому нет художественного таланта. — С удовольствием, но только утром, — улыбаясь с какой-то удивительно-очаровательной беспомощностью, кивнул он. — Сейчас я валюсь с ног. Я с сомнением заглянул ему в глаза, но он совсем не смутился. А то, что людям следует ночью спать — факт. — Хорошо. Я постелю вам у себя.