Лепестки азалий

«Величие порождает зависть, зависть рождает зло, ложь — искры зла» — Лорд Волан-де-Морт.

***

— В общем, возвращаюсь я в полночь после обхода и слышу, как из гостиной доносятся странные чавкающие звуки. «Хрум-хрум», «хрум-хрум», — с увлечением изобразил Трумэн жевательный процесс. — Будто людоед погостить пришел, честное слово, да еще и темно там было — хоть глаз выколи. Я, естественно, приготовился к бою, вынул палочку, ступил на территорию врага. Людоед по мере наступления не обернулся, отчего я заподозрил неладное. Шепчу «Люмос»… — опустившись до самого шепота, тем самым захватив все внимание публики, этот недо-шапито заорал во всю мочь своих легких. — И ТАМ ОНА! ПЕРВОКУРСНИЦА С НАБИТЫМ, КАК У ВЕНДИГО, РТОМ!       Прошла одна секунда дезориентированного молчания, вторая с пронесшимся среди старшекурсников несмелым гомоном пришедшей в себя толпы и третья с подхватившими веселый смех старосты студентами, которые так или иначе привлекли внимание остальных.       Поймав глазами искрящийся в солнечных лучах взгляд ночного болтуна, еще недавно клявшегося хранить молчание до самой смерти, раздраженно закатываю глаза, когда тот беззаботно подмигивает, показывая на меня пальцем.       Ей-богу, прямо аттракцион «почувствуй себя живым перфомансом» для не знающих, чем себя занять, незрелых волшебников. Еще бы не разглядывали, как какого-то дикого зверя в зоопарке, или платили за просмотр — терпеть бы можно было. — Хватит! — громко зазвенели столовые приборы с поставленной на стол тарелкой усевшейся напротив Харпер, протиснувшейся между двумя смущенными неожиданным приходом взрослой девушки первокурсниками. — У Азы и так стресс из-за того, что случилось с ее братом, так тут еще и вы напираете. Уж от кого-от кого, но от тебя, Гарри, я такого не ожидала!       А что не так с моим дьявольским отродьем?       Полежал пару часов в лазарете на потеху публике, устроил чарующий театр одного драматичного актера и незаметно уполз назад в свою обитель, аккурат в то время, когда взволнованные профессора начали разбираться с тем, что произошло накануне «Змеиной ночи».       Убить-то никто никого не убил, но вот покалечили всех серьезно.       Кроме Тома.       Как и всегда, этот скользкий засранец вышел сухим из воды.       Не удивлюсь, если и царапины он оставил себе сам, ради придания должного эффекта. — Как он, кстати? — устремилась в мою сторону группа то ли любопытных, то ли беспокойных глаз.       «Попробовал промыть мои мозги, натравил парочку змей и выдрал огромный клок волос по истечении небольшой потасовки», — в задумчивости почесав сквозь ощутимо уменьшившиеся в объеме волосы затылок, мысленно отрапортовала в ответ, однако вслух поделилась информацией совсем другого сорта. — До сих пор хворает и на одной лишь силе воли держится за учебным столом, — со скорбным видом вынесла я приговор, выдержав томительную паузу. — Мы были бы вам безмерно благодарны, если бы в сей трудный час вы оказали бедным сиротам материальную или хоть мало-мальски полезную поддержку. — Солнышко, ну что за вопросы? Я и так планировала предложить это, — промокнув платком на бледном лице выступившие слезы, златовласая красавица добро улыбнулась.       Очередную пронесшуюся по столу волну громкого шума я встретила с широкой улыбкой неподдельного счастья, потому что звук зазвеневших монет, стабильно капавших в мою копилку, казался нежнейшей симфонией, которую когда-либо мог создать музыкант.

