Лепестки азалий

— Мне не следовало так говорить, — торопливо проговорил Скримджер. — Это было бестактно. — Отчего же? Всего лишь честно, — отозвался Гарри. Джоан Роулинг Гарри Поттер и Принц-полукровка

***

От третьего лица

***

      Он помнил глухое гудение мотора заведенного автомобиля, что унес ее за границы осевшего в округе тумана. Все еще мог ощутить остатки сладкого запаха меда и корицы от алого, как кровь, шарфа, чья шерсть щекотала ему нос. И никогда не забудет ту легкость, с которой она покинула его, и с которой с его языка вырвался парселтанг:       «Хочу, чтобы ты с-с-сдохла! С-с-сдохни! С-с-сдохни! С-с-сдохни ты уже! Как… Как ты могла отречьс-с-ся от меня, Аз-з-за?!»       Эти слова подобно яду жалили неприятные воспоминания так, будто… будто Том сожалел об этом.       Хотя он не мог.       (Разве тебе известно, что такое сожаление, псих?)       Том был на голову выше всех остальных людей в этом мире. Его внутренний мир не был ограничен такими неприятными и бесполезными вещами, как эмоции. Они не сдавливали его подобно клетке, поэтому он был свободен.       Он был лучшим.       Поэтому единственное, о чем он мог сожалеть в тот день — это о проявленной несдержанности. О том, что поддался сиюминутному глупому импульсу и потерял лицо. Не только в глазах того семейства, отославшего его сестру, но и в своих собственных.       Аза заслуживала смерти.       С этим утверждением Том никогда не спорил.       Порой он даже раздумывал о том, чтобы стать этим самым убийцей.       Палачом, что навсегда оборвет ее ничтожную жизнь, дабы она наконец перестала порочить его безупречную репутацию. Это даже за преступление считать было сложно, учитывая, какое одолжение он бы оказал этому миру.       Без осточертевшего, грязного языка этой оборванки даже воздух вокруг бы стал чище.       Проблема заключалась в том, что наибольшее удовлетворение ее трагическая смерть принесла бы только одному человеку — Тому. Кто-то мог бы сказать, что это не удивительно, что эта несносная девица могла свести с ума любого, что уж говорить о родном брате, вынужденном проводить с ней почти все свое время.       Но этот клубок спутанных чувств был куда глубже.       Том и по сей день отказывается этого признавать, но Азалия заставила его много страдать.       Он страдал из-за того, что она постоянно отталкивала его от себя, неизменно повторяя раздражающее — «Том, ты мешаешь». Страдал от глупости, что она проявляла, не желая делать очередную тонну эссе по Истории Магии, совершенно не думая о приближающихся экзаменах. Страдал из-за того, что образовавшаяся пропасть между ними увеличивалась с каждым прошедшим днем.       Юный темный маг изнывал от желания избавиться от нее.       Избавиться от тупой ноющей боли, что поселилась в нем еще в далеком-далеком детстве, когда старый автомобиль забрал у него единственный источник тепла, оставив с ощущением пустоты, которую едва мог заполнить небрежно повязанный на его шее шарф.       Том ненавидел эту боль.       Том ненавидел Азалию.       Поэтому он пытался верить в то, что с ее исчезновением тяжелая ситуация станет лучше.       Что он не так уж и беспомощен без ее надежной руки, как она однажды заметила.       Что он… не зависим от кого-то вроде нее.       Но когда судьба исполнила его эгоистичную просьбу, и замерший мальчик почувствовал, как стынет ее тело в его дрожащих от переизбытка глухой темной ярости руках, Том снова сорвался.       