Лепестки азалий

Просто, если ты один, ты не представляешь угрозы.

Полумна Лавгуд

***

      Возможно, с громкими восхвалениями в адрес несравненного Гарри я все-таки погорячилась.       Да, парнише стоило отдать должное — поучаствовать в волонтерской программе, организованной старожилами Хаффлпаффа, то бишь бывшими выпускниками, отважится не каждый. Для этого понадобится не только высокий уровень нравственности, благоусмотрения и впечатляющих навыков убеждения, но и зрелость.       Гарри было четырнадцать.       Признаться честно, впечатление он создавал весьма легкомысленное.       Этакий хаффлпаффский «дурачок», которым можно помыкать как только душе угодно из-за бьющей все рекорды Гиннеса доверчивости, а также он представлял из себя ту еще королеву драмы, которую не ясно как вообще взяли на роль старосты.       Но в процессе дальнейшего знакомства я понимала, что этот дурачок не чурался такого слова, как «ответственность».       Ведь когда барсуки били тревогу, то первым делом бежали вовсе не в сторону сердобольной Эммы.       Нет, это был вездесущий Трумэн.       Сосед по комнате испортил несмываемыми чернилами все твое домашнее задание и отказывается признавать вину, несмотря на то, какой уже час ты рыдаешь? Зови Трумэна. Девочки из другого дома наговорили за твоей спиной кучу гадостей и тебе стало ужасно обидно? Зови Трумэна. Бросила любимая девушка, а ресурсов, дабы запить горе, кот наплакал? Зови Трумэна.       Однако даже у такого идеального неидеального человека присутствовал один колоссальный недостаток.       Его мать.       Лисандра Трумэн, в девичестве Блэк, была женщиной старых нравов и той еще мегерой. Хуже портрета Вальбурги точно, учитывая, что у нее таких проблем с передвижением не было.       Стоило начать хотя бы с того, что по приезде во вполне себе уютный с виду двухэтажный деревянный особняк с личными пастбищами гиппогрифов и простирающимся на несколько гектаров земли лесом, она долго отказывалась впускать вашу сиятельную слугу в дом.       Пока я не додумалась поклониться.       Поклониться, Карл!       Прямо бесплатный курс «Как заставить почувствовать тебя хуже второсортной черни» без смс и регистрации.       И если раньше у меня были сомнения, то после подобных вывертов они отпали окончательно.       Беленькая дамочка передо мной с вытянутым лицом презрительной лошади и волосами хуже помойной медузы была той аристократической стервой, сожительство с которой было хуже трех голодных приютских месяцев.       Скверное настроение не смогло улучшить ни исправно накрытый неуловимой домовичкой по имени Тутти стол, кишащий сытной едой, ни отдельная гостевая комната с отличным видом на летающих волшебных животных, ни искренние извинения от самого Гарри, что поздно признался в том, что у «моей мамы немного скверный характер».       В лицо я ему ничего не сказала, но в душе уже заунывно плакалась в телефонную трубку и умоляла как обычно пребывающую в раздрае миссис Коул забрать поскорее домой.       Самое странное — что отец семейства, многоуважаемый артефактор Оливер Трумэн, который жене и слова вставить не может, только беспомощно улыбаться и сверкать своими позолоченными круглыми очечками, что сладкий дамский угодник, в обиходе «просто Гарри», были совершенно обычными, вменяемыми людьми.       Хотя, может, в этом и состояла главная проблема.       Когда на один квадратный метр сожительствуют аж целых две принцессы, где-нибудь просто обязан появиться извергающий пламя дракон…       Впрочем, я бы не советовала кому-либо пропитываться к этим двоим слишком большим сочувствием, ведь что первый, что второй были полнейшими трусами.       И если отец Гарри днями и ночами пропадал на своей так называемой «работе», оправдываясь перед холодным ликом жены удрученным «так много заказов, золотце, так много заказов!», то сам он с утра до вечера выгребал помет гиппогрифов.       Да-да, вам не послышалось.       Наследник весьма состоятельного рода проводил почти каждое лето в компании срущих недо-лошадей, недо-орлов, отказываясь от званных вечеров или банкетов в компании любимой матери в связи с глубокой ответственностью за дела рода.       По сути данное неблагородное занятие не должно было отнимать у него так много часов, как и сил.       Но, так как подросток отказался от цивилизованных способов собирания навоза в отдельно построенную и зачарованную для этого бочку с телегой, возжелав обходиться куда более приземистым способом — мешком с чарами облегчения веса, — это исправно отнимало у него по полдня за раз.       