***

      Общая сумма собралась небольшая: всего семь галеонов и три сикля.       Что неудивительно, большинство студентов совершало так называемые «пожертвования» чисто ради забавы. Порадовал только один смуглый подслеповатый на вид «шумерский принц» с затуманенным взором, который милостиво подбросил пять золотых монет, добавив, что я хоть не альмея, но развлечь его таки смогла.       Хороший парень, несмотря на то, что выглядит как какой-нибудь опиумный наркоман во власти всеобщей эйфории.       От горсти насыпавшегося в руки золота во мне даже проснулось алчное и свойственное каждому смертному желание узнать имя (наивного простачка, чьи деньги не пахнут) будущего глубокоуважаемого спонсора. — Как вас зовут… — не в силах покраснеть и спрятать наверняка зажегшиеся недобрым огнем глаза, якобы «смущенно» опустила я голову вниз, уставившись на стоящие напротив кожаные ботинки, украшенные золотой вязью непонятных египетских слов. — …господин щедрый маг?       Слух словил его приглушенный смешок, а затылок прожгла сила чужого взгляда. — Зефиринус Шепре-Менетнашт Шаффик.       Застыв живым изваянием, резко вскидываю подбородок вверх, недоверчиво смотря на абсолютно спокойное, явно не раскидывающееся легкомысленными шутками направо и налево лицо старшего мага, что был, похоже, абсолютно серьезен при произношении этой невразумительной мантры вслух.       Зефриус Шенти-Менети Шаффик?       Нет, что-то не сходится.       Зефрус Шенети-Мантори Шарфик?       Но я ведь точно помню, что там было что-то связанное со сладким зефиром... И кстати откуда тут появился шарф?       Бросив бесцельные попытки повторить вслед за знатной особой, вместо столь неблагодарного занятия растягиваю уголки губ в премилой улыбке и бодрым непринужденным тоном ставлю непоколебимую точку в данном вопросе: — Понятно, буду звать тебя Зефиром!       Также кротко улыбнувшись в ответ, Шаффик милостиво кивнул, чем я поспешила воспользоваться, ретировавшись в библиотеку за чудищем не меньших габаритов, если уж не хуже.       Увидев безупречно уложенные завитки темных, отливавших мрачным чернильным светом волос за непропорционально огромным фолиантом, против воли закатываю глаза, думая, что решать семейные ссоры в кругу книжных стеллажей постепенно становится своеобразной традицией рода Гонт.       Громкая фамилия, мне нравится.       Надо будет не забыть наведаться в Тайную комнату, чтобы подтвердить наследие и опередить одного изобретательного и охочего до власти змееныша. — Твоя слава идет впереди тебя, Том, уже пожертвования в твою честь делают, — залившись смехом, наглядно демонстрирую мешочек звонких галеонов, вовремя пряча за пазуху из-за бросившегося за ним темного мага. — И ты приняла их? — зашипел Том, выпучив яростные глаза. — Где твоя гордость, Аза? — В наших обстоятельствах тебе давно пора забыть про это слово, дружок, — залихватски подмигнув, толкаю его в грудь, заставив сесть на место. — А если серьезно, то когда ты уже успокоишься? Ты прошел чертовски сложный обряд инициации, запугав старшие курсы и впечатлив младшие, вдобавок ко всему накостылял мне, как следует выпустив пар! Понятия не имею, что тебе еще нужно.       Фыркнув, будущий Ужас Магической Британии подозрительно усталым жестом помассировал переносицу: — Я чудом не сжег магическое ядро, шестикурсники, которым не повезло попасть в лазарет после того взрыва, жаждут отмщения, а лицедейный Слагхорн готов закрыть глаза на любые зверства в угоду чистокровным. Если ты называешь это выигрышным положением дел, то я серьезно сомневаюсь в наличии левого полушария твоего мозга. — Уж будь добр тогда просветить, в чем суть.       Вздохнув, стараясь показать всем своим видом, насколько ему наскучило общество необразованных орангутангов, личинка Темного Лорда как и всегда подошла к теме проблемы издалека: — Тебе когда-нибудь доводилось слышать термин «Дикая охота»?       Смутно перед глазами пронеслась внушающая страх и ужас колесница с воинственно восседавшим на ней полчищем демонов, призраков и прочей нечисти верхом на бешеных гиенах.       Усмехнувшись, я скептически выгнула бровь: — Демоны что, спускались по ваши души? — Они были охотниками, а мы — их жертвами, — глухо промолвил он, расплываясь в злорадной усмешке. — Однако я, в отличие от этих бездарей, позаботился о том, чтобы подготовиться к предстоящей ночи заранее. Компоненты хлора и фтора в магическом мире практически не ценятся, поэтому профессор Слагхорн не заметил пропажи, а к небольшому взрыву у тупика второго этажа никто не смог прикопаться из-за отсутствия магического воздействия.       Теперь понятно, из-за кого содрогался замок поздней ночью. — Ты ведь понимаешь, что тебя могли и все еще могут посадить в Азкабан, бесславный Герострат? — Вряд ли кто-то из этих холеных выскочек осмелится признаться в том, что их обвел вокруг пальца ничего не значащий первокурсник, — небрежно отмахнулся Том, точно отгонял надоедливого комара, сфокусировавшись на отложенной книге. — Лучше расскажи о том, как прошло ваше посвящение. Окружающие несут какую-то околесицу, будто вам всерьез поручили выпить… — Мы должны были выпить горячий какао, не поморщившись в лице, — перебила я его с невозможно широкой улыбкой на устах, запоздало вспомнив. — О, а еще обвести усы Кадмаду несмывающимися чернилами, не разбудив его по пути!       На донесшееся в свой адрес пыхтение сердце вспорхнуло на небеса. — Что и ожидалось от мягкотелого факультета тупоголовых добряков, — выплюнул он с горящими от злости скулами. — Ты просто завидуешь тому, что тебе пришлось надрывать задницу, чтобы стать частью высокомерных снобов, а мне даже пальцем шевелить ради признания своих не пришлось, — распеваю с гадкой ухмылкой, вытягивая перед собой указательный палец. — Заткнись.

***

Примечание.

Вендиго или виндиго[1] (англ. Wendigo или англ. Windigo) — дух-людоед в мифологии алгонкинов[2][3]. Первоначально воспринимался как символ ненасытного голода и голодной зимы, впоследствии стал служить предостережением против любых излишеств человеческого поведения[4]. С данным мифом связан культуральный синдром «вендиго», который встречался среди алгонкинских племён[5]. Альмея, альма или алмея (масри عالمة, [almeh], точнее [alime][1], араб. عالِمة‎ досл. «искусная или учёная женщина»; фр. almée, англ. аlmeh) — танцовщица, певица и женщина-музыкант высокого ранга, которая была должна в гаремах развлекать женщин[2] богатых и знатных господ в арабском Египте. Мюли — туфли без задника. Менетнашт — власть. Шепре — Шепре — один из мало распространенных богов, относящихся к группе бога Амона. В нем воплощено представление о самозарождении. На голове — жук скарабей — символ самозарождения. Иногда вся голова этого бога рисовалась жуком-скарабеем (такой бог встречен в гробнице Нефертити). Левое полушарие — обеспечивает теоретическое мышление, грамматическое оформление высказывания и характеристику свойств предметов. Геростра́т — житель древнегреческого города Эфеса, который сжёг храм Артемиды в своём родном городе летом 356 года до н. э. По рассказу древнегреческого историка Феопомпа, Герострат сознался во время пытки, что поджёг храм для того, чтобы его имя помнили потомки.