Он с головой погрузился в пучину диких сомнений и вылезших на поверхность страхов.       Азалия умерла на долгих тринадцать секунд.       Звук ее сердца не отбивался у него в ушах, хотя Том прижимался к ее мокрой груди изо всех сил, тщетно пытаясь ощутить остатки ее живого, необузданного духа. Кусачий холод еще не ушедшей зимы пробирал также сильно, как и в тот день.       И в какой-то момент он искренне испугался, что она действительно исчезнет.       Однако, что останется в этот раз?       Ощущение ее ледяной кожи и неприятно липкой, мокрой одежды, которое и то, стремились у него отобрать, оправдываясь оказанием должной помощи?       Том не хотел смиряться с этим.       Но окружающий мир потонул во мрачной неизвестной темноте задолго до того, как он позволил все это время копившейся внутри него дикой, темной магии выплеснуться наружу. — Мерлин, какие все нынче впечатлительные пошли, — ворчала сливавшаяся с бледной больничной рубашкой темноволосая девочка, ковыряясь в тарелке с такой же нелицеприятно выглядящей кашей. — Всего-то на Кракена хотела полюбоваться и, между прочим, увидела его! Слушай, как думаешь, он тоже к морским змеям относится, а, Том?       Он не ответил.       Том сидел изломанной фигурой на неудобном деревянном стульчике, на котором провел последние шесть часов, и рассеянно скользил взглядом с не отпускающей его пальцев дрожи по гротескно белому как полотно девичьему лицу.       И задавался вопросом.       «Всегда ли она была такой хрупкой?» — Я просто могу поклясться, что слышала его голос! — чересчур бодрым, а главное возбужденным тоном продолжила Азалия, взмахивая ложкой, из-за чего собранная в ней желтая жижа «удачно» приземлилась на его помятую рубашку.       Азалия всегда попадала в разного вида передряги.       В детстве она промышляла грабежами на кухне и нередко наведывалась в опрометчиво открытый сейф ушедшей в запой миссис Коул. В школе она на равных дралась с местными верзилами и не отказывала себе в удовольствии погонять приютскую шпану. В Хогвартсе нарывалась на всех: и на сильных волшебников, и опасных монстров из самого морского дна.       Поэтому Том просто не знал.       Не знал, что с ней делать. — Упс, прости, — без особого сожаления извинилась Азалия. — У тебя на рубашке немножко… а может и множко…       Он одарил ее влажным, измученным взглядом и вобрал в легкие побольше воздуха, готовясь к худшему.       Готовясь признаться в том, что отрицал почти всю свою жизнь. — Я слаб и беспомощен. Моя привязанность к тебе достигла пика и пересекла границы обычных семейных уз, — с покрасневшим кончиком носа и засохшими дорожками слез на щеках, голос его не терял привычной твердости. — И если тебя не станет, я просто сойду с ума.       «Я ненавижу тебя», — с бессильной злостью подумал Том, сжимая пальцы на своих коленях в кулак. — «Я действительно ненавижу тебя».       Скрутившуюся внутри его желудка змею было просто невозможно продолжать игнорировать.       Потому что преследующая его боль стала невыносима. — И хотя бы ради блага этого отвратительно жестокого мира, ты будешь жить, — пообещал он себе. — Не ради меня, так ради других.       Молча выслушав его речь, ошарашенная Азалия задумчиво пожевала губу и осторожно спросила, как будто сомневалась в его вменяемости: — Ты что, так сильно расстроился из-за своей рубашки?       Нет, он точно собирался ее убить.