После продолжительных работ Гарри уматывал в лес, на отшибе которого располагалось небольшое озеро и, усаживаясь за пирс или фамильную лодку, которую переместил еще его прадед, рыбачил.       Ну или делал вид, потому что, сколько я к нему не присоединялась, ничего у него там не клевало.       Он и меня звал «работать», но первый месяц я, честно, брезговала касаться волшебных фекалий.       Воняли они ничуть не хуже настоящих.       Но затем в один из унылых «семейных» ужинов, милейшая Лисандра вдруг промокнула свой бледный рот салфеткой и, вперив в меня жутко мертвый взгляд, оборвала повисшую за столом тишину: — Гарри рассказывал о том, что ты выросла в приюте, а значит, не получала какого-либо домашнего образования, предназначенного для воспитания будущих леди.       С трудом проглотив горячий картофель, я натужно кивнула: — Мгм.       Поморщившись от этого нечистого звука, она чинно продолжила: — Поэтому я приняла нелестное для себя решение обучить тебя тому, чего ты была все это время лишена. — Ч… — едва не брякнув непочтительное и абсолютно вульгарное «Че?», неловко прочистила горло. — Что? — Из-за легкомысленного решения моего сына еще неизвестно, сколько лет ты будешь проводить в компании нашей семьи. А я не могу выносить такое… — ее темный презрительный взгляд впился в магическим образом найденное пятнышко под моей тарелкой супа, — …такое безобразие и дальше. — Матушка, пожалуйста, — взмолился Гарри. — Дорогая, прошу, обдумай… — с готовностью подхватил Оливер.       Вместо ответа женщина одним движением поднятой ладони оборвала их обоих и непререкаемым тоном постановила одно единственное: — Я уже все решила.       Знала ли я, на что меня подписали? Нет.       Осталась ли я при этом довольна? Тоже нет.       Потому что в середине лета внезапно развернулся настоящий ад, а до этого, как оказалось, были простые цветочки. Благо, ягодок милейшая леди Трумэн успела затолкать в мою несчастную глотку как следует.       Мало того, что она заставила меня прочитать тот отвратительнейший талмуд для всех чистокровных снобов — «Традиции и Магии». То самое доисторическое достояние, которым так бахваливался Том, мол, это просто спасение для таких несведущих душ вроде нас с ним.       Но я вроде как всегда шла просто по умолчанию и не обязана была впрягаться в столь неблагодарное дело.       Впрочем, дальше хуже.       Это вам не добрая учительница начальных классов и искренне полюбившая, как родную дочь, Дэннис. Ох, ну и отлупила же меня своей садо-мазохисткой плеткой достопочтенная Лисандра за каждый неправильно озвученный ответ.       В какой-то момент я даже гавкать была готова начать.       Благо, додумалась опуститься туда, где для такой черни, вроде меня, было самое место, — в выгребную яму.       Причем, в прямом смысле этого слова.       Встав ни свет ни заря, я, боясь за сохранность своих излеченных целебным зельем запястий, прилипла к боку сонному Гарри и на пинках выпнула его на улицу, оправдавшись тем, что работа не ждет. — Отхватила, да? — подначивал он меня на протяжении всего пути через цветочное поле. — Отхватила, — уныло вздохнула в ответ, спросив без особой надежды: — А оплата почасовая или месячная? — Годовая, — беззлобно фыркнул Трумэн, мол, не выкобенивайся. — А если серьезно, то карманных, как ты могла заметить, у меня много, — и, обхватив за шею, весело подмигнул. — Будем отрываться на выходных как следует!       А уже потом, когда мы поедали приготовленный заботливой домовичкой яблочный пирог в бесподобной композиции собранного на заднем плане навоза да постоянно скачущих по округе гиппогрифов, я решила вернуть ему ответку: — Так это правда то, что про вас говорят с Эммой? — А что про нас говорят? — Что вы парочка, — загнула я палец, а следом и второй. — Ну или хотя бы нравитесь друг другу. — И почему ты интересуешься? — лукаво прищурил блеснувшие на солнце глаза Гарри. — Не «насрать» ли? — Очень смешно, — помрачнев от неприятного напоминания говна, которого и так было в избытке, преувеличенно громко вздыхаю. — Просто я вас вроде как шипперю.       А что? Оба старосты с приятной внешностью, еще и на одном курсе учатся.       Просто грех пройти мимо. — «Шипперишь»? — непонимающе нахмурился Гарри. — Это еще что такое?       Ох, уж это отсталое магическое общество. — Сватаю вас, говорю, — ухмыльнулась я. — Подходите уж очень. — Все сложно, — вместо должного ответа пожал плечами Трумэн. — Действительно сложно.       Я тоже пожала плечами.       Потому что не знала, какие сложности вообще могут быть у богатенького чистокровного с извечной улыбкой на лице.