***

      Самая худшая головомойка, как наивно я полагала, была отнюдь не от Тома.       Этот змееныш всегда сыпал угрозами жизни, когда что-то не шло по его плану, а я, как глубоко несчастный человек, вынужденный прожить с ним почти пол жизни, была привычна к такого рода тирадам.       Нет.       Это был Дамблдор.       Дамблдор, который долго буравя своими добрыми глазами бусинками, таинственно поблескивающими за очками-половинками, вдохновленно нес что-то о студенческой ответственности, братско-сестринских узах и волнении, всколыхнувшем едва ли не весь Хогвартс.       Дамблдор, который, между прочим, являлся достопочтенным Кавалером Ордена Мерлина и будущим героем всея Британии, вливал в мои уши полную… ахинею.       Причем такую, что спустя пять минут его не затыкающегося монотонного и обманчиво добродушного голоса, перед глазами начали прыгать какающие радугой единорожки, приманивающие своей магией под названием «дружба».       В общем, после ухода довольного профессора, я впала в еще больший шок и замешательство, вынужденная обрабатывать насильно вложенную в порядком настрадавшийся мозг информацию.       Вот что значит, «сила» матерого педагога.       Именно таким сумасшедшим в пору становиться директорами.       Лучше уж пусть мучают мелких сосунков, рушащих школьное имущество, чем простой люд.       Хотелось бы мне сказать, что мою чудом выжившую тушку встретили в школьном лазарете с широко распростертыми объятиями, да и вообще как родного человека, но это было бы слишком сладкой ложью.       А ей меня старый маразматик из дома львов и без того щедро откормил.       Поэтому честно признаюсь в том, что мадам Бакси хорошенько оттаскала меня за уши, не слишком нежно обработав ушибы и влив в меня добрую часть мерзопакостных по вкусу зелий, невзирая на все мои презренные «какая мерзость!» и жалобные «я больше не буду».       Я уж молчу, как эта престарелая женщина ворчала насчет моей бедной женской ипостаси, денно и нощно пеняя старомодным, но популярным среди нынешнего общества — «Ты ведь девочка».       Ну или леди, если переводить на еще более устаревший магический лад.       Последние несколько дней заточения в безучастных стенах медпункта и вовсе могли навести тоску, если бы не прибытие нового пациента, которого мадам Баксли с горем пополам погнала в заскрипевшую по соседству кровать. — И никаких «но», молодой человек! — фыркнула боевая медсестра. — Учитывая, как вы ухудшили свое и без того удручающее состояние, не следуя моим предписаниям, я должна буду следить за вами всю следующую неделю.       После чего стуча каблуками своих туфель, упорхнула в ближний кабинет, дабы заняться непосредственным лечением самого горе-пациента.       Задержав взгляд на зеленой нашивке на его груди, я издала веселый смешок, вгрызаясь в зажатое в руке яблоко.       Ну, прямо любимец фортуны, я погляжу! — Чего лыбишься? — весьма невежливо обратился ко мне Крокетт, с кряхтением поднимая на кровать, судя по всему, пораненное колено. — Я, между прочим, сюда из-за тебя загремел. — Чего? — Ты ведь та самая сумасшедшая хаффлпаффка, что метнула в меня сладкую запеченную дрянь? — ухмыльнулся бледнолицый засранец, о чьей аристократической принадлежности я вспомнила только сейчас.       Как грубо.       Хоть и правда. — Я, вообще-то, игру твою спасала, — фыркнула я в ответ. — Нечего было ворон в округе считать. Ты едва удачный бросок для квоффла не проморгал!       Я же не виновата в том, что в их магическом средневековье еще не изобрели телевизоры!       В порыве чувств невольно вразумляешь любимых кумиров с помощью тычков и отрезвляющих ударов, в прямом смысле этого слова. Этот парень, как будто, футбол никогда не смотрел. — То есть в том, что я упал с метлы, виноват я? — неверяще моргнул Винки, чье настоящее длинное имя мне было слишком лень запоминать. — А мозги у тебя оказывается еще шарят, — похвалила я его. — Да и вообще ты бы осторожнее выбирал слова рядом со своей фанаткой. Я ведь могу и на другую сторону перейти! — шуточно пригрозила пальцем.       Да, я та сумасшедшая хаффлпаффка, и что ты мне сделаешь?       Феромоны Хаффлпаффа не позволят тебе меня даже пальцем тронуть!       Третьекурсник пробуравил меня нечитаемым взглядом серых глаз несколько минут, а после все-таки махнул рукой, с удобством устроившись на своем боку и оперившись щекой об свою ладонь, поставил локоть на подушке: — И как же звать эту маленькую фанатку?       Закатив глаза при слове «маленькая», я перегнулась через свою кушетку и по-мальчишески протянула ладонь: — Азалия Риддл, но для моего любимого игрока, так уж и быть, просто «Аза»! — Тогда мой первый вопрос, просто «Аза», — с любопытством прищурил глаза Крокетт. — Ты правда увидела кракена в призрачном озере? — Нет, блять, Ктулху! — рассмеявшись, раздраженно качаю головой из-за жуткой повторяемости данной новости. — Разве благородные аристократишки интересуются подобного рода сплетнями? — Учитывая, что квиддич — это далеко не благородный вид спорта, меня уж точно не назвать образцом подражания, — вполне резонно подметил Крокетт. — Давно квиддичем увлекаешься? — Достаточно для того, чтобы понять, что Слизерин — лучший, — честно призналась я, наблюдая за тем, как тает самомнение лежащего передо мной парня.

***

Примечание.

Орден Мерлина (англ. Order of Merlin) — наивысшая награда в мире волшебников, бывает I, II и III степени. Присуждается за выдающиеся заслуги, чаще всего на поприще борьбы с тёмными волшебниками или спасения жизней волшебников и маглов. Орден был учреждён в XV веке Советом волшебников, предшествовавшим Министерству магии органом власти. В настоящее время орден вручается Министерством магии.