***

      Я проснулась на смутно знакомом поле цветов. Только оно было в два раза красочнее и сочнее обычного. Настолько яркий цвет солнечных лучей и пышных цветочков мог даже вызвать рвотный позыв, не будь происходящее сном. — …всегда будем вместе.       Рассеяно повернувшись в сторону детских голосов, я удивлённо заморгала, увидев на расстоянии протянутой руки двух маленьких детей.       У одного была непослушная шевелюра бесподобного Гарри Трумэна, а у другого… или другой гладкие золотые волосы, ниспадающие до плеч ровным, захватывающим дух водопадом.       Голову я подняла, надо сказать, вовремя, как раз к тому моменту, как пародия Трумэна-младший протягивала в сторону златовласой девочки живописный венок с глуповатой улыбкой: — Когда я вырасту, то обязательно женюсь на тебе, Крис.       Против воли я прыснула в кулак.       Выражение лица ребенка было до того решительным, что сил сдерживаться просто не находилось.       К сожалению, счастье продлилось недолго.       За одну секунду светлый пейзаж переменился мраком темной комнаты и криками визгливой ведьмы, что сотрясая руками воздух, не уставала царапать ногтями лицо перепуганного и не перестававшего лить беззвучные слезы мальчика. — Никогда! — свист. — Мой сын! — снова свист с раздеренной до крови кожей раскрытой спины. — Не будет грязным педиком! — последующие звуки ударов потонули в детском крике.       Запоздало я дернулась вперёд, вытягивая вперёд ладонь.       .       .       .       И с прерывистом стоном распахнула глаза в удушающе мягкой кровати, взглядом наталкиваясь на спящее лицо тревожно нахмурившегося Гарри.       Пальцы прижатые к чужой груди медленно поднялись вверх и остановились на щеке.       Я вспомнила бестолковую улыбку наивного мальчишки из своего сна и, задумчиво прикусив губу, с неприсущей собственному характеру лаской огладила его спящее лицо рукой.       На мгновение свод его темных ресниц затрепетал в испуге, а после он сонно моргнул, приходя в сознание: — Ну ты, конечно, наглая, принцесса. Это вообще-то моя кровать. — Ты очень сильный, Трумэн, — вдруг ни с того ни с сего сорвалось с языка. — И крут. — И крут, — послушно повторила я за ним, наблюдая, как тает его самодовольная ухмылка. — А ещё добрый. Слишком добрый для своего же блага.       Замолчав, «весельчак» всего Хаффлпаффа растянул уголки губ в усталой улыбке, накрыв мою ладонь своей. — Я знаю, — нервно сглотнув. — Иногда это тяжело.

***

Примечание

Гиппогриф (англ. Hippogriff) (ⅩⅩⅩ) — довольно необычное волшебное животное. Туловище, задние ноги и хвост коня, передние лапы, крылья и голова — орлиные; сильный стального цвета клюв и огромные блестящие, как апельсины, глаза[1]. Питается гиппогриф, как и многие хищные птицы, мелкими животными. Имеет не только сильный клюв, но и крепкие острые когти на передних лапах, которые пускает в ход на лету или становясь на дыбы.